Русский север

ХУДОЖНИК

 

Знакомый художник, угрюмый и желчный,

В богемной среде проявлял эпатаж.

Он жил одиноко, без славы и женщин —

В хрущевке квартирка, последний этаж.

Когда-то женат был на некой певице,

«Звездила» на сценах, гуляла, пила,

И чтоб не повеситься, чтобы не спиться,

Прогнал эту дуру — и все тут дела.

Он жил и старел в непонятной печали.

К нему заходил я в былые года,

Мы много курили и в креслах молчали,

Читал свои вирши ему иногда.

Куда-то глядел он и как бы не слушал.

Я после испытывал чуть ли не шок,

Когда говорил мне, что это вот лучше,

А это не тронуло, просто стишок.

Он мог сибаритствовать, спать до обеда,

Потом вдохновенно до ночи творить,

Часами торчать перед старым мольбертом

И фирменный борщ свой на плитке варить.

Нахмурилась осень, и тихо он умер.

Пришли лишь немногие к гробу Творца;

Свезли в крематорий и скорбную урну

Потом прикопали к могиле отца.

На кухоньке в банках прогоркла капуста,

В раскрытом шкафу никакого добра.

Однажды явились чины от искусства,

Чтоб в местный музей что-нибудь отобрать.

Застыли мужчины и ахнули дамы,

Слезинки восторга сверкнули у глаз,

Какое богатство открылось им в рамах

И в стопках без рам, что пылились в углах!

Счастливые лица, веселые краски

Сияли с полотен и брызгали свет…

И лишь среди них выделялся контрастом

Угрюмо-задумчивый автопортрет.

 

ВСТРЕЧА

 

Молодость гуляла, бедрами качала.

Старость наблюдала, сидя у дороги.

Молодость гуляла и не замечала,

Как туман цеплялся ей за босы ноги…

 

«Выйду на дорогу, — молодость решила. —

Нарвала цветов я, что мне в поле делать?»

Старость у дороги тень свою сушила,

Из-под темной шали ласково глядела…

 

Молодость на старость глянула брезгливо,

Ветхую черницу обходя надменно.

Старость улыбнулась: «Как же ты красива!

Но тебя сгублю я, девка, непременно…».

 

Встала и вдогонку рукавом махнула —

Зашумели в поле белые бураны,

В сердце ретивое холодом дохнуло…

Все бы ничего бы, но зачем так рано?

 

Ну зачем так рано, ну зачем так быстро

Пухом лебединым разлетелись годы,

Горькою морщинкой, прядью серебристой

Крепко зацепила злая непогода?

 

…Молодость другая в голубую кружку

Ягоды сбирала, по цветку гадала…

Молодость былая седенькой старушкой,

Сидя у дороги, девку поджидала.

 

РУССКИЙ СЕВЕР

 

Средь камней изумрудная травка,

Глубже с метр — уже мерзлота.

Вроде лето, а прут без антрактов

Стаи туч… и тоска еще та.

Еще та, говорю я, погодка!

Голый берег под светом скупым,

Лишь у кромки тяжелая лодка

Спит тревожно, как пес на цепи.

 

Выше! к людям! к амбарам и избам,

К тем продутым ветрами местам,

Где отсутствуют всякие «измы»,

Жизнь сурова и с виду проста.

Там соленая рыба в подклетях,

В тихих комнатах строгий уют;

Там на кольях развешены сети,

И поморы в бахилах идут.

…Тучи, тучи — сплошная морока,

Воздух даже на ощупь свинцов;

И в пальтишке стоит одиноко

Кто-то грустный, как трезвый Рубцов.

Эта близость студеного моря,

Эти сивых туманов слои…

Храм бревенчатый стойко на взгорье

Держит ржавые шлемы свои.

Он давно уже необитаем.

Лишь в окошке глухом в темный час

Желтый отсвет дрожит… Словно тайно

Кто-то молится. Может, за нас.

 

* * *

В это лето, мама, в эту осень

Почему-то разжужжались осы,

Змеи и лягушки расплодились

Там, где никогда не заводились.

По дворам, дорогам, по опушкам,

Будто блохи, прыгают лягушки.

Прямо в селах черные гадюки

Жалят и за ноги, и за руки.

Злые осы в двери залетают…

Им чего на воле не хватает?

Ладно, гады, ладно бы, кусают,

Тут чернее тучи нависают:

Каждый год подземные удары,

Смерчи, наводненья да пожары,

Род людской и вовсе обезумел —

Лезет сам в клокочущий Везувий…

Не связать подобные явленья

Лишь с одним глобальным потепленьем.

Это мгла сгустилась моровая…

Это, мама, третья мировая.

 

САД

 

Предзимью всю печаль передоверив,

Октябрь отшептал…

В пустом саду,

Как на гравюре, черные деревья

Кривых ветвей явили наготу.

Примолкло все: остывшие тропинки,

И за ночь поседевшая трава,

И та скамейка с выгнутою спинкой…

…Листва так ломко хрустнула сперва;

Возню небесных хлябей укрощая,

Морозец молодой дохнул затем —

И падал снег… деревья превращая

В букеты свежих, сонных хризантем.

Захочется на миг побыть счастливым,

Любимым быть захочется опять,

Средь яблонь одиноким черносливом

В том белом сне без шапки постоять…

Но вдруг кольнет, что все не так отныне,

Что прежнего себя не повторить,

Вот — сердце есть, но в нем сверкает иней,

Вон — есть цветы, но некому дарить.

 

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

 

Пожилые женщины, подруги,

Вечерами ходят по округе,

Не спеша пройдутся по тропинкам,

Завернут к березам и осинкам —

Легче им дышать среди деревьев,

Чем в своей разрушенной деревне…

Та, что старше, — чопорна немножко,

В белой блузке со старинной брошкой,

Седовласа — симпатична, впрочем,

Сельская учительница в прошлом.

Что помладше, та в платке неярком,

Бывшая советская доярка,

В серой кофте, в платьишке обычном,

Тоже с сединой и симпатична.

У одной ночных бессонниц муки,

У другой от доек ломит руки,

Пусть они по-разному прожили,

Но всегда друг дружкой дорожили.

Две судьбы закатных, две подруги

Не бесцельно бродят по округе,

Русские стихи с душой читают…

…Все их сумасшедшими считают.

 

ПОСЛЕ СВО. НОВОРОССИЯ

 

Девчонка в лес по ягоды пошла,

Назад в слезах без ягод прибежала:

«Там… что-то там…» — рукою повела,

К мамульке прижималась и дрожала.

 

В лесопосадки взрослые пошли,

Куда она со страхом показала.

Не сразу, но то место все ж нашли,

Что сильно так девчушку испугало.

 

Другая жизнь, и вид вокруг иной,

Всю нечисть распатронили поскольку,

В деревьях, покалеченных войной,

Листва прикрыла раны от осколков.

 

Горячий день клонился на закат…

А на поляне в тишине лучистой

В траве валялся ржавый автомат

И в бронике скелет укронациста.

 

ЗАКАТ

 

…Туча вздыбилась в полном безмолвии;

Жаркой лавой залит горизонт…

Нервно чиркают дальние молнии —

Там небесная битва идет.

Даль дымит, тишиной утнетенная,

В грозных отсветах алая высь —

Рать крылатая с силами темными

Снова в схватке вселенской сошлись…

 

Перед заревом тоненькой свечкой,

С замирающим сердцем в груди,

Беззащитный стоит человечек,

В это страшное небо глядит.

 

…На пределе клубится сражение,

Но великий грядет перелом —

Он плеснется в зрачках отражением,

Но и это исчезнет потом.

Плавно схлопнутся своды вечерние;

И сквозь щели незримые в них

Перья белые с иглами черными,

Догорая, осыпятся вниз…

 

В бездну сдвинутся сгустки багровые,

Бесовщине, разбитой вдогон,

И Архангела крылья махровые

Мощным взмахом погасят огонь…

Вновь пришлось совершить небывалое,

Чтоб нашествие зла превозмочь,

Чтоб спустилась на землю усталую

В звездных россыпях свежая ночь.

 

---

Александр Дмитриевич Раевский родился в 1951 году в селе Алабуга Новосибирской области. Окончил Новокузнецкий педагогический институт, Иркутское пожарно-техническое училище. Служил в пожарной охране МВД, капитан в отставке. Печатался в центральных и региональных журналах, альманахах и сборниках. Автор шести поэтических книг. Лауреат премии журнала «Наш современник». Член Союза писателей России. Живет в Новокузнецке.