Смотритель родника

Алексей Шишкин

 

* * *

 

Желтый майский закат предпобедный

Не дымит, не коптит в облака.

Он такой же, как тот, заповедный,

Что горит в орденах старика.

И салюта победного радость

Тот закат на весь мир возвестил.

Да и мне его слава досталась,

Чтобы память рассказов хранил.

О войне я по-разному слышал

От отца — он в боях уцелел —

Он из тех, кто из марева вышел,

И не сгинул, в огне не сгорел —

А отец, как всегда, улыбался —

Он героем себя не считал.

Но уже о войне начитавшись,

Кое в чем я ему возражал.

И какой бы ни стала держава,

И куда бы нас жизнь ни вела,

Независима вечная слава —

Точно крылья свои обрела!

 

г. Липецк

 

Иван Волосюк

 

* * *

 

Давай о смерти ни гугу,

кто был не прав — война поправит,

мой голос внутренний картавит,

и я по снегу, как могу,

иду домой.

 

Но медленней ползет улитка,

чем я (во сне) туда иду.

Что, если это не молитва,

а так — губами шевелю,

о, ангел мой?

 

Хоть стены там тепла не держат,

есть только стулья и кровать…

Из человека выпал стержень,

и больше нечего ломать.

 

* * *

 

Снег сам собой не образует мифа:

мы бабу снежную лепили — дети скифов,

сакральный смысл оставив на потом,

с кургана покатились кувырком.

 

А зимы были страшные: страшнее,

чем ночь в бомбоубежище. Дощечки

привязывали вместо лыж к ногам,

и даже если дом не уцелеет,

то в кухне летней как-нибудь у печки

перезимуем. И хвалу богам

 

весной, когда снега сойдут с курганов,

мы выразим посредством истуканов.

 

* * *

 

                  Трое смотрят, светится один…

Андрей Фамицкий

 

Я был немым, но мой светился рот,

и, кулаком не пробивая лед,

я видел: ты со мною говорила.

Здесь и звезде бывать невмоготу,

ее солдат сбивает на лету,

орлы — над нами, а над ними — вилы.

 

Давай, мой мальчик, там, в степи, ложись,

ты солнцу говорил: «Остановись!»,

повязанный мышленьем Птолемея.

Но в глубине души весь космос зрил,

и вот Господь тебе глаза открыл,

и ты застыл, пред Ним благоговея.

г. Донецк

 

Марина Дубикова

 

* * *

 

Иней на землю прилег незаметно,

Выкрасив в цвет седины сухостой,

Крыши машин, оголенные ветви,

Тихий покой совместив с красотой.

Легкий туман затемнил горизонты,

Дым из трубы совершает полет.

Невозмутимую веточку тронь, ты —

Легкий пушок на ладонь упадет!

Зимнее солнце укрылось за тучу,

Редкая птица пронзит тишину…

Лютый мороз! Что же может быть лучше

Русской зимы, что чарует страну!

Зимы России — исток благодати!

Тлеют в камине сухие дрова;

Может, романтик, поэт и писатель

К этой зиме подбирают слова.

г. Воронеж

 

Александр Слепокуров

 

ПРО БАХА И ЛИСТА

 

Упейтесь рапсодией Листа,

Проникнитесь фугами Баха…

Налейте стакан гармонисту —

Он вам это сбацает махом.

Не надо ему клавикорда

И знать все органа регистры.

Лишь голову вскинет он гордо,

И пальцы забегают быстро.

Меха, распахнув свою душу,

Природной наполнятся силой.

Не Бах и не Лист, но послушай —

Там все по-простому красиво!

Там все: и рулады, и трели,

И грусть потаенная мнится,

И свадьба на прошлой неделе,

И баба — да Бог с ней! — бранится.

Упейтесь рапсодией Листа,

Проникнитесь фугами Баха…

Не сетуйте на гармониста,

Что выдал другое с размахом.

г. Воронеж

 

Вера Калашникова

 

СМОТРИТЕЛЬ РОДНИКА

 

По росным травам к роднику,

набрать воды в дорогу,

вдоль берега реки бегу

под ястребиным оком.

 

Его река — не широка,

но омуты глубоки,

испытывают смельчака

таинственные токи.

 

Его луга — не велики,

и наклонились травы,

но пышат мелкие цветки

огнями величаво.

 

Его родник — природы крик,

он хищнику не нужен,

но ястреб видит, кто приник,

водой очистить душу.

г. Воронеж

 

Валентина Мажулина-Мелёхина

 

* * *

 

Не все рассветы хороши,

Не все закаты справедливы,

Но стану все равно счастливой

Я в глубине своей души.

Все притягательнее день

И все стремительней движенье.

Найду его я отраженье,

Когда падет на землю тень.

И настежь распахну окно

Сияющим навстречу звездам:

Пока еще совсем не поздно

С сияньем их быть заодно.

Душа надеждою живет,

Простым желанием томится:

Не пропустить бы мимо птицу,

Ту, что мне счастье принесет.

Сегодня пишется легко

И жизнь пою в любой раскраске —

Пешком, в такси, в телеге тряской

Еще мне ехать далеко.

И, может быть, удастся вдруг

Понять значенье скрытых смыслов:

И отчего дым коромыслом,

И станет ли светлей вокруг?

г. Воронеж

 

Ирина Васильева

 

* * *

 

Такое настроение с утра —

Молчать, не чувствовать, не помнить.

Безмолвна отрешенности пора,

Когда не в силах прекословить, —

И ты идешь куда-то не спеша,

И в этом есть особая примета:

Печалью очищается душа,

Душа освобождается для света.

В безоблачном покое сентября

Застыла очертаний позолота.

Ты думаешь, что в жизни все не зря,

Что не случаен в ней случайный кто-то.

И ты идешь куда-то не спеша,

И в этом есть особая примета:

Печалью очищается душа,

Душа освобождается для света.

г. Воронеж

 

Ольга Андреева

 

ЮЖНАЯ НОЧЬ

 

Сто машин. Пешеходов на улице нет.

Я иду на зеленый мерцающий свет.

Город в прятки играет с полсотней ворон,

кружит небо мое каруселями крон,

только где-то в степи бьется сердце коня,

пропуская свой ток сквозь меня, сквозь меня.

 

А их, наверно, тысяча — корректных, с четким почерком,

с широкими плечами и высокими IQ,

начитанных, накачанных, ментально навороченных —

и никогда не въехать им — чего я тут стою.

 

Сто машин, подождите, послушайте ритм.

Мы не можем спешить — раз, два, три, раз, два, три…

Только вальс — он во мне и никак не вовне,

а холодные взгляды — ножом по спине.

Бьется сердце степи, бьется сердце коня —

а холодные взгляды летят сквозь меня.

 

Странно лязгающим джазом

передергивал затвор,

покосился мутным глазом

на зеленый светофор,

поднял выше ствол граненый,

воедино слился с ним…

Он стрелял, стрелял в зеленый —

но огонь неуязвим!

 

Сто машин бьют копытом, грызут удила.

Почему не спешу? И откуда пришла?

Ночь следа не оставит, запутает след,

ночь отправит в нокаут и даже в декрет!

Бьется сердце коня и стучит за версту,

и никто не догонит девчонок «Тату»!

 

Ночь цикадами дразнит, и сводит с ума

сладкий запах акаций и звезд кутерьма.

Чистой флейтою спорит трава на ветру,

тихой скрипочкой вторит трамвай комару…

 

Сто машин. Пешеходов на улице нет.

Я иду на зеленый мерцающий свет.

 

* * *

 

Февраль ведь только что прошел —

и вот, пожалуйста — опять.

Зима — и дождь. Нехорошо.

Нельзя так часто наступать

 

на горло мне. Уже хриплю,

и плохо сплю, и пью женьшень.

Отточен слух — стрелу ловлю.

В меня — я легкая мишень.

 

Все так прозрачно, что пора

смотреть внимательно, насквозь.

Какой сквозняк! Небес дыра

разверзлась под напором слез.

 

А слезы в дождь — что шубы в дождь,

что лыжи в дождь — такой же бред.

Осталась ожиданья ложь

в таком далеком декабре.

 

Но скоро прорастет трава,

Замкнется вечное кольцо.

Не надо прятаться в слова.

Доверьте мне свое лицо!

 

г. Ростов-на-Дону

 

Владимир Болохов

 

* * *

 

Продавали — собаку. Точней, продавал

мужичонка в кепчонке кургузой.

Приценялись. Глазели в клыкастый оскал.

Да никто, хоть заплачь, кошелька не достал.

Ни к чему, мол, и даром — обуза.

 

Пес тревожно зевал — с виду смирный такой,

только шаркал хвостом по скамейке.

А небритый хозяин косился с тоской —

на витрину, в которой — достанешь рукой —

хоть залейся злодейки-с-наклейкой.

 

«Как зовут живота? — дошлый дядька спросил. —

Не шалавый? — ишь уши вдоль шерсти…»

— «Верным» кличут… А уши-то он опустил,

потому как в понятье, что я зачертил…

Забирай… Дай хоть граммов на двести…

 

«Да ты спятил? Такую красу — за стакан!

Иль взаправду с изъянцем собака?..

Или ты безнадежный, дружище, болван,

а скорее, еще со вчерашнего пьян…

Но давай-ка проверим, однако…»

 

И проворно так — цап продавца за плечо,

а свободной рукой — замахнулся..

Взвился взорванный рык — над асфальтом — свечой,

вспыхнув острым огнем языка — горячо,

и, хрипя в поводке, захлебнулся…

 

Пес улегся. Лишь вздрагивал вздыбленный бок.

И, кирзовую вывернув сумку,

инвалид натянул на культю поводок

и, скормив — припасенный на закусь — кусок,

прошептал: «Ты прости меня, суку!..»

 

* * *

 

Хочешь, пес, я тебя поцелую

За пробуженный в сердце май?..

Сергей Есенин

 

Петляет пологий проселок

в раздолье некошеных трав.

И как не свернуть за пригорок,

где брызжет призывное «гав!»?

 

Не зря озорник лопоухий

заливистый шлет мне привет.

В карманно-табачной макухе

отыщется пара конфет.

 

Окрест — лучезарные всплески

да жаворонки — надо мной…

И тявкнул с лукавостью детской

пружинный комок — за спиной.

 

Забавная радость мордашки,

восторженный танец хвоста.

С оберточной сладить бумажкой —

задачка не так-то проста.

 

Урчит забияка лохматый,

лобастой крутя головой…

И кажется, больше не надо

ему — да и мне — ничего…

г. Новомосковск