БЛАГОРОДНАЯ ПОЛНОТА ПАМЯТИ

НА БЕРЕГУ

 

Течет издалека,

неведомо куда,

незримая река —

чернильная вода,

в которую войти,

увы, немудрено —

войти немудрено,

да выйти не дано.

Забвения темней

чернильная волна

и, отражаясь в ней,

чернеют времена,

и тысячи людей

стоят на берегу

у памяти своей

и совести в долгу.

 

* * *

 

Прямо по течению беды

прошлое оделось берегами;

бросишь камень в зеркало воды —

время разбегается кругами.

Вот и сердце, памяти вослед,

окаменевает поневоле.

И куда нам плыть из этих лет

по теченью совести и боли?..

 

* * *

 

По соседству с огородами,

в третьем доме от угла,

за тесовыми воротами

эта девочка жила.

Не забуду, как украдкою

мы гуляли налегке

там, где вымощен брусчаткою

склон от улицы к реке.

 

Покатило время под гору

по булыжной мостовой,

разделило годы поровну

линией береговой.

За какими поворотами

та, которая жила

за тесовыми воротами,

в третьем доме от угла?

 

ОТРАЖЕНИЕ

 

 

Умолкла гитара,

костер догорает

и тянет прохладой от сонной реки.

От первой любви человек умирает,

а больше ему умирать не с руки.

Взгляни на расхристанного гитариста —

он лишь отражение в темной воде;

немного спиртного и «Завтрак туриста»

ему не зачтутся на Страшном Суде.

Среди затаившихся ночью растений,

у времени под окаянной пятой,

останутся наши влюбленные тени

и белые лилии в заводи той.

Почти незаметно теченье речное,

костер догорает, гитара сбоит

и шероховатое небо ночное,

как первое зеркало мира стоит.

 

* * *

 

Жизнь устаканилась,

и понемногу

определилось ее существо:

я направляю послания Богу

и получаю ответы его.

Если идти по течению Леты,

то получается, как ни крути,

что доставляются эти ответы

через людей незнакомых почти.

Вон, рыбачок у причала шаманит,

я подойду, за спиной постою;

он обернется и запросто глянет

с облака

в самую душу мою.

 

* * *

 

           В. М.

 

Когда, повторяя речные изгибы,

певучие звезды летят с высоты,

на сушу выходят летучие рыбы,

забытые сны

и живые цветы.

Увы, никакой эпохальный философ,

ни в общем зачете, ни сам по себе,

еще не решил окаянных вопросов

о жизни и смерти,

любви и судьбе.

Я знаю, уходят и люди, и реки,

державы и сны рассыпаются в прах,

но было от века и будет вовеки:

Земля — на китах,

а любовь — на цветах!

 

* * *

 

На фоне заката,

на лоне природы

мы жили, казалось, у края земли,

когда по фарватеру шли пароходы

и сонные воды, как время, текли.

Судьба нагадала

навеки проститься,

и мы выпадали из времени, где

над нами летали красивые птицы

и тени сновали по легкой воде.

Чем дальше по жизни,

тем сумерки ближе —

махни на прощанье рукой вдалеке.

Во сне запоздалом однажды увижу

огни парохода на тихой реке.

 

* * *

 

Отчего вода текучая

отразила вверх тормашками

ту, которая, по случаю,

заплела судьбу ромашками?

Наперед гадать не хочется:

загадаешь, а не сбудется,

потому что лето кончится,

потому что все забудется.

Память женская, неточная,

донесет по назначению,

разве что пыльцу цветочную,

да кувшинки по течению.

 

* * *

 

Сидит человек у реки

и слушает голос воды,

и мысли его далеки

от века

на круге беды.

А век человека влечет

по той траектории, где

река никуда не течет,

и только

круги по воде.

 

* * *

 

         Памяти А. А.

 

Отмеряй пару лет

в ту сторону небес,

где выморочный свет

наутро не воскрес,

и кружатся едва,

как тополиный пух,

последние слова,

не сказанные вслух.

Отмеряй пару лет

над уровнем реки —

течению вослед

и боли вопреки,

тогда я прилечу

в твой сумеречный рай,

усну и прошепчу:

— Смотри, не умирай…

 

ПЕСЕНКА

 

Я вспомнил нехитрую песенку эту,

которую пел, когда был молодой —

слова разлетелись по белому свету,

как дым от костра над холодной водой.

 

Река унесла мои годы и беды,

костер догорел на пустом берегу,

а я никакую, достойную этой,

нехитрую песню сложить не могу.

 

РЕКА

 

Пока живу на этом берегу

и маятник без устали качается,

я не могу быть лучше, чем могу —

не получается.

Но время утекает неспроста

по мере человеческой потравы,

а над рекой ни одного моста

и переправы.

Река течет и вдоль, и поперек;

а для чего дается жизнь иная —

по совести, когда настанет срок

узнаю.

 

* * *

 

Человеческим законам

неподвластные пока,

над Кожевенным кордоном

вечереют облака.

Собираясь у излуки,

вечереют надо мной —

выше боли и разлуки,

выше радости земной.

Если к облаку подняться

по закатному лучу,

то такие песни снятся —

просыпаться не хочу.

То ли эхом, то ли стоном

отзывается строка:

над Кожевенным кордоном

вечереют облака.

 

У АДМИРАЛТЕЙСКОГО ПРИЧАЛА

 

От Адмиралтейского причала

отплывает белый катерок.

Если бы я начал жить сначала,

плавал бы и вдоль, и поперек.

 

Если человек уходит в море

или даже просто по реке,

непременно ждет на косогоре

девушка в узорчатом платке.

 

Чайка без печали прокричала,

ветерок по памяти летит,

у Адмиралтейского причала

катерок последний тарахтит.

 

Время не отпустит на поруки —

сердце успокоится на том,

что махала с берега разлуки

девушка узорчатым платком.

 

* * *

 

…и понял вдруг, что я умру:

сегодня, завтра — суть не в этом —

уйду из мира на миру

и стану тенью или светом.

Тепло родного очага

и боль мою забуду вскоре,

как забывает берега

река, впадающая в море…

 


Валентин Михайлович Нервин родился в 1955 году в городе Воронеже. Окончил экономический факультет Воронежского инженерно-строительного института. Автор двенадцати книг стихотворений. Лауреат литературной премии им. Н. Лескова, международного чеховского конкурса в Германии, специальной премии Союза россий­ских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» в рамках Международной Волошинской премии, премии «Кольцов­ский край». Член Союза рос­сий­ских писателей. Живет в Воронеже.