ТЫ ПРИПОМНИ, РОССИЯ… (К 80-летию Великой Победы)
- 28.10.2024
Эти зарисовки написаны из услышанного автором в мимоходно случайных разговорах, из фронтовых писем и документов. Речь о тех, кто «И для тебя и для меня// Он сделал всё, что мог:// Себя в бою не пожалел,//А Родину сберёг!..»
Подвиг неотменим
Его считают своим в Богучаре, Кантемировке и Россоши. Наш герой из знаменитых 28 панфиловцев Каленик (в некоторых документах ошибочно его фамилия перетолкована как Калейников), уроженец хуторка Стеценково Писаревской волости Богучарского уезда Воронежской губернии. В богатом на административные перекройки территорий ХХ веке село Писаревка с 1957 года прописано в Кантемировском районе. А Стеценково стало селом, так вот, его куда только не переводили, а на исходе 1970 года включили в Россошанский район.
Четвёртое ноября, как «красный день календаря», названный Днём народного единения, остался памятным жителям Стеценково и гостям из ближних сёл Цапково, Новой Калитвы, из райцентра Россоши, из сёл соседних Богучарского, Верхнемамонского и Кантемировского районов. Здесь состоялось открытие бюста Герою Советского Союза Каленику.
Дмитрий Митрофанович – один из тех, кто в декабре 1941-го, как и весь советский народ, встал перед выбором: велика Россия, а отступать некуда – позади Москва. Каленик – один из тех тысяч и тысяч воинов, кто положил свою жизнь на алтарь Отечества, остановил фашистских захватчиков на ближних подступах к столице.
В небольшом степном Стеценково бюст установлен взамен порушенного временем. Заодно отреставрирована стена Памяти с именами односельчан, павших на фронтах Великой Отечественной войны.
Возвращение Героя на родину оказалось непростым.
Родился Каленик в 1910 году в крестьянской семье. Рано осиротел, без отца росли пятеро на руках матери. За хозяина старший Клим, а ещё Прошка с Митей, Алёша с Марусей. Сельские старожилы вспомнили: «До колхоза хлеб молотили уже сообща – родичи, соседи. Митька в зубарях. Стоял перед самым нутром молотилки и ровно подавал на зубья развязанные пшеничные снопы. Бежит на зерноток от пруда ребятня, кричат оглашенно:
– Яшка утонул! Яшка пропал!
Первым подлетел к воде Митька Каленик. Хлопчика вытащил. Откачали, ожил».
В начале 1930-х годов семья отправилась за «хлебным счастьем» и нашла его в Казахстане под Алма-Атой. Там Дмитрий возмужал, женился, воспитывал своих детей. Работал уже председателем сельпо. На тридцать первом году жизни пришлось сменить профессию – ушёл Родину защищать.
Призван он был в дивизию Ивана Панфилова. Её воинам, как и их генералу, выпало в составе Красной Армии себя не пожалеть, но остановить и разгромить врага у стен Москвы.
В посмертный наградной лист фамилия погибшего была записана на иной, удобозвучный лад – Калейников. Именно поэтому, когда в Стеценково утверждали, что их земляк – Герой, являлись сомнения. Фамилия-то вроде не из здешних. До истины докопался учитель-краевед Ткаченко. В архивных делах Иван Иванович нашёл документы, подтверждающие, что уроженец Воронежской области Каленик «как верный сын великого советского народа отдал свою жизнь в неравном бою в числе двадцати восьми героев во главе с политруком Клочковым 16 ноября 1941 года, защищая Москву. За проявленные доблесть, мужество и героизм в борьбе с германским фашизмом» удостоен звания Героя Советского Союза. О выверенном документально факте Ткаченко известил местные органы власти, написал в газетах, выступил по радио. С шестидесятых годов имя панфиловца утвердилась в его родном краю.
Подвиг 28 бойцов, а попутно и всех панфиловцев, как и других известных героев Великой Отечественной, попытались и стараются «отменить» на перестроечной волне пересмотра и переоценки истории Отечества. Основанием тому стала действительная недобросовестность отдельных журналистов военных лет, перетолмачивших из кабинетного «окопа» на свой лад события тех военных дней. Видеть в подробностях картину той жесточайшей схватки, когда наступающую неприступную крепость железного танка приходилось крушить бутылкой с горючей смесью, конечно, теперь никому не дано. Бой шёл, как утверждал в ту же грозную годину великий русский поэт Александр Твардовский, «святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».
Командир 1075-го стрелкового полка 316-ой дивизии Капров после говорил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности четвертая рота второго батальона (в составе которой был наш Каленик), что из роты погибло свыше ста человек.
…Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, –
Ни приметы, ни следа… –
такова участь многих воинов любой войны. Так что историческая истина в «последней инстанции» одна: подвиг был. Народный! А совершил его, если называть поименно всех – то и Дмитрий Каленик.
Герою и фронтовикам-односельчанам, из которых в живых к тому памятному дню остался лишь единственный Алексей Хильченко, на митинге посвящали речи, стихи и песни.
Опало белое покрывало – и встал на бессменный пост, как былинный витязь, Защитник Отечества.
Била Маруся из автомата
Жительница Россоши Мария Орлова получила неожиданный гостинец из Украины. Это был краеведческий журнал «Спадщина» («Наследие»). Издавали его на родине великого поэта Тараса Шевченко – в районном городке Звенигородка Черкасской области.
Перелистала Мария Артёмовна страницы и – оказалась мыслями в своей юности. А носила она тогда ещё девичью фамилию Цыбина, воевала в составе 62-й гвардейской стрелковой дивизии. Её воины в январе 1944 года за Днепром окружили и громили Корсунь-Шевченковскую группировку врага. Ту битву историки после назовут «Сталинградом на Днепре». А дивизии будет присвоено почётное наименование Звенигородской, её наградят орденом Богдана Хмельницкого II степени.
– Сейчас нередко приходится слышать, что Победу добыли мы – числом, а не умением воевать, – говорит Орлова. – Это не так. Война для всех страшна потерями. Статьи, карты-схемы в украинском журнале мне напомнили о боях за освобождение Украины. Тогда после небывалой огневой подготовки шли в наступление не по снегу, а по вражеским трупам…
Добрый знакомый, земляк Марии Артёмовны, русский поэт Михаил Фёдорович Тимошечкин тоже освобождал Украину. За Днепром был ранен. На встречах фронтовиков вместе с Орловой часто вспоминали дни обагрённой кровью молодости. В этих беседах родилось стихотворение-песня.
Мыла Маруся белые ноги,
Шла она долго по пыльной дороге,
Шла она долго, устала немножко
В старых солдатских кирзовых сапожках.
Шла она долго, приутомилась.
Дайте вздохнуть ей, сделайте милость…
В штабе комбата ей сказано было:
Танки фашистов заходят к нам с тыла.
Ей надо выйти из окружения,
За Ингульцом быть к началу сражения.
Место найти на период короткий
Пункту первичной медсанобработки…
Шла она долго, приутомилась,
Остановилась, к речке спустилась.
Села в тенёчке, уединилась,
К сумке походной спиной притулилась.
Сумка с крестом, всё в ней для человека, —
В ней и больница, и тут же аптека –
Всё в ней для боя, не для парада,
Только Марусенька реченьке рада.
К речке спустилась перед закатом,
Не подходите, хлопцы-солдаты.
Не подходите, сделайте милость –
Маша-сестричка уединилась.
На белой камени в тенёчке сидела,
Тихо вполголоса песенку пела,
Ноженьки мыла на белой камени.
Пела она о любви и измене.
Сброшены наземь cyxие портянки,
Где они, близко ль, фашистские танки?
Мыла Маруся белые ноги,
Шла она долго по пыльной дороге.
Дайте вздохнуть ей полною грудью,
Дайте не слышать гула орудий,
Дайте не видеть чёрных разрывов,
Дайте побыть под приречным обрывом,
Дайте к воде Ингульца прикоснуться,
Дайте в водичку лицом окунуться.
Мыла Маруся белые ноги.
Танки немецкие шли по дороге.
Гулко забилось сердечко у Маши,
Приподнялась — думала наши.
Стукнули выстрелы — сердце забилось.
Не подходите, ждёт вас немилость.
Била Маруся из автомата
По кровяневшему в поле закату.
Била Маруся по танкам крестатым,
Падали наземь чужие солдаты.
…Школьница Маша, можно сказать, в одночасье стала бойцом.
– Родилась и училась я в Гнилуше, сейчас это воронежское село Лозовое Верхнемамонского района. Летом сорок второго, вскоре после выпускного вечера, нас, девчат, созвали в сельсовет. Беседовали с нами офицеры. «Родину надо защищать». «Готовы», – без раздумий согласились все девять человек совершенно искренне. Саша Голикова, Маша Скибина, Маша Дедова, Лена Абалмасова, Поля Гуркина и я попали в санитарную роту. Курс молодого бойца проходили прямо в своей части – на хуторе Дубовое Павловского района, почти на передовой линии фронта. В декабре из села Гороховка началось наше наступление по донскому льду у хутора Самодуровка, теперь он Донской.
Мы спасали раненых прямо на поле боя – перевязывали, отправляли в тыл.
Не приведи, Господи, кому-то ещё это пережить. Рядом рвутся снаряды. Шрапнель летит со свистом. Человеку начисто срезало голову. Головы нет, а он бежит в атаку!
Первой погибла в санитарной роте Паша Алёхина. Самая красивая из нас – высокая, стройная, волнистые волосы. Как сейчас вижу её.
Теперь вот читаю: с июля 1942 года по май 1945 наша 127-я, позже преобразованная в гвардейскую 62-ю, дивизия проделала героический путь от Дона до австрийской столицы Вена. Даже подсчитали: с боями мы прошли 1460 километров, маршем 1860, а всего 6870 километров.
Марию Артёмовну вывело из боевого строя третье, самое тяжёлое ранение – в ногу.
– Случилось это уже на австрийской границе. Цвели абрикосы, впервые видела. Командир полка, оказавшийся рядом, пытался поддержать шуткой:
– Маша, кто тебе поверит, что тебя ранило, ведь сегодня первое апреля.
День Победы санинструктор Цыбина-Орлова встречала в военном госпитале в Баку.
– Под окнами парк. Мы на костылях туда на танцы бегали…
На минном поле
В поределом ряду фронтовиков, кого в майский день Победы чествует россошанское село Архиповка, три женщины.
Наталья Припутень-Кравченко в военные годы была бригадиром колхоза «Заря хлебороба». Рыла окопы под Ровеньками. Не знает, помогли ли нашим бойцам те укрепления, но вскоре село захватили фашисты. После оккупации её пригласили в военкомат в Россошь. Армии нужны были минёры.
— Училась на курсах в Семилуках, — рассказывает Наталья Федотовна. -Через месяц отобрали часть курсантов, я с ними. Отправили в Чугуев под Харьков. Ещё станцию Сосновку помню. Там началась для нас война. Ставили мины и разминировали.
Со мной подружка была из Россоши, Надя Диканьская. Страшно боялась подорваться. На минном поле, бывало, просит: вынеси меня, Наташ, отсюда подальше. Подставляю ей спину, обхватит руками меня за шею, вцепится — несу. Всё наказывала, если погибну раньше, припудри мне лицо , губы помадой накрась, перед тем, как схоронить.
А меня ранило первую.
До того, правда, однажды десять минных полей обнаружила. Медалью «За отвагу» наградили.
Подорвалась так. Обезвреживаю мину, склонилась к земле. Рядом моя собака, она помогала находить мины. Первое октября, час дня, жарко. Собака, наверное, зацепила проводок. Рвануло. Шрапнелью сыпануло веером вверх. Мое счастье, что прижалась к земле. Ранило в бедро. Подобрали меня только вечером, кровью изошла. Обмундирование сняли, разрезав на куски, с ними нечаянно документы, медаль выбросили.
В двадцать один год кончилась для меня война на госпитальной койке. Получила вскоре письмо от подружек, узнала, что погибла землячка — Надя.
…Фронтовичка работала в колхозе звеньевой, бригадиром, агрономом-овощеводом под началом опытного Николая Перепелицы. Суженого Алексея Кравченко встретила в Казахстане на целине, на полевом стане сыграли свадьбу. Сейчас их поле — сбегающий от подворья к речке, ухоженный, что грядка, огородик. А к сорокалетию Победы Кравченко вручили орден Отечественной войны второй степени.
Мария Самотоенко родом из соседней Екатериновки. Сюда, в Архиповку, её увёл Яков Андреевич, разведчик по армейской специальности. Звеньевую свекловичницу в связисты призвали в девятнадцать лет.
— Военному делу учили нас в Отрожке под Воронежем. Стреляли, по-пластунски ползали, — вспоминает Мария Дмитриевна. — На фронт попала уже в Белоруссии. Служила в батальоне аэродромного обслуживания. Телеграммы разносила по отделам, у аппарата дежурила — связь с самолётами поддерживала.
Фронт далеко, километров за пятьдесят, а то и сто. Но бомбили и нас. Как-то спешу с телеграммой, а по мне стреляют с чердака. Упала, ползком в укрытие: немцы в засаде были.
Ночью — бойся, не бойся — неси телеграмму. «За взятие Кёнигсберга» имею медаль. Там встретила День Победы.
Марию Архипенко, школьную учительницу, фашистская оккупация застала дома.
— Сразу после освобождения пошла на военную службу, — говорит она. — Охраняла железнодорожный мост через Дон в Лисках. На курсах не была, прямо у зенитки училась стрелять — отражали вражеские налёты.
После работа досталась, можно сказать, женская: в штабе с документами.
Демобилизовавшись, Мария Васильевна вернулась в школьный класс. Учила ребят — до выхода на пенсию. «Дома не отдыхаю, нянчу внуков, правнуков».
«Твой, до конца жизни…»
Исписанные химическим карандашом блокнотные, тетрадные листки потёрты на сгибах — это письма из окопов Великой Отечественной войны. Почта полевая несла их с фронта в воронежскую слободу Новую Калитву. Адресовались они девушке. Тот, кто их слал, уже побывал однажды в донском селе. Случилось то жарким летом сорок второго в горькую пору нашего отступления. «Да разве таких красавиц можно оставлять врагу на поругание», — сказал в сердцах двадцатипятилетний офицер, украинец с редким именем Франц, вынужденный под вражеским натиском покинуть крестьянский дом, где воины останавливались на короткий привал. А привечали их тут вместе с матерью две сестры — Маша и Поля Шевченко. Маша после недолгих раздумий с согласия родных тут же ушла с бойцами, после попала на службу в медсанчасть санитарного поезда. Полина осталась дома, но ненадолго. По приходу оккупантов спешно пришлось вплавь — их дом стоял на речном берегу — броситься через Дон к своим. По ней стреляли, ранили, но желанный берег был уже близок и навстречу спешили красноармейцы…
Поля, в конце концов, оказалась на фронте.
Маша после освобождения Новой Калитвы оставила свою санитарную часть и вернулась домой. Стареньким родителям требовалась помощница. Вот Маша-то и получала бумажные «треугольнички» почты полевой от офицера Франца.
Вскоре после Победы в гости нагрянул и сам Франц Павлович Ветряк. Кадровый военный увёз суженую к месту своей службы. А его фронтовые письма к Маше остались в родительском доме в Новой Калитве, счастливо сохранились сквозь десятилетия до текущего дня. Их мне предала Поля, ветеран войны Полина Ивановна, по мужу – Гурикова.
«4.10.44 г.
Здравствуй, дорогая Мария!!!
Передаю тебе свой пламенный фронтовой горячий чистосердечный привет, шлю массу добрых пожеланий в работе и жизни.
Не беспокойтесь, со мною ничего не случилось, здоровье моё превосходное. Пару дней тому назад я уже отправил тебе письмо, а сегодня ещё одно, вдогонку. Пишу перед боевым заданием, ответственным и трудным.
Мария, пишу в блиндаже, с утра идёт большой дождь. Сушился после вчерашней ночи и готовлюсь к наступающей. Пока есть время, вспоминаю прошлое, те дни, когда встретился и познакомился с тобой. Твои тёплые слова из последнего письма унесу с собой в сердце…
Маруся, писать много сейчас не стану. Вернусь, напишу больше. Пиши моим родным, если даже что-то случится.
Не забывай меня. Да, Маруся, хороша будет жизнь после войны…
Будь, дорогая, до конца хозяйкой своих слов.
Заканчиваю своё сочинение. Время подгоняет. Жди меня! До скорой встречи. Твой до конца жизни…»
Архивные документы позволили узнать о судьбе фронтовика. Украинец с польскими корнями Ветряк Франц Павлович родился в 1918 году в селе Криваченцы, Волочисский район Хмельницкой области.
В боях с июня 1941-го. Ранения: 10 июля – тяжёлое, пулей прошило правую ногу в районе Минска; 1 сентября – лёгкое, осколком обожгло голову, случилось это в районе Смоленска; 10 ноября того же 1941 года – снова лёгкое, осколочное, в руку на реке Жиздра в Калужской области.
С апреля 1944-го лейтенант в составе 324 стрелковой дивизии, 50-я армия, 2-ой Белорусский фронт — командир стрелкового взвода 1093 ордена Александра Невского полка. Дивизия в эту пору после ожесточённых боёв держала оборону в верхнем течении Днепра вблизи города Быхов Могилёвской области. Её воины стали участниками одной из крупнейших стратегических операций Второй мировой войны «Багратион», в ходе которой была разгромлена главная вражеская группа армий «Центр», заперта в Прибалтике группа армий «Север» и — освобождены Белоруссия, часть Литвы и Латвии.
Дивизия 27 июня под огнём противника форсировала реку. Дивизия была поименована — Верхнеднепровской Краснознамённой.
Свой взвод водил в атаки уже не лейтенант, а капитан Ветряк. А впереди – широк Неман, река Нарев и ключ к Восточной Германии: прославившаяся ещё в Первую мировую войну русская крепость Осовец. В этих боях Франц Павлович награждён орденом Красной Звезды «за личную отвагу и мужество».
«12.02.45 г. Восточная Пруссия.
Здравствуй, моя Маруся!
Вчера получил от тебя письмецо, большое спасибо. Прими мой чистосердечный фронтовой привет и такой же поцелуй.
Осталось немного времени в запасе на личные дела. Рота приготовилась к броску — скрылись в мелком кустарнике, место болотистое, ждём сигнала.
А вчера в этот час подъехала полевая кухня, все поспешили на завтрак и обед одновременно.
…Пришёл письмоносец (мы его зовём «Красный нос»), выкликнул и мою фамилию. Получил близкое и родное письмо.
А мои друзья уже не могли так порадоваться. Письма им пришли, а в живых не застали. Тяжко писать об этом родным, ещё тяжелее было своими глазами видеть их гибель, вместе ведь сколько отшагали…
В твоём письме для меня дорога каждая строчка, написанная твоей рукой.
Каждый час наша страна ожидает фронтовых сообщений Информбюро. В этих сводках и приказах т. Сталина, какие ты слышишь или читаешь, обо мне, конечно, не напишут, а вот фамилию нашего командира Казака встретишь. То и о нас сказано.
Дело идёт к концу. А для нас с тобой каждый прожитый благополучно день дорог… Судьбу победы и жизни решает каждая минута.
Дописываю ответ уже при свете свечи. Заняли пару укреплённых домиков и шоссейную дорогу. Жив, здоров, что ещё писать? Ну и всё, дорогая. Приказано явиться к начальству. Всё. Будь счастливой. Твой до конца жизни».
Описывал капитан в письме любимой девушке боевые будни на подступах к столице Восточной Пруссии – Кёнигсбергу. Ныне западный форпост России – Калининград.
В феврале 1945 Францу Павловичу вручили орден Отечественной войны второй степени. Вот извлечение из наградного листа. Тов. Ветряк «за овладение городом Зенсбург (ныне польский город Мронгово) сражался с врагом исключительно храбро и мужественно, умело руководил своим взводом, отбил три контратаки противника с большими для него потерями, тем самым способствовал выполнению поставленной задачи».
Немецкий Зенсбург ныне польский город Мронгово в Враминьско-Мазурском воеводстве.
Командир дивизии Казак Иван Корнилович, о котором пишет Ветряк, его земляк, уроженец Винницкой области. В этих сражениях полковник был удостоен ордена Богдана Хмельницкого второй степени.
В Новой Калитве Мария получала весточки с фронта и от сестры, гвардии сержанта медицинской службы. Полина Шевченко воевала в составе 184 полка, 62-я стрелковая дивизия, 3-й Украинский фронт. Она была награждена главной солдатской медалью «За отвагу». «За весь период наступательных действий полка на правом берегу реки Дунай, не считаясь ни с какими трудностями и под огнём противника, оказала помощь 180 раненым бойцам и офицерам». Десятого апреля, когда уже рвались к Берлину «смертельно храбрые войска», победной весной Полину Ивановну тяжело ранило. Победную весну она встречала в госпитале.
Капитан Франц (наш Франтичек, Францишек — так его называли однополчане) Ветряк вместе с женой Марией после демобилизации из армии в конце пятидесятых годов поселились на жительство в Краснодаре. В 1985 году в канун сорокалетия Великой Победы капитану вручили орден Отечественной войны второй степени.
— Франц возится в саду, а Марусе нельзя работать, здоровье не дозволяет. «Ты только присядь, будь рядом со мной», — попросит муж, так рассказывала о них сестра Полина Ивановна.
…Счастливые до конца жизни: любовь войной испытана.
Две поездки
Тогда ещё гордились своей историей и не забывали её памятные даты. Год 1985-й проходил под знаком сорокалетия Великой Победы. Журналистов из Воронежа и области пригласили в путешествие по местам былых боёв. Фотографии и блокнотные записи возвращают в те прозрачные дни светлой осени.
Даже в недальней поездке, когда тебе из автобусного окна открываются знакомые дали, дивишься тому, как велика и просторна твоя земля. А дорожные встречи с новыми людьми утверждали иное давним присловьем — тесен мир. Так было и в том, выражаясь по-старинному, на-колёсном странствии, какое определяли значимые слова — Курская дуга.
Из книг припоминалось известное.
С 5 июля по 23 августа 1943 года на дуговом выступе фронта от Белгорода до Орла шли ожесточенные бои на земле и в воздухе. Операция «Цитадель» провалилась: враг потерял около полумиллиона солдат и офицеров, полторы тысячи танков, 3,7 тысячи самолётов. Тут кровавая дуга переломилась в нашу пользу.
До поры, до времени исторические факты звучат для тебя отдалённо.
Пока не настала минута, как эта — когда ты всматриваешься в надпись на памятной доске — «На этих рубежах…»; когда склоняешь голову у братских могил близ хутора Крапивенские Дворы, посёлка Яковлево, на всхолмье, означенном военно- топографическим языком — высотой с номером; когда вчитываешься в бронзовую строку:
Это поле победы суровой
Для потомков по праву равно
Полю грозному Куликову,
Ратным доблестям Бородино.
И когда слушаешь артиллериста Андрея Борисовича Попова (бойца, отработавшего после войны четверть века председателем колхоза, получив за то два ордена Трудового Красного Знамени). Он указывал на противоположный склон яра, говорил:
— Там немцы, приглядитесь — следы траншей заметны. А мы здесь, на южном склоне, точно у такой же пушки, какая теперь на постаменте. Танки шли на нас прямо из-под солнца.
— Не первый раз пришлось стрелять?
— Нет, уже нюхнул пороху на Дону, в декабре сорок второго принимал крещение.
— Где-где? — заторопился я с вопросом.
— Под Новой Калитвой прорывали фронт. Операция «Малый Сатурн».
— Мои родные места, — обрадовался я собеседнику, как земляку. Память солдата хранила названия сел, а подробности боёв стерлись. Впрочем, нет, бой за родимое ceло Сажное здесь, на Белгородщине, артиллеристу, по его же признанию, памятен будет до конца дней.
— Допытывается у меня командир: Сажное — твоя деревня? Моя, отвечаю. А он приказывает: ночью выбирай позицию поближе, выкуривай фрицев самолично, земляки памятник при жизни поставят.
В темноте окопались. Поутру оглядываю, прощупываю глазом улочки, дворы — аж зубами заскрипел с досады: как специально, фашисты поставили батарею в огороде у моей хаты. Стреляй по своим! Такое врагу не пожелаешь.
— Пришлось стрелять?
— Тут выбирать не приходилось: или — мы, или — нас в прах разнесут. — Собеседник вытер взмокревший лоб.
— Стрелял. А то как же. На моё счастье, мать в погребе всех наших держала, не давала и голову высовывать…
И ещё одна встреча, у памятника танкистам. Свёл нас путь тоже с участником боёв на Курской дуге. Богатырского сложения человек, сразу думаешь — как в танке такой вмещался. Мощна легендарная «тридцатьчетверка», а танкист тоже вроде витязь из русской былины. В возрасте, а статью крепок.
Военная биография богатыря: с 22 июня сорок первого по 9 мая сорок пятого в танке, а значит — и в бою. Шесть раз горел. Лично уничтожил 29 вражеских бронемашин… Отмечен четырнадцатью медалями.
Орден Красного Знамени получил за первый бой на Украине. Ещё 14 июля сорок первого доказал — можем бить фашистов.
Вторым орденом Красного Знамени награждён за участие в разгроме немцев под Москвой.
Орден Отечественной войны I степени — за бои на Курской дуге.
Орден Александра Невского вручен при освобождении Польши.
Орденом Отечественной войны II степени отмечен в Берлинской операции.
Названа фамилия — Василий Яковлевич Стороженко. Слушаю его, и всё не покидает меня ощущение, будто уже знаю танкиста. И ведь не ошибся.
— Родом я, — говорит Стороженко, — из Ольховатского района Воронежской области.
Тут уж дотошней выспрашиваю: ещё земляк нашелся.
— Xyтop Ерёмин рядом с селом Копанная, — уточняет Василий Яковлевич место своего рождения. Не скрывает, что рад встрече. Допытывается, как там ольховатцы. Сам-то Стороженко после войны обосновался в белгородской Ивне.
На Курской дуге лейтенант Стороженко командовал танковой ротой. Железной её называли за крепость. Танкисты остановили врага в направлении главного удара на южном фасе. Седьмого-восьмого июля немцы бросали в атаку двенадцать раз танковые лавины. Тридцать пять вражеских машин сожгла на поле боя рота Стороженко.
— Дни стояли ясные, но солнца нам не было видно. Дым застил глаза. — Вспомнил Василий Яковлевич тот июль сорок третьего.
На Ивню, Обоянь враг не прошёл. Свернул к Прохоровке, где его встречали танкисты резерва, прибывшие из-под Острогожска.
Командарм Павел Ротмистров после так записал о двенадцатом июля:
— Солнце помогло нам. Оно хорошо осветило контуры вражеских танков и слепило немецких фашистов.
Танкисты бились насмерть. Сражались в горящих машинах. Шли на таран. Всюду на поле боя — тела убитых, искорёженные танки, раздавленные орудия, бомбовые воронки. И ни одной зелёной былинки – сплошь выжженная, чёрная, дымящаяся земля. И так — на протяжении десяти-двенадцати километров — на всю глубину нашей атаки!
…Самое крупное в истории встречное танковое сражение на Прохоровском поле приближало День Победы.
Не знаю, дожили ли мои собеседники до нынешней очередной годовщины боёв на полях, где сошлась сталь со сталью. И если не они, так их потомки пришли и придут на поле нашей славы, нашей боли. Как бы кто ни пытался перекроить историю Отечества.
***
После того, как в 1992 году первому Президенту России не удалось вычеркнуть из народной памяти нашу Победу в Великой Отечественной войне, связанные с ней события вновь обретают достойную национальную значимость. Примером тому — сооружение мемориала на Прохоровском поле в Белгородской области. Строительство музея под открытым небом под началом известного государственного деятеля Николая Ивановича Рыжкова уже завершено. И в Прохоровку со всех концов света натаптывается «народная тропа». В этом недавно смогли убедиться ветераны-фронтовики из Россоши.
В удобном автобусе нашлось место и журналисту. Ехал я в Прохоровку во второй раз, пятнадцать лет спустя. Вспоминал вознесённый на постамент танк, ещё не прижившиеся основательно молоденькие деревца и черным-черно вспаханное поле.
А Василий Иванович Гребенюк, участник нашей поездки, видел это поле летом 43-го года. Он был сержантом батальона разведки в 140-й роте 29-го корпуса знаменитой гвардейской 5-й танковой армии. Василий Иванович уже ночью участвовал в штурме под Прохоровкой, «после перелома боя в нашу сторону. Шёл дождь, и вода шипела на раскалённом танковом железе». И ещё он припомнил, что с рассветом на поле страшно было глядеть. «Танки сцепились гусеницами — трак в трак. Сорваны башни. Перевернуты вверх дном. Сошлись орудийными стволами. Страсть!»
Понятно было желание Василия Ивановича увидеть снова Прохоровское поле. А под июльским небом накрапывал обложной дождичек. Ещё зеленела пшеница, цвели в ней ромашки. Поле, какие на сотни, тысячи километров тянутся, перемежаясь лесополосами, по серединной России. Но нет — это особое, здесь белой свечой поднялась ввысь светло-каменная четырёхгранная звонница.
А впереди ждала встреча с музеем. А главное — с белокаменным храмом святых апостолов Петра и Павла. В нём на мраморных плитах высечено около семи тысяч имён павших под Прохоровкой.
Читаю фамилии. Запнулся. Есть и Чалый B.C. Кто он мне?
Вчитываюсь в фамилии. Как будто вся держава собралась под Прохоровкой. А ведь так оно и было.
Служили братья
На старинном земском здании школы села Криничное Россошанского района принародно открыта мемориальная доска. На ней портрет воина. Здесь учился участник Великой Отечественной войны, полный кавалер ордена Славы Михаил Кузьменко.
В самой же школе — рядом две фотографии. Схожие лица, а вот награды на груди разнятся. Это близнецы-братья Кузьменко — Михаил и Дмитрий. Их ещё в детстве часто путали. Крестьянские сыны росли крепкими. Девятнадцатилетними в 1942 году ушли на фронт. Парней зачислили в миномётчики. На учебных стрельбищах от седьмого пота соль на гимнастерках прикипала, в бою — тем более. Миномёт в руках, и снаряды тяжелы. Быстро успевай выбрать выгодную позицию, точно порази цель — будь-то скопление пехоты, пулемётное гнездо, пушка. Твоя мина с воем выписывает в небесах дугу во вражий окоп, но и тебя кроет ответный вражеский огонь. Смертная работа — война.
Крещение братья приняли в Сталинграде. Звание сержанта присвоили на Курской дуге. Оба стали командирами миномётных расчетов. Обоих в боях за освобождение Украины наградили орденом Славы третьей степени. А впереди были сражения в Польше, в самой Германия, в Чехословакия. Бeз ранений не обошлось, но родилась близнецы всё же в счастливой рубахе.
9 мая 1945 года все салютовали Победе, а миномётчики ещё целую неделю воевали с гитлеровцами, отказавшимися сложить оружие.
Победили и остались живы.
После считали не только раны, но и награды. У каждого медали — по две «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За освобождение Праги». Дмитрию вручили орден боевого Красного Знамени. Михаилу — ещё ордена Славы второй и первой степени. «Зря я залежался в госпитале,- шутил Дмитрий. – Слава от меня ушла. А краснознамённый орден добыл так. Ранило в ногу. После лечения ходил на перевязку в свой медсанбат. Возвращаюсь лесом. Ещё прихрамывал. Вместо костыля у меня винтовка. На неё опираюсь. Вышел на поляну, голову поднял – ё-моё, немцы впокат отдыхают на траве. Куда мне, хромому, бежать. Вскинул винтовку и кричу: «Хэндэ хох!» Слушаются. Встают и поднимают руки вверх. Построил их и повёл колонной в расположение своей части. Человек семьдесят сдались в плен. Война уже к концу».
Братьям пришлось служить и в мирное время — в одной части, но в разных подразделениях. Командир хорошо знал Михаила — отправлял его в Москву на исторический парад Победы. Однажды при объезде встретился он с Михаилом Андреевичем, побеседовали. И тут же в соседнем подразделении вновь видит знакомое лицо.
— Кузьменко?
— Так точно, товарищ генерал!
— А как ты меня опередил?
— Никак нет.
В конце концов выяснилось, что перед командиром стоял, действительно, Кузьменко, только — Дмитрий Андреевич.
— Вместе хотите служить, близнецы? В чём же дело? Отправляйся к брату!
— Этот случай Михаил и мой Митя вспоминали часто, — рассказывает сейчас бабушка Наташа, жена Дмитрия, всю жизнь проработавшая колхозной дояркой.
Домой на хутор Поддубный братья вернулись в 1947 году. Невест нашли в соседнем Новотроицком. Здесь и окопались основательно бывшие миномётчики.
— Дмитрий Андреевич заведовал молочной фермой. Передовой, лучшей в Новокалитвянском районе, а потом и в Россошанском, — говорит Наталья Стефановна. — У меня все Почетные грамоты сохранились. Красные Знамена нам вручали, на слёты передовиков возили.
Михаил Андреевич плотничал при ферме. То полы в коровниках новые настилает, то кошары городит. Круглый год хватало дел. С Дашей, Дарьей Григорьевной, они вырастили дочерей — Лиду и Галю. В Ростове живут девчата. У нас с Митей сыновья. Миша в Тюмени, а Коля в Воронеже.
По молодости братья войну вспоминали без охоты. Потом в школу начали приглашать, перед детьми просили выступить. На встречи с однополчанами ездили — в Сталинград и в Курск, на Украину.
Бабушка Наташа перекладывает старые фотографии, на которых — невозвратимое. Где ты, хутор Новотроицк? Лишь сивый горчливый полынок в степном яру. Да посвистывает хозяин на меловом курганчике — отоспавшийся по-байбачьи за зиму в норе рыжий сурок. Как вроде и не жили здесь веками люди. Где вы, спасшие мир от фашистской чумы герои Отечества?
— Ветеранские встречи братам нравились. Приоденутся — белые рубахи, галстуки, на костюме целый иконостас орденов-медалей. Кто подумает, что с хутора мужики? Мало им выпало на белый свет поглядеть, на шестом десятке война догнала, укоротила век. Ещё бы жить да жить…
Петр Чалый, член Союза писателей России (г. Россошь Воронежской области)
