«В славянском поле под славянским небом…»

ВЕТРЫ ОДНОЙ ЖИЗНИ

 

В Константинополе, то есть Царьграде,

то есть Стамбуле

Ветры с Босфора,

синие ветры с Босфора подули…

 

Века начало. Смешенье знамен,

и наречий, и странствий.

Тихо он входит в мечеть,

что Софией была христианской,

 

В царственной Божьехранимой Софии

свечи какие горели?

Бунин стоит молчалив и задумчив,

слышит какие метели?

 

И за годами еще строки «Косцов»,

«Суходола», «Деревни»,

Есть письмена, что незримо хранимы

под куполом древним.

 

Знать он не знает,

что в том далеке от России

Видеть придется,

как небо исходит дождями косыми,

 

Будет мистраль, он подобен ли ветру степному?

Будит мистраль вдалеке от родимого дома.

 

В грасском ли доме, в парижском ли

шарфик любви и раздора?

Впрочем, не скоро, жизнь быстролетна, и все же — не скоро!

 

Века начало. Поэт — средь вселенского многоязыкого гула

В Константинополе? Или Царьграде? Или Стамбуле?

 

Ветры жестокого века, да сестры голосят на тризнах —

Сестры разлуки: жизнь против смерти, смерть против жизни.

 

ЛЕДЯНЫЕ ДОЖДИ

 

По всей России — холера, льют ледяные дожди.

Иван Бунин. Из письма (1910)

 

По России — холера, и льют ледяные дожди.

А в закрытые двери: «хорошего в жизни не жди,

 

Потому что потери — как звезд молодых звездопад,

По России — холера, — иди хоть вперед, хоть назад».

 

И неслыханной мерой — война, и тоска, и мятеж.

По России — холера, — Малюты Скуратовы те ж…

 

И не видно дороги, и льют ледяные дожди,

И нельзя нам без Бога, иначе — приходят вожди…

 

И без веры отчаян наш мир, проливающий кровь.

Не огонь очищает — очищает, страдая, любовь!

 

МОСКОВСКИЙ ВЯЗ

 

Старинный вяз растет на Поварской.

Детишкам бы резвиться день-деньской,

Да сеет дождь невнятный и унылый.

Лишь Бунин, гость недолгий городской,

Глядит на вяз с печалью и тоской —

Как будто видит образ давний, милый.

 

Старинный вяз, где липа, дочь-краса?

Каких времен ты помнишь голоса?

Бывали здесь и Пушкин, и Жуковский.

Косила Бонапартова коса.

Огонь, казалось, плавил небеса.

Но удержался вяз в пожар московский.

 

А век прошел — грозит пожар иной,

Не обойдет Россию стороной.

А вяз растет, и может быть, коренья,

Как якоря во тьмине ледяной

Взрывают глубину земли родной

И достают корней столицы древней…

 

Столица ныне — как прибой морской.

Детишкам что? Резвятся день-деньской,

А вяз стоит, как воин чужедальний.

И Бунин, долгий житель городской,

Коль поселился вновь на Поварской —

Прописан на доске мемориальной.

 

ЧЕРНОМОРСКАЯ ТЕМЕНЬ

 

Не дождаться весеннего марта,

А в февраль не бывает весна…

И швыряет случайную «Спарту»,

Словно битую-битую карту,

Черноморская злая волна.

 

И все дальше, все зыбче Одесса,

Русский берег уходит в туман…

И прочитана страшная пьеса,

Кем-то справлена черная месса.

И надежда одна — капитан?

 

Так куда же? В Константинополь?

Иль Царьград? Иль турецкий Стамбул?

Волны люто, как черные вопли,

В пароходик, что полузатоплен,

Бьют, вздымая неистовый гул.

 

Все смешалось — деревня, столица,

Запах яблок, Москва, Суходол,

И чужие, и близкие лица,

И криница, в какой не напиться,

И бессильный в пучинах глагол…

 

Бездомовье, чужие пороги

Он пройдет, хоть и будет — невмочь.

Лишь осилить бы, с именем Бога,

Черноморскую темень-дорогу,

Черноморскую вечную ночь!

 

ВОСХОДИТ ТИХО РОЖЬ

 

В тамбовском поле, под тамбовским небом…

Иван Бунин. «Жизнь Арсеньева»

 

В тамбовском поле, под тамбовским небом

(Здесь прежде жили прадеды его)

Он лишь однажды в жизни был — как не был —

В коловращеньи рока своего.

 

Он помнил о былых существованьях

Души своей, — ей посох долгий дан, —

Где было ей найти обетованье?

Цейлон? Прованс? Египет? Иордан?

 

Иль все же доставало соли-хлеба

С вечнострадальной Родины своей,

Где так печалит под печальным небом

Печаль людей, как и печаль полей,

 

Где смертно лег меж глубью христианской

И бездною безбожною рубеж,

Где полыхают то мятеж крестьянский,

То красный пал, сметающий мятеж.

 

«Деревни» крик. Ни слова — на потребу,

Он отметал подмен искусных ложь!..

В славянском поле, под славянским небом,

Как век назад, восходит тихо рожь.

 

ЧУЖБИНА

 

Русь, Отчизна, даль неисходимая,

Божья вишня и полынь-трава…

Память — словно женщина любимая,

Как ее пленительны слова!

 

Русь, Отчизна, сторона ль немилая,

За тебя ли Бога не просил?

Память — словно женщина постылая,

Да расстаться с нею нету сил.

 

Никуда от памяти не деться —

Ни от благодарной, ни от злой;

Разве возвратиться в юность, детство —

Нет, не в терем сказочно-резной:

 

Снова на полынном косогоре,

На усадьбе тихой, полевой,

Жизнь начать — как счастье и как горе,

Грея взор стоцветною травой;

 

Видеть небо — вечное летенье

Солнца, облаков, высоких птиц,

Видеть поле, где хлебов цветенье —

От всемирных вдалеке столиц;

 

В поздний час все темные аллеи

Обойти, как церкви на крови,

Жизнь свою и родины жалея,

Переплавить в слово о любви!

 

СТАРАЯ СКАЗКА

 

Серая папка. И надпись на ней:

«Пащенко. Лика» —

Словно бы в чаще запел соловей

В чувствах великих…

 

Бунина видел и знал краевед.

Подвиг напрасный —

Запись его поражений, побед,

Скорби и страсти?

 

Стоило папку бы взять-пролистать,

Да не решился,

Думал: «Откроешь — как если бы тать

В дом устремился;

 

В домике том поселились давно

Любящих двое,

Сами, коль надо, откроют окно,

Сами закроют».

 

Знал, что в живых — никого из двоих.

Мертвые строки?

Был краевед вспоминающе тих,

Был одинокий.

 

Папку изъела, наверное, пыль

В старом чулане.

Старая сказка. Старая быль —

Варя да Ваня!

 

ВЕРА

 

От московских дворов,

От подстепных холмов

Долг и чувство она пронесла.

И во всякие дни

Оставались они —

Как у лодки одной два весла.

 

Вера, веры твоей

Он не видел верней:

На всю жизнь, на всю долгую жизнь.

Жизнь — не только весна,

Но и злая волна,

И дыхание горестных тризн.

 

Племя черных галин,

Время черных годин —

Было все, что дурная гроза.

Все проходит, как дым?

Но всю жизнь она с ним

И, как умер, закрыла глаза.

 

Её память болит,

Память строго хранит,

Память честно расскажет о них:

О подстепных холмах,

О мистралях-ветрах,

О единой судьбе у двоих.

 

ПОСЕЯТЬ РОЖЬ…

 

Что наши прежние глаза,

Как они мало видели!

Иван Бунин

 

Что прежние наши глаза?

Как видели мало они!

Не видели — снова гроза,

Опять — окаянные дни.

 

И ложью сменяется ложь,

И вновь выпадают дожди —

Кислотный как будто бы дождь!..

Как совести выжить, скажи?

 

Как совести выжить? Любить —

Любовью изыдется ложь,

Своих и чужих не забыть,

Посеять и вырастить рожь.

 

 

ДУША СВЕТИТСЯ

Послесловие

 

На литературной полке Виктора Будакова теснятся более 30 изданных книг, 7-томное собрание сочинений, сотни томов составленных и отредактированных им фолиантов и представительских альбомов о Воронеже, родном крае. Более чем солидный и весомый итог известного в стране прозаика, поэта, публициста к своему 80-летию. Но, конечно же, не случайно из всего этого богатства сегодня взяты редакцией именно лирические строки, посвященные Ивану Алексеевичу Бунину. С одной стороны, имя любимого писателя стояло в первом ряду изданий «Отчего края» — 30-томного издательского шедевра, который сумел осуществить в жесточайшем клинче с цензурой Виктор Будаков, будучи редактором Центрально-Черноземного книжного издательства в 70-80 годах прошлого века. С другой — и мне это кажется главным — воздухом бунинской строки вольготно дышат лучшие будаковские рассказы, повести и стихи. Сквозь годы, через жизни и страны их неосязаемо роднит эта отчая земля, одарившая воронежским землячеством, напитавшая своей традиционной культурой и поставившая в единый круг русской литературы.

Чтобы понять высокую цену подвижничества Виктора Викторовича Будакова, не буду приводить его труды, перечислять звания и награды, которых у юбиляра несть числа. Упомяну то, о чем мало где говорится, да много значится. К примеру, духовная песня на его стихи «Ангелы летели над Россией…» в дни мирских и религиозных торжеств исполняется детскими хорами в храме Христа Спасителя и других церквях страны и ближнего зарубежья… Более 5 тысяч книг писатель передал в дар музеям и библиотекам Воронежа и области… Значительную часть гонораров перечислил в фонды мира, культуры, на помощь «чернобыльцам», на восстановление храмов, старинных усадеб…

Этим бескорыстием и радушием светится его душа, которая всегда распахнута навстречу и начинающим литераторам, и друзьям-коллегам, которых у Виктора Викторовича очень много. Я вспоминаю, когда сам соприкоснулся с земляком-писателем. Давно-давно… Может, в «коммунаровское» время, когда наше интервью об острых проблемах культуры и литературы выросло со страниц областной молодежки и было опубликовано в «Комсомолке»?.. Нет, пожалуй, намного раньше. Когда в скромненькой книжке «Колодец у белой дороги» я прочитал пронзительный военный рассказ. Ворвавшись в село, немцы, куражась и гогоча, стали рубить созревшие вишняки и утолять июльский солнцепек сочными, будто кровью налитыми, вишнями… постреливая потехи ради вокруг… Мне в детстве о подобном случае рассказывала бабушка. Показал ей книгу. Она сказала: «Видел человек и правду написал».

Такое отражение, как я понимаю, главная награда писателю. Да и любому человеку тоже. Ведь мы и есть на самом деле то, что о нас говорит честная людская молва. Поэтому столь знаковыми и значащими мне показались слова о Викторе Викторовиче Будакове, сказанные по разным поводам его коллегами из элитного строя отечественной литературы.

 

НАШ КОСТЕРОК ГОРЕЛ НАД ДОНОМ…

 

Стихи Виктора Будакова я давно знаю и люблю, как люблю родную воронежскую землю с ее открытыми просторами и историческими загадками.

Помню, как летом 1983 года ездили мы с ним в Белогорье, в места моего раннего детства. На высокой меловой горе над Доном, у развалин древнего монастыря, бездымно горел костерок и варилась уха. А вокруг синели бесконечные зеленовато-дымчатые и синеватые дали родной земли…

В книгах Виктора Будакова… отражается древняя и сегодняшняя судьба нашего края, нашей родины.

Анатолий Жигулин,

поэт, лауреат Пушкинской премии РФ.

(Москва), 1995.

 

«…ЛЮБИТЬ И ЖАЛЕТЬ РОДНОЕ»

 

Когда проезжаю воронежские места моей матушки (Россошь, Лиски, да и сам Воронеж), непременно вспомню Виктора Будакова, прославляющего свой черноземный край стихами, этюдами, лирическими путеводными очерками. И — завидую ему. Я вот не могу написать «Белая моя Россошь», хотя с молодости мечтал хоть немножко пожить в этом городке с трехъярусной колокольней, с хохлацкими мазанками по окраине его, поездить по ближним и дальним деревням и добраться до матушкиной Бутурлиновки, (а там и до ее колыбели — села Елизаветино). С нежностью выстраивать слова о хуторах и деревнях, о речках и заброшенных церквах — значит любить и жалеть родное. Сейчас все пишут кто во что горазд, все в прозе и в стихах крестятся и молятся. А Виктор Будаков припадал к старозаветным источникам еще в пору, нежеланную для проявления православных сочувствий. Я благодарен ему не только за воронежские мотивы. Давно-давно прочитал я в «Подъёме» о местах бунинских: о Каменке, Озерках. И перед поздней поездкой в родовые гнезда Бунина заглянул опять в будаковские записи. И в эту минуту привета я взмахиваю ему рукой не из Краснодара, а как раз из тех любимых русских уголков, которые он много раз обошел, объездил и расписал своим пером, — из Огнев­ки, Каменки и Озерок, от колодезей Ольховатки, из реликтового Ельца и… с лугов и тропинок матушкиного «Россошанского уезда…»

Виктор Лихоносов,

писатель, лауреат Государственной премии РСФСР,

премий «Ясная Поляна» им. Л.Н. Толстого,

им. М.А. Шолохова. (Краснодар). 2009.

 

СТОРОЖЕВЫЕ ПОСТЫ ВИКТОРА БУДАКОВА

 

Виктор Будаков, автор книги «Родина и Вселенная», на удивление богатый человек. Не измерить его богатств — так они велики… Виктор Будаков сказочно богат родиной своей. Доном-батюшкой, чудодейственная вода которого насыщена какими-то особенными элементами, вызывающими в человеке отменно независимый и свободный дух… А еще — черноземами, столь тучными, что, по поговорке, сунь батожок — оглобля вырастет, а если оглоблю воткнуть, то и дуб могучий вздымется…

Долгие годы Виктор Будаков отдал Центрально-Черноземному издательству, как редактор подготовил целую библиотеку исторических, поэтических, художественных изданий. И добился (нельзя даже и представить, чего ему это стоило!), что еще в 1977 году российский Госкомиздат принял решение об издании в Воронеже 30-томной книжной серии «Отчий край». И это после долгого осторожного упоминания был торжественный парад великих имен русской литературы только одного отчего края: Державин, Боратынский, Веневитинов, Станкевич, Кольцов, Никитин, а затем Фет, Лесков, Эртель, Бунин, а затем еще Пришвин, Замятин, Платонов…

Боже, до чего же была богата талантами Русь, какие имена поставляла провинция! И как, надо думать, эта серия подняла настроение воронежцев, возвысила их и обогатила (и не одних воронежцев)…

Низкий поклон ему за этот труд.

Валентин Распутин,

писатель, Герой Социалистического Труда,

лауреат Государственных премий СССР, Российской Федерации.

(Из предисловия к книге В. Будакова

«Родина и Вселенная». — Москва: Зарницы, 2009).

 

КАЖДЫЙ НАЧИНАЕТСЯ С ИСТОКОВ

Слово Виктора Будакова — не только о малой родине, но и большом мире, который, при всей его трагедийности, автор воспринимает и как испытание, и как счастье. Все — в древнейших и тончайших связях, все обретает целостность, неделимость, единство: Дон, где в слободе Нижний Карабут Виктор родился за год до войны; Италия, откуда в войну на Дон приходил искать славы Альпий­ский корпус; Германия, Имперская рейхсканцелярия, которую отец автора штурмовал со своей ротой в сорок пятом; Моравия, Чехия, Польша, где сам автор бывал на древних славянских городищах; Кавказ, где он же в молодости преподавал мировую и отечественную классику. Вбирая родники и малые реки, Дон — в конечном счете — впадает в океан. Все мы дети Океана — единого земного шара. Но каждый начинает с истока, с «колодезя на родниках»…

Василий Песков,

писатель, журналист,

лауреат Ленинской и Президентской премий.

(Москва). 1996.

 

СЛОВО ПАМЯТИ, ПРАВДЫ И СОВЕСТЛИВОСТИ

Слово Виктора Будакова — слово памяти. Слово правды. Слово совестливости. Потому и книги его, назову лишь некоторые: «У славянских криниц», «Отчий край Ивана Бунина», «В стране Андрея Платонова», «Великий Дон», «Воронеж-град», «Одинокое сердце поэта», «Времена и дороги», «Подвижники русского слова», «Родина и вселенная» — вызвали широкий российский отклик. Причем, Виктор Будаков и в стихах, и в прозе, и в публицистике не уклоняется от враждебных вызовов времени, но говорит о «болезнях века» мужественно и честно…

Виктор Будаков — просветитель, подвижник культуры. Благодатны его усилия по увековечению культурного наследия земляков, заботы о создании Бунинского заповедника, открытии литературных музеев, экспозиций, мемориальных досок, присвоении достойных литературных имен библиотекам Черноземного края…

Валерий Ганичев,

председатель Правления Союза писателей России,

заместитель Главы Всемирного русского народного собора.

(Москва). 2010.

 

Широко видящий земной шар

Виктор Будаков… представляется мне автором, широко видящим земной мир в его многообразии земель, стран, народов, и в то же время неотрывно связанным со своей конкретной родиной, а именно — воронежской землей, Черноземным краем, Доном и Придоньем. Его книги… рассказывают о больших драматических событиях на донской земле (битва на Куликовом поле, Петровское корабельное строение, Дон — фронтовой рубеж в годы Второй мировой войны); в еще большей мере — о людях родного края. Причем, не только знаменитых (Болховитинов, Кольцов, Никитин, Бунин, Платонов), но и безвестных, однако, без которых не было бы государственной, национальной жизни.

Игорь Шафаревич,

академик РАН, математик, историк.

(Москва). 2010.

 

* * *

 

(Из письма В.В. Будакову)

Дорогой Виктор Викторович!

Не знаю, какое место Вы отводите «Великому Дону. Воронежу-граду» в своей писательской жизни. Но мне она видится как главная Ваша книга. Если бы Вами не было написано ничего другого, кроме нее, и в этом случае можно считать Вашу писательскую судьбу состоявшейся. Вы совершили творческий и гражданский подвиг, создав эту поэтическую энциклопедию-историю родного края (не только столь близкого нам Придонья!), воздав должное всем значимым событиям и в далеком, и в недавнем прошлом; людям, оставившим и добрый, и недобрый след. Будь моя воля, я бы рекомендовал Ваш труд в качестве обязательного пособия школьникам при изучении отечественной истории. Сейчас, как никогда, нашим детям нужен именно такой «поводырь по былому». И не только детям, но и большинству людей взрослых, ибо их сознание развращено чудовищной ложью, злонамеренными фальсификациями и подменой понятий…

Борис Стукалин.

(Москва). 20.07.2003.

 

Борис Иванович Стукалин — общественный и политический деятель, подвижник культуры, бывший министр печати СССР. В литературном мире высоко ценят его помощь и участие в судьбах многих писателей страны, в издании русской и мировой классики. А воронежцы всегда благодарно и признательно будут помнить, что именно Борис Иванович открыл читателям поэта Василия Кубанева, проницательно увидел и поддержал первые творческие шаги Василия Пескова, Алексея Прасолова, Анатолия Жигулина, помогал Владимиру Кораблинову, Гавриилу Троепольскому, Юрию Гончарову, Николаю Коноплину и другим.

 

БОЛЬШОЙ И БЛАГОРОДНЫЙ ТРУД

 

Передо мной книга Виктора Будакова «Честь имею…» Она открывает для нас великую личность, сына Отечества, уроженца Воронежской земли, геополитика Андрея Снесарева. Воистину легендарна его жизнь: офицер, мыслитель, ученый, незаурядный писатель и, главное, православный человек. Огромный путь прошел Снесарев, достойно служил Отечеству. В семнадцатом сделал мучительный выбор — остался в России и служил ей, а не большевикам. И погиб, но склонив голову только перед Богом.

Большой и благородный труд в память Снесарева свершил Виктор Будаков. И вообще, Воронежу повезло на такого писателя. Так любить родину немногие умеют… Большое произведение — огромных трудов, поездок, пребываний в архивах и библиотеках, встреч с родными и знакомыми Снесарева.

Отрадное, нужное, умное чтение!..

Владимир Крупин,

писатель, лауреат Патриаршей премии.

(Москва). 2012.

 

МИР — ТВОЙ ОТЧИЙ КРАЙ

 

Десятки книг прозы, поэзии, публицистики, огромная и бескорыстная, подвижническая культурная деятельность, профессорство, редакторские и издательские труды и проекты, литературные премии — все это его судьба, его поле и доля. Его вселенная, начавшаяся на Воронежской земле, на берегу Дона в старом, напоенном историей и поэзией селе Нижний Карабут, и продлившаяся, распростертая до метафизических пределов познания души народа, добра и зла, света и тьмы, яда и меда жизни…

Составивший и выпустивший 30-томную книжную серию «Отчий край», Виктор Будаков видится мне принадлежащим разным временам и равным представленным в этой серии Е. Боратынскому и И. Бунину.

Это мое утверждение и убеждение давнее, не к юбилею приуроченное, не чрезмерное, но лишь закономерно следующее из опыта познания книг Будакова. И пишу я об этом с болью, потому что в огромной России знают ли Виктора Будакова миллионы читателей? Не излишне ли трудна дорога от писательского стола к типографскому станку?

Высока у нас стена между писателем и читателем, но так или иначе, а всероссийское признание — оно у Будакова не завтра будет, оно давно уже есть.

Виктор Перегудов,

член Союза писателей России,

«Литературная газета», 2015, 10–16 июня.

(Москва).

 

Публикация Владимира НОВОХАТСКОГО