ВЫСОЧАЙШЕЕ НАЗНАЧЕНИЕ

 

Самодержец Российский император Николай Первый захлопнул и бросил на зеленое сукно стола алую бархатную папку с золотыми застежками.

— Ваш формуляр заслуживает уважения. Так когда же вы родились? По гражданской метрике 27 апреля 1795 года, а по Тульской Родословице в 1793 году? Сколько же вам лет от роду? Тридцать семь или сороковой? Вы знаете, что означает ваша фамилия? Изучали турецкий язык?

Представляющийся растерялся, не зная, на какой из трех высочайших вопросов отвечать.

— Смысл таков: Гамалея — носитель тяжестей, сильный, — сказал он, глядя императору в глаза. — Родоначальник нашего рода, казак Гамалея, служил по дипломатической части у гетмана Богдана Хмельницкого. И весьма успешно. Был он на посылках с разными тайными и щекотливыми поручениями в Турции, Литве, России. Представлял интересы Малороссии.

— Николай Михайлович, скажите, при нашествии Бонапарта вы в ополчение при своей воле пошли?

— Как и многие тысячи русских людей.

— Получается, вам и семнадцати не было?

— Для защиты Отчизны лета не важны.

— Вы сколько времени исполняли обязанности начальника Витебской губернии?

— И года нет. С 26 апреля 1830 года по 15 марта 1831-го.

— Вверяю вам Тамбовскую губернию — житницу российскую. По населению и обширности она четвертая в бесконечной стране нашей. Звание губернатора высЛко и носить его следует достойно. Вы мой наместник, представитель и посланник. Проводник царской воли. По вашим действиям обо мне судить народ будет. Принимайте присягу, вникайте в дела и через два месяца жду вас с предложениями по улучшению жизни народной. Не бойтесь взваливать на себя тяжесть ответственности, ведь вы же Гамалея — носитель тяжестей.

Император замолчал и под его испытующим внимательным взглядом Николай Михайлович почувствовал себя ничтожным чинишкой. Велик царь Земли Русской.

На следующий день, в первом департаменте Сената почетный его член семидесятипятилетний князь Елагин, знаменитый русский масон, дрожащей голубой рукой протянул ему Высочайший указ.

В черной кожаной, холодной и скользкой, как рыба, папке вложен был Указ Правительствующему Сенату.

«…Назначить с 8 октября сего 1832 го­да действительного статского советника Николай Михайловича Гамалею исполняющим должность Тамбовского губернатора с денежным довольствием в 3000 рублей, 150 столовых рублей и 100 госпитальных рублей. Император Николай Первый».

Перед отъездом в Тамбов его принял министр внутренних дел Блудов. Прямой и непосредственный начальник, сухой, как палка, человек. Больше минуты он усидеть на золоченом троне не мог, вскакивал и, обежав вокруг громадного стола заседаний, снова присаживался ненадолго.

— Тяжелейшую ношу вы взвалили на свои плечи, дорогой Николай Михайлович. То ли поздравлять, то ли сочувствовать. Так что поздравляю сочувствуя. Почти два миллиона голов, то есть душ, тьфу ты, жителей. Уступает только Вятской, Пермской, Киевской и Воронежской губерниям. Бог и фамилия вам в помощь. Я даже не знаю, кто там правит бал: потомки Пугачева, купцы козловские или раскольники сосновские, сектанты разного толку и бестолку. Кстати, почему молокане, а не сметане, хе-хе. Их там — всякой твари по паре. Статистический комитет, как всегда, врет. Уж какой год заладил одну цифру — 170 тысяч человек, православных служб не признающих. Думаю, много больше. Говорить о всяких там беспоповцах и прочих молчунах и пятидесятниках не стану. Трону только тему преступлений на теологической, так сказать, почве. Речь об отпочковавшихся от беспоповцев тех самых многочисленных, сильных сектах, настроенных крайне враждебно не только к православной церкви, но и к самой самодержавной власти: бегунов, хлыстов и скопцов. Всех участников этих сообществ провозглашать следует публично преступниками. Судить и отсылать по Сибирке.

Тут Гамалея не выдержал, встрял:

— Я, ваше высокопревосходительство, во втором департаменте Сената при изучении уголовных дел по Тамбовской губернии натолкнулся на дело некоей Акулины Некрасовой из села Алгасово Сосновской волости, брошенной в тюрьму по обвинению в скопчестве еще в 1811 году. Двадцать один год бедная женщина по тюрьмам маялась-мыкалась без суда и следствия, пока не преставилась в Воронежском тюремном замке то ли от тоски, то ли от истощения.

— И что, никто из чинов не понес заслуженного наказания? Донесите мне меморией о сем вопиющем акциденте.

— Накажем двух-трех чиновников, только кто ей вернет молодость, по казематам растраченную-загубленную? А донесение уже оставил в канцелярии князю Енгалычеву.

— Да какая там жизнь у бабы оскопленной? Мы с вами должны понять — скопчество среди других отклонений православных совершенно внечеловеческое явление. Оно неотрывно связано с совершением преступлений. Вам, видимо, как я вижу, не приходилось видеть этих изуверов? Тогда позволю себе некоторую прострацию, так сказать, в пространстве про этих протестантов. Философия их зиждется на главе 19 стих 12 Евангелия от Матфея, в коем сказано о «скопцах для Царства небесного». Они осуществляют добровольную, а зачастую и насильственную кастрацию своих адептов. Общинники обеих полов таким образом теряют способность к продолжению рода и половому влечению. Само собой разумеется, что потомственность…хе…хе у скопцов невозможна. Потому они всегда и озабочены привлечением новых общинников-адептов со стороны. Если бы не было прибытка людского, секта вымерла бы естественным путем ну лет за 30-40… Слава Богу, среди них только одно крестьянство, ни один дворянин не сподобился…

Гамалея, чем дольше министр распространялся о скопцах, тем более приходил в недоумение: неужели сия тема главнейшая при напутствии нового губернатора? Что, если справиться с сектами, в Тамбовской губернии наступит тишь, гладь и Божья благодать, и никто не будет голодать и все законы соблюдаться станут неукоснительно? Нет, видно, у министра сей пунктик стал самым слабым. Но не выдержал и вклинился удобным моментом между словами.

— И сколь много скопцов в вверенной мне Высочайше губернии?

Министр «встал в пень» и озадаченно уставился на губернатора.

— А, действительно, сколько?

Заполошно грянул призывной колоколец.

Влетел, скользя по льду паркета, дежурный чиновник по особым поручениям Кретов. Наткнувшись на кресло, остановился.

— Иван Трофимович, скажи, сколько скопцов в Тамбовской губернии?

— Сие членовредительское сообщество не поддается счету.

— Как так? Не знаете, так и скажите. Бегом ко мне шестого столоначальника Довгера, он ведь Тамбов обкурирует?

— Так точно, вернее, точно так, — облегченно выдохнул вчерашний коньяк чиновник.

— Идиот! Бегом.

Довгер — пузатый статский советник в обвислых панталонах и устаревшем зеленом сюртуке с черными бархатными отворотами — появился неожиданно быстро для его черепашьей неуклюжести.

— Почему нарушаете установленные каноны форменной одежды? Что сказано в Высочайшем Указе на сей счет?

Чиновник, уничижаясь, сдулся на глазах.

— Утвержденное его императорским величеством «Положение о граждан­ских мундирах» вводит единый образец. Мундиры по губерниям упразднены. Теперь мундиры соответствуют только рангу должности, а не чина. Шитье по десятиразрядной градации.

— Виды, формы одежды каковы вводятся?

— Парадная, праздничная, обыкновенная, обыденная, будничная, особая, дорожная и летняя.

— Твой мундир какое шитье имеет?

— Шитый кант по воротнику и обшлагам.

— Неделю даю на приведение в соответствие. Сколько скопцов числится за Тамбовской губернией?

Неожиданно для себя Довгер выпалил:

— Триста восемьдесят три.

— Откуда сведения?

— Из отчета губернского за прошлый год.

— Да? Неси его сюда.

— Не могу-с, ваше высокопревосходительство.

— Почему?

— Он у товарища министра князя Неклюдова изволит обретаться.

— Бегом его сюда.

— Кого, отчет?

— Неклюдова.

Титулярный советник, попукивая от страха в ожидании близкого и неотвратного разоблачения, затрусил по коридору. Число тамбовских скопцов взято им с потолка, а министр вранья, тем более обмана не терпел. Будущая кара повергала в страх и потливое газообразование…

Гамалея вышел от министра в недоумении, будто побывал в доме умалишенных.

У него было несколько другое мнение о тамбовских сектантах. Почему именно этот край стал колыбелью произрастания духоборчества и молоканства? Тамбовская губерния возникла по воле Екатерины Великой. Гамалею всегда нравилось женское имя Екатерина — «чистая, непорочная, истинная» по-гречески.

Степь на юге и густые чащобы на севере создали удобную смесь для укрывательства всякого свободолюбивого смельчака. В огромных лесах обитали мордва, мещера, шайки разбойников, всякий беглый сброд. При Петре Великом в Борисоглебске работали на верфях, строя азовский флот немцы-протестанты. В Липецком уезде стали разрабатывать чугунные руды, создавать литейные заводы, число иностранцев увеличилось.

Протестантские идеи для протестующих против угнетения выглядели привлекательнее, нежели православный причт, паразитирующий на крестьянстве. Тамбовская епархия влачила нищенское существование, во всяком случае, приходские священники, по большинству люди невежественные, и церковные старосты бродили по дворам, собирая подати, то есть прося милостыню. Рекрутство для духовенства лишало его всякого уважения, уравнивало с мужичьем. Высшее духовенство держало низший причт на положении рабов, заставляло работать, посылало на заработки, уничижало достоинство, унижало плетьми и розгами.

В 1774 году появился Пугачев, еще больше взбудораживший умы и вскруживший головы. Любое действие вызывает противодействие. В ответ на беспощадную расправу с духоборами и молоканами, нововеры стойко «стояли за веру», переносили смерть, увечья, ссылки на каторгу, рекрутчину, возбуждая окрест сочувствие и ненависть к духовенству и власти.

Гамалея помнил вышибающие слезу строки всеподданнейшего прошения тамбовских молокан 1803 года:

«Препоручи, Августейший Монарх, исследовать слезную картину действия начальства Тамбовского на месте… тогда узнаешь истину, что мы умираем от побоев бесчеловечных… Высочайшею волею ты, государь, поставлен ангелом хранителем благосостояния граждан, и от тебя зависит оградить их всех безопасностию и паче от злонаветствующих и коварных… изждени и Ты мечем правосудия из рая монаршей доверенности лиц, недостойных оной… Дабы бесчеловечие и крайняя жестокость, стыд и укоризну, наносящие человечеству, не остались без наказания!»

12 июля 1805 года Тамбовский молокан Петр Журавлев добился аудиенции у императора Александра Первого. Результат не замедлился.

15 июля 1805 года прошение рассмотрено на специальном присутствии во главе с императором. Статс-секретарь Сперанский М.М. и министр внутренних дел Кочубей В.П.поддержали просьбодержателей.

Манифест от 22 июля объявлял полную милость и духоборам и молоканам.

Гражданским губернаторам указано: «…объявить епархиям, архиереям и приходским священникам, чтобы отнюдь в молоканские дома со своими требами не входили».

При Николае Первом гонения начались вновь.

Через неделю, получив Сенатскую срочную подорожную с правом внеочередного предоставления на станциях лучших лошадей, Гамалея отбыл в Тамбов.

 

ДОРОГА В ТАМБОВ

 

Громоздкая черная карета, когда-то отливавшая чистотой глянца лака, с ощипанным временем, истерзанным ветрами, дождями и снегом, некогда золотым, а ныне просто желтушным, двуглавым орлом на выгнутых дверях с тяжким скрипом ухала по ухабам и колдобинам. К ночи зажелтели огни Каширы. Московская осень провожала теплыми днями и ночами. Перебрался на облучок полюбоваться звездным небом. Луна улыбнулась, а звезды весело, зазывно и хитро замигали. Запрокинув голову, зашелся душой перед бездной. Сладостно заныло в груди. Правду говорят: если есть бесконечность, то нет меня, а если есть я, то нет бесконечности. Почему?..

Куда направлялся новый губернатор, покачиваясь на огромных рессорах и кожаных ремнях казенной кареты? Что знал о тех местах?

Тамбовский край принадлежал восточной половине центральной земледельческой области Европейской части России. Тянулся он с севера на юг от 100 до 400 верст, с востока на запад от 86 до 270. Граничил на севере с Меленковским уездом Владимирской губернии и с Нижегородской — Ардатовским уездом. На востоке с Пензенской губернией — Чембарским и Керенским уездами. На юге с Воронежской губернией — Новохоперским и Бобровским уездами. На западе с Орловской — Елецким уездом и Тульской — Ефремовским уездом, с Рязанской — Раненбургским и Касимовским уездами.

Площадь губернии 58 тысяч 511 квад­ратных верст. Южная часть без постоянного населения. Тут нетронутое сохой Дикое Поле многие столетия топтали кони и ноги ногаев, половцев, мещеры, мордвы, крымских и азовских татар. Самые старые поселения — Елать­ма, бывшая еще в XIV веке, Кадом, Темников. В 1553 году заложена сторож-крепость Шацк на самой горячей сакме крымских татар. В 1635 го­ду Козлов, в следующем Тамбов — крепости охранные, призванные крепко крепить украйну российскую. В губернии уезды: Борисоглебский, Елатомский, Кирсановский, Козловский, Спасский, Лебедянский, Липецкий, Моршанский, Тамбовский, Темниковский, Усманский, Шацкий.

Липецкие железные руды и целебные минеральные воды известны со времен Петра Великого. На севере, в Унжинском, Ереминском, Мердушин­ском, Виндреевском заводах варили чугун и делали железо. В Сосновке нашлась купоросная земля. Делали квасцы, мумию. Почти всю губернию покрывал в 2-2,5 аршина тучный чернозем. В Елатомском уезде протекает Ока, в Тамбовском, Сосновском, Моршан­ском — Цна, в Лебедянском — Дон. Есть река Мокша протяженностью в 223 версты с притоком Вад в 120 верст. Цна в 423 версты. Под лесами занята пятая часть территории. В них произрастает береза, дуб, осина, сосна, крушина, липа, бересклет. В низинах плачут ольха, ивы, ветлы. Благоухают сосновые боры. Живут в них на полной воле медведи, лоси, волки, лисицы, зайцы, хорьки, куницы, драхвы, тетерева и много всякой другой живности.

Дома просторные, сухие, рубленые из сосны, реже из дуба. Срубы проложены мхом, крыты дранью, воздух очищающими от разной гнили-дряни. В селах победнее, в степных местах — кизяковые. Каменные — только в городах у богатых. Урожаи собирают с десятины ржи от 35 до 77 пудов, овса от 32 до 71, проса по 52-60, картофеля 300-600 пудов. Садоводство тамбовские жильцы любят. Выращивают яблоки, вишню, груши, сливу, терн, малину, крыжовник, смородину, клубнику.

Больше ста конных заводов разводят рысистых жеребцов, упряжных лошадей и тяжеловесов. Пасутся по лугам 150 тысяч овец-мериносов. Развилось суконное производство. Ветер вертит 2663 мельницы, вода крутит колеса 630 водяных мельниц. Скрип летел далеко окрест. Вместе перемалывали они 1 миллион 244 тысяч 16 четвертей зерна. Развиты суконные мануфактуры. Салотопенные и мыловаренные, маслобойные, пять сыроварен, табачные заводы. В Кирсанове фабрика фосфорных спичек каждый день по тысяче коробков делает. Стекло на двух заводиках в Моршанске и Шацке производят. В Темникове писчебумажный цех из лучших в России. Там же большой железоделательный завод Вознесенский. Небольших чугунолитейных по губернии разбросано пятнадцать. Два завода красивую расписную фаянсовую посуду производят. Три завода кафельную узорную плитку варят. Десять крахмальных, четыре канатных, четыре лесопильных, сто шестнадцать дегтярных, двадцать пять воскосвечных, два поташных, 2000 кирпичных заводов, 2500 кузниц. Вся губерния владела домашними ремеслами: делали древесные изделия, телеги, колеса, сани, бочки. В ходу были выделка кож, пошив сапог для мужиков и женских, красивых, словно лебеди. Били шерсть, валяли валенки, шорники, скорняки, рукавичники, шерстяные чулки и вареги. Пятнадцать тысяч пчеловодов душистый мед продавали по всей России.

Гамалея вспомнил щемяще знакомое в родных Красавке и Малых Плотах: ранней весной пчелы прилетали на ранние цветы-примулы, ирисы, плачущее сердце, нарциссы. Как вспомнит, сердце так и заплачет. Оба села уже более ста лет принадлежали семье. Волшебные материнские руки в жару прохладные, в холод теплые. Там отец, строгий, с всегда застегнутыми на все пуговицы мундиром и душой, прямой, как палка в походке и обращении. Служил инспектором Тульской врачебной управы. С младых ногтей они с братом Михаилом, нынешним тульским вице-губернатором, побаивались отца, хотя строгим он не был. Страх более походил на уважение. Михаил Леонтьевич не повышал голоса, не ругался, но один только жест руки с прищелкиванием пальцами заставлял братьев замирать и, не мигая, смотреть на отца… Лет в десять он спросил:

— А кто были наши предки?

— Русский дворянский род. А родоначальник польский шляхтич Михаил Высоцкий с гербом Дрыя. Было два сына — Григорий и Андрей. Первый, будучи послом Богдана Хмельницкого, получил от турецкого султана прозвище Гамалея — «сильный». Говорят, железное копье в кольцо сгибал, а подкову, наоборот, разгибал. Любую наложницу из гарема на вытянутой руке держал, как кувшин. Одним махом троих янычар побивахом. Далее прозвище стало нашей фамилией. Андрей же стал Генеральным малороссийским есаулом. Григорий, лубенский полковник, в 1655 го­ду вернул от поляков город Корзунь. В 1664 году взял Черкассы, начальствуя передовым отрядом гетмана Брюховецкого. Позже вместе с ним ездил в Москву «ударять челом великому государю всеми городами малороссийскими». Когда Брюховецкий отпал от Москвы и стал искать покровительства турецкого султана, то отправил к нему в 1688 году послов. В числе послов был и Григорий Гамалея, возведенный в звание генерального старшины. В 1669 году Григорий переметнулся на сторону Дорошенко, гетмана Правобережной Украины, и с его войсками грабил и жег Малороссию.

Род наш со временем разделился на несколько ветвей. Внесены они были в Четвертую часть родословной книги Черниговской и Первую, Вторую и Третью части родословной книг Полтавской и Екатеринославской губерний…

Отец под малым хмельком напевал «Хвораем мы, и нет спасенья, мы умираем от леченья».

Навсегда запомнил его поучения: «Кто постоянно озабочен свою жизнь драгоценную сохранять, тому некогда радоваться этой самой жизни. Смерти бояться не надо, она всего лишь обретенье первоначального состояния»…

Мертвенный свет луны принес холод; улыбнувшись путнику, ледяной блин вдруг, испугавшись чего-то, спрятался за тучу. Гамалей всмотрелся в звездную бездну. Нет ни бесконечности, ни вечности. Есть время, состоящее из людей. Текут они, словно в песочных часах песчинки, пока не кончится их жизнь. Гамалея мало боялся того, что с ним будет происходить, больше страшился самого себя, боялся узнать себя до конца, до дна, заглянуть без страха в себя. Самоуспокаивался. Ведь на сегодня ты лишь то, что происходило с тобой доселе. Человек — сумма своего прошлого, минус будущее. В будущем ты обязательно станешь другим. А что у него в прошлом, какая сумма? Окончил в 1810 году Московский университет и начал службу гражданскую в департаменте уделов. 12 апреля 1812 го­да коллежский секретарь самовольно бросил гражданскую службу и поступил в санкт-петербургское ополчение с переименованием в подпоручики. А потом началась война, длившаяся всего два года: 1812-1814. Воевал везде — в России, Польше, Пруссии, Саксонии, Австрии, Баварии, Вюртемберге, Бадене, Швейцарии, Франции. В октябрь­ских сражениях 1812 года при Полоцке отличился и был награжден за отличие Святой Анной 4-й степени. Участ­вовал в деле под Чашниками 17 июня 1813 октября. 2 ноября — под Смолянами. 6 ноября — при Березине, где был ранен в ногу навылет. С тех пор стал прихрамывать. Произведен в поручики. 3 января 1813 года при осаде крепости Молдина отличился. В общем, пулям и врагу не кланялся…

На пятый день Гамалея подъезжал к Козлову. Тело от долгой дороги ломило, хотелось выспаться в обычной кровати, а не на холодной кислой коже кареты. В постоялых дворах подолгу разминал затекшие чресла и поясницу.

Издалека завиднелась Триумфальная арка, воздвигнутая в честь победы над Бонапартом, обвитая еловыми ветками с красной лентой и украшенная надписью «Желаем всего». При подъезде, ее зажгли и, вспыхнув игольчатым скелетом, она быстро потухла.

Вспомнились слова писателя-издателя Новикова, имевшего в здешних местах имение: «Крестьяне и жильцы козловские ленивы, утягощены, уторопливы и упорны…»

Под аркой зеленела мундирами толпа местной знати во главе с городничим. Градоначальник косился на нерадивого племянника и сквозь зубы увещевал его:

— У тебя, Федька, свово-то нету ничяво. Одно бахвальство и дерьмо. Те­ло — государево, душу ты сатане давно заложил. А жизнь твоя — моя, потому что задолжал ты столько, что до смерти не расквитаешься…

 

МОНОЛОГИ ГАМАЛЕЯ

О ВЛАСТИ

 

Есть в этой жизни одно и несомненное блаженное довольство жить и служить для России! Любезные служителя государства Российского! Каким должен быть чиновник и дворянин? Если ты обер-офицер, то должен презреть покой и сносить, не ропща, труды. Если судья — забыть страсти и пристрастия, симпатии и приверженности. Правосудие должно свершиться, даже если рухнет небо и весь порядок вещей. Истинный слуга истины должен быть благородным, то есть независтлив, негневлив, терпелив к тем, кто попал в беду и нужду. Помните Кантемира: ползать не советую, хотя и спеси гнушаюсь.

Высшая благодетельность — не делать подлости и противозакония, если даже уверен, что никто не увидит и не узнает. Это и есть совесть. Призывая вас сохранять веру и исполнять свой долг, следовать природе человеческой, а не любостяжанию. Будьте с низшими строгими, но благоприятными и благорасположенными. Все сие сохраняйте в себе и охраняйте. Не распространяйте глупые небылицы и скаредные клеветы про других. Любые козни непременно в свой черед ударят по вас.

 

О ЛИХОИМСТВЕ

И МЗДОИМСТВЕ

Никто и ничто не мучает нас, кроме нашей собственной природы. Сделайте свою природу честной и приятной. Если кто из вас не упускает чужое своим сделать и побирает взяточки, того непременно ждет острог. Христарадничать благороднее, чем срывать взяточную поборную деньгу. На чужом злополучии свое благополучие не построишь. Поэтому прошу всех и всяких начальников следить и изучать своих сослуживцев. Кто судит о работе, не зная сотрудника, тот себе причиняет ущерба больше, чем ему. Избегайте пороков, они оставляют в наших душах раскаяние, которое, постоянно грызя нас, не даст спокойно жить.

 

ЕЩЕ О ВЛАСТИ

 

Господа чиновники! Монарх наш, император всероссийский Николай Первый опирается не на сотню-другую вельмож с богатством немереным, а на десятки тысяч людей с достаточным для жизни достатком. Вы как раз таковыми и являетесь. Опора трона и порядка, сдерживатели бедных и нищих, готовых к бунту всевременно и неизменно. Нельзя от монарха требовать верности и добросердечия к людям злым и склонным к неверности по отношению к нему.

Губернатор не должен учитывать интересы только одной какой-то части жильцов наших — дворян или мещан. Хотя образуют лицо губернии, конечно, благородные семейства…

 

…Гамалея легко выхватил из папки нужный листок, скосил на него глаза:

 

Рахмановы, Рахманиновы, Можаровы, Загряжские, Гагарины, Воронцовы-Пашковы, Енгалычевы, Арбеневы, Жуковские, Каверины, Вельяминовы, Карабчевские, Сазоновы, Воейковы, Потемкины, Кретовы, Кареевы, Кахановы, Баратынские, Дурново, Оленины, Ушаковы — вот лишь малая толика сливок дворянства тамбовского. Они столбовые дворяне, они столпы, а не толпы черни черносошной.

Вы думаете, мы с вами мыслим и чувствуем более умно и тонко, чем поколения, ушедшие в мир иной? Это только обман, кажущийся каждому новому поколению, в мир приходящему. Мания исключительности своей жизни и своих современников. Поверьте, древние греки и римляне талантливее нас были и образованнее. «Одиссею» и «Илиаду» Гомера наизусть знали. Попробуйте выучить. Вот вам пример: слова гражданской присяги, принимавшейся две с половиной тысячи лет назад в Афинах:

«Я не посрамлю священного оружия и не покину товарища, с которым буду идти в строю. Отечество оставлю после себя не умаленным, а большим и лучшим. И я буду чтить отеческие святыни».

Не думать о прошлом, а только о будущем недальновидно, ведь будущее сокрыто под покровом прошлого. Скрыто оно в прошлом еще и потому, что у людей страсти и пороки не меняются, остаются одни и те же. Это облегчает узнавание в прошлых бедах будущие. Новые порядки хоть и изменяют людей к лучшему, но следует сохранять как можно больше прежнего…

 

…Из мечтаний Гамалея вернули несколько хлопков, слишком тихих для ружейной пальбы, и тут же в небе расцвели чудесные букеты фейерверка. Он не сразу понял, что в этом заштатном уездном городишке, которому и по Сенатской юрисдикции не положено делать салюты, так пышно встречают именно его, тем более что он город не посещал, а просто проезжал мимо. Городничий заталмудил было доклад, но Гамалея пресек ребром:

— За чей счет пальба в небо устроена? Подать сюда фейерверкера!

Фейервейкер, отставной козы барабанщик, древний старик в выношенном грязно-серого цвета мундире лейб-гвардии Павловского полка, приковылял на деревянной ступке и застыл, дрожа рукой, прислоненной к выцветшей фуражке, тряся сивой бороденкой и медалью «За храбрость»…

— Будь здоров, ветеран. Знаешь, сколько стоит твоя канонада?

— Магистрат пять рублев московскому немцу Шредеру отвалил, а мне осьмушка досталась. Вельми доволен — месяц по косушке на кажный Божий день хватит.

Гамалея достал серебряный рубль.

— На вот тебе. Награда за подвиги твои турецкие.

Тот засморкался, затер глаза грязным платком, из которого посыпался табак.

— А ты, градоначальник, купи старому воину за казенный счет тулуп новый, чтоб не мерз на старости лет. Видишь, в трясеи? В казну города вложишь пять рублей. Так будет справедливо. Ты ведь меня салютом встретил не как городничий, а как частный житель, из уважения, так ведь?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Через месяц с отчетом прибудешь. Особо — о мосте через реку Воронеж и о Гостином Дворе. Всю смету до копейки. На обман пойдешь — в остроге оставлю губернском… Да, чуть не запамятовал. В вашем суде уездном с прошлого года дело «О неправедном владении поручиком Иваном Яковлевым имением, принадлежащем генерал-майору Семену Петрову в сельце Ново-Панском». Суд отставного поручика оставил без земли и крестьян, отчего тот и отдал Богу душу. Сын его встал во главе разбойников и скрывается в лесах. Много он насодеял? Много за ним душ загубленных?

— Пускает на грабеж и разбой только тех, кто при богатстве, и чиновников, кто во взятках замечен. Бьет, но не до смерти. Только тех судей, что отца в гроб cвели, обчистил донага и дома сжег.

— Это дело я в Сенате изучил. Липовое оно, неправедное, взяточное. Сначала Муратова ограбили, погубили, а уж потом он мстить начал всем вам. Пересматривать надо дело, имение возвращать законному владельцу.

— Помилуйте, ваше превосходительство, кому возвращать? Атаману разбойников?

— Корнету лейб-гвардии Кавалергардского полка Яковлеву.

— Пожалуйте отобедать, Николай Михайлович, поди проголодались в дороге?

— Некогда мне с тобою за разносолами рассусоливать, Тамбов ждет, и так задержался на два дня.

 

Через три дня Гамалея выступал с приветственной речью перед дворянством.

— Господа! В 1771 году, то бишь всего лишь пятьдесят лет тому Тамбовская губерния называлась Московской Украйной и разделялась на две провинции — Тамбовскую и Шацкую с уездами. Первым правителем здешним был генерал-майор Салтыков Александр Иванович, царствие ему небесное. При нем штат правления таков был: два советника, один секретарь, один протоколист, один регистратор, один архивариус, три канцеляриста, пять подканцеляристов, семь копиистов, один переплетчик и два сторожа. Итого 24 единицы на всю губернию. А что имеем ныне, вернее кого? Вице-губернатор, три советника, асессор, четыре секретаря, два помощника старшего секретаря, начальник газетного стола, редактор «Губернских ведомостей», его помощник, казначей с двумя помощниками, архивариус с двумя помощниками, десять столоначальников, двенадцать их помощников, экзекутор с двумя помощниками, смотритель типографии… Сколько получилось? И это только половина меньшая! Чиновников больше, а проку меньше. ВолЛчите вы заявителей годами… Может, вернемся к временам Салтыкова по штатам? Иван Петрович, сочкни-ка нагар со свечей… Смотрю я на вас и берет меня досада и остуда. Дела тянутся телегой несмазанной, как тут не вспомнить слова старые «пустокормы вы подьячие»…

 

Базарная площадь утопала в зловонной грязи. Городничий Сафронов ничего лучше не придумал, как мостить ее без конца глиной. Посреди этого паскудства, будто летел большим лебедем белоснежный дворец с римской колоннадой и портиком, дом купца первой гильдии Суворова. Мелкие торговцы перебегали по доскам, порскавшим черными фонтанами, соскальзывали и шлепались в базарное гнилье. Гамалея попытался балансировать по брошенным горбылям, но не удержался и оступился в лаковых штиблетах и белоснежных шелковых панталонах в черную сметану. Скоро вся свита стояла рядом с ним по щиколотку в наземе. Собравшаяся вокруг толпа зевак сначала изумленно наблюдала невиданную картину, улыбалась, а потом постепенно начала хохотать.

Губернатор допрашивал городничего:

— Какова же площадь площади Базарной?

— Пятьдесят тысяч квадратных саженей. Двадцать в ведении города. Тридцать три на долю землевладельцев.

— Два месяца тебе вкупе с городским головой замостить все тут камнем бутовым. Камнеломни есть в губернии?

— Имеется в Кирсановском уезде, помещикам Нарышкиным принадлежит.

— Тому самому, что при Екатерине Великой шутом придворным состоял?

— Те самые и есть. Только дадут ли, продадут ли? Говорят, сам Державин просил, да отказали.

— А ты попроси получше вместе с кирсановским предводителем. А что за кучи, травой заросшие на Большой Астраханской?

— Камень бутовый. Благой памяти пиита великого российского Гаврилы Романовича. Завез, да не успел забутить, выдавили его отсюда альгвазилы…

 

…И правил на Тамбовщине губернатор Николай Михайлович Гамалея с 8 октября 1832 года по 27 февраля 1838 го­да. Правил честно и порядочно.

 

——————————-

Владимир Иванович Селивёрстов родился в 1945 го­ду в Котовске. Окончил Волгоградскую высшую следственную школу МВД СССР, Академию МВД СССР. Работал начальником штаба УВД по Тамбовской области. В настоящее время — адвокат. Публиковался в журнале «Подъём», региональной печати. Автор многих книг прозы и документалистики. Член Союза писателей России.