Я поднимаю воду из колодца

* * *

От деда пахнет медом, туманом, огородом,

Рыбацкою лодчонкой, копченым рюкзаком,

От бабушки — стогами, вареньем, пирогами,

От мамы то малиной, то теплым молоком.

От бати — пот и порох

и дней тяжелый ворох.

Жена рассветом пахнет и щебетом детей.

Стоим и замираем, а в церкви пахнет раем,

А в церкви пахнет раем и родиной моей.

 

У МОГИЛЫ СОЛДАТА

 

Он упал. И упала земля на него,

Словно мама ладонью прикрыла.

— Боже мой! И не будет уже ничего, —

Прошептала могила.

И заткнули ей рот, и поставили крест.

А ведь были бы дети.

По земле ходит много печальных невест —

Без любви, без ответа.

И кукушка — ты слышишь? —

рыдает: «Ку-ку»!

Словно годы листает.

Вот прикрыла глаза, все сидит на суку

И — мечтает, мечтает…

 

* * *

Алексею Шорохову

 

Идет братишка минным полем,

Дорогой хлюпкой, горевой.

А мы грехи его отмолим,

Чтоб воротился он домой.

И сквозь пожухлую дернину

И перышки зеленых трав

Донской Димитрий мчит дружину,

За землю русскую восстав.

Они поддержат нашу песню —

Кутузов, Жуков… Жгучий год!

Они — пришли, они — воскресли,

Чтоб за собой вести народ.

И мы — готовы. Степь — былинна.

Зари пожара — не унять!

Идет братишка полем минным,

Чтоб мог Суворов проскакать.

Война рванула взрывом — в ноги

И — кровью в горло. Солона!

И дышит пепел на дороге,

И ходит полем седина.

И — ад вокруг, и — Рай в глазах,

И — мамка плачет в небесах!

 

* * *

И мы не простые, и жизнь не проста.

Иуда, как прежде, целует Христа.

Иуда, как прежде, Христа предает,

Как прежде, безмолвствует тихий народ.

Но все-то не просто, и все-то не так.

Шипит на Россию надменный поляк.

Братушка болгарин который уж год

Оружие нашим врагам подает.

А как целовали и в дружбе клялись!

К груди прижимались, но вот отреклись.

И речи пустые и очи пусты.

Славянское братство, да было ли ты?

Когда ж черный морок с братов опадет.

Собой ужаснется предавший народ,

И с горькой слезою к России придут

Все те, кто с молитвой к Христу припадут?

А мы будем помнить, что жизнь не проста.

Иуда опять поцелует Христа.

 

ЖАЖДА

 

Я поднимаю воду из колодца.

Она густа. Чем выше — тем ясней.

Я тороплюсь, ведро о стенки бьется,

И вот уж губы тянутся за ней.

Я пью и пью, и не могу напиться.

И льется — холодна! — на грудь мою.

Вот так и жизнь — то меркнет, то искрится,

То холодом обдаст, а я пою.

Пою о ней…

Об этой вот букашке,

Что не спеша по колышку ползет,

Об этой вот улыбчивой ромашке,

Что ждет меня часами у ворот.

Пою о милых мне глазах осенних,

О земляничных заревых губах,

Озерах тучных, рощах песнопенных,

Как табуны гривастых ковылях.

Плеснул случайно — о сапог водица.

Стою и долго щурюсь в синеву.

Я воду пью и не могу напиться,

Все не могу напиться. И — живу!

 

* * *

Всему свой час. Не раньше и не позже.

Да разве в годы детские мечтал,

Что стану я поэтом. Речка Вожа

Светила мне и алый краснотал.

Молочный дух от стойла, дед — с покоса.

Почтарь с велосипедом — будет весть.

Не ведал я, когда обнял березу,

Что это вот поэзия и есть.

Поправила она свой фартук белый

И побежала. Я — за ней, за ней!

И улыбалась бабушка и пела,

За мною наблюдая из сеней.

 

ОДИНОЧЕСТВО

 

Я живу на окраине. Дальше — леса.

Приютилась избушка за дикою грушей.

Страшно, друг мой, ночами смотреть в небеса,

Словно космос голодный глядит в мою душу.

Это он за моим одиноким окном

Мириадами льющихся звезд пролетает.

От него не укрыться за флягой с вином.

Он лесами бушует и небом вскипает.

Что с того, что сирени пускаются в вальс?

Он не слышит счастливые вешние трели.

Он за мною следит миллиардами глаз,

Что давным уж давно свои жизни пропели.

Миллионы минувших и будущих лет

Разве могут заметить какую-то птаху?

Но поет соловей, предвещая рассвет,

И срываю я, ставшую тесной, рубаху.

Льется космос, и топит огни городов,

И земли-то не видит — сквозящий, глубокий.

Видит только души огонек одинокий,

И она, как заря, — разбивается в кровь.

 

* * *

А когда я уйду, вы, любимые, ждите,

И тогда возвращусь я росой на раките,

И озерной зарей, и волною плескучей,

Аржаными полями и пьяною тучей.

 

И когда ты увидишь лодчонку, березу,

Над полынью вспорхнут золотые стрекозы,

И туман о заре принесет свою весть…

Это я тут и есть, это я тут и есть.

 

* * *

Мир любовью живет. А иначе, зачем он, неистовый?

Плачут горько по-детски кудрявые волны в реке.

Осень греет дорогу последними рыжими листьями,

И она, согреваясь, в рассветном плывет молоке.

Все так дорого мне: и грачиные стаи над вязами,

И шаманская пляска костра в задремавшей ночи.

На росе — тишина. Морда месяца — над коновязями.

И стога на полях — куличи, куличи, куличи.

Все любовью живут. Даже черная жаба холодная,

Поседевший от инея серый мосток у реки.

На прохладной волне покачнется звезда путеводная.

И на веслах по лунной дорожке пойдут рыбаки.

Все любовью живут: золотые шмели и смородина,

Пьяный луг на меду, пескари у прибрежных осок…

И — никак без любви, потому что — и воля, и родина,

Жаворонок веснушчатый и заревой колосок.

 

* * *

Мне холодно в мире. Тепла бы немного,

Немного реки и немного дороги,

Лесов говорливых, плескучих озер.

И бабушкин на полотенце узор.

Немного бы песни, немного бы луга,

Да чтобы со мной говорила пичуга,

Еще бы — калина и вишня в саду,

Кузнечик-травинка, карасик — в пруду.

Но холодно в мире, а надо немного:

Любимая чтобы ждала у порога.

 

РАССВЕТ У БОЛОТА

 

Синий мох под ногою вздыхает.

И порхают, и тают огни.

Это росы, как слезы, мерцают,

Как счастливо прожитые дни.

Сколько их пролетело и скрылось,

Стало дымкою прожитых лет?!

Вот и молодость мне отоснилась,

И любимой со мной уже нет.

И листок, оторвавшись несмело,

Закружился и под ноги лег.

Неужели и жизнь пролетела,

Словно этот озябший листок?

Млеет клюква от ласки змеиной

Навсегда ускользающих дней.

Но румянится солнце малиной

И дымятся туманы у пней.

А болото печаль свою прячет.

А туманы кружат на лугу.

То ли пляшут, а может быть, плачут?

Я никак разглядеть не могу.

 

* * *

Дождит. Гремит по водостоку.

В густой траве стоит вода.

И все бредут, бредут с востока

Небес тяжелые стада.

Нет, я не жалуюсь, я даже

Люблю, накинув плащ-брезент,

Идти и словно в Эрмитаже

Смотреть картин размытый свет.

Лесок, сарайчик, стынут прясла.

А дальше — елей терема.

И все так зыбко, так не ясно,

Но так родно, как жизнь сама.

Скворечник серый грустно, кротко

Оглядывает окоем.

Река — в мурашках. Вот и лодка.

И мы плывем, плывем, плывем…

 

---

Евгений Юрьевич Юшин родился в 1955 году в городе Озёры. Жил на Рязанщине, в Забайкалье. Окончил педагогический институт в Улан-Удэ. Автор многих книг стихотворений. Лауреат премии им. А.Т. Твардовского, Всероссийского поэтического конкурса им. А.С. Пушкина, литературной премии им. Александра Невского и Большой литературной премии России. Член Союза писателей России. Живет в Москве.