Дым Отчизны

* * *

В Котласе слякоть и мелкий дождь.

Пахнет горелым, и

Лишь небосвод здесь на снег похож

Тучами белыми.

 

Кажется, ямку копни — водой

Тут же заполнится.

Тянется Котлас состава вдоль,

Но не запомнится

 

Город ничем. Может, только птиц

Взмахи синхронные.

Будто скрипение половиц

Скрипы вагонные.

 

* * *

Старуха одевается тепло,

«На сто одежек» закрываясь туже.

Поскольку тела хрупкого стекло

С годами прогревается все хуже.

 

Каких-то десять метров до сельпо

Старуха одолеет в сто усилий:

Не просто землю чувствовать стопой,

Когда одной ногой уже в могиле.

 

Но сто шагов старухи, сто одеж

Нет-нет — да и видны на этом свете.

Поскольку этот свет еще похож

На тот, что — лет уж сто! —

хранит в конверте.

 

В ТУНДРЕ

 

Ни ощущения толпы,

Ни чувства, мол, один в пустыне.

Лишь снежная клубится пыль

Под фонарем в ночной равнине.

 

Ни плохо и ни хорошо.

Ни битвы за себя, ни бегства.

А так, как будто голышом

Стоишь под небом, точно в детстве

 

Над темною речной водой

И над белеющим исподним.

И ни один из всех плодов

Не сорван во саду Господнем.

 

НА ПЛЕЧАХ РОССИИ

 

Огни в глубинах тундры по ночам

Мне видятся висящими над нею.

Как зябко у России на плечах!

Как у Христа за пазухой теплее!

 

Хоть ста ветрами и снегами ста

Страна, меня несущая, покрыта.

И вне тепла обветрены уста,

И — говорят, что — Господом забыта

 

Земля вокруг с огнями по-над ней,

Но прежде я земли не видел тверже.

Как на костры похожа дрожь огней!

Как ночь на первозданную похожа!

 

* * *

Мы от птиц происходим,

От маленьких розовых птиц,

Что умеют ловить на лету

Крошки снежного хлеба.

Только птичье слетает

С румяных — со временем — лиц.

Только в памяти не остается

пространства для неба.

 

Но фантомные боли —

Не в сердце, как пишет иной,

А в спине, меж лопаток,

Где крест, точно шрам, вместо крыльев —

Нас тревожат ночами,

тревожат забытой виной.

И снежинками кажутся

птичьи летящие клинья.

 

ОБМЕН ТЕЛАМИ

 

То я в метели, то она — во мне —

Прижизненный еще «обмен телами»,

Знакомый с детства нам, простой шпане,

Когда джинсой менялись с пацанами,

 

Чтоб пофорсить: чужое — не свое.

В чужом прикиде всякий мнится смелым.

И лишь чутье, как нижнее белье,

Всегда свое, поскольку ближе к телу.

 

И лишь метели, ту, в которой я,

И ту, что в летний день во мне клубится,

Не предложу ни близким, ни друзьям:

Своим крестом не принято делиться.

 

ДЫМ ОТЧИЗНЫ

 

Дым отчизны курчав и высок

Нарождается в долгие зимы.

Он — лишь неба сезонный приток,

Но деревня и дым — неделимы.

 

И проталины — у валунов

Труб печных — не заносят метели.

Бей, Отчизна! Стучи колуном,

Стены изб чтобы не индевели.

 

Бей, Отчизна, горячим ключом

Из-под снега… и словом Христовым.

Может стану твоею свечой,

Если сыном не вышло путевым.

 

* * *

                                      Григорию Спичаку

 

Какая-то неправильность в дожде,

что в декабре клюет упавший снег.

Не то, что б ощущенье — быть беде!

Скорее, знаешь: вот болит, а нет —

чего похолоднее приложить.

Нехай отпустит… Ненадолго пусть.

Наверно, надо просто пережить

дождя нелепость, как одно из чувств.

И не нащупав спичек в пиджаке,

и сигарету сунув к остальным,

смотреть, как старики идут к реке,

на мать с отцом похожи со спины.

 

СЛОВО О МАЛОЙ РОДИНЕ

 

Легко любить ее, живя вдали.

Я сам о ней скучал на расстоянье,

Помешивая памяти угли

В сознанье.

 

Легко любить, когда недобрых слов

От матери уставшей ты не слышишь.

Когда носов других ее сынов

Твой — выше!

 

Когда из «вместе — тошно, тяжко — врозь!»

Ты выбираешь помнить лишь о первом.

Ни времени — достать торчащий гвоздь, —

Ни нервов.

 

Но где б ты ни был, слабости ее —

Не только силу! — ты несешь с собою.

Себя ломать сложнее, чем белье

Зимою.

 

Не оттого, что тяжко несть суму

И руки у нее с годами слабы,

Люби ее, а просто потому,

Что — баба.

 

* * *

А всего-то и нажил — шалаш,

где ни милых, ни рая…

Инга Карабинская

 

Как за вымя телок,

за упругое Родины имя

у поленницы снов

я хватаюсь пустеющим ртом.

Пахнет сеном оно,

табаком и березовым дымом,

только не молоком.

Да и я не о том, не о том.

 

Сколько лет ни живу,

а всего-то и нажил — могилы

недолюбленных мной,

черствый пряник в кармане да кнут.

И в избе-шалаше —

повторяю — ни рая, ни милых!

Соберешься уйти,

только снова вернешься к окну.

 

Ведь куда ни пойди,

будешь с детства знакомое имя

по привычке крутить

языком, чтобы не прокусить…

Пахнет сыростью ночь,

табаком и березовым дымом.

Я от запахов тех

просыпаюсь: мне хочется пить.

 

СТАРОЕ ФОТО

 

Пацаны: фуражки, шапки.

Девки малые в платках.

На горе, за домом бабки,

Кто в сапожках, кто в котках1.

 

Батя мой, такой же малый:

Кепка, белый ремешок.

Первый класс. Еще начало

Жизни, так сказать — исток.

 

Парни жмурятся от солнца,

К девкам манится кычко2.

Знали бы, где жизнь порвется, —

Обошли бы смерть бочком.

 

Сколько их, на старом снимке,

Не прожили и полста?..

С родиной уснув в обнимку,

Сами родиною став?

 

---

1 Котки, коты (сев.) — валенки, укороченные до высоты калош.
2 Кычко (сев.) — пёс.

 

---

Денис Николаевич Попов родился в 1979 году в селе Усть-Цильма Коми АССР. Проходил службу в пограничных войсках. Работает вахтовым методом в агентстве «ЛУКОМ-А-Север», охранником на объектах «Лукойл» в Республике Коми. Поэт, прозаик, переводчик. Публиковался в журналах «Север», «Белый бор», «Сибирские огни», «Дон», «Невский альманах» и др. изданиях. Автор сборника стихов «Лиственничное небо». Живет в селе Усть-Цильма.