Поздний закат

* * *

 

Будет время для жизни, и будет земля для сна.

Говорю, а по мягкой ладони крадется жук…

В этом небе глубоком осенняя жуть видна,

Но она не придет, пока я на холме сижу.

Пока я сторожу — этот день

будет вечным днем,

Будет гнуться трава

и закат темным тлеть огнем,

Будет черная тень танцевать

в тростниках сухих,

Будут люди молчать, а деревья

слагать стихи.

Не ходи, не ходи, не пытайся меня забрать,

Я нужна только здесь,

а для жизни меня не трожь.

Для такой немоты меня грела

в объятьях мать,

Для такой простоты щекотала колени рожь.

В моем теле трещит желтизна

не оживших гроз,

Я вросла в этот лес, и он тоже в меня пророс,

Звери видят мои обреченные сбыться сны,

Пока я здесь молчу, не узнать никому зимы.

Будет время для ласки,

и будет чернеть гранит

Говорю, а из горла ни звука — истлела речь.

В этом теле бескровном любовь

как болезнь болит,

В этом мире ее только камню дано сберечь.

 

* * *

 

Они устали рубить друг друга,

Косить друг друга, давить и жечь,

Подуло ветром цветочным с юга,

Замолкли бабы, заглохла печь.

 

Как будто дали вверху отмашку,

Забыть о гари, гнилье и зле.

На пепелище одна ромашка

Победным флагом торчит в земле.

 

И голубь где-то под мертвой крышей,

Взлетает в небо, ворча «курлык».

Господь все видит, Господь все слышит,

Господь и пастырь нам, и мясник.

 

* * *

 

Внутри у рыбы темнота

И божии слова.

Лови их,

Скупо бормоча:

Не та,

Не та,

Не та.

Бросай их на песок,

Бросай.

Курганы строй из рыб.

Внутри у каждой — рыбий рай

Болит,

Болит,

Болит.

 

Лови их, глупых, и калечь,

Крючком

Ломай

Хребты.

Внутри у рыбы — божья речь

И море

Темноты.

 

Учись душить их рыбий плач,

Тяни

Наверх,

Наверх.

Рыбачь, пока живой, рыбачь.

Заставь

Звучать

Их всех.

 

* * *

 

На площадке лестничной холодно и темно.

Прижимаюсь лбом к стене — ничего не нужно.

Пахнет снегом в ночь распахнутое окно.

И сама я тоже вывернута наружу.

 

И сама я тоже черный квадрат в стене,

Ни лица в стекле, ни искрП золотой и жгучей,

Тишина гудит во мне, темнота во мне

Разливается уверенно и ползуче.

 

А ночная улица дышит сырой корой,

И зеленым небо звездно горит по краю…

Я отлично знаю — мир без меня живой,

Это я сама какая-то неживая.

 

Забери меня, — я не знаю, кому кричать,

Хоть всю ночь простой — не будет оттуда знака…

Гнется воском желтым в храме моя свеча,

И все смотрит, смотрит кто-то чужой из мрака.

 

ЗАВЕЩАНИЕ

 

Здесь молитвы немые черны, как мазут,

И, как строки скрижалей, ветхи.

Если чудища плакать к порогу придут,

Им отдай мои сны и стихи.

 

Их впусти обогреться, налей кислых щей,

Покажи небом пахнущий дом:

Здесь вползал сизый мрак из оконных щелей,

Здесь сидел мертвый дед за столом…

Проведи их по саду, нарви бурьяна,

Птичью тень примани на ладонь.

 

Все со мной хорошо.

Я брожу здесь одна и смотрю на подземный огонь.

Надо мной только сводит громадой гранит, и звенит подо мной пустота…

Но зато ничего не болит, не сбоит,

Ни Христа во мне нет, ни черта…

 

Этот поздний закат в нашей сонной глуши

Будет твой — безголос и горяч.

А меня не жалей, не кляни, не ищи,

Понапрасну на кухне не плачь.

 

Здесь никто не клеймит исступленной грозой,

Нас Господь позабыл, позабыл…

 

Мне стоять в темноте,

Ждать трубы золотой

Хватит сил.

Хватит сил.

Хватит сил.

 

* * *

 

Счастье оно такое — не спрячешь в ящик,

Даже не зарисуешь карандашом.

Милая мама, зря ты так горько плачешь,

Мне хорошо,

Правда же,

Хорошо.

 

Видно, сегодня шторм протаранит море.

Тихо. И солоно, солоно,

Соль,

Соль,

Соль.

Счастье — оно такое — почти как горе,

Та же в гортани боль.

 

Мама, смотри, смотри, я почти привыкла

К этому телу, делу, морской воде.

Чайка смеется в южном закате хрипло.

Хуже уже нигде.

 

Счастье оно такое — без дна и края,

Но у тебя крупица, кусок на раз…

Милая мама, счастье не умирает.

Просто оно не в нас.

 

ПРОВИНЦИЯ

 

Забирайте огонь, но оставьте меня в покое.

Темнота обступает со всех четырех сторон.

Жизнь, как поле — осеннее, светом живым пустое,

Где вдали за рекой колокольный мерцает звон.

 

Там, наверное, есть гулкий ропот большого Бога,

Там, наверное, нас не осушат, смеясь, до дна…

Я смотрю в темноту — ее можно рукою трогать,

И хочу сотню лет в темноте простоять одна.

 

Заберите огонь, и несите сквозь сумрак чащи,

Сквозь осенний туман, к голосам, к треску звезд,

К живым.

А во мне будет мир непонятный, больной, звенящий,

И закат.

И рассвет.

И чужого пожара дым.

 

---

Анастасия Александровна Кинаш родилась в Белгороде. В настоящее время студентка-магистр НИУ БелГУ по направлению «Педагогика». Работает заведующей библиотекой села Ерик. Лауреат VI Международного литературного конкурса, посвященного памяти К.М. Симонова, обладательница гран-при фестиваля «Оскольская Ли­ра–2017». Публиковалась в интернет-альманахе «45-я параллель». В журнале «Подъём» печатается впервые. Живет в Белгороде.