Необъятная даль

Елена Шабанова

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

 

Донская степь то плачет, то поет.

Поникшие головки зверобоя

Качают ветры эры кайнозоя

Средь сонных трав ночами напролет.

 

Под шелест флейт, связующих миры,

Нежнее взгляд и рук прикосновенья,

Сильней в сто крат земное притяженье,

А над рекой обрывистей яры.

 

Когда падет туманов пелена,

Мне воздуха не хватит, чтобы вспомнить,

Что в осени просторы монохромны,

Что зелень глаз съедает рыжина.

 

ХОХЛОМА

 

Ноябрьский снег прилип

к горбатым крышам.

Пенять на деревенский неустрой

не стоило… Травою темно-рыжей,

смеющейся кленовою листвой

отгорожусь. Опять теряю речь я.

Зачем слова, меняющие смысл?

В моих глазах вся глупость человечья

застыла в ожидании зимы.

Опять учусь безмолвию у ветра,

у девочки чернобыльской из снов.

К отметке нулевого километра

по кромке равнодушных облаков

я не стремлюсь. Мы вместе были — были

в кайме нижегородской хохломы

искрой рябинной, золотистой пылью

и птицей, не дожившей до зимы.

 

МАМКИНО ПЛАТЬЕ

 

Из старенького платьица в горошек

Смешного человечека сошью

И усажу дружочка между кошек

На маленькую детскую скамью.

Лишь кукла ватная хозяйку понимает:

«Все хорошо…» — головкою кивает.

Скрипит надрывно позвоночек шейный —

Зрит человечек маленький за мной.

На ужин приглашу его семейный.

На пятницу — ближайший выходной.

Тряпичной куколке уже почти три года.

Все хорошо. Прекрасная погода.

Все хорошо. Никто у нас не умер.

Торгуют вдоль дорог медовой дыней.

Прерывисто жужжит пчелиный зуммер.

Все хорошо. Вовеки и отныне.

Страх вымирания не равен страху смерти —

Род человечий продолжают дети.

Но, иногда, мне кажется, что птицы

Разносят по полям сухой горох.

И всходят человеческие лица,

И слышится сквозь время мамин вздох:

«Что вашим деточкам достанется в итоге?

Любите же друг друга хоть немного…»

Осознаю, впустую время трачу,

Что падают слова в безумный мир.

Их все равно порвут, переиначат.

Во времена чумы снесут на пир.

А что стихи мои? Стихи не виноваты.

На вкус они немного горьковаты.

Нижнедевицкий

Дом пионеров и школьников

 

Алексей Шевченко

 

* * *

Я создал мир — в нем маленькая школа,

и бабье лето, и звенит звонок.

Летает паутинка по приколу

над местом, где стоит спортгородок.

 

…Беги, мой друг, по парку на урок!

 

Пусть вызывают маму или папу

к директору — какие пустяки, —

ты всем прочтешь «Дай, Джим, на счастье лапу…»,

в волненье легком стоя у доски.

 

Да так, что та не сможет скрыть тоски.

 

Беги туда, где длится шум веселый,

пока его учитель не прервет.

За то и любишь, и не любишь школу,

что в ней бывает все наоборот.

 

Ты в сентябре встречаешь новый год.

 

Я создал мир и сам его разрушил:

класс опустел давно, скрошился мел.

Звенит звонок, но с каждым мигом глуше —

ты ничего запомнить не успел.

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Объяснительная

 

Я доложу вам лишь одно:

я вел урок — вторая смена, —

прошла спокойно перемена,

и было за окном темно.

 

Я объяснял пример для всех,

как он решаться должен, но

тут кто-то бросил взгляд в окно

и радостно воскликнул — снег!

 

Летели хлопья над дворами

и пропадали во дворах,

пример решался впопыхах,

и я не знал, что будет с нами.

 

Забыв как будто про урок,

на снег смотрели без затей —

и невнимательных детей

я упрекнуть ни в чем не мог.

 

КОННЫЙ ЛУЖОК

 

Мечтать и смотреть интересно,

как редкий январский снежок

летит на любимую местность

с названием «конный лужок».

 

Хребта мелового громада,

речушка под этим хребтом —

и большего просто не надо,

чтоб не сожалеть о другом.

 

По этой грунтовой дороге,

вдоль этих больших тополей

гулял я охотно и много —

все в памяти детской моей.

 

Снежок на ладони искрится,

а в сердце — и радость, и пыл.

Я с девушкой здесь проходил,

которая все еще снится.

 

РОССОШЬ

 

Поезд идет в направлении станции Россошь.

С севера? С юга? Откуда? С какой стороны?

Я не отвечу, а ты никогда и не спросишь.

Высчитай путь, если скорость и время даны.

 

Время проносится, скорость бывает различна,

путь — он, как правило, долог, и то не всегда.

Вот из Воронежа в Россошь идет электричка,

с севера, с юга идут и идут поезда.

 

Значит, в окошке — хребта мелового полоска;

значит, вдоль речек — ракиты, в полях — чернозем;

значит, опять перед смертью красиво, неброско

тихое солнце закатится за окоем.

 

Я не отвечу, а ты никогда и не спросишь.

Пусть вдалеке, словно в тире, стоят тополя.

Я не отвечу… Сойдем перед станцией Россошь —

в тихом поселке, где плещется память моя.

 

* * *

О бедном, бесценном, чудном и родном,

о тихом и скромном о месте одном

хотелось бы в красках, но все ж без прикрас,

составить в стихах живописный рассказ.

 

Здесь взгляду в картине предстанет простор,

где между холмами — монетки озер,

и, как поезда по железным путям,

посадки бегут по покатым полям.

 

Здесь дуб у дороги могучий стоит,

и хищная птица на дубе сидит,

и если узрит она (значит, судьба) —

за жертвой слетит в золотые хлеба.

 

Здесь я народился и вырос большой

и к людям любимым приклеен душой,

как мокрый листочек к другому листку,

что сорваны ветром на кратком веку.

 

И если на сор вдруг посмотришь в упор,

то впору воскликнуть как в книгах — все вздор! —

и, взгляд заводя за пустую деталь,

увидеть опять необъятную даль.

г. Россошь

 

Татьяна Шевченко

 

* * *

Скажи мне, Господи,

Как мужа ждать с войны

И днем вчерашним

Душу не тревожить?

Как друг без друга

Нам прожить одним,

ведь на двоих у нас

одна лишь кожа.

Стою под криками

железных грозных птиц,

Летящих прочь на запад,

все на запад.

Прикрыть глаза

недостает ресниц.

И не хватает слез,

чтоб всех оплакать.

 

Скажи мне, Господи,

как брата ждать с войны?

Смотри, он за руку

привел меня из детства.

И там, в снегу, на горке —

это мы.

А это варежки его,

Чтоб мне согреться.

Он стал большим.

Он в армии служил.

Продолжил путь отца.

Теперь вот — деда.

Так сделай, Господи,

чтоб он подольше жил,

Еще лет 50 после победы.

 

Скажи мне, Господи,

Как сына ждать с войны?

И как молиться,

чтоб остался жив он?

Я — мать,

и я молюсь за вас, сыны.

В билет военный

сердце положила.

 

Молю тебя, о Господи,

Спаси

для этой жизни

ныне всех живущих.

И пули, Господи,

все мимо пронеси

от сыновей,

на бой сейчас идущих.

 

Ты видишь, Господи,

Я сердце отдала.

Ты знаешь,

Я свою сорвала кожу.

Все это невысокая цена

За жизнь детей.

И пусть им бог поможет!

 

ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН

 

«Привет» сменился — «Мира вам, ребята».

«Пока» сменилось — «Будем завтра жить».

Не в память возвращаются солдаты —

Идут, как деды, Родине служить.

Мы поколенье, выросшее в мире.

Не строили, привыкшие ломать.

Убийц детей не «замочив» в сортире,

Мы мира детям не сумели дать.

И вот она — не плата, а расплата:

Развал страны, грабеж, дележ, дележ…

Тимуровцы былых 80-х,

Взрастивших золотую молодежь,

Не понявших: под вывеской «свобода»

Таился беспринципный беспредел.

Он деньги все оттяпал у народа,

Но совесть отобрать он не сумел.

Заблудшие уже открыли очи.

Услышь их, явный и неявный враг!

Вдруг кто из них опять дойти захочет

К солдату с девочкой немецкой на руках?

О, не сочтите, это не угрозы.

Но не на ветер брошены слова:

«Да здравствуют крещенские морозы!

Готовьте воду.

Свечки.

И дрова».

 

* * *

Жизнь коротка, и бег ее стремителен.

И нам не усмирить его, пока

Спешим навстречу своему Учителю,

К которому приходят без звонка.

Чем оправдаться нам за опозданье?

Работа? Долг? Заботы? Седина?

Придумать можно разные названья,

А на поверку выйдет — пыль одна.

С какой сумою постучишься в двери?

Что за постой ты сможешь предложить?

Что до последних бед в Него не верил?

Что думал, можешь без Него прожить?

Какой же ты приют душе готовил?

Ей, сирой и убогой, может быть?

Спасибо, Господи, что на Земле позволил

Жить и страдать, работать и любить.

Я постараюсь жизнь прожить негромко,

Исполнить, что начертано, вдвойне,

Чтоб на земле оставшимся потомкам

Не стыдно было помнить обо мне.

 

Покровская СОШ

Павловского района