Горит полынная звезда

НОЧНОЙ БАЙКАЛ

 

Уснул Байкал. Ночная пелена

Незримой цепью мир сковала.

Вселенская упала тишина

На воды тихие Байкала.

 

И в этом странном мире тишины

Едва ночное море дышит.

В его просторе

волны не видны,

Их даже воздух не колышет.

 

Таким Байкал бывает не всегда,

Он страшный век переживает,

Уходит в тишь — и, кажется, вода

В ночной тиши — не оживает.

 

И звезд не видно — утонули все!

И чтоб их в небе не искали,

Они в своей невиданной красе

Остались жить у нас — в Байкале.

 

БАЙКАЛЬСКАЯ ОСЕНЬ

 

Непрочитанные свитки

Непрочитанных чудес…

Утром с неба рухнут слитки

И украсят темный лес.

 

Это что за обрушенье?

Это что за колдовство?

Это осени движенье,

Знойных листьев торжество.

 

Полтайги наряды сбросит:

Скинет золото осин,

Оголит березы осень,

Подновит Байкала синь.

 

Можжевельником оправит

Золотые берега —

И рябиной окровавит

Скалы медные тайга.

 

Загорится солнце рано,

Взгляд на горы уроню,

Чтобы даль Хамар-Дабана

Переплавилась в броню.

 

ПОЛЫННАЯ ЗВЕЗДА

 

Во тьме горит полынная звезда,

И Русь издревле и доныне

Неугасима и тверда,

Но помнит древние года

И горечь горькую полыни,

 

Где поднимался алый свет,

Над Куликовым полем рея,

Скакал на битву Пересвет,

Копье вздымая сквозь рассвет

И сокрушая Челубея!

 

Нет, не исчезнет никогда

Ни память давняя, ни слово!

Горит полынная звезда,

И сгинет черная беда,

И слава возродится снова!

 

РУССКИЙ ЛЕС

 

А небо-то, небо-то какое над Россией…

Сколько же оно несчастий повидало

на этой земле.

Леонид Леонов, «Русский лес»

 

И объявился черный бес,

Чтоб жечь лесные дали.

И души с облачных небес

Такого не видали.

 

Он жег Божественный замес,

Тайгу завесил дымом.

И распрямился гневный лес

В краю необозримом.

Он сбил огонь.

И встречный пал

Пустил навстречу бесу,

И ливень из небес упал,

Пришел на помощь лесу.

И победил в той битве лес,

Бог видел из окошка:

Дымилась гарь, где черный бес

Торчал как головешка!

 

ЛЕТУЧИЕ МЫШИ

 

Во мраке — росчерки, движенья:

Мне что-то пишет высота.

С небес — неясное вторженье —

А может, мыслей суета.

Ночного космоса гуденье

(Душа пустынна и пуста…),

Химеры празднуют рожденье

Шута — Всемирного Шута.

Его не видят и не слышат,

Кому потребна красота.

Летучие разносят мыши

Всем проклятым — в аду — места.

И этой полночи броженье

Невпроворот — она густа.

И я, как будто в окруженье,

Ищу Спасенья у Креста.

Летучей мыши наважденье

Меня пугает неспроста…

Стою, как тихое виденье

У Православного Креста!

 

НА ПЕРЕДОВОЙ

 

Чужой, хохол ты — или свой?

Скорее, стал чужой, неправый.

Ты гибнешь на передовой,

Своею преданный державой.

А ведь была единой Русь,

И Киев был один когда-то…

Скажу — словами обожгусь, —

Что ты мне был роднее брата.

 

Был ты живой — и я живой,

Как два огня,

два русских света.

Мы бьемся на передовой

И вспоминаем Пересвета.

А в поле свист: «Убей! Убей!»

Нас не спасут уже молитвы.

И держит в небе Челубей

Свое копье для новой битвы.

И раскровавлены луга,

И в центре замкнутого круга

Стоят два брата, два врага,

Чтоб на земле убить друг друга.

 

ПРИЗРАКИ

 

Порою позднею я как-то занедужил,

Пошел искать волшебную траву

И призраков селенье обнаружил,

С тех пор под их приглядом я живу.

Траву нашел волшебную, живую,

Которая спасает от невзгод.

Живу, пишу — но, кажется, пишу я,

Когда меня селенье позовет.

И я иду в алтарные просторы

Лесов и дней, закутанных в луга.

Там призраки свои имеют горы,

Свои дороги, реки, жемчуга.

Они меня совсем не обижают,

Творят, поют, восходят в небеса,

Но к людям не идут, не поспешают.

Зато хранят Байкала берега.

Там свой Байкал, свои дела, законы,

Широкая, как поле, доброта.

И нет войны, не носятся погоны,

И радости доступна высота.

Спасибо, призраки,

что с вами здесь живу я,

Распахиваю сонную тайгу,

Как небеса, как Родину живую,

Цветы и травы ваши не сожгу.

…Приходит ночь, и призраки выходят

Из поселенья — небеса продлить,

И не делить свой мир на много Родин,

И счастьем никого не обделить.

 

ПЛАЧ О МОЕЙ ДЕРЕВНЕ

 

Вот деревня. На пашне солома.

И крапива стоит вдоль села.

И, объята кромешною дремой,

Иван-чаем земля заросла.

Опустели земные хоромы,

Где упали осколки грозы.

У родного отцовского дома

Постою и не спрячу слезы.

А слеза проступает на сердце,

И чем дальше от глаз — тем сильней.

Гнезда ласточек стынут на сенцах.

Вот калитка и школа за ней.

Там уже отшумели уроки,

Неужели уходят на слом

Этот мир, этот дом у дороги

И пустой зерносклад за углом?!

Разве это представить возможно,

Неужели забудет душа,

Как идет по слезам подорожник,

На погосты родные спеша.

 

ПЕЧАЛЬ

 

Вошла печаль. Она мне снится.

Она приходит невзначай.

Стоит у сердца и таится,

Мол, спи, меня не замечай.

А рядом море колобродит

И долго ходит по песку.

Печаль молчит и переходит

В неистребимую тоску.

Глаза туманом застилает,

Сжигает душу мне дотла,

Любовь из памяти стирает,

Чтоб никогда не ожила.

А мы любовью величали

Плоды безумья, горы сна,

В пылу себя не замечали,

Объяты чувствами до дна.

Любовь с поэзией венчали,

Собой затмили города.

А нынче брошены в печали,

И замолчали навсегда…

 

---

Владимир Петрович Скиф (Смирнов) родился в 1945 году на станции Куйтун Иркутской области. Служил на Дальнем Востоке в морской авиации. Окончил Тулунское педагогическое училище и факультет журналистики Иркутского государственного университета. Автор восемнадцати поэтических книг, многочисленных публикаций в журналах «Наш современник», «Москва», «Подъём», «Литературной газете». Лауреат Всероссийской литературной премии им. П.П. Ершова. Живет в Иркутске.