Красная пыль

В общем, чего там говорить, все мы очень устали. Вражеская арта била почти безостановочно. Мы с Танцором ездили на многоэтажку «Звезда», что возле мечети, — взломали дверь на чердак и выбрались на крышу. Я использовал мощный бинокль, чтобы осмотреть территорию Донецкого аэропорта. Впечатление было шокирующее. В панораме все это сильно напоминало Великую Отечественную. Падало, нет, сыпалось — повсюду… Даже странно было, что мы еще час назад находились там и через час снова вернемся в это пекло.

Обстрелы были безостановочными — укропы стреляли всем, что только находили на складах. Однажды, когда мы стояли на позициях у Свято-Иверского монастыря, попали под фосфор — одному парню тогда сожгло руку. Мы не были знакомы с этим. Вообще фосфор запрещен всеми конвенциями, но разве это когда-то кого-то останавливало? Глубокая озабоченность, твою мать!

Огненные сопли тянулись с неба и сжигали все — запросто могли прожечь бронежилет; бойцы сгорали на глазах у обезумевших от зрелища соратников. К счастью, такое случалось нечасто.

Зато обстрелов ракетами «Град» или гаубицами хватало с головой. Где-то там я оставил Вагида — очередной залп РСЗО унес жизнь дагестанца. Смешно: незадолго до смерти он ездил домой, и, чтобы он снова не пошел воевать, мать украла у него паспорт, а отец договорился, чтобы его задержала полиция. Не удержали — поехал. Только ненадолго.

Назад мы мчались на раздолбанной «Ниве» — недавно нам парочку прислал Жириновский. Откликнулся Владимир Вольфович на просьбу — нам не на чем было забирать двухсотых, а брать машины из гаражей аэропорта Гиви запретил. Впрочем, если бы мы всегда слушались командиров, нас бы, наверное, уже не было в живых.

Выскочили на улицу Стратонавтов — почему бы тут не снимать фильмы про постапокалиптическую реальность? Теперь здесь осталось всего несколько жителей, которые, несмотря на ковровые бомбежки, продолжают бросать вызов действительности. Попадаются и мародеры — они недолго живут. Мы в них стреляем.

Едем, не думая о том, что в какой-то момент может и по нам прилететь. Весело скачем по обгрызенному асфальту, да уж лучше бы он был грунтовой дорогой. Нам сегодня дальше, чем обычно. Сегодня мы не на монастырь и не в Веселое. Сегодня мы в терминал. Танцор гонит так, что я на всякий случай молюсь, закрыв глаза. Его не осуждаю — с диспетчерской башни работают поляки со своими гребаными «Барретами».

Кое-как проскочили. Пару выстрелов было, но мне кажется, что не по нам. В любом случае, благополучно. Я почти выпал из машины — за рулем был Танцор, а он презирает условности и вообще ницшеанец. Он даже не останавливался — просто сбросил скорость, и мы с Уругваем выкатились на грязный асфальт; я едва успел выдернуть с сиденья свой сорокалитровый рюкзак, и машина рванула.

Мы не стали искушать поляков или еще какую нечисть и побежали с Уругваем в терминал. Я, конечно, недорого стою, а вот Уругвай — классный боец. Он из Николаева, и до войны мы были косвенно знакомы. Его судили за покушение на местного мэра, конечно, по надуманным обстоятельствам, но потом обменяли, и он принял участие в работе отдела военных корреспондентов МО ДНР. В итоге служит по сей день, насколько я знаю.

Тогда он меня познакомил с таким явлением, как «красная пыль»: к нам по-идиотски заехала укропская БМП-2 с пехотой на броне, и бойцы дали по ним очередь из пулемета «Утес». Броне это не повредило. А вот те, кто ехал на ней, превратились в красную пыль.

Нас встретил Ярема — тот еще раздолбай. Но кого только не тянет на эту бойню! В особенности если у тебя хохляцкие артиллеристы порешили всю семью за раз. Он хорошо умеет ставить мины и вообще неплохой парень, только много употребляет. Я боюсь воевать рядом с такими. Даже в худшие времена я предпочитаю воевать на трезвую голову. Это плохо. Для меня война наркотик. Я уже никогда не спрыгну.

Скажу вам спойлер — я выжил, потом просился в Сирию, но меня не взяли. В итоге я выжил. А, ну это ж я пишу!

Мы с Уругваем отгрузили ребятам все, что можно было подарить до зубов вооруженным людям: таблетки аспирина и парацетамола, «вогов» (гранат для подствольника) и пачки патронов 7,62. Презираю тех, кто в городе стоит на охране зданий, держа в руках калаш на 7,62. Этого калибра смертельно не хватает на фронте, он может пробить броню БТР — так я слышал. В любом случае, нужнее они на передовой, чем в городе.

На этот раз у нас особая миссия. Мы ждем «танчик». У нас тоже был один, но недавно его сожгли превосходящие силы укропов. Он у меня даже на фото есть — мы так и не смогли подойти, чтобы достать тела танкистов и похоронить их — там все жутко простреливается. Кенотаф для неизвестных героев. Мы ведь даже не знаем, как их звали.

На самом деле у нас для «танчика» немного барахла — мое ПТРД (в принципе, штуковина бессмысленная, если речь идет о Т-72 или о чем-то помладше), пару РПГ-7, дюжина «шмелей» (абсолютно бесполезных на таком расстоянии) и «Утес». Короче, мы можем оказать сопротивление, но не являемся фактором риска.

Вообще, танк для нас — это ад. В отличие от арты или РСЗО, которые сыплются с неба на наши грешные головы, но не достают через плиты перекрытия, танк бьет прямой наводкой прямо в окошечко. Ты только стрельнул — и вот тебе прилетает подарок, от которого ты почти что труп. Или сразу труп. Кому как повезет. Уругвай вечно таскает с собой осколок, который должен был прошить ему пах, но застрял в его кожаной портупее. А он был в соседней комнате, когда жахнул укропский «танчик».

Этот нам очень насолил, и мы давно его ждем. К сожалению, нельзя поставить мины — это же чертова взлетная полоса и вообще это все асфальт! У нас, правда, была одна противотанковая граната времен Великой Отечественной — с парашютиком, но я сомневаюсь, что она помогла бы против современных танков. Впрочем, мы так и не попробовали. Героев, желающих приблизиться на достаточное расстояние, чтобы метнуть раритет, так и не нашлось.

На этот раз у нас был козырь — Мотор, а мы в тот момент находились с людьми Мотороллы, который обещал прислать нам ПТУР. Будет реальный шанс взорвать эту чертову коробку. Понятно, что появятся новые, но нам, по крайней мере, хотелось отплатить за наших братьев в том танке, что сгорел у нас на глазах на задворках терминала.

Говорят, терминал брали добровольцы из Чечни. Я такого не видел, но верю товарищам. Вроде как они вырезали весь укроп, хотя и с потерями. Надо сказать, что тут полно добровольцев и более экзотичных — у меня есть побратимы из Сербии, Литвы, Голландии, Ирландии… Представляете, ирландца мы называем Лепрекон. Он низок ростом и коренаст, но он реален — кажется, его зовут Майкл. Простите, я отвлекся.

Кто бы ни брал терминал, но до сих пор достаточно в окно закричать «Аллах Акбар», чтобы эти упыри попрятались на пару минут. Вероятно, тогда им добровольцы из Ичкерии все-таки доставили проблем. Пока мы, как дурные, орем в окна про Аллаха, наши ребята быстро перемещаются с целью занять выгодную позицию.

Мы ждем «танчик». ПТУР прибыл, и его оператор суетливо колдует над приземистой установкой.

Технику чуешь издали. Она рвет асфальт траками, а едет так громко, что если ты хоть раз в жизни слышал, то потом услышишь даже за десятки километров.

Я знал, что что-то не в порядке. Я чувствовал. Я видел. Но теперь уже поздно. На нас выехало аж три танка, и мы, замявшись на долю секунды, рассмеялись одновременно. Это пустой смех, на самом деле. Но это большое облегчение. Релакс человека, который больше ни за что не отвечает. Который больше никого не обидит. Который сейчас умрет.

Если вы никогда не умирали, вам этого не понять. Такое чувство бывает лишь тогда, когда ты уже за пределами жалости и ответственности. Не знаю — не хочется об этом много говорить. Стоит попробовать.

Мы все понимали, что три танка мы не вывезем. Один бы с радостью, но три… Наш ПТУРщик продолжал делать вид, что он готов стрелять, но мы все понимали, что мы смертники. Уругвай поступил честно и стал в обнимку прощаться с ребятами. Я хотел так же, но мое ружье было на взводе.

В какой-то момент все три башни поглядели на нас своими смешными хоботами, и я подумал: конец. Сейчас первый выстрел — и пыль, гарь… А потом второй — и в Вальхаллу.

Рядом Чужой готовил термобар. Уругвай обнимался со Стрелком. Ярема, кажется, ушел в задние комнаты.

И вот наступило то, чего мы так долго ждали. Смертушка. Мы ее ждали столько раз в Краматорске, Миусинске… Так вот же… Наконец! Хлопоты закончились.

И в этот момент танки повернули свои башни. Я не шучу — мы уже были готовы помереть, потому что нам всадят аж три танка, но они повернулись от нас.

А знаете, что потом было? Они принялись расстреливать Пески. О, Боги! Там все горело и взрывалось. Они так хорошо все делали, что ни у кого из нас не поднялась рука в них пальнуть. Да мы с них пылинки готовы были сдувать — ведь в Песках базировались ВСУ!

Они отстреляли весь боезапас. Там, в Песках, все горело и взрывалось. Мы стояли в растерянности, глядя на удаляющиеся танки.

На следующий день я уехал в Донецк — пора было скинуть видео на сервер.

Впоследствии мы все узнали: это не Х-лучи воздействовали на украинских танкистов; это не осознание гражданской войны развернуло их стволы; это была не совесть… Накануне регулярную часть ВСУ, базирующуюся в Песках, цинично и осознанно покинуло 82 пехотинца ввиду явной боязни встречи с мадам с косой. 82 — это так много, что дошло до руководства в Киеве. Там решили по-своему. И от Киева к ним в гости приехал «Правый Сектор», который стрелял на убой, чтобы наказать за дезертирство.

Могу только сказать, что мы стоя аплодировали. Боже, неужели нельзя так сделать, чтобы они самоустранились? Чтобы над гарью враже­ских окопов пронзительный ноябрьский ветер гонял сквозь ветлы красную пыль…

Юрий Ковальчук (1983–2021). Родился в городе Новая Каховка Херсонской области. Журналист, военный корреспондент. В 2014 году одним из первых вступил в ополчение ДНР. Автор сборника рассказов о событиях на Донбассе в 2014 году. Публиковался в сборниках «Время Донбасса», «Донбасс-Петербург», журнале «Александръ», альманахе «Территория слова» и др. изданиях. Лауреат литературной премии партии «Справедливая Россия — За правду» в номинации «Молодая проза России» (2019), победитель (посмертно) в номинации «Молодая публицистика России» (2022).