* * *

 

Мама мной была беременна,

И чем дальше, тем ходила медленнее.

Поднималась по ступенькам медленно,

 медленно.

Дольше прочих лежала на сохранении.

 

А за окном ходила жизнь, наверно, быстрая,

Но все внизу. А на маминой высоте

Последнего этажа жизнь зависла,

Пушинкою в занавеску влетев.

 

Мама угодила в застывшее время.

Стала тиха, как крылечко летнее,

Стала одинокая и уверенная.

Так иногда бывает, если ты последняя.

 

Небо темнело, потом светлело.

Мама рожала медленно, медленно.

«Не спеши», — говорила мне она,

Но я родилась и стремглав полетела.

 

Я хотела вместить в себя все целиком,

То, что мне нужно, было где-нибудь далеко.

Я скидывала все, что цепляется за подол.

А мама становилась широкой, что циферблат.

Мне снилось, что ноги ее прибитые под столом,

Несмотря ни на что, шагают назад.

А головы ее никогда не видно за той луной,

И я все время куда-то бежала во сне.

Она говорила: «Остановись, побудь со мной»,

И ее голова превращалась в снег.

 

Она сидела в парке под разросшейся липой,

В красивом бледно-рыжем платке.

И если бы Бог допивал наш литр,

Она была бы в последнем глотке.

 

Если бы все происходило медленно,

Как матерями и временем велено,

Меня бы догнал то ли Бог, то ли бес, но

Пока я петляю — ему интересно.

 

Одним невезучим тридцатым летом

Чья-то рука мне обвила цепь

Зеленого грустного велосипеда,

И я научилась всерьез лететь.

 

В больнице меня лечили медленно.

Висли врачи надо мною кранами.

Кости и связки срослись, но странное

Что-то проснулось во мне от матери.

Я вышла на свет в воскресенье рано

И поняла, что начала отставать.

 

Сперва это было едва заметно.

Я опережала крыши и ветки,

Я даже была быстрее ответов.

Но дальше пошли тревожные знаки.

Мне стало неинтересно все это.

Я уступила чужой собаке.

 

Я уступила кому-то свой велик,

Я бросила бегать по вечерам.

На кассе кто-то сказал, что я медлю,

Прохожий сказал: подо мной дыра.

 

Я послушала и посмотрела вниз.

Воронка, действительно, разрасталась.

Мама взглянула и сказала: «Молись,

С тобой самое страшное — это старость».

 

Старость моталась за мной, как половая

Тряпка, черная до краев.

Старость была молодая, живая.

Преждевременная, как все мое.

 

А передо мной стояла мать.

Вот круглый живот и морщины, но

Матери очень легко стоять.

Под нею светлое есть пятно.

 

И тогда она, гладя по шее,

Стала что-то тащить из моих ушей.

И потом, чтобы избежать искажений,

Шепнула мне в ухо: «Где твоя жизнь?».

Но жизнь не откликнулась ей уже.

 


Наталья Владимировна Косякина родилась в Воронеже. Выпускница факультета журналистики Воронежского государственного университета. Публиковалась в региональных изданиях и альманахах, журнале «Подъём». Лауреат ряда област­ных и городских поэтических конкурсов, среди которых «Сти­­­хоборье», «Культ­по­ход—2014». Участ­­­ница Воронежских областных совещаний молодых литераторов (2013, 2016 гг.). Живет в Воронеже.