Брат мой сентябрь

* * *

 

Поверивши судьбе и все начав сначала,

Построим тихий дом в деревне у Глушца.

Там будет жить любовь, мой пес, твоя гитара,

А рядом будет сад и сосны у крыльца.

 

И потихоньку жизнь наладится, и снова

Нас станут навещать из города друзья,

И я забуду боль, и призраки былого

Не потревожат нас, по памяти скользя.

 

И, может быть, когда над кромкой леса ало,

И вечер спустится, заиндевело-сед,

Увидев свет в окне, снег отряхнет устало

И к нам зайдет на чай задумчивый сосед.

 

Я разолью вино домашнее в бокалы,

Вы будете курить, присев пред очагом.

Гитару ты возьмешь. И ночи будет мало

За чаем и вином, шансоном и Сайге…

 

И много дней пройдет. И сменит зиму лето.

И много минет лет. И станет взрослым сад.

Состарится сосна, что над крыльцом воздета,

И память заболит, как жизнь тому назад.

 

И в этот самый день, сама того не зная,

Я больше не смогу тебя, мой друг, любить,

Уже не захочу ни ла­ски, ни вина я,

Ослабнет, задрожав, невидимая нить.

 

И в этот самый день все песни станут стары,

И я не подниму уже усталых век,

И тихо кану в ночь под перебор гитары

Послушать, как идет по Дятловичам снег…

 

* * *

Ивану Бисеву

 

Брат мой сентябрь, зачем это странное время?

Кануло лето, а снегу еще рановато.

Сад по ночам отрясает сладчайшее бремя

Яблок последних с июль­ским густым ароматом.

 

Память светлеет. И ближе прозрачные дали.

Кажется, шаг лишь — и жизнь до конца прояснится.

Но холодеет. И астры почти что увяли,

А у листвы опадающей запах корицы.

 

Брат мой сентябрь, беззвучный хорал листопада

Трогает больше, чем Бах в кафедральном соборе.

Жизнь паутинкой трепещет на солнце, и рада

Мелочи каждой, уже не стесняясь, что вскоре

 

Время наступит, когда не покажется странным

Сон предпочесть неоконченным строкам сонета…

Слышишь, в саду осторожные бродят туманы

И оседают на яблоках перед рассветом.

 

Брат мой сентябрь, к чему все слова укоризны?

Осень все явственней в звуках пастушьей жалейки.

Хлеб на столе. И всего-то осталось от жизни —

Несколько яблок на синей садовой скамейке…

 

* * *

Ох, какая тоска здесь бывает в предзимнюю пору…

Будто сон, и кричишь, и не можешь проснуться никак.

И захочешь уехать, но мимо проносится скорый —

Этой станции нет. Осыпается грохот в веках.

 

И зайдется душа не своей, небывалой виною…

Боже, как голосит воронье на бесхозных церквах!

А вагоны летели тугой колеею степною,

И полынною пылью состав поседелый пропах.

 

Вот тогда и настигло в том давнем, почти что не бывшем —

Босоногие дети, в степи безымянный разъезд…

Дождь слепой барабанил по гулким пропыленным крышам,

И летели вагоны куда-то, где станция есть…

 

Таково расписанье, и все происходит, как надо,

И не может состав на конечный свой пункт опоздать.

И не надо кричать, и махать вслед вагонам не надо —

Просто в этой степи никогда не стоят поезда.

 

Отчего же душа так пощады опять запросила

Под немыслимой ношей чужой и кромешной вины?

Разве есть где-нибудь в самом деле на свете Россия?

Этой станции нет… Верстовые столбы не видны…

 

Этой станции нет… Очень просто — была и не стало.

Расписанье диспетчер исправил спокойной рукой.

И ослепшее время бушует в стропилах вокзала,

Поезда не уходят в Россию — нет больше такой.

 

Только кто вам позволил решать за мильоны грядущих

Не наставших веков из-за ваших безумных затей?

Кто позволил безродным пустыню устраивать в душах

У моих, не рожденных под вашей звездою, детей?..

 

—————————————-

Елена Александровна Агина (Вагина) автор нескольких поэтиче­с­ких сборников, член Союза писателей Беларуси. Постоянно публикуется в журнале «Новая Немига литературная». Живет в Гомель­ской области.