Финочкина и Штаты знают

Свое давнее занятие художественным творчеством «лискинский Пикассо» Иван Финочкин иронично называет «баловством». Но ни Америка, ни Аргентина, куда попали изящные деревянные скульптурки и картины умельца-самородка, «баловством» их не считают и хранят в национальных музеях и частных коллекциях наравне с собственным культурным достоянием.

В своем отношении к природе и искусству бывший рабочий железнодорожного депо Иван Финочкин чем-то похож на тургеневского Базарова, утверждавшего, что «природа — не храм, а мастерская, и человек в ней — работник». И работает в тандеме с природой в этой самой мастерской уже более 40 лет.

…Каждое утро Ивана Ивановича в любое время года и при любой погоде начинается с «поиска гармонии» и совмещения приятного с полезным. Он давно разменял девятый десяток, но несмотря на возраст «бежит в природу», не только укреплять тело и дух, но и высматривать по пути природные заготовки будущих художественных шедевров.

В пластиковой банке из-под автомобильного масла вдруг увидится ему плутоватая человеческая рожица, которая дома в руках художника в считанные минуты окантуется кучеряшками бородки и обретет смышленые глазки-пробки, весело подмигивающие миру. Сотнями таких же разноцветных пробок от пластиковых бутылок выложена у крыльца его дома и затейливая дорожка-мозаика. Эти утренние пробежки полнят мастерскую умельца природными материалами самого необычного свойства. Вернувшись однажды после очередного «творческого забега», принес домой… подошвы старых кед. «Опять ты в дом чесотку тащишь», — незлобиво ворчала жена, давно привыкшая к неуемной фантазии мужа. Пока жарила утреннюю яичницу, подошвы те с помощью резцов, ножниц и клея превратились в… одухотворенные человеческие лица — залюбуешься! А тут и соседка с незнакомцем-гостем подоспели. Гость интересовался картинами Финочкина, а вместе с парой полотен приобрел и приглянувшиеся ему «подошвы-рожицы». «Уехала на Кавказ моя «чесотка», — прокомментировал Иван Иванович, отдавая изумленной супруге вырученные деньги.

Будь у художника Ивана Финочкина коммерческая жилка, он, наверно, давно мог бы стать миллионером. Как мог бы стать и титулованным художником. Еще в 1950-е, в годы службы на Балтике, один из известных российских художников-академиков, усмотрев в рисунках Финочкина почерк будущего Дали с русским неповторимым акцентом, буквально за руку тащил матроса-самородка в институт искусств. «Институты научают технике, но искру Божью никогда не заменят», — до сих пор убежден художник, волею жизненных обстоятельств так и не прошедший через аудитории художественного ученичества.

Его аудиторией сделалась природа, щедро дающая внимательному глазу художника и сюжеты, и образы, и краски, и линии… «Люди, давайте творить — ведь это так просто», — взывает Финочкин. Смотришь на его, на первый взгляд, незамысловатые полотна — вроде и правда просто. Но знатоки искусства, знакомые с произведениями лискинского художника, называют их образцами высокохудожественного примитивизма, граничащего с модернизмом. Сам художник называет их просто — «картины» и пишет их, вдохновившись, на одном дыхании, никогда не возвращаясь к дорисовкам. А первым беспристрастным ценителем их становится любознательный пес Жорка. Обнюхав «свежий продукт», Жорж удовлетворенно ложится рядом, словно просясь довеском к еще не высохшей акварели очередного пейзажа или натюрморта.

Есть у Финочкина и целая галерея скульптурных композиций из дерева, которая наглядно и образно убеждает в истинности пословицы — «седина — в бороду, бес — в ребро». Трудно сказать, какие уж там бесы щекочут ребра художника Финочкина, но, глядя на эти изящные эротические фигурки из веток клена, ясеня, липы, вишни, вербы, невольно восхищаешься неуемной фантазией природы, положившей на стол художнику эти пластичные иллюстрации Кама Сутры. А несколько штрихов резцом, сделанные талантливыми руками, природную фантазию лишь доводят до совершенства. И перед зрителем уже не чурка деревянная, а одухотворенные он и она в полете вечной страсти всепоглощающей и возвышающей любви…

Наведался как-то к Ивану Финочкину капитан дальнего плавания из Питера. Пришел купить картины, а унес целый мешок тех деревянных скульптурок. В какие уж там порты заходил корабль того предприимчивого капитана, неведомо, но судя по всему разбрелись по свету те фигурки из лискинских вишняков и лоз, радуя эстетическим совершенством эротической первородности глаз и американца, и датчанина… И после этого, говорят, к Финочкину, на Донецкую, не раз приезжали потом изумленные иностранцы, чтобы оптом увезти из русской самобытной глубинки сувениры, совместно сотворенные даровитой природой и талантливым мастером.