Венецианский замок

Жилой дом по проспекту К. Маркса, 45 в Ставрополе называют не иначе, как Венецианский замок. Расположен он в объединенной охранной зоне «Старый город».

Имя автора проекта время не сохранило. Зато известно, что дом этот построен по заказу и на средства купцов Венециановых Павла Николаевича и Павла Гавриловича.

Предки Гавриила Юрьевича Венецианова, отца Павла Гавриловича Венецианова, — выходцы из Болгарии, греки по происхождению, приехали в Россию в 40-х годах XIX столетия. Сам же Гавриил Юрьевич родился в 1749 году. До переезда в Москву он жил с родителями на Украине, в Нежине. Будучи взрослым, прозывался «нежинским купцом-греком». Позднее из Нежина он перебрался на жительство в Чернигов.

Про его старшего брата Николая Юрьевича Венецианова известно, что его привезли на Украину в возрасте семи лет. Нежин и Чернигов показались братьям городками, где мало было простора для торговли. В Москву Николай Юрьевич поехал вдвоем с братом. Но в Москве остался Гавриил Юрьевич, а Николай Юрьевич переехал на Кавказ, в станицу Суворовскую. Разбогатев, он переехал в Ставрополь, который называл не городом, а поселком. Здесь он стал уважаемым человеком, горожане избрали его членом городского правления. Сын его Павел Николаевич, построивший в Ставрополе Венецианский замок, доводился родным племянником московскому купцу Гавриилу Юрьевичу Венецианову.

В 1778 году Гавриил Юрьевич Венецианов, женившись на дочери богатого московского (таганского) купца Анне Лукиничне Калашниковой, вступил в московское купеческое сословие. Прозвище же сталось за ним «московский купец-грек».

В Москве он торговал саженцами плодовых деревьев и ягодными кустарниками. Знал в этом деле толк. Если речь шла о покупке хороших кустов смородины, московские обыватели ехали к «московскому купцу-греку» Венецианову. Было у него с Анной Лукиничной пятеро детей: две дочери и три сына. Старший Алексей, который стал извест­ным художником, появился на свет 7 (18) февраля 1780 года, вторым был Иван, младший из братьев Павел. По неточным данным последний сын, Павел, родился то ли в 1801-м, то ли в 1804-м.

Проживали Венециановы на Воронцовской улице, близ Таганки. Место это оказалось роковым. Во время пожара в Москве в 1812 году дом Венециановых сгорел. После бегства Наполеона из Москвы Венецианов-старший, хотя уже и был в годах, вернулся в столицу отстраивать новый дом.

Много лет спустя, в 1827 году, Гавриил Юрьевич, отец художника, рассказал тринадцатилетнему внуку своего родного брата Коле, «как в 12-м году французы его совсем разорили, сожгли дом, лавку, и все, все пропало, остался он ни с чем, только и было, что захватил с собой деньги и золотые вещи; хотя у него были лошади, но их взяли для войны с французами; осталась одна лошадь и телега, на которую он уложил, что мог, а сам с бабушкой и дядей Ваней и детишками отправился в деревню Бронницы. Весной дедушка возвратился в Москву обратно, выстроил небольшой домик. Из одной комнаты он сделал лавку и стал опять торговать, но торговля была не такая большая, как до французов».

«Бабушка Анна, — вспоминал Ко­ля, — не могла говорить это без слез, что когда они возвратились из Бронниц, то увидали почти голую площадь, только торчали полуразрушенные стены каменных домов, а деревянных домов ни одного не уцелело во всем квартале, только остались одни угли; по углям можно было узнать улицы, а домов нигде (нет), чей был дом невозможно было найти, потому что по всем улицам разбросаны угли и обгорелое дерево».

Из рассказа бабушки Анны Лукиничны, записанного Колей: «По некоторым каменным фундаментам мы разобрались и отыскивали свои бывшие домики. Вот приехал наш сынок Алеша из Питера, он нам построил домик и лавочку да еще дал денег, а то бы с голоду можно было умирать; но дай бог ему и его деткам и его жизни всего лучшего: он не забывает нас, его бог не забудет; он выхлопотал от царя-батюшки (нам) пособие, и вот теперь мы опять живем, слава богу, очень хорошо».

К 1813 году Алексей Гаврилович, старший сын Гавриила Юрьевича Венецианова жил самостоятельно в Санкт-Петербурге, второй сын Иван Гаврилович пошел по стопам отца и оставался в Москве, а третий сын Павел Гаврилович подался из Москвы в Ставрополь, к старшему брату отца Николаю Юрьевичу Венецианову. За Николаем Юрьевичем здесь прикрепилось прозвище «венецианский купец». Это подтверждает и документ 1806 года Государственного архива Ставропольского края: «Венецианский подданный Венецианов не имеет российского подданства и ничего не платит в доход города…»

В экономической жизни города торговля занимала главное место. Сосредоточена она была в его нижней части. С 1788 года по понедельникам в городе работал базар. Крестьяне из расположенных близко от города сел везли зерно, муку, пшеницу, сало, домотканое полотно, железные, деревянные и гончарные изделия, горцы — бурки, башлыки, сапоги, черкески, седла, орехи, мед, ногайцы — коней, скот, войлок, шерсть.

С 1797 года Ставрополю было даровано свыше право торговать два раза в год. Весной и осенью город устраивал ярмарки, на которые купцы везли товары со всей России. Весенняя ярмарка получила название Троицкой, осенняя — Ивановской. На ярмарке горожане могли купить сукна разных сортов, полотно, позументы, так необходимые для военных.

Из сел и хуторов, из предгорных аулов пригоняли для продажи лошадей, крупный рогатый скот, овец. Везли кожи, шерсть. На ярмарке можно было приобрести муку, пшено, гречку. Особенно большой спрос был на лес. Город строился. И хотя рядом были свои леса, их берегли.

Ярмарки тех лет сыграли большую роль в развитии и укреплении экономических и культурных связей с горскими и кочевыми народами: «…сии народы продажею и покупкою своею производят полезный оборот».

У южного склона Крепостной горы, на городском базаре, Венециановым принадлежали деревянные торговые лавки, а после постройки здесь первого в городе Гостиного ряда — каменные, где они торговали галантереей и трикотажем.

Приехав в Ставрополь, Павел Гаврилович продолжил отцовское купеческое дело. Торговал вместе с двоюродным братом Павлом Николаевичем.

«Дядя Павел жил у моего отца и вместе торговали», — вспоминал Коля, родной сын Павла Николаевича и двоюродный племянник Павла Гавриловича.

У Павла Николаевича в Ставрополе родились еще два брата: Афанасий Николаевич и Василий Николаевич. После смерти их отца Николая Юрьевича Венецианова (умер ранее 1830 года в возрасте более 80 лет) братья разделились и стали торговать самостоятельно. У Павла Николаевича к тому времени была своя семья, в Ставрополе родились его дочери Ольга, Олимпиада и Анна.

Торговое дело, начатое Венециановыми в Ставрополе, принесло им немалые доходы, на которые они приобрели усадебное место. Простиралось оно от 1-й Станичной улицы (ныне ул. Горького. — Н.Б.) до Большой Черкасской (ныне пр. К. Маркса. — Н.Б.).

Улица, которой суждено было стать главным проспектом Ставрополя, впервые нанесена на «План города Ставрополя 1805 года». План хранится в Государственном архиве Ставропольского края. Впервые исследователи обнаружили его не так давно, в 1950 году, в деле о споре казаков Ставропольской станицы и жителей города Ставрополя о земельных угодьях.

На плане показана застроенная площадь города, окрестные леса, пахотные земли, пастбища и сенокосы, принадлежавшие жителям города и станицы, в том числе спорные земли. Межевание выполнено, как свидетельствует надпись на верхней рамке плана, 30 июня 1805 года (по старому стилю). Выполнил его ставропольский землемер Пичугин. Он же и план сочинил.

На данном плане отражена лишь территория самого города, станицы на плане нет. В то время, когда Венециановы поселились в Ставрополе, она отделялась от городских построек плетневым забором, сохранившимся вплоть до переселения казаков на Кубань в 1827 го­ду. На плане 1805 года хорошо видна граница города и станицы: она проходила от угла современных улиц Шаумяна и Голенева на восток.

Крепостная гора и располагавшаяся на ней военная крепость были ядром, вокруг которого строился город Ставрополь. Его основная часть располагалась к югу и юго-востоку от подножья Крепостной горы. К востоку же от нее находилась казачья станица.

Для нас в этом плане важно все. И все же попробуем с помощью архивного документа ответить на вопрос: где проходила главная улица города и где находилась усадьба Венециановых?

Собственно говоря, это еще не улица, а дорога, ведущая от главных южных ворот крепости в соседние населенные пункты на запад и на север, в крепость Московскую и город Черкасск (ныне станица Старочеркасская на Дону. — Н.Б.), и на восток, в город Георгиевск. Проходила она по современному проспекту К. Маркса. Это был участок почтового тракта между Черкасском и Тифлисом. Он соединял Петербург и Москву с Кавказом.

О том, каким был Ставрополь в годы проживания Венециановых на Кавказе, есть свидетельство директора Астраханского народного училища И.В. Ровин­ского. В 1809 году он издал книгу «Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губерний по гражданскому и естественному их состоянию. В отношении к земледелию, промышленности и домоводству, Сочиненное по начертанию Императорского Вольного Економического Общества Высочайше одобренному и Тщанием и иждивением оного Общества Изданное в Санкт-Петербурге, Печатано в Императорской типографии 1809 года».

Ставрополь — центр Кавказской губернии. Центром Ставропольской губернии он станет позднее, в 1841 году.

Итак, Ровинский пишет, что в Ставрополе к 1809 году имелось 5 казенных домов, 1 полковой лазарет, 2 казармы, 292 частных дома, 39 купеческих торговых лавок, 1 трактир, 5 кабаков. В городе работали 2 мыловаренных завода, 4 кожевенных, 2 кирпичных, 2 пивоваренных. На реке Ташле стояло 12 прудовых мельниц. О станице разговор идет отдельно. В ней, отмечает автор, насчитывалось 294 казацких дома. 1-я Станичная улица показана на плане станицы. Выходит, усадебное место, которое приобрели Венециановы, относилось к станице? Но казаки, как известно, не позволяли чужакам селиться на их территории.

Ответ нашелся неожиданно просто. На «Плане города Ставрополя 1805 го­да» территория и кварталы казачьей станицы, как говорилось выше, не обозначены. Дальнейший поиск позволил исследователям обнаружить еще один «План города Ставрополя 1805 года». Он хранится в Центральном Государственном архиве Военно-Морского Флота. Этот документ очень близок к плану 1805 года, найденном в Государственном архиве Ставропольского края.

Отличие заключается не только в том, что на нем отображена казачья станица. На плане изображены и пронумерованы постройки, как внутри крепости, так и в гражданском поселке. Цифрой 13 отмечены кварталы города, занятые под «Обывательское строение», то есть частные дома. Всего на момент составления плана в городе насчитывалось 20 таких кварталов. Расположение основной части домов соответствует современному проспекту К. Маркса. В пределах окружающего крепость гражданского поселка на его главной улице, по которой проходил почтовый тракт, под цифрой 9 показана «Соборная церковь». Напротив нее, на северной стороне улицы, и появится в 1831 году Венецианский замок. А пока главный фасад усадьбы Венециановых выходит на 1-ю Станичную улицу.

Усадьба эта известна тем, что в конце мая 1829 года к Павлу Гавриловичу Венецианову из Москвы приехал его родной брат Алексей Гаврилович Венецианов, тот самый, к которому после академической выставки в Москве в 1824 году пришла известность первого русского живописца, сознательно избравшего бытовой жанр основной областью своего творчества.

Его картины «Гумно» (1821-23), «На пашне. Весна» (1820-е), «На жатве. Лето» (1820-е), «Жнецы» (1820-е), «Крестьянка с косой и граблями» («Пелагея», 1820-е), «Утро помещицы» (1823), «Спящий пастушок» (1823-24), «Захарка» (1825), «Молочница» («Крестьянка с подойником», не позднее 1826), «Жница» (не позднее 1826), написанные художником до приезда в Ставрополь и показанные на академической выставке рядом с полотнами В. Боровиковского, О. Кипренского, К. Брюллова, Ф. Алексеева, В. Тропинина, имели шумный успех и вызвали восхищенные отзывы в печати. Реалистическое изображение А.Г. Венециановым характерного среднерусского пейзажа на полстолетия предвосхитило будущие искания русских пейзажистов. Картина «Гумно» сразу была принята в собрание Эрмитажа.

«Наконец мы дождались художника, который прекрасный талант свой обратил на изображение одного отечественного, на представление предметов его окружающих, близких его сердцу и нашему — и совершенно успел в том. Картины, написанные г. Венециановым в сем роде, пленяют своею правдою, занимательны, любопытны не только для Русского, но и для самого иностранного любителя художеств…», — писал П.П. Свинь­ин, создатель «Русского Музеума» в Петербурге.

Известный российский литератор В.И. Григорович в статье «О состоянии художеств в России» отмечал: «Венецианов известен как портретист и живописец сельского домашнего рода. Он много произвел прекраснейших вещей сухими красками. Его произведения нравятся верностью и приятностью красок и чрезвычайной точностью исполнения света и тени. Лучшие и, можно сказать, отличнейшие в своем роде произведения его суть: внутренность гумна, спящий мужичок, деревенское утро, семейство за чаем».

…О детских годах Алексея Гавриловича известно, что с юных лет будущий художник любил много рисовать карандашом и пером, и нередко ему доставалось за его «художества». Но настойчивость и привязанность взяли свое. Отец, Гавриил Юрьевич, заметив к одиннадцати годам, что в сыне просматриваются задатки большого мастера, решил не мешать ему. В 1791 году он выписал для Алексея книгу «Любопытный художник и ремесленник», которая и стала первым поощрением его огромной страсти к рисованию.

Общее образование Алексей Гаврилович получил в одном из частных пансионов Москвы. С 1802 года, работая чиновником в почтовом ведомстве в Санкт-Петербурге, Венецианов берет уроки живописи у знаменитого Владимира Лукича Боровиковского, известнейшего портретиста, к которому обращались самые высокопоставленные особы, вплоть до членов императорской фамилии.

Коля, двоюродный племянник художника, вспоминал: «Дядя Алеша любил рисовать; он мне рассказывал: когда он был мальчиком, то он много рисовал с картин и любил рисовать своих товарищей карандашом и щетинным пером; за это ему доставалось очень от дедушки и от бабушки, а больше всего ему доставалось от учителей в классе; за это однажды чуть не выгнали из пансиона. И я всегда рисовал украдкой, а в особенности от учителей, которых я боялся. Но когда я был в V классе, я смело завоевывал свое любимое занятие и рисовал красками, да не водяными, а масляными, и не на бумаге, а на полотне, и, бывало, по целым дням пропадал по воскресеньям у одного живописца, Пахомыча. Этот старичок меня очень любил и учил, как составлять краски и как делать рамки, то есть подрамки, как обтягивать полотно на подрамку и как полотно прокрашивать и просушивать, и как на этом полотне сначала нарисовать карандашом, а затем отделывать красками. Но вот беда моя, говорил дядя Алеша, что не умел я так рисовать карандашом, а по карандашу красками; сколько я учился, а все не научился и рисовал прямо красками, и мой Пахомыч сильно досадовал и говорил, что ты никогда не научишься рисовать, а когда однажды я нарисовал брата Ваню в красной рубашке он удивился и очень похвалил меня и велел всегда так рисовать, прямо красками; он принял во мне большое участие и просил отца, чтобы отец мой отдал меня к хорошему мастеру по рисованию, но отец и слушать не хотел. У Пахомыча было много знакомых, которые хорошо рисовали во дворце, были царские и боярские художники; эти художники стали меня учить, как правильно нужно рисовать, но я их не понимал, они рассердились на меня, разругали меня и Прохорыча (так в тексте, раньше: «Пахомыч». — Н.Б.), плюнули и ушли; так я их больше не видал; когда же я вышел из пансиона, то я поступил в чертежное управление; мне платили жалованье 5 рублей ассигнациями; прослужил я чертежником три года; меня назначили помощником землемера в Санкт-Петербург. Вот тут-то я познакомился с хорошим художником, профессором Боровиковским, который принял большое участие во мне. Вот тут-то я понял, как нужно правильно рисовать. Хотя он и профессор, но все же очень часто сердился на меня, что я все по-своему стараюсь рисовать; иногда он молчал, когда я им заданный урок исполнял, а иногда делал замечания и удивлялся, что я не понимаю его. Но, признаться, он мне очень много помогал, хотя у меня была привычка рисовать по своему пониманию».

Однажды Коля спросил Алексея Гавриловича, сколько он нарисовал картин, на что художник ответил: «С детства карандашом и масляными красками, углем, акварелью и пастелью и чернилами, считая с 1792 года, я записывал в свою книжечку и по сей год более двухсот двадцати картин разных; у меня осталась дома эта памятка, в которой я записывал числа, год и кого рисовал».

В 1811 году к Венецианову пришел первый успех. За создание собственного «Автопортрета» Алексей Гаврилович был удостоен первого академического звания — «назначенного». А за «Портрет инспектора Академии художеств К.И. Головачевского с тремя учениками», написанный в том же 1811 году, получил звание академика и три тысячи рублей. Столь быстрое и неожиданное признание художника критики объясняли исключительно достоинствами его работ. «Автопортрет» написан в сдержанной гамме оливковых тонов. Он заметно выделялся среди автопортретов художников той поры особой беспристрастностью, непосредственностью в передаче собственного облика. Портрет Головачевского и воспитанников Академии решен более традиционно, в нем присутствуют некоторая поучительность, наставительность. Но, несмотря на это, трактовка образов подкупала сердечностью и теплотой.

Наиболее известное произведение, из созданных художником в этот период, — портрет его соседки В.С. Путятиной. Образ девушки выделяется из общего ряда женских портретов «свет­ских львиц», характерных для русской живописи начала XIX века.

За картину «Очищение бурака» (или «Девушка с бураком») Алексею Гавриловичу была уплачена одна тысяча рублей, и картину поместили в Эрмитаже.

Особое обаяние и неувядаемое совершенство творчества Боровиковского явилось для Венецианова образцом на всю жизнь. Мастерство, отточенное учителем, а также опыт работы в печатной графике для народных изданий дали молодому художнику необходимую уверенность в своих силах. И уже начиная с 1820 года, Венецианов делает резкий творческий рывок. Что дает ему эти силы? Страстная преданность своей идее, великая вера в призвание, в свой путь, художественный долг.

В эти годы Венецианов исполнил множество портретов молодых крестьянских девушек: «Крестьянка», «Крестьянка с грибами в лесу», «Девушка с шитьем», «Крестьянка с васильками». Все эти работы, как отмечала позднее российская художественная критика, «объединяет стремление художника воплотить новые представления о прекрасном в искусстве, о народной красоте, одухотворенной и благородной».

В небольшой картине «Утро помещицы» А.Г. Венецианов, воспроизведя обыденную сценку, проложил дорогу русскому бытовому жанру. В многочисленных портретных этюдах, как отмечали критики, Алексей Гаврилович впервые создал целую галерею крестьянских образов, переданных правдиво, с добрым чувством, не лишенным, однако, некоторой сентиментальности.

В полотнах «На пашне. Весна» и «На жатве. Лето», «Спящий пастушок» он впервые поэтично запечатлел крестьянскую жизнь…

…На Кавказ Венецианов ехал уже признанным художником. Причиной его первой поездки на Кавказ, предпринятой в мае 1829 года, было желание повидать своего младшего брата Павла, жившего в Ставрополе. Братья виделись последний раз в 1813 году. Вторая поездка Алексея Гавриловича в Ставрополь относится к 1830 году.

В то время на Кавказе проживало немало видных служащих, купцов, военных греческой национальности. Ни с кем из них Венецианов так и не сдружился. Для художника главной оставалась не национальная принадлежность, а любовь к России с ее великим народом и славной историей.

Подробности пребывания художника Венецианова в Ставрополе изложены в воспоминаниях Коли, сына Павла Николаевича Венецианова.

В «Моих записках» Коля Венецианов пишет: «28 мая, в 9 часов вечера, мы приехали в Ставрополь к моему отцу. На радости я проболтал с братьями до часа ночи и, несмотря на то, что я очень устал. Папа был очень рад приезду своих двоюродных братьев, да родной брат Алексея Гавриловича, дядя Павел, от радости заплакал; он не видался 16 лет со своим родным братом, Павлом Гаврил[овичем]».

Автор «записок» Николай Павлович Венецианов родился 28 января (8 февраля) 1817 года. К приезду художника А.Г. Венецианова в Ставрополь ему шел 13-й год.

Находясь в Ставрополе, Алексей Гаврилович написал несколько работ. Среди них «Пять святых», «Старая няня в шлычке», «Дворник Прохор», «Сцена в саду». Все они относятся к 1829 году.

Об этом бесценном факте биографии А.Г. Венецианова мы узнаем из тех же «записок». В «Моих записках» Коля записал буквально следующие подробности: «Дядя Алеша нарисовал отцу на память большой образ на деревянной доске «Пять святых» — Марию-Магдалину, Павла, Николая, Марфу, Михаила-Архангела, а на полотне он нарисовал в саду у нас группу: мамаша разливала чай, папа сидел в конце стола, брат Вася и Афанасий играли на траве с кошкой, дядя Павел сидел рядом с папой, а я сидел рядом с мамой, а няня стояла и держала Олю на руках. Еще он нарисовал старую няню в шлычке и Прохора-дворника, которого звали «растяпа». Прохора и нянин портрет дядя увез с собой в Москву».

О картине «Старая няня в шлычке», хранящейся в Русском музее, искусствовед Г.К. Леонтьев писал: «Состояние старухи напряженно, глаза смотрят осторожно, недоверчиво. В этом образе нет и тени того гармоничного согласия с миром, доверчивого покоя, которые в течение стольких лет составляли характер музы Венецианова… Несомненно, здесь нашли отражение иные, преж­де чуждые Венецианову ощущения…»

В 1830 году А.Г. Венецианов снова в Ставрополе. На этот раз он сделал несколько эскизов и жанровых зарисовок к своим будущим картинам. По воспоминаниям двоюродного племянника художника Николая Павловича, на Кавказе Алексей Гаврилович нарисовал девять картин.

В 37 лет Николай Павлович начал писать «Мои воспоминания детства 1845 года, генваря 15 д. г. Ставр.».

Об Алексее Гавриловиче Венецианове он написал буквально следующее: «Я всегда любовался его картинами, как он хорошо и скоро их рисовал, и как похожи те, которых он рисовал, ну, как живые, только не дышат и не говорят. В особенности хорошо он нарисовал дядю Ваню пушистой мягкой кисточкой; у него было три палитры, одну он сам делал из доски, четырехугольную с полукруглыми краями; на другой стороне нарисована его семья: тетя Марфа и две дочки с котенком в руках; на этой палитре вырезаны год, месяц и число, а внизу, на правом углу: «А.Г. Ве­нецианов». Эта палитра мне очень нравилась, потому что на ней очень хорошо нарисованы мои двоюродные сестры и тетя, которых я никогда в живых не видал. Мне о них рассказывали дядя Алеша и дедушка Гаврила и бабушка Анна».

А.Г. Венецианов не расставался с кистью и красками на протяжении всей своей жизни: «Одна добрая палитра не перестала холодеть ко мне, она приголубливает спотыкающуюся бренную голову». Палитра сопровождала художника и в его поездках в Ставрополь.

Как установлено, жену художника Алексея Гавриловича Венецианова звали Марфа Афанасьевна, его дочерей — Александра и Фелицата. Марфа Афанасьевна (урожденная Азарьева) родилась в 1780 году, умерла от холеры 30 июня 1831 года. Старшая дочь художника, Александра Алексеевна родилась в 1816 го­ду, была замужем за Петром Александровичем Вороновым (дата смерти его по каталогу «Венецианов в частных собраниях»: «умер ранее 1830 г.», явно неверна, ибо Александре Алексеевне в 1830 году было лишь четырнадцать лет. — Н.Б.). Умерла А.А. Венецианова-Воронова, видимо, после 1847 го­да. На надгробье ее отца сделана надпись: «Живописец его императорского величества, академик Алексей Гаврилович Венецианов скончался в 1847 г., 4 декабря, на 68-м году жизни; неза­бвенному родителю — две дочери его» (погост Дубровский, Вышневолоцкого уезда). Фелицата Алексеевна родилась в 1818 году, умерла, по утверждению одного из исследователей жизни и творчества художника А.Г. Венецианова, в 1890-х годах.

В свой первый приезд Алексей Гаврилович Венецианов, судя по «запискам» племянника, пробыл в Ставрополе 37 дней: «3 июля оба дяди, Алеша и Володя, уехали в Москву». Таким образом, эта первая поездка Венецианова на Кавказ длилась с начала мая по середину июля 1829 года, когда художник прибыл в Москву.

Основной дом Венециановых, где останавливался художник, был построен на усадебном месте и обращен фасадом к улице 1-й Станичной, 2 (ныне ул. Горь­кого. — Н.Б.). Позднее к нему в южном направлении пристраивались новые комнаты. Дом, который своим южным фасадом был обращен к Большой Черкасской (ныне пр. К. Маркса, 45. — Н.Б.), Венециановы построили на следующий год после отъезда художника А.Г. Венецианова из Ставрополя, в 1831 году.

Построили специально под торговую лавку с галантереей. Ширина дома по улице 9,7 метра, вглубь двора — 11 метров. Сначала дом был одноэтажным. А когда хозяйкой усадьбы стала Ольга Павловна Венецианова, та самая, что запечатлена на руках у старой няни на картине «В саду», старый дом был надстроен. Дом украсили кирпичным фасадным рисунком, башенкой из металлических пластин, окованными железными полосами, въездными воротами под аркой. Дом прозвали Венецианским замком.

В «Табеле домов и дворовых мест Ставрополя за 1877 год» этот дом числился уже за племянником художника Николаем Павловичем Венециановым.

В конце XIX века род Венециановых в Ставрополе представлял довольно большое древо. Не случайно еще в 1847 году после трагической гибели художника Алексея Гавриловича Венецианова, все тот же Николай Павлович Венецианов в своих «записках» написал: «…Я получил письмо из Твери от двоюродной сестры Фелицаты — это было 1847 года, — что дядя Алеша умер и они уезжают в Петербург… После смерти Алексея Гавриловича осталась наша родовая фамилия на Кавказе, и только на Кавказе».

23 ноября (4 декабря) 1847 года великий русский художник Алексей Гаврилович Венецианов погиб в результате несчастного случая. На заледеневшем спуске лошади понесли. Художник, вместо того, чтобы выпрыгнуть вслед за кучером, попытался остановить сани. На крутом повороте сани перевернулись и нанесли ему смертельный удар. Так, на 68-м году, трагически оборвалась жизнь Алексея Гавриловича Венецианова, художника, создавшего в русской живописи новое направление.

…До революции 1917 года роду Венециановых принадлежали в Ставрополе торговые лавки, склады, ренсковые погребки виноградных вин, трактиры на Воробьевке (ныне район современной площади Ленина. — Н.Б.), на Александровской улице (ныне улица Дзержинского. — Н.Б.), на Ясеновской и Казачьей улицах.

После революции 1917 года купеческий род Венециановых в Ставрополе исчез полностью. Спаслись единицы. Среди них Лидия Венецианова. Вместе с мужем Александром Александровичем Сумским, который был советником при последнем губернаторе Ставропольской губернии, она уехала за кордон. Уже их дети Владимир, Виктор и Ольга перебрались из Франции в США. Юрий, сын Ольги Александровны Венециановой-Сумской, в 90-х годах ХХ столетия прилетал в Ставрополь из США. Посмотрел город детства и юности его родителей, город жизни дедов и прадедов рода Венециановых, город, который оставил след в творчестве замечательного русского художника Алексея Гавриловича Венецианова.

* * *

Русского художника А.Г. Венецианова вспоминают, прежде всего, как одного из первых портретистов простого русского человека. Алексей Гаврилович вошел в отечественную историю как создатель крестьянского жанра — нового направления в русской живописи. В России также широко известна его педагогическая деятельность. Художник создал свою систему преподавания живописной науки для крестьянских детей, выкупал их из крепостной зависимости. По некоторым данным, Венециановскую школу окончили около тысячи учеников. А.Г. Венецианов воспитал плеяду одаренных молодых художников, продолживших народную тему его творчества. Среди них Н.С. Крылов, А.В. Тыранов, Л.К. Плахов, А.А. Алексеев, Г.В. Сорока и многие другие.

Один из его воспитанников А.Н. Мо­крицкий вспоминал: «Ученики Венецианова жили как братья родные, как одна семья, несмотря на разность возраста, состояния и происхождения; для него они были равны, он одинаково любил нас, одинаково пекся обо всех…»

Главное же богатство, которое оставил Алексей Гаврилович после себя, — это его картины. Сегодня они украшают Третьяковскую галерею, Русский музей, Эрмитаж наряду с творениями великих русских художников. Есть его картины в фондах областных художественных музеев. В 1967 году журнал «Огонек» рассказал о картинах Венецианова, найденных в Париже. Успех картин А.Г. Венецианова в России был огромен.

Его современниками были герои Отечественной войны 1812 года, участники восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Венецианов жил, когда еще творил поэт Михаил Матвеевич Херасков, и был жив первый русский революционер, Александр Николаевич Радищев.

Венецианов — современник литератора Виссариона Григорьевича Белинского, баснописца Ивана Андреевича Крылова, историка Николая Михайловича Карамзина. Венецианов жил в то время, когда гремела слава первого поэта России Александра Сергеевича Пушкина и рано погасла звезда другого великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, когда Россия зачитывалась произведениями Николая Васильевича Гоголя и Алексея Васильевича Кольцова… В конце жизни, все реже бывая в Петербурге, Алексей Гаврилович напишет прекрасные портреты друзей-литераторов Н.В. Гоголя и А.В. Коль­цова.

Вместе с тем, ни Орест Кипренский, ни Карл Брюллов, ни Александр Иванов, а малоизвестный при жизни и почти забытый после смерти Венецианов на полстолетия вперед указал направление отечественного искусства. Венецианов первым из художников увидел и сделал героем своих произведений единоверный русский народ, частью которого был он сам.