Павел Касаткин

 

9 Мая, 1945-й

 

Бросая наземь дыма сгустки

На утихающем ветру,

Наш поезд

в каменном Иркутске

Остановили поутру.

 

Мы, не снимавшие погоны,

Вслед за пронзительным свистком

Поспешно вышли из вагона

За долгожданным кипятком.

 

Пыхтел последними парами

Перрона дальнего «титан»,

Когда над сонными горами

Подал свой голос Левитан.

 

Слова чеканней, звонче меди

В тот час услышала тайга

Об окончательной победе,

О поражении врага.

 

Судьбой суровой бережены,

Мы обнимались горячо.

И чьи-то матери и жены

Роняли слезы на плечо.

 

Победа ввысь взметнула знамя,

Свинец меняя на дожди.

Она была уже за нами…

А что там будет впереди?

 

В громах, в железном урагане,

Сняв с пушек плотные чехлы,

Еще нам биться на Хингане,

Где гнезд не вьют себе орлы.

 

Тайгой, где рыси да медведи,

Где каждый куст к врагам жесток,

Мы от одной к другой Победе

Передвигались на восток.

 

Бросая выше дыма сгустки

На майском солнечном ветру,

Наш поезд в каменном Иркутске

Стоял недолго поутру.

 

Лев Коськов

 

* * *

Неужто тут ухали пушки

И шли затяжные бои?

А нынче кукуют кукушки,

И сладко поют соловьи.

 

Цветет луговая гвоздика,

Лепечет в овраге ручей,

Крупна и сладка земляника

По скатам пехотных траншей.

 

И видно с обрыва крутого,

Что ранее не различил:

Нигде нет на свете такого

Обилия братских могил.

 

Ревело, горело, стонало —

Природа стоит на своем:

Корявые тонны металла

Надежно гноит чернозем.

 

Воистину, в битве суровой

Не меч побеждает, а дух…

На солнце пасутся коровы,

В тени отдыхает пастух.

 

Бегут облака молодые,

Не зная о правде и зле,

И зреют хлеба золотые

На политой кровью земле.

 

Александр Нестругин

 

ПИСЬМО ИЗ СОРОК ТРЕТЬЕГО

 

Адрес краток: вместо дома-улицы

Только номер почты полевой…

Детские каракули сутулятся:

 

«ПАПКА!

ПРИХОДИ ДОМОЙ ЖИВОЙ.

ВАНЯ.

МАМКА ЗАХВОРАЛА.

ХЛЕБУШКО НАМ С НЮШЕЙ

ОТДАВАЛА,

А САМА НЕ ЕЛА. А МОРОЗ…»

 

Папке

прочитать

не довелось…

 

Станислав Никулин

 

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ПЛАКАЛЬЩИЦЫ

 

Она зашлась,

как будто горе

ей не чужое, а свое.

И вот уже другая вторит,

и вот уже ведут вдвоем:

 

«Отходили резвы ноженьки,

отмахали белы рученьки,

отсмотрели очи ясные,

отсмеялись уста сахарны.

Глубока твоя могилушка,

без окошек домовинушка…»

 

А он лежал, лицом спокоен,

под темнотой закрытых век,

известный пахарь, бывший воин —

ну, в общем, русский человек.

 

Рыдали бабка и солдатка

средь незнакомых и родных…

Как нужно жить самим несладко,

чтоб так вот

плакать за других!

 

Евгений Новичихин

 

ЧЕРНЯХОВСКИЙ

 

В накрывшем нас трагическом обвале,

В кошмарном и нелепом дележе

Мы так друг друга слышать перестали:

Не только люди беженцами стали —

И памятники беженцы уже.

 

Да, слава тоже может быть опальной.

И он, с Россией тяготы деля,

В Воронеже, на площади вокзальной —

Как будто вновь перед дорогой дальней,

Готовый жизнь свою начать с нуля.

 

Ах, эти беспокойные вокзалы!

Их столько было в жизни фронтовой!

Побед, утрат — ему всего хватало.

Но много ль на счету у генерала

Коротких улиц Мира за спиной?

 

Не быть в забвенье имени героя,

Того, кто и за смертною чертой

Готов, как прежде, жертвовать собою,

Живя с народом общею судьбою,

С Отечеством — единою бедой.

 

И дай-то Бог, Россия, чтоб достало

Нам мира, хлеба и душевных слов,

А если надо — то и пьедесталов

Для всех твоих солдат и генералов,

Для всех тебя прославивших сынов!

 

Алексей Прасолов

 

* * *

Когда прицельный полыхнул фугас,

Казалось, в этом взрывчатом огне

Копился света яростный запас,

Который в жизни причитался мне.

Но мерой, непосильною для глаз,

Его плеснули весь в единый миг.

И то, что видел я в последний раз,

Горит в глазницах пепельных моих.

Теперь, когда иду среди людей,

Подняв лицо, открытое лучу,

То во вселенной выжженной моей

Утраченное солнце я ищу.

По-своему печален я и рад,

И с теми, чьи пресыщены глаза,

Моя улыбка часто невпопад,

Некстати непонятная слеза.

Я трогаю руками этот мир —

Холодной гранью, линией живой

Так нестерпимо памятен и мил,

Он весь как будто вновь изваян мной.

Растет, теснится, и вокруг меня

Иные ритмы, ясные уму,

И словно эту бесконечность дня

Я отдал вам, себе оставив тьму.

И знать хочу у праведной черты;

Где равновесье держит бытие,

Что я средь вас — лишь памятник беды,

А не предвестник сумрачный ее.

 

Владимир Шуваев

 

* * *

В магазине лежит.

И раскиданы руки.

А из сумки бежит

Молоко, что для внука.

 

Жизнь прошла нелегко

И ушла не по планам.

Как бежит молоко

Мимо орденских планок!

 

Вот и все. И ушел.

Отгружается тело.

Отмывается пол.

…Долго пуля летела.

 

Иван Щёлоков

 

* * *

Мой дед пришел с войны и посмотрел

На дом, семью…

Слезы не мог сдержать,

Хотел свой ратный подвиг осознать:

Подумал день, второй — и не сумел…

На третий — вышел сеять и пахать.