* * *

 

Трава, прибитая морозцем,

похрустывает под ногой.

И чаги темные наросты

мелькают в рощице нагой.

И небо с отблеском металла

глядит в покорные глаза

берез. Давно ли в них метала

и гром, и молнии гроза?

И, выворачивая корни,

валил подружек ураган…

Кричали гуси, ржали кони

и выл из будки пес Полкан.

В избе у камских побережий

молилась мать, целуя крест.

А сын, нежданный гость приезжий,

не узнавал знакомых мест.

И мнилось сыну — этой роще

в любую стынь, в любую грязь

и тяжелее жить, и проще,

с небесной волею мирясь…

Утихнет ветер — зимний, хлесткий.

Весной воскреснет мир живой,

и зашумят опять березки

своей окрепшею листвой.

О чем же Господу молиться

под солнцем или под луной,

коль неизбежное случится

с природой, с вами и со мной?

О чем молчат и лес, и Кама,

а журавли кричат, трубя?..

О чем твоя молитва, мама?

— Я, сын, молилась за тебя…

 

ОГОНЬ В ПЕЧИ

 

На небосклоне звезды тают.

Печь спозаранку затоплю.

Оттуда искры вылетают,

я на огонь смотреть люблю.

 

Вчерашний праздник подытожу,

под нос куплетик пропою.

Не мне судить — достойно ль прожил

я жизнь свою.

 

Друзей берег, врагов не нажил,

и, трезвый в дым,

за все грехи былые, скажем,

прощен и, может быть, любим.

 

Сквозь закоулочки кривые

к вершинам шел, был и на дне.

В минуты жизни роковые

вдруг улыбался ангел мне.

 

Огонь в печи, твой отблеск алый

в глаза уставшие ловлю…

Я ближе к вечеру, пожалуй,

еще и баньку затоплю.

 

ЛЕРМОНТОВ

 

И вновь Кавказ — бульон с бараниной и перцем…

А в очаге огонь то тлеет, то горит.

Но «опытность ума не действует на сердце».

Два века Лермонтов об этом говорит.

Прислушайтесь к нему. Душа в земной неволе

недолго проживет. К Небесному Отцу

над миром пролетит — то ветром в чистом поле,

а то лучом звезды погладит по лицу.

Во всем, что не сбылось, есть неземная сладость.

Безсмертье обещал неведомый пророк.

Узнает ли душа небесной встречи радость?

Всему свой срок!

 

* * *

 

Что ж, поваляться на сене

рад я, покуда тепло.

Кроны берез предосенних

солнце уже обожгло.

 

Не ухватиться за лето

роще в прощальном огне.

Вечная тема поэта

снова стучится ко мне.

 

Ветер багряное знамя

вскинет, листвою шурша.

Много об осени знает,

встав на пороге, душа.

 

Есть в красоте увяданья

отзвуки горестных тем.

Мир обещает свиданье

будущим летом не всем…

 

* * *

 

Памяти брата Саши

 

Только услышу — гармонь заиграла,

сердце на миг встрепенется в груди…

 

Легкое перышко с неба упало,

утро настало, вся жизнь впереди.

Песня исчезнет и снова… приснится.

Вот я бегу босиком по тропе

сквозь золотистое поле пшеницы

солнцу навстречу, навстречу судьбе.

А за околицей, а на лужайке —

праздник престольный, Кузьма и Демьян1.

Там на гармошке и на балалайке

брат мой играет, не нужен баян.

Песню подхватят и бабы, и девки.

Сдвинут стаканы молчком мужики.

И далеко разлетятся припевки —

до горизонта, до самой реки…

Вдруг — из района товарищ. Вопросы:

— Что за гулянка?

Ответят ему:

— Это Орловка вернулась с покоса,

с дальних лугов аккурат на Кузьму.

Небо в глазах опрокинется навзничь.

Воздух июльский полынью горчит.

И одноногий Максим Афанасьич:

— Мы победили! — сквозь слезы кричит. —

Руку подай, одногодок Петруха!

Мне деревяшка житья не дает!

Мы-то живые… Другим невезуха —

тем, кто с войны никогда не придет.

На зиму хватит и сена, и хлеба.

Раны болят? Потерплю, заживет…

 

Русская песня, дороженька в небо,

только услышу — зовет и зовет.

Спеет пшеница. Луга покосили.

И нагулялись. Пора и домой!

 

Как же охота вернуться в Россию

послевоенную, Боже ты мой!

 

* * *

 

Уж листья ржавые стряхнули

дубы. Их ветер подхватил.

И то ли гвозди, то ли пули

в суглинок ливень вколотил.

И по исхлестанной дороге

вода катилась, пузырясь,

и на родительском пороге

я ждал, когда просохнет грязь.

А осень, ветреная дама,

все хохотала надо мной:

«Герой! Сиди уж лучше дома,

покуда непогодь стеной»…

Куда рвалась, о чем томилась

моя душа… давным-давно?

Исход один. Скажи на милость —

не все ль равно?

Наверно, верил — не случайно

там, за дождем, в туманной мгле

когда-нибудь открою тайну,

зачем я нужен на земле.

 

ДЕРЖАВА

 

Нет, не империя и не страна…

Детям отцы завещали:

родина Богом на то и дана,

чтобы ее защищали.

 

Наши отцы заплатили сполна —

заживо в танках сгорали.

Родина, значит, на то и дана,

чтоб за нее умирали.

 

Род — от макушки до самых корней —

древо из плоти и стали.

Родина — почва. Недаром на ней

внуки твои вырастали.

 

Места другого тебе не дано.

Здесь твои сила и слава.

Впрочем, у русских еще есть одно

точное слово — держава…

 

* * *

 

Вне времени — ни летом, ни зимой —

на грани чуда пересотворенья

лишь после смерти я вернусь домой —

туда, где жил когда-то до рожденья.

 

И буду ждать, томиться в том раю,

на той далекой Млечной переправе —

куда же в этот раз печаль мою

рука Отца Небесного направит.

 

* * *

 

Между сосен тропинка лесная

в Лукоморье зовет, на траву.

Что такое свобода — не знаю,

я по воле небесной живу.

Это облако белое — чудо!

Все ли реки впадают в моря?

— Мама, мама, я взялся откуда?

Улыбается мама моя…

Мне б увидеть любимого брата!

Брат играет — гармошка поет.

В смерть не верю. Есть точка возврата.

В детство выбегу я из нее…

 

———————————-

Николай Петрович Алеш­­­ков родился в 1945 го­ду в селе Орловка Челнин­ского района Татарской АССР. Окончил Литературный институт им. А.М. Горь­кого. Автор десяти книг стихотворений. Главный редактор литературного альманаха «Аргамак». Лауреат республиканской литературной премии им. Г.Р. Державина, всероссийской литературной премии «Ладога» им. А. Про­кофьева. Член Союза россий­ских писателей. Живет в Набережных Челнах.