ЗВЕЗДА МОЛЧАНИЯ

Известному воронежскому поэту, нашему постоянному автору Валентину Нервину исполнилось 70 лет. Редакция журнала «Подъём» поздравляет Валентина Михайловича с юбилеем и желает здоровья и дальнейших творческих высот. Предлагаем читателям публикацию его новых стихотворений и размышления Владимира Спектора о его поэзии.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   

 

 

 

В ПУТИ

 

… А вам случалось перед сном,

в купе, по ходу разговора,

листать пейзажи за окном

безотносительно повтора?

И так всю жизнь:

прощай-прости! –

беседа длится, поезд мчится,

а мы встречаемся в пути.

И ничего не повторится…

 

*  *  *

 

На площади возле вокзала,

где мается пришлый народ,

блажная цыганка гадала

кому-то судьбу наперед.

И было, в конечном итоге,

понятно, зачем и куда

по Юго-Восточной дороге

ночные бегут поезда.

Когда,

на каком полустанке

из полузабытого сна

гадание этой цыганки

аукнется, чтобы сполна

довериться и достучаться

и чтобы – в означенный час –

по линии жизни домчаться –

до линии сердца как раз!

 

*  *  *

 

Жизнь повсюду хороша,

только нравы одичали,

оттого моя душа –

территория печали.

Я не ангел, не герой –

человек обыкновенный,

но случается порой

притяжение Вселенной.

Вероятно, потому

и горит звезда молчанья,

уводя по одному

от земного одичанья.

 

*  *  *

 

Сидит человек у реки

и слушает голос воды,

и мысли его далеки

от века

на круге беды.

А век человека влечет

по той траектории, где

река никуда не течет

и только

круги по воде.

 

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

Зачем-то полез на чердак,

а там – среди всякого хлама –

среди бесполезных бумаг

лежала твоя телеграмма.

Сто лет пролетело со дня

рожденья, когда это было! –

но ты поздравляешь меня,

хотя даже дату забыла…

 

*  *  *

 

Любой печали вопреки,

пока погода позволяла,

ты каждый вечер у реки,

простоволосая, стояла.

Там упования просты,

переживания бесплотны –

душа со звездами на «ты»

по праву птицы перелетной.

Река не знала, почему, –

пока дожди не зарядили:

по отраженью твоему

загадочные звезды плыли.

 

*  *  *

 

Друг друга отражают зеркала…

           

Г. Иванов

 

Когда сентиментальная Луна

заходится маниакальным светом,

я понимаю: красная цена

твоей любви – пятак… на свете этом.

Еще не зачехлили зеркала,

которые застыли между нами,

а ты уже, наверное, была

иными озабочена делами.

Я вглядываюсь в собственные сны

и различаю темную, сквозную,

зеркальную проекцию земную

на оборотной стороне Луны.

 

*  *  *

 

Свято место – кухонька да спальня,

лампочка сиротская горит;

все твои маршруты радиальны,

потому кончаются навзрыд.

Ну какая, к дьяволу, фактура,

что за пьянка, господи прости,

ежели торшер без абажура,

ежели на службу к девяти?

Хорошо гулять напропалую,

но витиевато чересчур;

надо выезжать на кольцевую –

покупать торшеру абажур.

 

*  *  *

 

Прохлада с гор

спускается в долину,

по склонам облаков переходя

и разминая спекшуюся глину

стремительными каплями дождя.

Закрыв глаза, по запаху прибоя

и вкусу виноградного вина

который век спускаюсь за тобою

в долину тектонического сна.

Глоток-другой забытого «Агдама» –

и, наконец, увижу, как живых,

из глины сотворенного Адама

и женщину

из капель дождевых…

 

ЮЖНОЕ

 

Пряный запах южного курорта,

белые магнолии в цвету;

по дороге от аэропорта

карамель растаяла во рту.

Поселюсь у самого залива

у седого грека-чудака,

чтобы видеть, как неторопливо

море переходит в облака.

Содержатель маленькой таверны,

где всегда столуются в кредит,

обожает Грина и Жюль Верна,

говорит красиво и навзрыд.

Винный погреб – делу не помеха:

можно, выпивая перед сном,

слушать укороченное эхо

вечного прибоя за окном.

А потом хозяйке, до упаду,

заливать за дружную семью,

за великолепную Элладу,

за дурную голову мою.

Только море – цвета перламутра,

долгий разговор накоротке,

и, неувядающий наутро,

виноградный вкус на языке…

 

*  *  *

 

На самом краю Казантипа,

где море встает на дыбы,

на фрейдовский комплекс Эдипа

выходит кривая судьбы.

Знакомое чувство: как будто

стремился всю жизнь напролет

туда, где Татарская бухта

морскими огнями цветет.

Сакральное право земное

записано мне на роду,

и знаю, что станет со мною,

когда я на берег приду,

когда перебесится море,

звезда на Боспоре вздохнет –

и женщина в греческом хоре

высокую ноту возьмет.

 

*  *  *

 

Как одинокая луна

сияла женщина на пляже –

ничья на свете не жена

и не возлюбленная даже.

Она морскую глубину

хранила, как зеницу ока,

но кто польстится на луну,

хотя она и одинока?

Народ приехал отдохнуть,

и нет желанья никакого

по-человечески тонуть

за ту луну со дна морского.

 

Похоже, и любовь моя

определяется тобою

по линии небытия,

а не по линии прибоя.

 

*  *  *

 

…и на кого же, спрашивается, пенять,

если не все бессмертны, по крайней мере?..

Я не могу постичь,

но могу понять:

каждому воздается

по высшей вере.

Где-нибудь за терриконами наших дней,

за рубежом галактического кошмара

вера неистребима,

и перед ней

время имеет форму

Земного шара.

 

РОЖДЁН ПОД СОЗВЕЗДИЕМ ЛИРЫ

 

Валентин Нервин. По следу Орфея. Книга новых стихотворений. – Воронеж: АО «Воронежская областная типография», 2025. – 96 с.

Не так давно на одном из интернет-форумов я стал свидетелем дискуссии на тему, кого можно называть мастерами художественного слова. Лидерами обсуждения тогда стали резиденты камеди-клуба, стендаперы, блогеры, рэперы, телеведущие… Под конец вспомнили о писателях. Журналистов не упоминали вовсе. Конечно, можно сказать, что это частное мнение посетителей одной из интернет-площадок. Тем не менее в этих суждениях – отражение настроения в обществе, в котором поэты и писатели давно уже не инженеры человеческих душ, а в лучшем случае – подсобные рабочие. Можно, конечно, быть и рабочим в мире книг и душевных устремлений. Ведь писал Маяковский: «Я – дровосек / дремучего леса / мыслей, / извитых лианами книжников, / душ человечьих искусный слесарь, / каменотёс сердец булыжников».

Так или иначе, результаты дискуссии озадачивали и удивляли. Понятно, что время меняется и поэты давно уже не властители умов и настроений. Но владение словом, умение (по крайней мере, стремление к этому) выразить в стихах свою мысль так, как никто, кроме тебя, это не сделает, найдя лучшие слова и расположив их в лучшем порядке, – это всегда было свойством настоящей поэзии, обрамлённой талантом и вдохновением. Почему сейчас это забывается – вопрос и к поэтам, и к читателям (в надежде на то, что их всё ещё достаточно и их мнение не менее весомо, чем утверждения участников интернет-дискуссий). Видимо, ситуация подспудно беспокоит и поэтов. Подтверждение этому – новая книга стихотворений одного из лучших авторов современной русской поэзии Валентина Нервина. В ней он достаточно много говорит о поэзии в жизни и жизни в поэзии, о судьбе поэта, щедрой на беспокойство и скупой на благополучие. Впрочем, так было всегда, и всё же судьба, «которой обречён, за что поэтом наречён» – это не награда и не наказание. Это «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь». А чего больше – вот как раз судьба и покажет. А заодно подтвердит или опровергнет наличие мастерства в художественном слове.

«За повседневными делами, / перемогая немоту, / поэты спорят с зеркалами / и заклинают пустоту. / Короткой будет или длинной / земная жизнь – одна беда: / завесят зеркало в гостиной / и разойдутся кто куда. / Но сохраняется веками, / боль и надежду затая, / поэзия на амальгаме / зеркального небытия».

«Обживая миры и квартиры, / пребывая у всех на виду, / я рождён под созвездием Лиры / и в созвездие Лиры уйду».

Рождённые под созвездием Лиры идущие по следу Орфея поэты, в судьбе которых талант реализовался в мастерство владения словом, пишут о том, что волнует не только их самих, но и читателей. Когда на одном из творческих вечеров Валентина Нервина спросили: «О чём ваши стихи?», он ответил просто: «О жизни». Ответ насколько общий, настолько и точный. Ведь поэт не может писать ни о чём, кроме жизни – своей, поколения, страны, семьи. В ней всё: любовь или её отсутствие, война и мир, падения и взлёты. Всё, что тревожит ум и сердце, проявляется в стихах, если они написаны от души. Не зря говорят, что поэзия – это самый искренний вид литературного искусства. Поэты действительно пишут о жизни, где добро и зло в бесконечном сражении за свободу и справедливость ищут ответ на вечный вопрос «быть или не быть?», и поиск правды освещает эту борьбу. Пишут о Родине и дороге к счастью, которое, казалось бы, рядом, но путь к нему проложен от жизни до смерти. И, конечно, о любви, в том числе материнской, что помогает не сбиться с курса, не забывая о совести и чести, а это, как выясняется, очень непросто.

«В те годы, / где мама живая, / где красные флаги вразнос, / я прыгал с подножки трамвая, / который летел под откос. / По радио марши звучали, / когда я шагал налегке, / и не было большей печали, / чем двойка в моём дневнике. / Враждебные вихри кружили / в какой-то чужой стороне, / а мы замечательно жили / в огромной трамвайной стране. / По совести, не сознавая, / что за наступающим днём / я прыгну с подножки трамвая, / а мама останется в нём».

Стихи Валентина Нервина подкупают не только трогательностью и сердечностью тона. Их логическая ясность и афористичность формулировок выдают в нём выпускника математической школы и экономического факультета, а не филологического.

Но, как сказал классик, «математика ещё никому не помешала». Напротив, аналитическое мышление, стремление к гармонии и пропорциональности только обогащают поэтический дар, позволяя находить точные, выверенные слова для выражения мыслей и чувств. О чём бы ни писал поэт, он это делает так, как присуще лишь ему, в своём стиле, в собственной манере, что, впрочем, и является признаком мастерства в любом деле, и поэзия здесь не исключение. Вероятно, из всего разнообразия тем есть одна, которая для каждого автора сопряжена с болью потерь и трагизмом поломанных судеб, разрушенных городов и деревень. В новой книге Нервина – стихи не только о мирном времени, но и о войне. Отдавая дань традициям, он и здесь, следуя своему таланту, пишет искренно и пронзительно.

«Была война, как таковая, – / земля ходила ходуном; / упала бомба роковая / на их многоэтажный дом. / А мать с утра ушла за хлебом / и за картошкой на обед; / вернулась, а под этим небом / ни дома нет, ни сына нет. / Она жила: не голосила, / не причитала до седин / и лишь во сне искала сына / среди руин…»

Не изменяет Валентин Нервин себе и в том, что в книге появились новые стихотворения, посвящённые любимому Воронежу. Не зря в одной из рецензий поэта назвали певцом родного края. Он говорит о своём городе как о близком друге – с теплотой, уважением и внутренней интонацией родственности. Воронежское время живёт в его памяти, в нём свет и тень, дыхание прошлого и настоящего, и всё это поэт улавливает и бережно превращает в строки.

«Город на глобусе не различишь: / малозаметная точка всего лишь – / даже Лос-Анджелес или Париж. / Или Воронеж. / Каждый по-своему плох и хорош, / в каждом свои тараканы и крысы; / куча забот, а любви ни на грош – / баксы да визы. / Глобус однажды сотрётся в труху, / время окрысится – и не догонишь. / Выгляну в небо, а там, наверху, / тоже Воронеж».

«Бытует такое поверье, / что люди в иные года / могли превращаться в деревья, / когда настигала беда. / Их корни в земной сердцевине, /а кроны ушли в небеса – / по русской судьбе и равнине / повсюду такие леса».

Стихи Валентина Нервина обращаются к читателю как живые собеседники. Они честные, ироничные, временами грустные, но чаще – вопреки всему – весёлые. И за это хочется сказать автору особое спасибо. Ведь, как он утверждает, «весёлых нот у жизни больше, слава богу». Даже с учётом того, что поэты (и не только) привычны к тому, что приходится ходить «по лезвию строки». Но и не забывая о любви, без которой поэзия и жизнь просто невозможны. И в этих стихотворениях Валентин Нервин находит свою интонацию, словно демонстрируя, как самобытное мастерство, воплощаясь во владение словом, рождает речь и в ней всю красоту, даруемую мыслью и чувством.

«От Ветхого до Нового Завета / природа человека такова, / что в ореоле призрачного света / он забывает верные слова. / На что мне слово и на что мне слава? – / я на Голгофе памяти стою, / не в силах потерять земное право / на боль мою и на любовь твою».

«Теперь иным богам приносятся дары – / не вечен даже Рим, но так уж получилось: / проносятся века и рушатся миры, / а ты, моя любовь, ничуть не изменилась».

Любовь, судьба, дорога, Родина, поэзия… Всё это неизбывные приметы жизни и времени, в котором поэзия не всегда заметна, но ощутима в мерцании света, аромате полдня, колебании трав и небесного простора. И даже в частушечных ритмах рэпа, газетных фразах стендапа и банальности блогосферы тоже есть проблески поэзии. Может, потому и претендуют их адепты на звания мастеров художественного слова… А настоящие стихи – это ещё и всегда позиция. Которая отражается в поэзии не только светом, но и тревогами, сомнениями, болью. Всё как в жизни, в которой случаются разные периоды. Но даже во «время барахолки книги терпеливо ждут, что их достанут с дальней полки и непременно перечтут». Конечно, перечтут. И, может быть, это волшебным образом поможет чуть лучше разобраться, понять и оценить происходящее. Так бывало, и не раз. И так будет, пока пишутся стихи, пока существует настоящая поэзия. Такая, как в стихах Валентина Нервина.

«Снова поэту живётся невесело, / по временам вообще не житьё: / мало кому интересна поэзия, / и не всегда понимают её». «Как истинный поэт, не чующий подвоха, / уйду, когда судьба напишет на роду. / Но я вернусь опять, когда вам будет плохо, / а будет хорошо – тем более приду».

Владимир СПЕКТОР