Памяти старшего сына Димитрия

(10 марта 1980 — 21 июня 2016)

с горечью посвящает автор

 

* * *

 

Он летнею ночью уснул навсегда,

Бессонница где-то отстала…

Я видел, как в небе погасла звезда,

Упав на его одеяло.

 

И минуло лето, и клин в облака,

Навечно, с землею в разлуке

Поднялся,

я видел крыла вожака,

Я знал эти сильные руки.

 

Когда в колеях заблестел гололед,

И вьюги ложились на плечи,

Мне ведомо было, что он не придет

Ко мне, обогреться под вечер.

 

А ранней весною накрыло леса

Прибоем цветов-первоцветов.

Я в них отыскал голубые глаза.

Прощенья просил и ответа.

 

Но мне не ответило небо — за что

Случилась отцовская мука,

И смертным бывает любви колдовство,

И вечной бывает разлука.

 

СЫНУ

 

«Он умер, как ангел, во сне…»,

Но ангелы не умирают!

Они прилетят по весне,

И сядут по самому краю

 

На крыше отцовской,

                                       и весть

Благую, в начале апреля

Промолвят —

                   Спасение есть!

И кончится эта неделя

 

Великой субботой страстной…

И сын мой, в прохладе весенней,

Как аист, над чащей лесной

Закружится в День Воскресенья.

 

И многие ночи подряд

Во снах —

           из обители Горней

Три аиста в небе летят

Два белых и пепельно-черный.

 

НОЧНАЯ СТОРОЖА

Сороковины

 

Нет в этом мире правды,

Да и того ль ты ждешь?

В пойме реки-Непрядвы

Ветер качает рожь.

 

Лютые оборотни

Чувствуют волчью сыть…

«Отче, позволь пол-сотни

Прапором осенить?

 

Да не поглотит темень

Нами зажженный трут.

Семка, Игнатий Кремень,

Гридя — не подведут!»

 

«Сыне, тебе не приспело

С воями в пекло лезть.

Скажет Боброк: Не дело!

Скажет Бренок: Не в честь!»…

 

Взгляд его светлый — строже

Сделался, и синей.

«В первой пойду стороже!

Лучших возьму коней!»

 

Ах, как кричали птицы,

В смутной поре ночной.

Бьют родники-криницы

В быстрой воде речной.

 

И опустилось утро

Бликами на пески…

Княжича русы-кудри

Вынесло из реки.

 

Были одним подобьем,

Как две слезы с лица.

Стал он моим надгробьем —

Смертным грехом отца.

 

Души летят, как кряквы,

На ледяном ветру…

Нет в этом мире правды!

Нет и в ином миру…

 

ПОЛУГОДИНЫ

 

Да лягут снега на обитель твою,

На новую,

              с бабушкой рядом!

С седой головою в молчанье стою

Под жестким седым снегопадом.

И купол церквушки, и абрис креста —

Покрыла ворон плащаница.

За дальней оградой стучат поезда,

Погост огибает столица.

 

Ваганьково,

                    снеги,

                           да камень-гранит,

Да тень прапрадедова стяга.

Пусть небо твой путь одинокий хранит

В туманности млечной, бродяга.

Я помню в ладони ручонку твою,

И кеды — спешащие рядом…

Немного осталось… Но я достою

Под нашим с тобой снегопадом!

 

АВГУСТ 2017

 

Задумчиво листаю свод страниц

Своей судьбы

                       и, несомненно, вправе

Воскликнуть —

                        заповедный август — AVE!

Я ждал твое мерцание зарниц

Из черных туч, парящих так весомо

Над линией лесного окоема.

В молчании, к земле припавших птиц.

 

Пусть голос грома — накален и груб

Рой ласточек спугнет, чтоб те — над нами

Поднялись в небо, в суете и гаме.

Им вслед шепну, не разжимая губ —

Родства не обрывая пуповину,

Мою молитву донесите сыну

И горький запах георгинов с клумб…

 

Осенним одиночеством звенит

Хрустальный воздух,

                                      и не может Руза

Стать Летой для вины отцовской груза,

С которым мне не улететь в зенит

К тебе, мой мальчик — журавленок в стае,

Которая крылами, как крестами,

Нас, грешных, напоследок, осенит.

 

Гармония души — навек, прости,

Заложница судьбы поэта в споре,

Где на кону стоят печаль и горе,

И радость слов, которых донести

Не доведется — людям, в книг конверте,

Скрывающем забвенье и бессмертье.

Как персть земли, зажатую в горсти.

 

СНЕГИРИНАЯ ПАНИХИДА

 

И падает снег, и отбившись от рук,

В угрюмое, зябкое небо,

Летит запоздалая стая на юг,

Где зрелищ хватает и хлеба.

 

Как выбранный невод — скукожилась ширь.

Повыползли Божие страхи…

А я — остаюсь, как российский снегирь

В кровавой отцовской рубахе.

 

Которую сын мой примерить успел.

Земля ему — прахом и пухом.

Я б песню ему средь трилистников спел,

Овеянных Троицы духом.

 

Он в жаркую пору июня унес

Отцовское сердце в ладони.

И только с утра пробудился мой пес.

Призвав к бесполезной погоне.

 

И что остается: читать псалтыри

На жизнью возвБденной плахе?

И клювом в окошко стучат снегири

В отцовской горючей рубахе!

 

МАМИН ДЕНЬ

 

В День мамы мороз отпустил поутру.

Упали снега на осины.

Я в церковь у краешка леса приду

Отметить ее именины.

 

За мною — собака, судьбой семенит,

С ее голубыми глазами.

Пусть Власий добром крестный путь осенит,

За верность и преданность маме.

 

Поземка куницей юлит на дворе.

Нахмурились неба седины.

Как странно, что в хладном Руси январе

День ангела солнечной Нины.

 

Ограда, ворота, притвор, лития —

Сквозь окна, летящая к свету.

Когда-то со мною молилась семья.

Теперь моих кровников — нету.

 

В надмирных краях, посреди палестин,

Откуда слетают зарницы,

Меня дожидаются мама и сын.

И бабушки старые спицы.

 

Небесная Мать, утоли мою боль.

Утишь бесполезные слезы…

А снег на плечах — словно едкая соль.

И память, как жало занозы.

 


Андрей Владиславович Шацков родился в 1952 году в Москве. Действительный член Академии Российской словесности. Автор десяти поэтических книг. За цикл духовных стихотворений был удостоен ордена преподобного Сергия Радонежского от Патриарха Москов­ского и Всея Руси Алексия II. Лауреат многих литературных премий. Лауреат премии Правительства Российской Федерации в области культуры за 2013 год. Член Союза писателей России. Живет в Москве.