Казачка-жизнь

Писатели Казахстана в журнале «Подъём»

 

КНИГА БЫТИЯ

 

Я открываю Книгу Бытия!

Сверкают снегом отчие края.

Трещат дрова. В окне мигает сальник.

Натоплен дом. И тени надо мной

Качаются молочной пеленой,

И длинным свитком

крутится свивальник.

 

Теленок спит в соломе у печи.

Клюет петух сухие калачи.

Под лавкою, теснясь, притихли цыпки.

Их от мороза в избу занесли.

И я среди заснеженной земли

Плыву в своем ковчеге — в белой зыбке.

 

Куда несет меня мой новый дом?

Я выжила в Потопе мировом,

Что родовыми вел меня путями.

И вот — земля! Вот — над землею твердь!

Еще сырою бездной дышит смерть,

Но Жизнь ко мне с любовью руки тянет.

 

Я открываю Книгу Бытия!

Я в ней лишь точка. Неприметна я

Среди нетленных вековых сказаний.

Но для чего-то выдохнул Господь

Живой огонь, вложил в нагую плоть,

И дал урок ошибок и терзаний.

 

Блестят снега. Темнеет колея.

И, может, не однажды жизнь моя

Прочитана была под небесами,

И не зачеркнут ни один глагол:

Его пропел кузнечик иль щегол,

Или ветра над синими лесами.

 

Я только отзвук дальней песни той,

Сияние над вечной мерзлотой,

Строка воды у скифского кургана.

Меня читают солнце и луна,

Меня стирает новая волна —

И возвращают волны океана.

 

Я прорастаю солью сквозь века.

Блестит кристаллом каждая строка

В раскрытой Книге солонцов и соров.

Идет ко мне верблюжий караван,

Бегут сайгаки из далеких стран,

И чертит солнце клинопись узоров.

 

Я открываю Книгу Бытия!

И никогда о том не знаю я,

Куда свернет сюжет судьбы житейской,

Кем буду через миг и через век…

Былинка в поле, слово, человек,

Я снова выхожу из тьмы летейской!

 

У этой Книги не видать конца.

Непредсказуем замысел Творца:

Передохнув, он пишет продолженье.

Над миром вечным перекличка птиц,

Шумят их крылья шелестом страниц,

И длится жизнь моя,

не зная тленья…

 

МАМЕ

 

Я девочку встречу, босую, в степи у колодца,

В венке васильковом, в холщовой рубашке худой.

Скажу: «Ты не мать ли моя?» — и она засмеется,

И брызнет в лицо мне колодезной синей водой.

 

И в степь побежит, подгоняя гусей хворостиной,

Как бегала мама когда-то — легко побежит.

И нет ничего — только воды подернулись тиной.

И нет ничего — только маревом воздух дрожит.

 

Но всюду, везде я живое дыхание слышу,

Твой лепет младенческий, ножек твоих топоток.

Мгновенье — сидишь на горячей, на глиняной крыше.

Мгновенье — расцвел в этом месте багряный цветок.

 

Так манишь, меняешь и новые ищешь обличья,

И бабочкой вьешься, и вихрем в пыльце слюдяной.

И если мне в поле послышится песенка птичья,

То я не одна — ты со мной, ты повсюду со мной…

 

* * *

Еще я легка, я еще безмятежна,

Спокоен мой утренний сон,

Но катится красным,

скрипучим,

тележным

Несмазанным колесом

Огромное солнце.

И травы сминает,

И давит поющих стрекоз.

И сердце болит.

И душа моя знает,

Что близко до счастья и слез.

 

Сначала — до счастья, а после — до горя,

Как всем заповедано жить.

Сначала — до речки, а после — до моря,

Которое не переплыть…

 

КАЗАЧКА-ЖИЗНЬ

 

Как ярмарка, шумит степное поле,

Бьют шапкой оземь красные цветы.

И колокольчики с небесных колоколен

Звенят и плачут звоном золотым.

 

Гуляет Жизнь!

Медами степь обносит.

Казачка-Жизнь, в тебе огонь и стать!

Тебе в ладони медь бросает осень,

Но ничего не хочешь покупать.

 

Сидят холмы пузатые, в халатах —

Они надулись солнца из пиал.

И чистым потом катятся по скатам

Ручьи дождя,

что мимо пролетал.

 

Лежат в траве и яблоки, и груши —

Бери хоть все! Вновь ветер натрясет.

И бабочек, как будто чьи-то души,

Казачка-Жизнь задаром отдает…

 

* * *

Покуда боль сгорит до дна,

Дотла — пройдут века, быть может.

Еще и снится, и тревожит

Протяжный стон Бородина.

 

И Куликова поля стон —

Кровавый отблеск Божьей кары.

Дерутся с русскими татары —

Мои родные с двух сторон.

 

Гремят и палица, и щит,

И Русь ордынцев атакует —

И русский дух во мне ликует,

И кровь татарская кипит.

 

Когда же боль моя пройдет,

Во мне затихнет поле брани,

И никогда уже не ранит

Взошедший на костях осот?

 

Но гром грохочет по полям —

Там одуванчик перезрелый

Пускает огненные стрелы

И возвращает память нам…

 

БАЯН-АУЛ

 

Лес и горы издали пришли

В эту степь, да вот залюбовались

На простор, на солнце — и остались

Посредине выжженной земли.

 

Так, видать, и прадеды мои,

Сквозь Сибирь пройдя,

остолбенели:

Перед ними горы зеленели

И кипели чистые ручьи.

 

А за ними — степь и тишина,

Вольный воздух, воля без предела —

Не того ли душенька хотела?

Не того ли жаждала она?

 

…Холм в степи, а на холме — погост,

Весь в крестах — он из моей родовы:

Казаки Сибири, Бутаковы

Разнотравьем вытянулись в рост.

 

Здесь последний пост сторожевой

Моих предков — казаков-буянов.

Из рассветной дымки, из туманов

К ним табун торопится живой.

 

И с могил срываясь тяжело,

Комья глины сыплются к копытам —

Будто смертью насмерть не убитый,

Прах казачий просится в седло.

 

И летит по утренней земле,

И звенит подковами о камень

Конница

с лихими седоками

В просоленном кожаном седле.

 

———————————————

Надежда Чернова родилась в поселке Баянаул Павлодарской области. Окончила факультет журналистики КазГУ. Поэт, прозаик, переводчик, критик. Редактор отдела поэзии литературно-художественного журнала «Простор». Автор 17 книг стихов и прозы. Награждена орденом «Курмет», лауреат международной литературной премии «Алаш».