Белая «Победа» медленно двигалась по притихшему ночному городку. Следом за ней, жестко подпрыгивая на ухабах, катили грузовик с прицепом и небольшой самоходный кран. Колонна двигалась с выключенными фарами, чтобы не привлекать к себе внимания, но сиявшая на темном небе луна позволяла видеть смутно белевшую дорогу. Машины подъехали ко входу в городской парк и остановились. Он вышел из «Победы», бесшумно прикрыл дверцу и взглянул на ручные часы «Победа» — стрелки показывали полночь.

Когда он получил приказ, то сперва не поверил ушам своим: кровь ударила куда-то в затылок, а сразу намокшая гимнастерка противно облепила спину. Мог ли он представить, прослужив в органах много лет, что когда-нибудь получит такой приказ! И как у его шефа язык не отсох отдать этот приказ…

Он медленно направился к едва различимому во тьме памятнику, остановился против него. В мягком свете луны на него в упор смотрел Он! Да, это была его стать, подчеркнутая длинной шинелью и высокими тяжелыми сапогами. И взгляд, пронизывающий до костей, тоже был Его. В его жизни Он был все! Он был смыслом его жизни, его песней, его молитвой и навсегда вошел в его плоть и кровь. И вот теперь он должен был выполнить этот сводящий с ума и убивающий душу приказ.

Он повернулся и махнул рукой, и тут же из грузовика спрыгнули и подошли к нему несколько человек. «Приступайте!» — властно приказал он, и началась спорая, размеренная и профессиональная работа. Не успел он выкурить и одну папиросу, как петля веревки крепко охватила Его шею, другая стянула пояс шинели, а третья опутала тяжелые сапоги. Заработал кран, Его оторвали с постамента, и Он беспомощно повис в воздухе, раскачиваясь на прочных канатах, а затем, будто в большой длинный гроб, улегся в кузов машины, вытянув ноги в высоких сапогах на прицеп. Он взглянул на часы — стрелки показывали 12 часов 15 минут. «Вот и все», — сказал про себя, отбросил недокуренную папиросу, махнул рукой и сел в «Победу».

Колонна машин с потушенными фарами, словно траурное погребальное шествие, медленно двинулась к окраине городка.

Проехав несколько сотен метров по дороге, ведущей к областному центру, колонна съехала вправо, в степь, и остановилась. Кран поднял Его с грузовика и опустил на землю. «Может, разобьем его на куски? — спросил подошедший прораб. — Так легче будет закапывать». — «Молчать! — осадил он. — Похороним по-людски». Пока звенели мотыги, вгрызаясь в целину, а потом закидывая солончаком огромное «тело», он успел выкурить три папиросы… «А теперь отъезжайте и ждите меня у дороги».

Оставшись в одиночестве, он долго смотрел на то место, где под землей лежал Он. «Ни памятника, ни даже маленького холмика!» Он расстегнул кобуру, достал пистолет и, приставив руку к фуражке, выстрелил трижды вверх. Раскаты выстрелов потонули в черном мраке ночи.

Приехав домой, он отпустил «Победу», тихо, чтобы не разбудить спящих жену, сына и маленькую любимицу-дочку, прошел на кухню, достал бутылку водки, налил полный стакан и залпом выпил. Потом закурил, тихо вышел во двор своего дома и прошел в маленький садик, посаженный собственными руками. Кругом было тихо и темно, лишь на востоке едва обозначилась над горизонтом светлая полоска.

И тогда он резким взмахом руки отбросил недокуренную папиросу, достал из кобуры пистолет, второй раз за эту ночь приложил руку к красному околышу фуражки и, громко и внятно воскликнув «Честь имею!», выстрелил себе в горячо пульсирующий висок.

 

По райцентру ошеломляющей волной пронесся слух — исчез памятник Сталину! Все испугались и недоумевали: куда он мог подеваться?! Не украли же его, в конце концов! Как это так? Большой, на высоком постаменте Сталин — в длинной шинели, спускающейся до тяжелых сапог, в военной фуражке, с рукой, привычно запущенной за борт шинели, — величественно стоял, поднятый над снующим вокруг народом, с устремленным вдаль прозорливым взглядом. И вдруг исчез! Без каких бы то ни было разъяснений.

Я, конечно, сразу рассказал дома о поразившем всех событии. Мама, услышав эту новость, от неожиданности села на стул и, лишившись дара речи, лишь переводила недоуменный и испуганный взгляд с меня на отца. Я тоже смотрел на отца, ожидая, что же он скажет — он умный, сильный: кто же, как не он, должен все объяснить, успокоить. «Их тысячи, этих памятников Сталину, — растерянно говорила мама. — Что же их, вот так, за одну ночь, взяли и попрятали по всей стране?»

Но отец сам выглядел каким-то потерянным.

— Я сам толком ничего не понимаю и не знаю, — сказал он раздраженно. — Ясно, что это продолжение курса по разоблачению культа личности Сталина. Они там, наверху, гнут свою линию, ничего толком не объясняя, а народ перепуган, недоумевает и не знает, чего же дальше ждать?

Потом прошел слух, что памятник, оказывается, демонтировали или попросту — сломали и спрятали где-то в неизвестном месте. У нас в классе вместо урока биологии провела беседу классный руководитель Таисия Михайловна. Она сказала, что в стране идет искоренение культа личности Сталина и что жизнь будет все лучше и лучше. Но мы не понимали, что это такое — культ личности. Да и само слово было какое-то невразумительное — «культ». Однако все в классе были взбудоражены, как никогда. Одно дело, когда происходит что-то в Москве, это так далеко. А вот когда у тебя «под носом» исчезает всем привычный памятник Сталину — тогда совсем другое дело!

Каково же было мое удивление, когда спустя несколько дней ко мне в школе подошел Вадик и, оглядываясь по сторонам, загадочно зашептал в ухо:

— Слушай, Олег Мамедов сказал, что его брат Игорек знает, где зарыли Сталина.

У меня холодок пробежал по спине:

— Да ты что!.. Как зарыли?.. Откуда он знает?

— Ему знакомый пацан сказал, он живет на самой окраине, за парком, и вроде бы кто-то видел, как ночью машина фырчала и вроде кто-то стрелял… В общем, Олег предлагает разыскать это место. Пойдешь с нами?

У меня сердце забилось от предвкушения такого необычного приключения.

— Ты еще спрашиваешь? Конечно, пойду!

Вадик поглядел на меня и заговорщицки зашептал:

— Идем после уроков и встречаемся у входа в парк…. Смотри, никому ни слова!

Я с нетерпением ожидал окончания уроков, многозначительно переглядываясь с Вадиком и братьями Мамедовыми.

После уроков мы с Вадиком забежали к нему домой, забросили наши сумки с учебниками и, быстро перехватив по куску хлеба, смоченного водой и посыпанного сахаром (мы это называли «съесть пирожное»), отправились к условленному месту.

— Будем идти по разным сторонам улицы, — сказал Вадик, — чтобы нас не видели вместе. Если встретим кого из знакомых, скажем, просто гуляем.

Весна была в разгаре, вовсю цвели урюк и алыча, и весь поселок имел веселый и праздничный вид. Казалось, какие мрачные тайны могут существовать в такой легкий и радостный весенний день?! Но мы с Вадиком шли по разным сторонам улицы, сосредоточившись на предстоявшем нам таинственном деле и не замечая ничего вокруг.

Олег с Игорем уже поджидали нас у входа в парк, как раз недалеко от того места, где раньше стоял памятник. Теперь здесь было пусто, как будто никогда этого памятника и не было.

— Где вы там шатаетесь? — недовольно сказал Олег. — Не хватало, чтобы нас тут застукали. Кто-нибудь пристанет — не отвяжешься.

Игорек стоял с важным видом: наконец-то он за главного, и все, даже брат Олег, которого он боялся, будут от него зависеть. Он подрос за последнее время, но все равно оставался мелкой копией своего крепкого брата-двойняшки.

Мы быстро пошли по пыльной улице мимо неказистых домишек с маленькими садиками за белыми дувалами. Когда вышли на окраину поселка, перед нами раскинулась ровная, убегающая за горизонт голая степь. Где и чего мы тут найдем?

— Ну, и куда мы теперь пойдем? — спросил Олег, уставившись на брата.

— Точно я не знаю, но есть приметы, — неуверенно, но с серьезным видом сказал Игорек. — Идите за мной.

Мы двинулись вправо мимо сиротливо стоявших на отшибе домишек. Пройдя метров двести, Игорек остановился и указал рукой в степь: «Видите, вон там свалка мусора, искать надо за ней». Мы повернули в степь и быстро добрались до видневшейся свалки. Широко и вольно она раскинулась перед нами своими разбросанными в беспорядке кучами мусора. Чего здесь только не было! Из-под завалов старого тряпья и бумаги блестели на солнце консервные банки и россыпи битого стекла, торчали куски и обрезки ржавого железа, какие-то старые детали, куски дерева, шифера и фанеры. В другое время можно было бы с удовольствием порыться в этих «сокровищах» и подыскать себе что-нибудь интересное — но сейчас нам не до этого. Голова занята совсем другими мыслями.

Мы молча шли по свалке, изредка поддевая ногой то какую-нибудь тряпку, то консервную банку, и она, взвизгнув от удара, гремя, летела в сторону, нарушая окружавшую нас тишину. Но вот наконец мы вступили на твердый солончак, который в ближайшем будущем также будет похоронен под кучами мусора и отходов неумолимо наступающей свалки.

— Ну, а теперь куда? — снова спросил Олег.

Игорек приложил ладонь к глазам и, подобно капитану на мостике корабля, оглядел раскинувшуюся перед нами степь.

— Он зарыт где-то здесь, недалеко, — сказал Игорек, — надо внимательно искать приметы: свежую землю или следы от колес машины; не может быть, чтобы ничего не осталось.

Мы все переглянулись: Игорек говорит дело!

— Давайте разделимся, — предложил Олег. — Мы с Игорьком будем искать левее, а вы правее, — обратился он к нам с Вадиком. Потом вдруг добавил: — Если вдруг нагрянет милиция, скажем, что пришли наловить черепашек.

Я удивился предосторожности Олега, мне даже в голову не приходило, что милиция может следить за нами.

Я шел недалеко от Вадика, внимательно вглядываясь в землю, но нигде ничего приметного не было видно. Солнце стало клониться к западу, и его косые лучи слепили глаза и мешали сосредоточиться. Иногда начинало казаться, что впереди мелькнуло что-то странное, не похожее на окружающую местность, но подойдя ближе, я убеждался, что ничего особенного там нет и это только обман взбудораженного воображения.

— Ну что, нашли что-нибудь?! — крикнул издали Олег.

— Пока ничего! — ответил Вадик. — Давай искать дальше, не уходить же вот так восвояси.

И мы пошли дальше. Глаза все больше уставали от слепящих лучей солнца и непривычного напряжения, и белесая земля, покрытая редкой травой и колючкой, будто начинала плавать перед глазами. Я остановился, чтобы стряхнуть с себя охватившее оцепенение. Вдруг мы в самом деле не найдем этот памятник?

Разочарованно огляделся по сторонам и… встал как вкопанный! Чуть правее от себя я увидел полоску примятых колючек… и бросился туда. На белом плотном пепле солончака был едва виден след протектора от проехавшей машины. След плавно разворачивался и уходил влево, к дороге, ведущей из поселка к областному центру. «Неужели это они? — пронеслось в голове. — Да, скорее всего, это они… Они съехали с дороги и углубились в степь, затем, сделав свое дело, развернулись как раз в этом месте и уехали обратно. Значит, искать надо левее, там, где Олег с Игорьком».

— Вадик! — крикнул я, — идем к пацанам. Он там.

— С чего ты взял?

Я указал ему рукой на едва различимый след.

— Они здесь развернулись и уехали назад.

Вадик присмотрелся и восторженно крикнул мне:

— Ну ты молоток, Севка, как ты все разглядел?! — Потом обернулся к пацанам: — Олег, ищите след, он идет от вас!

Олег махнул рукой, и они с Игорьком кинулись в указанном направлении, а мы с Вадькой заспешили в их сторону. Когда мы уже подходили к ним, раздался радостный крик Игоря: «Нашел! Он здесь!»

И Олег, и мы с Вадиком бросились со всех ног к нему и, подбежав, остановились, переводя дыхание.

— Ну, и чего ты нашел? — спросил Олег.

— Смотрите! — Игорь указал на клочок земли, который вроде бы ничем и не выделялся. Но когда я пригляделся, то увидел, что на нем нет ни кустика колючки, ни травинки.

— Смотрите, земля чуть рыхлая, а вон там торчит какой-то бугорок.

Клочок земли был небольшой, почти правильный прямоугольник. Я, пока бродил в поисках по степи, ничего подобного не встречал.

— Да, похоже, что мы все-таки Его нашли! — обрадовался Олег.

Мы молча переглянулись, не понимая, что же теперь делать дальше? Зачем мы вообще пришли сюда?..

— Давайте ковырнем этот бугорок, посмотрим, что там такое, — предложил Игорь.

Он подошел к бугорку и несколько раз ударил по нему каблуком.

— Земля твердая, не поддается!

Мы начали разгребать землю руками, забивая под ногти сухой солончак, но земля подавалась с трудом.

— Эх, сейчас бы мотыгу! — воскликнул Вадик.

— Это идея! — вскинулся Игорь. — Я сбегаю на свалку и принесу какую-нибудь железяку.

И он бросился бегом в сторону свалки, а мы уселись на землю передохнуть.

— Интересно, что там может быть? — сказал я.

— Не понимаю, как они все засыпали, а этот бугорок остался? — удивился Олег.

— Спешили, наверное, — неуверенно сказал Вадик, — да и темно было.

Прибежал Игорек с какой-то железкой с заостренным концом.

— Еле нашел то, что нужно! — запыхавшись, выпалил он. — Щас раскопаем и увидим, что там такое.

Но Олег отнял у него железку и принялся сам ковырять бугорок. И постепенно стал вырисовываться какой-тот предмет серо-голубого цвета, обсыпанный чуть влажной землей!

— Да это же сапог! — воскликнул Олег и принялся еще быстрее копать землю.

Мы сгрудились вокруг него и с немым изумлением наблюдали, как из земли показался вначале носок, а потом грубая подошва тяжелого сталинского сапога.

— Смотри, и цвет как был у памятника! — воскликнул Игорь.

Теперь не было никаких сомнений — мы действительно нашли зарытый памятник Сталину!

Я смотрел на этот торчащий из земли кусок сапога и мысленно видел всего Сталина — там под землей! Видел засыпанные солончаком грозные глаза и землю, набившуюся в уши, ноздри и под его военную фуражку.

И мне стало жутко….

Вспомнился вдруг наш поход в мавзолей. Сталин лежал там рядом с Лениным, такой внушительный, парадный и спокойный, и сотни, тысячи людей проходили мимо и не могли оторвать от него благоговейного взгляда. И что же теперь, его вынесут из Мавзолея и похоронят, как простого смертного? И Ленин останется в Мавзолее один? Выходит, что Сталин, верный соратник и продолжатель дела Ленина, всю жизнь боровшийся с врагами, сам стал врагом народа?..

Я ничего не понимал, мысли путались в голове, и я не знал, что об этом думать.

Я оглянулся и увидел, что пацаны, так же, как и я, стоят с растерянными лицами и молча смотрят на могилу памятника Сталина. Наверное, и они испытывали что-то подобное.

Наконец Игорек воскликнул:

— Жуть какая-то! Кто бы мог подумать! — Потом подошел к торчавшему из земли сапогу и сказал: — Раз уж мы его нашли, может, отобьем себе на память по кусочку?

Я удивился: как такое могло взбрести ему в голову?

— Ты че, совсем сдурел! — крикнул Олег, строго посмотрев на нас с Вадиком. — Наоборот, надо закопать этот сапог, чтобы его не было видно.

У меня отлегло от сердца. Это было, конечно же, единственное и самое разумное решение.

Мы закопали сапог землей, утрамбовали и выровняли бугорок.

— Скоро тут все зарастет колючкой, и никто не догадается, что здесь зарыто, — тихо сказал Вадик.

— Давайте поклянемся, что никогда и никому не скажем об этом! — торжественно сказал Олег.

И мы встали в кружок и, глядя в глаза друг другу, тихими голосами, но уверенно, поклялись в вечном молчании: «Клянемся… клянемся…»

А потом, опустив головы, молча направились в сторону поселка. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на клочок глухой степи, который, надеюсь, как и мы, будет вечно хранить сокрытую в ней удивительную и непостижимую тайну. И еще подумал: сколько таких вот неприметных, сокрытых от любопытных глаз могил, разбросано по всей нашей необъятной стране, и не понимал: хорошо это или плохо?

А на территорию свалки, между тем, въехал самосвал, с противным скрежетом поднялся его кузов, и очередная куча мусора продолжила наступление свалки на степь, неумолимо приближая ее к тому сакральному клочку земли, который мы только что покинули.

 


Николай Васильевич Авилов родился в 1945 году в городе Ельце. Школьные годы провел в Средней Азии. Окончил Ленинградский политехнический институт. Работал на производстве, в научно-исследовательских организациях и в Воронежском государственном университете. Публиковался в журнале «Подъём» и др. изданиях. Живет в Воронеже.