Гармония науки, творчества и педагогики

Известный воронежский профессор А.М. Ло­мов уже не однажды издает книги рассказов, сюжеты которых взяты из его собственной жизни. После выхода первых сборников с миниатюрами на темы пережитого («Такая печальная долгая жизнь» и «Сельские были») автор понял, что его рассказы о прошлом будут полезны для ныне живущих, и потому, собрав воедино все опубликованное в этом жанре, добавил к ним почти столько же вновь написанного. Так появилась на свет книга «Тени прошлого»1. А.М. Ломов в предисловии к ней справедливо подчеркивает, что «абсолютно все события прошлого отбрасывают тени в будущее». Осознание этого утверждения чрезвычайно важно как для отдельного человека, так и для нации в целом. Плохо, писал П.Я. Чаадаев в своем знаменитом первом «Философическом письме», когда нет «никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов памяти». «Необходимо, — подчеркивал философ, — чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства».

Рассказы Ломова действительно написаны на реальной основе. «Они не измышление сочинителя, они чистая правда». Автор подчеркивает, что он был «всего-навсего бесстрастным регистратором событий и добросовестно воспроизвел их в книге». Именно этой стороной своего содержания рассказы являются ценным историческим источником для активно развивающегося в отечественной истории направления исторической антропологии. В центре внимания историко-антропологического подхода, пишет М.М. Кром, «не судьба научных идей, а повседневная жизнь ученых, межличностные и корпоративные отношения, неформальные контакты и объединения, покровительство и зависимость и т.п.». Детальное изучение поведения индивида, по мнению Крома, — не самоцель: «микроистория нужна для того, чтобы, присматриваясь к индивидуальным стратегиям людей, разглядеть ранее не замеченные тенденции или явления в жизни изучаемой эпохи». В рассказах А.М. Ломова содержится интересный и редкий материал, важный для изучения практически всей советской эпохи и повседневной истории современной России.

Вот хотя бы интереснейшая зарисовка о быте русской деревни начала Великой Отечественной войны. Автору было шесть лет, когда наступило грозное лихолетье. Мы с мамой, пишет он, переехали в Мосоловку. «Изба, которая нас приютила, была маленькой — восемнадцать-двадцать квадратных метров, четверть которых занимала русская печь. На ней спали дедушка с бабушкой. Дочь тети Дуни (сестры отца) размещалась на досках, малость приподнятых с помощью кирпичей над поверхностью пола. Сама тетя Дуня устраивалась на полу. А мне пришлось спать с мамой на металлической кровати, которую как величайшую ценность мы привезли с собой из Александровки» (выделено мной. — Л.З.).

Трудности и лишения, особенно в первые послевоенные годы, были настолько громадными, что величайшей роскошью считалось обычное стеганое ватное одеяло. Не всякая мать могла его дать дочери в качестве приданого. Одиннадцатилетний мальчик присутствовал при разговоре матери с односельчанкой, готовившей дочь к свадьбе: «Молодым подавай одеяло. А с одеялом не получается. Вату мы заготовили, сатину на испод, нитки припасли. А вот с лицевой стороной не знаю, что делать. Дорого больно, а денег нет, и так уж с осени хлеб с лебедой едим. Не найдется ли у тебя какой-нибудь подходящей материи?». Однако у Самсоновны, матери рассказчика, подходящей ткани не нашлось. Опечаленная, односельчанка ушла. Но Татьяна Самсоновна не могла успокоиться: как помочь женщине, у которой муж погиб на фронте и которая одна вырастила четверых детей. Вдруг она вспомнила про обрезки тканей, которые ей когда-то подарила ее тетка, служившая еще до революции у местной барыни кухаркой и одновременно портнихой, и решила из них сшить верх для одеяла.

Идеями человеколюбия, альтруизма пронизаны многие рассказы сборника. Ненавязчивый дидактизм также отличительная черта автора. Дает о себе знать педагогическая ипостась профессора Ломова. Она является важной частью и его профессиональной, и личностной сути.

Как приятно жить среди людей, которые любят, берегут природу, думают о земляках. Вот неведомый человек «вырыл под источником большое квадратное углубление, обложил его со всех сторон дерном, посыпал дно песком и сделал небольшой сток — для отвода излишков воды. Около источника стояла тщательно обструганная палочка с аккуратно срезанным боковым побегом, который служил, чтобы подвешивать прекрасный липовый туесок, так и манивший испить водички».

Важно также, чтобы окружающие тебя люди были хорошими специалистами, профессионалами в любом деле. Не будь Василия Ивановича Дубровского, прекрасного хирурга, вряд ли бы появилась эта книга. Добром и благодарностью вспоминают люди и тех, кто делает будничные, заурядные, обычные дела, например, солит огурцы. Этот обычный овощ в руках кудесников своего дела, особенно тети Мирры, приобретает божественный вкус. Все, вкусившие огурцы тети Мирры, становятся чуточку добрее, отзывчивее, благороднее.

Труд каждого важен и ценен. Ведь каждая область человеческой деятельности адресована людям. Каждый должен стремиться стать добрым общественником. Конечно, есть профессии, определяемые отношением «человек — человек», и в таких сферах деятельности личностное начало чрезвычайно значимо. Такой, пожалуй, является работа декана. Вернее, не работа, а служение. Общественное и государственное служение студентам, отечественному образованию, будущим поколениям, культуре и истории. Это, как никто, понимал Иван Степанович Торопцев, улыбка которого даже упоминается в гимне филологического факультета Воронежского университета. С большой любовью пишет о нем А.М. Ломов: «Улыбчивость и необыкновенное добросердечие Иван Степанович унаследовал от деда». Но он стал улыбаться гораздо чаще после одного трагического события, случившегося вскоре после окончания Великой Отечественной войны, когда бандеровцы неожиданно взорвали мост, и все триста пассажиров, молодых парней, прошедших горнило войны, погибли. Живыми остались лишь двое, ехавшие в последнем вагоне поезда, один среди них — Иван Степанович. Эта катастрофа заставила Торопцева глубоко задуматься: если он остался жив, то это значит, что жизнь его не должна быть растрачена впустую. Жизнь, как дар свыше, решил он, дадена ему на плодотворный труд. И он работал как одержимый. Защитил докторскую диссертацию, написал четыре монографии, стал крупным специалистом по ономасиологии, подготовил три десятка кандидатов наук. «И всегда улыбался. На его лице сияла улыбка во время ежедневных приемов в деканате, на лекциях, на конференциях, при выступлениях с докладами». А еще автор запомнил своего старшего товарища улыбающимся в их частых походах за грибами.

Ценной является информация, сообщающая об особенностях жизни сельского учительства. Отец Анатолия Михайловича еще до Великой Отечественной войны окончил Аннинский педагогический техникум, а уже позднее получил специальность учителя биологии. После войны, пишет Ломов, отец учительствовал в селе Николаевка Аннинского района. «Это было абсолютно нищее село с саманными и деревянными домишками, в каждом из которых копошилось восемь-десять детей (меньше иметь было просто неприлично). <…> Зарплаты у учителей были маленькие, и, чтобы прожить, приходилось возделывать 15 соток огорода и держать на подворье скотину». В семье Ломовых, например, была корова, поросенок, четыре овцы и десяток кур.

В таком бедственном положении сельские учителя находились не только после Великой Отечественной войны. Школьная разруха была характерна и для 20-х и для 30-х годов XX столетия. Так, заместитель заведующего ГубРОСТА Б. Бобылев писал в «Воронежской коммуне» 23 декабря 1921 г.: «Многие деревенские школы на сотню учащихся имеют три измызганных букваря. <…> на каждого сельского ученика не выдается четвертушки бумаги в неделю. <…> из 32-х малышей только один имеет грифельную доску. <…> Из 73 учеников одной школы только семеро имеют огрызки карандашей. На 37 ручек <…> всего-навсего 12 старых перьев. На всю школу (91 учащийся) 3 пузырька чернил».

«Народное образование, — констатировала «Воронежская коммуна» 25 декабря 1921 г., — выбито из колеи <…>. Сейчас замерзает и приостанавливается жизнь школы… С прежних рельс сдвинулась, на новые, соответствующие данным хозяйственным условиям, не встала и не успела приспособиться. Школа оказалась в положении бедной сироты у небогатых родственников». Учителя не получают по 3-5 месяцев жалованья и пайков, школы мерзнут от отсутствия дров, ремонт прекратился, некоторые школы приостановили свою деятельность, а многие — работают через день, с большими перебоями.

Ничтожно низкая заработная плата учителя вынуждала его искать побочный заработок. Некоторые учителя, прежде всего семейные, обзаводились крестьянским хозяйством; учительницы нанимались в няньки к крестьянам, брали заказы на шитье. Нередко можно было видеть, как учительница во время урока вяжет чулок или шьет что-то из одежды. Сельские учителя вынуждены были сами себе зарабатывать на пропитание, то есть заниматься крестьянским трудом. Писатель А.С. Неверов, в прошлом школьный учитель, посетив в 1923 году дом сельских учителей, был изумлен: «Передо мной простоволосая баба в грязной юбке, подоткнутой выше колен. Желтые щеки втянуты, глаза горят воспаленным блеском. Лет восемь назад эта «баба» кончила гимназию в губернском городе, читала толстые журналы, интересовалась вопросами искусства, а теперь с утра до вечера возится с цыплятами-«позднячками», кладет заплатки на белье, бегает за поросенком по гумнам, пачкается в пеленках. Муж-учитель обирает бахчи, завтра будет косить просо»2.

Школьный заработок не давал средств к существованию: непрактичные учителя жили с постоянной думой о том, на что жить завтра, а домовитые — заводили свое маленькое хозяйство. «Мне пришлось проехать семь наиболее крупных волостей Мелекесского уезда Самарской губернии, — сообщал Неверов, — и ни в одной учительской квартире не увидел я новенькой книжки… Почем ситец, сколько стоит коза, сколько корова… — вот разговоры изо дня в день на каждом шагу. Нигде, ни в ком не почувствовал я былого учительского порыва, не заметил того горения, каким отличалось сельское учительство».

При такой постановке школьного образования и тяжелой экономической ситуации, сложившейся в стране как в довоенное, так и особенно в послевоенное время, многие дети школьного возраста не могли получить даже начального образования. Развитию способностей, которыми природа щедро наделила А.М. Ломова, сначала способствовал отец. С ним маленький Анатолий развивал языковое чутье, но когда отец ушел на фронт, задавать вопросы, касающиеся, например, правописания, было некому. Мать, не закончившая двух классов, читала хуже сына, дед мог лишь расписаться, а бабушка была неграмотная. Поэтому уже в первом классе мальчик понял, что лучшим советчиком при решении практически всех вопросов является книга.

И действительно, огромную роль в личностном и профессиональном становлении автора (впоследствии и как корреспондента районной газеты, и как преподавателя университета, и, главное, как ученого) сыграли книги. О них — из глубины души идущие особенно трогательные строки и целые страницы. В миниатюре «Книги моего детства» он пишет, что «Робинзон Крузо» Д. Дефо стало тем произведением, с чтения которого в его сердце поселилась неугасимая любовь к книге.

К 50-м годам XX столетия жизнь в стране стала налаживаться: появилась возможность лучших сельских старшеклассников отправить на экскурсию в Москву и Ленинград. Такое просветительное путешествие, конечно, способствовало увеличению знаний советских школьников, однако значение реплики, брошенной Т.Л. Щепкиной-Куперник (с ней в Ленинграде волей случая встретились школьники): «Ах да… я совсем забыла», автор уразумел лишь через 60 (и даже более) лет. Скорее всего, полагает А.М. Ломов, Татьяна Львовна поняла, как далеки были советские школьники по уровню развития от гимназистов, которых она запомнила. А что бы сказала Татьяна Львовна о школьниках XXI века?

С большой любовью пишет Ломов о своих родителях, жизнь которых, безусловно, была вплетена в процессы, происходившие в стране. Грустным юмором пронизана миниатюра «Дележ апельсинов»: маленький штрих из жизни обычной супружеской пары на фоне прогрессивной супердержавы, страны-победительницы, начавшей покорять космическое пространство. Мать Анатолия Михайловича в день похорон мужа никак не могла успокоиться: она плакала вновь и вновь. Оставшись вдвоем с сыном, она призналась, что обидела мужа тем, что съела больше него апельсинов, присланных из Москвы. А дело было так: однажды перед поездкой в столицу сын застал родителей ссорящимися по пустяку. Посмотрев по телевизору передачу об апельсинах, Татьяна Самсоновна спросила мужа, какие они на вкус, эти апельсины? Он не знал, потому что никогда даже не пробовал их. Как так: учитель биологии, повидавший, по словам жены, свет, будучи на войне, а вкуса апельсинов не знает. В реплике Татьяны Самсоновны скрыт глубокий подтекст: государственной заботы о народе-победителе нет, нет и вообще продуманной экономической политики, провинциальная Россия довольствуется тем, что ездит в Москву за продуктами. Сын прислал родителям из Москвы апельсинов, чтобы они знали их вкус…

Конечно, в книге много рассказов, где речь идет о выдающихся ученых, у которых Ломову пришлось учиться и с которыми довелось работать. В.И. Собинникова, крупный ученый в области истории русского языка и диалектологии, стала настоящим явлением в истории филологического факультета ВГУ. Она обладала не только лингвистическим, но и педагогическим чутьем, делала ставку на самостоятельность студента, особенно сильного. Аспирант Ломов, писавший под ее научным руководством кандидатскую диссертацию, понял, что Валентина Ивановна хотела, чтобы он сам произвел правку своей работы, когда получил прочитанную научным руководителем первую главу диссертации, в которой были лишь намекающие вопросительные знаки. Профессор Собинникова понимала, что в младенчестве человек сам учится сидеть, ходить, говорить, а теперь он должен самостоятельно научиться мыслить в области определенной науки, если хочет стать настоящим ученым.

Ненавязчиво, исподволь автор обозначает проблемы высшей школы. Его, например, очень беспокоит кругозор современного профессора. Их количество, к сожалению, не переходит в качество. «В наши времена, — пишет автор, — профессора были наперечет. Их было 17 на шести факультетах, и имена многих звучали колокольным звоном: И.Н. Бороздин, Б.М. Козо-Полянский, П.Г. Богатырев, М.А. Левитская… А сейчас в университете 300 (!) профессоров». Энциклопедическим кругозором отличался, например, П.Г. Богатырев. В круг его научных интересов входили теория литературоведения, фольклористика, этнография, театроведение. Он также блестяще перевел роман Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». К сожалению, он, как и многие другие ученые-филологи, пострадал от репрессий, что негативным образом сказалось на его научной работе.

Еще одной глобальной проблеме современной высшей школы посвящена миниатюра, озаглавленная извечным русским вопросом «Что делать?» Что делать в создавшейся ситуации, когда чиновники от образования причисляют образование к услугам. Они не понимают сути педагогического процесса: приобретение знаний невозможно без самостоятельных усилий обучающегося, без напряженной работы его внимания, памяти, воображения, мышления, речи, без его волевых усилий. Поэтому называть образовательный процесс образовательной услугой, подобно тому, как выполняют свои услуги портные, повара, горничные, мойщики машин и др., и осуществлять его за деньги, неправильно и даже порочно, преступно. Высшее образование, констатирует Ломов, «стало доступным для всех: за дипломом не приходит только ленивый». А оно должно быть элитарным. Высшее образование, как, впрочем, и любое другое, не должно быть платным, оно должно соизмеряться не финансовыми средствами, затраченными на его «получение», а личностным ростом, развитием обучающегося. В вузе же — не преподаватели должны снижать свои требования, приспосабливаясь к уровню знаний студента, а студент, имеющий прочный школьный фундамент, должен неуклонно приближаться к современному уровню изучаемой им науки.

По мере прочтения книги А.М. Ломова у читателя формируется образ ее автора, которому ничто человеческое не чуждо. Так, в миниатюре «Последний огурец уходящего лета» он с юмором описывает трагикомическую ситуацию, которая могла произойти только в русской деревне. А вот пейзажная зарисовка, достойная тургеневского пера: «Мы поразились: вокруг нас в темноте были рассыпаны мириады огоньков. Светлячки. А со всех сторон, словно с поднебесья, лились неумолчные соловьиные трели. И тут-то мы поняли, какое это необыкновенное чудо — курские соловьи!» А вот за одной лишь строчкой скрыта трагедия старости: две пожилые женщины, мать и дочь, оставаясь еще физически крепкими, проводили время в игре в куклы и спорах, кто кого родил. Миниатюра «Погиб от рук врага народа» разоблачает ложную надпись, сделанную на могильной плите: председатель сельсовета погиб не от рук врага народа, а от законного мужа солдатки, которая вынуждена была написать супругу, служившему в Красной Армии, что ее жизнь стала невыносимой от чрезмерного «внимания» председателя.

Одним словом, свои были читателю ведает интересный рассказчик, блестящий знаток русского языка, тонкий стилист, человек, повидавший жизнь, знакомый с людьми, для которых духовная среда ценнее материальной, и с теми, которые слывут чудаками, а также с теми, которые растратили свой талант или не нашли ему применения. Все это «богатство» А.М. Ломова отражается в его личности, которая имеет непосредственное влияние на молодое поколение в своей педагогической деятельности. Выдающийся педагог П.Ф. Каптерев не случайно заметил, что «самое изложение науки всегда будет выдавать личность излагающего». Независимо от того, как преподаватель читает лекцию: бесстрастно, спокойно, вяло, монотонно или же живо, с большим количеством примеров и аналогий, возбуждающих чувство, — всегда будет видна определенная личность, «своеобразный человек с особенными склонностями и вкусами». «Припоминая своих учителей в высших школах, — писал Каптерев, — мы всегда к известным умственным свойствам их присоединяем и нравственные, представляем, словом, не только учителя, но и человека». Своими рассказами А.М. Ломов расширил представление о своей личности: творческой, высоконравственной, учитель­ской.

1 Ломов А.М. Тени прошлого. — Воронеж: НАУКА-ЮНИПРЕСС, 2015. — 275 с.

2 Неверов А. У самарских учителей: (Путевые заметки) // Народный учитель. 1924. №1.

————————————-

Любовь Эллиевна Заварзина родилась в Казахстане. Окончила филологиче­ский факультет Казахского государственного университета им. С.М. Кирова. Кандидат педагогических наук. Работала учителем русского языка и литературы, научным редактором журнала «Русский язык и литература в казахской школе», преподавателем высшей школы. В настоящее время доцент кафедры педагогики Воронежского государственного педагогиче­ского университета. Автор более 150 пуб­ликаций. Живет в Воронеже.