Будни и были липецкого ОМОНа

Россиянам, сложившим свои головы

на полях первой и второй чеченских,

посвящается

 

От автора

 

Уважаемый читатель, вашему вниманию предлагается повесть о буднях специального подразделения, коим является отряд милиции особого назначения. Здесь рассказывается об обыденном и жертвенном, о скорбном и смешном. Человеческая память фиксирует все. Но смешные и интересные случаи остаются в ней надолго. Впрочем, печальные тоже.

Липецкий ОМОН в этом произведении — образ собирательный. Какие-то события действительно имели место, какие-то автор подсмотрел сам, о чем-то слышал, а что-то даже придумал. Но в основе всего повествования лежит пережитое людьми, которые побывали в горячих точках и на своей шкуре испытали все тяготы и лишения воинской службы.

 

Глава 1

 

Пыль плясала в воздухе, она густым слоем лежала на тенте, на кабине машины, в кузове и забивалась, казалось, всюду: под берет, в складки камуфляжа, на обувь, за шиворот. И все тело начинало нестерпимо чесаться. Пыль мелкой пудрой залепляла рот, нос и глаза. Она, смешиваясь с потом, неприятно текла по спине восковой массой. Сергей вздохнул и протер ладонью автомат, который бережно прижимал к груди, не забыв поправить кусочек медицинского бинта, которым у него и его товарищей было принято заматывать дуло оружия, чтобы грязь не попадала в ствол. Многие из парней оказались дальновиднее и надели на голову черные маски, предназначенные для спецопераций, и теперь только вертели по сторонам головами, не замечая дискомфорта.

«Урал» надсадно засипел движком и медленно поехал юзом, дернулся и остановился. Вся колонна встала. Машины, держа дистанцию, ютились вдоль серпантина. Сергей выглянул из кузова автомобиля и увидел, как молодой рыжий водитель, чертыхаясь, выскочил из кабины, снял с фаркопа пустое ведро. Затем открыл капот и, пожимая плечами, начал наблюдать за дымящимся двигателем.

— Военный, у тебя вода-то есть с собой? Движок запорешь, — насмешливо окликнул его кареглазый Игорь Воеводин.

Пацан-водитель, вжав шею в плечи, отрицательно покачал головой.

— Понятно. Смотри — враг не дремлет. Из-за тебя попадем под молотки, — продолжал Воеводин.

Водитель, чуть не плача, переводил взгляд с одного лица на другое. Ему совсем не хотелось попадать под молотки. Но лица парней в камуфляже источали равнодушие.

— Ладно, не пугай пацана, — включился в разговор командир взвода лейтенант Иван Андреев. — На, налей в систему, через 15 минут Толстой-Юрт. Там зальешь воды во всю тару, какая есть. Понял? — сказал он, протягивая солдату канистру с водой.

Водитель кинулся исполнять команду. Вылив в движок всю канистру, он, виновато глядя на Воеводина, доложил лейтенанту: «Все, товарищ лейтенант, можем ехать».

Андреев, убедившись, что все нормально, встал в кузове в полный рост и показал движением руки: «Все в порядке. Можем продолжать движение».

Вообще-то у каждого старшего машины были радиостанции, но при движении в колонне ими не пользовались, доверяя больше дедовскому способу, потому что «духи» прослушивали радиоэфир и пасли все воинские колонны.

Караван, подняв облако пыли, снова тронулся в путь.

Всего полчаса назад колонна вышла из Ханкалы на Моздок, и вот непредвиденная остановка. Сколько еще их будет? Одному Богу известно.

Сергей отвинтил крышечку фляжки и сделал пару глотков. Теплая вода неприятно защипала горло, и возникло такое впечатление, будто глотнул подогретого подсолнечного масла. «Да, — подумал Сергей, — восток — дело тонкое. Прав товарищ Сухов».

Он закрыл глаза, уставшие от постоянного прищуривания, и черно-белой кинолентой понеслись воспоминания…

Липецк. Железнодорожный вокзал. Отряд отправляется в свою первую командировку на первую чеченскую войну.

Полный перрон людей: кто-то уезжает, кто-то руководит, кто-то пришел проводить. Кругом обнимались, целовались, пели песни, плясали, плакали.

Сам командир стоял в сторонке и внимательно наблюдал. Его жена и дочка были рядом. Но слушал он их и разговаривал с ними рассеянно, вполуха. Дочка, еще совсем маленькая, прижималась к нему и хныкала только потому, что плачет мама. Впоследствии он категорически запретит своим провожать его, перенеся все сцены прощания домой. А здесь, на вокзале, он должен руководить людьми.

Капитан милиции Аркадий Атаманов всего месяц назад был назначен командиром отряда милиции особого назначения. Капитан — невеликое звание, полковничья должность подразумевала под собой другую кандидатуру. Но грянула первая чеченская, и кандидаты отпали сами собой. Остался только он, умеющий, когда надо, «построить» личный состав, а когда надо — и по голове погладить.

— Принимай отряд, Аркадий Иванович, — сказало ему высокое милицейское начальство, — опыт работы, опять же, образование, засучай рукава!

Фактурность от природы и многолетние занятия боксом придавали капитану внешность былинного богатыря. За умение дать сдачи обидчику за ним закрепилось прозвище — «Удар копытом». А еще кое-кто из злопыхателей называл его за глаза «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», но он просто не обращал на это внимания.

А насчет образования… Оно у капитана было не юридическое, год назад он окончил заочно филфак МГУ.

И вот теперь командир оглядывал свое неуправляемое войско. Не мог он прогнать всех этих людей с перрона. Отряд уезжает на войну, и вернутся ли все его воины назад, известно одному Богу.

Паровоз, дымя трубой, увозил липецких парней в неизвестность. Вагон был специальным, в каждом тамбуре стоял круглосуточный пост.

В Моздоке их уже ждали. Отряд рассадили на три «Урала», и колонна запылила в сторону Грозного. Въезжая в город со стороны Черноречья, ребята в кузове кутались в полы камуфляжа, ежась от колючего ветра. Звуки дальнего боя неприятно били по нервам, а сам Грозный негостеприимно смотрел на людей пустыми глазницами выбитых окон, как будто оправдывая свое имя.

Липецкому ОМОНу досталась тяжелая работа: охрана ГУОШ — группы управления оперативных штабов. ГУОШ ежедневно и еженощно обстреливался боевиками, и ребята, выставленные в круглосуточные караулы, не смыкали глаз.

Командировка подходила к концу, когда Сергей со своей сменой готовился к очередному заступлению на пост. Старшим поста был прапорщик милиции Иван Татаринов, прошедший Афган. Вместе с Сергеем, кроме Ивана, на пост заступали еще двое бойцов: сержанты Игорь Лопатин и Андрей Ивакин.

Поначалу Сергей боялся обстрелов и кланялся каждой пуле. Но, глядя, как спокойно и невозмутимо реагирует на это Иван, он успокаивался и нес службу в соответствии со сложившейся обстановкой.

Младший лейтенант Шамаев, старший предыдущей смены, подслеповато щуря красные от бессонницы глаза, показывал пальцем на полуразрушенное здание напротив новой группе, спустившейся в блиндаж.

— Видите, парни, то здание. Последние 15 минут наблюдаю за ним и что-то мне там не нравится. Вроде шевеления никакого, но предчувствие нехорошее. Вы повнима…

Договорить он не успел. Земля ухнула и вдруг ушла из-под ног. У Сергея возникло впечатление, что его закружило на карусели. В глазах заплясали белые мошки. Стена блиндажа крякнула и начала сползать на Шамаева.

— Из граника, — крикнул Татаринов. — Чего стоим? Лопатин, Ивакин, остаетесь здесь! Семенов, за мной! — и Иван нырнул в темноту.

Сергей выскочил из блиндажа вслед за старшим. Вокруг выли и визжали тысячи поросят. Летели куски кирпича и щебня. Сергей упал на четвереньки и, клацая зубами, пополз.

— Не спать! — услышал он голос Ивана, — бьешь налево, я направо!

Сергей щелкнул затвором и, держа автомат на вытянутой руке, начал бить из калаша.

В ушах звенело, металлический привкус во рту мешал сосредоточиться. Сергей, отстреляв рожок, быстро подсоединил другой и бил, бил, бил, а потом долго не мог понять, почему автомат не стреляет. И только тут увидел склонившегося над ним Татаринова. Тот улыбался своей белозубой улыбкой.

— Все. Отбились мы с тобой, братка!

Сергей, все еще ничего не понимая, смотрел на Ивана.

— Я говорю — все, ушли они. Молодец, Серега. Все делал правильно. Только в следующий раз короткими бей. А то закончатся патроны — тут они нас тепленькими и возьмут.

В следующий раз… Сергей неуютно поежился.

— Не из пугливых ты, видать, — продолжал его подбадривать Татаринов.

— Спасибо, Ваня, только насчет «не из пугливых», это ты мне льстишь.

Иван и Сергей спустились в полуразрушенный блиндаж. В углу на раскладушке лежал Шамаев, над ним склонились бойцы. Лопатин перевязывал лейтенанта, Ивакин поддерживал голову. Шамаев глухо стонал, на его перебинтованном плече проступали пятна крови. Лопатин поднял на вошедших мутный взгляд.

— Ну что там?

— Не бздеть, пацаны, в этом бою мы опять победили! Нет у них методов против Кости Сапрыкина! — Татаринов подошел к раненому, пощупал пульс, посмотрел зрачки.

— Ничего, жить будет, — ответил он на немой вопрос Лопатина, — промедол кололи?

— Два шприц-тюбика. Не много? — подал голос Ивакин.

— В самый раз. Молодцы, ребята. Значит, так: берете раненого и транспортируете его на «базу». Командиру доложить все, как было. Вопросы?

— Есть вопросы. Как доложить-то?

— Правильный вопрос, — улыбнулся Татаринов. — Только голова бойцу дана не только, чтобы берет носить. Боец должен отбить атаку и, главное, грамотно доложить по команде. А доложите так: в 19.07 пост подвергся обстрелу из гранатомета и стрелкового оружия. В результате обстрела был ранен младший лейтенант милиции Шамаев. Остальной личный состав бодр и готов нести службу в полном объеме. Понял, дружище?

— Понятно, — сказал Лопатин.

Ивакин в это время, сокрушенно качая головой и бурча что-то себе под нос, осторожно поднимал и взваливал себе на плечи Шамаева.

Секунда, и бойцы исчезли в темноте.

 

Глава 2

 

Кто-то громко над ухом Сергея сказал: Толстой-Юрт. Он открыл глаза. В кузове во весь рост стоял Андреев. Распорядившись насчет дисциплины и выставив двух бойцов в боевое охранение колонны, он громко объявил: «Стоянка 15 минут, можно покурить и оправиться, — и уже тихонько Сергею: — Серый, ты посмотри тут. Я в кабину пересаживаюсь. Водитель дюже молодой, боюсь, чего-нибудь наворочает».

Сергей утвердительно кивнул головой, встал, разминая ноги и осматриваясь по сторонам. Толстой-Юрт — село небольшое, как будто вымерло, только недалеко в поле паслись отары овец. Ничем Толстой-Юрт не был примечателен, разве вот только тем, что он являл собой родину Аслана Масхадова.

Молодой водитель, которого звали просто Сашка, выучившись на своих ошибках, мухой метался между машиной и колодцем. Не набрал воды он разве что в рот.

Сергей смотрел, как Игорь Воеводин продолжал подтрунивать над незадачливым шофером.

— А ты знаешь, — проникновенно говорил он Сашке, — что если ты чего-нибудь накосячишь, наш командир может дать команду тебя расстрелять?

— Как расстрелять? — хлопая белесыми ресницами, недоумевал Сашка, — я же свой.

— Свой-то свой, да только мы с тобой на войне, дружище. Прикажет — расстреляют. По законам военного времени. Только я тебя нипочем расстреливать не стану. Я к тебе привык.

— Да, я здесь за тем же, зачем и вы! — чуть не плача, оправдывался Сашка.

— Я все понимаю! — поймав водителя на крючок и улыбаясь одними глазами, продолжал Воеводин, — но у нас отряд милиции особого — понимаешь? — особого назначения. Мы тут, знаешь, какие серьезные задачи выполняли? А ты! Водила из мобильного отряда, да тут вашего брата, знаешь сколько? Плюнь — и в водилу попадешь. Одним больше, одним меньше. Какая разница? Никто даже не заметит. Спишут на боевые.

Ребята в кузове посмеивались, пряча улыбки в воротники, но тут раздалась спасительная для Сашки команда: по машинам!

Караван, подняв облако пыли, отправился в путь.

Сергей вновь отвинтил крышечку и глотнул из фляжки. Нет, это невыносимо. Ощущение было таким, как будто выпил расплавленного сапожного клея.

— Товарищ капитан, глотни свеженькой. Только сейчас набрал, — протягивал ему баклажку с водой молоденький сержант Петька Кулемин.

Сергей глотнул прохладной влаги и опять отправился в путешествие по волнам своей памяти…

Колонна на трех коробочках входит на окраину села Комсомольское. Впереди идет танк. Танкист лихо поворачивает машину на колее, выбитой десятками единиц автотранспорта.

При въезде в село колонна притормаживает. Посередине улицы, на раскладном стульчике, в чистом-пречистом, как будто только что из магазина, камуфляже, сидит человек. На плече его формы — шеврон: щит и меч и крупная надпись — ОМОН.

Броник, сфера, автомат и разгрузка аккуратно уложены рядом на землю. Парень внимательно читает свежий номер «СПИД-ИНФО». То, что происходит вокруг, его, видимо, совсем не волнует.

Офигев от такой картины, командир липчан майор Сидельников, спрыгнув с БТРа, задает парню резонный вопрос: «Дружище, наши где?». Омоновец, не отрывая глаз от газеты, неопределенно жмет плечами.

— А вообще, здесь кто-нибудь есть? — продолжает удивляться Сидельников.

— Да не знаю я. Может, есть, а, может, и нет! — парень очень недоволен, что его отвлекают от занимательной статьи.

— Зашибись, — только и сказал командир.

Колонна, фыркнув, уходит в сторону близлежащего села Шалажи. Комсомольское вторую неделю занято боевиками.

Отряд размещается в палатках, заботливо поставленных тыловиками на свежий снег. В первый же день внимание омоновцев привлекли люди в форме, бестолково шатающиеся вокруг лагеря. На вопросы они не отвечали, а только пугливо убегали. Командир уже хотел поднимать тревогу, когда к нему подошел юный лейтенант и устало представился: «Командир взвода андроидов, лейтенант Леха».

Солдаты-срочники из саперного взвода лейтенанта Лехи будут все время жить рядом с омоновцами. Командир Сидельников приказывает старшине подкармливать солдатиков.

Старшина, пожилой дядька, вздыхая, смотрел, как парнишки стучат ложками и в мгновение ока опустошают миски. У него тоже был взрослый сын, который служил в армии в Приморье.

Наутро начиналась тяжелая боевая работа — штурм Комсомольского. Под прикрытием бронетехники омоновцы отделениями по 6-8 человек отвоевывали у бандитов улицу за улицей, околицу за околицей. Ночевали парни здесь же, в одном из занятых домов. Сферу под голову, спальник на пол — так незатейливо и спали. Очень удивляло ребят то, что каждый дом, каждая надворная постройка в селе были превращены в доты, дзоты и мини-крепости. Везде имелись подземные коммуникации, стены были обложены многочисленными мешками с песком. Короче, готовились к осаде здесь задолго.

Ночью из занятой боевиками части села слышались воинственные вайнахские песни. Оттуда снайперы чалили рассеянных и бесшабашных. Солдатики, как оказалось, очень безбашенный народ, частенько хулиганили: могли показать противнику голую задницу, а могли и чего покруче. Снайперы, увидев такую картину, сначала роняли наземь СВД, а, поняв, что к чему, приходили в бешенство и начинали, громко ругаясь, стрелять куда попало, по любому движению. «Срочники», добившись своего и посмеиваясь, ложились спать. Новый день был похож на предыдущий, а тот, в свою очередь, на последующий. Как в фильме «День сурка».

Однажды к Сергею подошел командир второго взвода старлей Генка Барыбин.

— Серег, пойдем. Нас командир к себе кличет.

— Зачем, не знаешь?

Генка неопределенно пожал плечами.

— Сегодня ночью пришла шифротелеграмма из Мобильника, — начал командир, — поедете вдвоем. Сказали — прибыть для получения подарков к 23 февраля. Короче, к делу, поймаете вертушку и в Грозный.

— Ну ты, Василич, скажешь, — возмутился Барыбин, — поймаете вертушку! Как будто это мотор поймать на Театральной площади.

— Не мне вас учить, вертолетчики от нас в километре стоят. Возьмете у доктора спирту, сколько нужно, и вперед. Я вас больше не задерживаю, — отрезал Сидельников.

Доктор из медотдела УВД, прикомандированный к ОМОНу, попался очень нервный. Но, надо отдать ему должное, спирта у него было немеряно. Этот жидкий адаптоген военврач употреблял в одно лицо. Носил он очки в толстой роговой оправе и сизый нос на физиономии.

Однажды эскулап возвращался после очередного обильного возлияния в свой номер люкс. А надо вам заметить, что продукты отряда хранились здесь же, в землянке. Так как Айболит шел походкой неуверенной, то, оступившись, влип таблом прямо в коробку со сливочным маслом. После чего помещение потряс первобытный вопль: «А-а-а, ослеп. Ничего не вижу. От водки ослеп. Помогите-е-е!» Сначала началась всеобщая суматоха, но когда разобрались в чем дело — разуверять его не стали. Пожалели, посочувствовали и, оставив врача один на один со своей бедой — легли спать. Причем кто хихикал, кто давился смехом, а кто откровенно ржал. Доктор, мгновенно протрезвев, на ощупь добрался до печки и сел горевать. Вот тут-то к нему вернулось самообладание: от тепла масло растаяло. Он протер очки и, бурча что-то себе под нос о человеческой неблагодарности и о скорой мести, упал на свою шконку, а потом долго обижался на ребят.

Дать парням спирт он отказался наотрез. Но наши хлопцы были не лыком шиты и выдали ему заранее придуманную версию дальнейших событий: «Ну, не знаем, Вадим. Командир сказал, если не дашь, это твои проблемы. Тогда сам лети в Грозный!» Доктор, испугавшись, сразу отвалил напитка по полной программе — целую пятилитровую канистру.

Но проблемы начались сразу же. Один из вертолетчиков, хлопнув себя по ляжкам, выдал: «Да, вы че, пацаны. Погода ж нелетная. Сами два дня в воздух не поднимались. Туман».

Второй пилот даже не удостоил омоновцев взглядом, он лишь вздыхал да отрешенно отмахивался прутиком от комаров. Но нет препятствий патриотам. Выслушав все за и против и отведав силушки богатырской, летчики решили: полетим, но задерживаться там не будем. «На все про все у вас, парни, два часа, ждать дольше не станем», — сказал второй пилот, нежно обнимая трофейную канистру со спиртом.

В Мобильном отряде их, оглядев с ног до головы, пожурил пожилой полковник: «Что за вид? Не бриты, камуфляж грязный, обувь не чищена. А еще офицеры, на вас ведь личный состав смотрит!» И пошел по коридору, недовольно качая седой головой. Что могли ответить ему офицеры? Разве только, что питьевой воды не было совсем. От услуг протекающей рядом речушки Гойты отказались в первый же день. Набрав воды в кружку и увидев в ней все цвета радуги — вылили обратно. Такой палитрой только акварели писать. Собирали чистый снег и, растопив на печурке, получали воду. То и пили. Побриться, постираться — об этом и речи не было.

Подарками к 23 февраля оказались два аудиомагнитофона. Недовольный интендант, пряча красные глаза, показал, где расписаться и захлопнул пыльный журнал. «Магнитофоны получите на складе», — буркнул он. Единственное, что радовало омоновцев, это то, что в два часа они уложились.

Назад летчики летели пьяными в дребодан и дуэтом орали за штурвалом: «Ой, мороз, мороз…»

— Ген, как ты думаешь, долетим? — Сергей обернулся к своему напарнику.

— Не мешай, Серег, я «Живые Помощи» читаю…

 

Поезд с омоновцами пришел не в Липецк, а почему-то в Грязи. Бородатая, грязная, вооруженная орда, выскочив на перрон, открыла огонь в воздух из всех видов оружия, причем в ход шли не только ракетницы и сигнальные мины, но и стрелковое оружие. Местные жители, видимо, решившие, что война докатилась и до их маленького городка, кинулись в разные стороны, давя друг друга.

— Там вас это… к трубочке зовут. Вы уж подойдите, будьте добреньки, товарищ командир, — дергая Атаманова за рукав и заглядывая ему в глаза, почти в самое ухо прокричал путевой обходчик в помятой куртке.

— Атаманов, вы что там за войну в Грязях устроили? Совсем от рук отбились!? Народ все телефоны оборвал! — кричал ему в трубку ответственный по УВД.

— Товарищ полковник, холостыми салют ребята устроили. Не чаяли, что живыми домой вернутся, — оправдывался командир.

— Холостыми… Ну, это куда ни шло. Только порадовались и хватит, Аркадий Иванович. Прекращай там эту импровизацию.

Через несколько минут перрон опустел, и только прапорщик Женя Заимкин, изрядно хлебнувший по дороге спиртного, обнимал родную землю, извозившись в вокзальной пыли и размазывая по лицу пьяные грязные слезы…

 

Глава 3

 

В следующую командировку на Северный Кавказ Сергей не попал, он готовился к поступлению в институт на заочное отделение. О произошедших там событиях он знал из рассказов своего друга Витьки Нежданова.

Виктор Нежданов тоже, как и Сергей, начинал службу в ОМОНе с должности милиционера-бойца оперативного взвода, хотя и имел высшее образование.

Руки в чернилах, всклокоченные волосы, красные глаза из-за многочасовой работы на компьютере и отсутствующий взгляд — вот полный Витькин портрет. Когда он был занят работой, обращаться к нему было бесполезно. Но закончив что-нибудь сложное, Виктор, довольно улыбаясь и сияя глазами, мог спросить: «Серег, ты мне что-то говорил, кажется?» Еще Витька мог уйти на работу в домашних тапочках или перед уходом домой долго заламывать набок форменный берет, но, увидев, что в «гражданке», бросить его на шкаф. Сергей называл Витьку — рассеянный с улицы Бассейной, потому что его светлая голова всегда была занята мыслями о работе.

Виктор со своими боевыми товарищами был направлен в очередную командировку. Но их почему-то на два дня задержали в Моздоке. Затем все отряды, коих насчитывалось около пятнадцати, были выстроены на военном аэродроме.

Увидев, какая началась суматоха, Виктор спросил у омоновца, охранявшего взлетную полосу: «Дружище, не знаешь, кого ждут?».

— Ты че, братан, не разумеешь? Все бегают, обоссавшись, видать, какое-то худило мучное должно прилететь, — ответил ему омоновец.

Вертушка, сделав круг над аэродромом, приземлилась. Из нее, после многочисленной охраны, вставшей кругом, вышла небольшая, но очень представительная правительственная делегация. Витька, открыв рот, смотрел на лица людей, которых неоднократно видел на телевизионном экране. Из всех выделялся и ростом, и фактурой бывший генерал, а нынче модный политик.

Он подошел к выстроенным милиционерам, дождался тишины и знаменитым тембром начал свой спич: «Солдаты, — сказал он, — я обещал остановить войну! Ей конец. Два часа назад в Хасавюрте подписаны соглашения с правительством Чеченской Республики Ичкерия о прекращении боевых действий!» Здесь генерал сделал паузу, видимо, он ждал криков «ура» и подбрасывания вверх чепчиков, но строй парней в камуфляже хранил молчание. Все понимали, что еще день-два и война бы закончилась, силы боевиков были на исходе, им как воздух нужно было перемирие. И потом, поднабравшись сил и отдышавшись, они начали бы новый виток боевых действий. Как, впрочем, и произошло в дальнейшем, но этим событиям суждено было случиться тремя годами позже.

А сейчас, по мнению многих политиков, политологов и простых обывателей — сильная личность волевым решением прекратила кровопролитие — ура, ура, ура!

— Солдаты, — продолжал генерал, — теперь воевать вам нет надобности. Но, как вы сами понимаете, в республике набирают обороты криминалитет и преступность. Посему в ваши обязанности будет входить охрана общественного порядка в городе Грозном и его окрестностях, совместно с милицией свободной Чечни.

Тут из общего строя ОМОНов и СОБРов вышел командир одного из сибирских спецназовцев. Оглядев правительственную делегацию, он обратился к генералу лично:

— Товарищ генерал, — сказал он, — город Грозный и его окрестности политы кровью моих подчиненных. Поэтому, если в нашей работе нет надобности, я умываю руки. Охрана общественного порядка — обязанности ППС, а моему СОБРу здесь делать нечего.

Он повернулся назад и, скомандовав своему отряду «кру…гом», ушел, высоко подняв голову, сопровождаемый своими парнями.

Десять минут — и на взлетной полосе аэродрома остались только два ОМОНа: Липецкий и Владимирский. Командиры обоих оказались жидковаты.

Липецкими парнями командовал в этот раз подполковник милиции Сергей Царев — человек пожилой, пугливый и очень большой любитель перестраховаться.

Ребята были размещены в мусульманском центре, причем на первом и втором этажах жили чеченские милиционеры, а проще говоря, бывшие боевики, не успевшие переодеться и сбрить бороды, а на третьем — владимирцы и липчане.

В городе творилось всеобщее ликование: люди танцевали лезгинку и воинственные вайнахские танцы, все поздравляли друг друга с тем, что маленькая Чечня выиграла войну у большой и сильной России. Оружие с грузовых машин раздавали всем желающим. Разрешением на его ношение зачастую служила справка, написанная на клочке грязной бумаги по-чеченски или по-арабски, без подписей и печатей.

Ребята совместно с чеченцами несли патрульно-постовую службу по городу. И, надо вам сказать, чеченские милиционеры относились к нашим вполне уважительно и, если возникали эксцессы с местными жителями, в обиду не давали.

На обратном пути поезд остановился в Минеральных Водах. Стоянка длилась около 30 минут. Три офицера, в число коих входил и Витька Нежданов, вышли в тамбур, чтобы хлебнуть белого чая вдали от посторонних глаз. Спирт был налит в большую литровую алюминиевую кружку. Проходившая по перрону старушка, торговавшая раками, увидев людей в военной форме, спросила: «Сынки, вы с войны едете?»

— С нее самой, мамаша, — ответил ей молодой лейтенант Ибрагимов.

— Спасибо вам, сыночки, что защищаете нас, — и старушка протянула омоновцам большого живого рака, — угощайтесь, миленькие.

— Чего с ним делать-то, — Витька смотрел на товарищей.

— А давайте его в спирт кинем, — озорно подмигнув, сказал Ибрагимов, — говорят, когда рака в водку кидаешь — он сразу краснеет. А потом приколем кого-нибудь.

Сказано — сделано. Рак действительно тут же покраснел и только тупо шевелил усами на дне кружки. И вот тут, как по писаному, на ловца пришел зверь. В тамбур, в майке и клетчатых тапочках ввалился тот, о ком писали все газеты, подполковник Царев собственной персоной.

— Иваныч, хлебни из нашего кубка, — сотрясаясь от внутренней дрожи, протянул кружку подполковнику Саня Ибрагимов.

— А че это? — осторожно спросил Царев.

— Это наши слезы, Иваныч, — продолжал Саня.

— Понятно, — Царев понимающе подмигнул, — можно.

Не подозревая подвоха, подполковник поднес кружку ко рту. Но, увидев на дне емкости огромное скрюченное чудовище, шевелившее щупальцами и зырившее на него из небытия, Царев уронил кружку на пол и, громко икнув, умчался в ужасе, голося что-то нецензурное и махая руками. Видно, подумал, что его посетила «белочка».

— Испили, блин, чарочку, — Витька укоризненно посмотрел на своих товарищей, подбирая кружку с пола. Но товарищи тряслись от хохота, повалившись на бок и вытирая слезы…

 

Глава 4

 

— Слезайте, граждане, приехали — конец, — пропел, трогая Сергея за плечо, лейтенант Трофим Лямин. Сергей даже не заметил, как колонна остановилась. Трофим, ехавший в другой машине, теребил его, встав на колесо «Урала».

— Проснись, Серега. Станица Червленая. Выйди — разомни ножки. О-хо-хо.

Вообще, Трофим Лямин больше всего соответствовал представлениям Сергея о сотрудниках ОМОНа. Если можно было назвать его шкафом, то только двустворчатым и с антресолями. Высокий, стройный, широкоплечий и очень симпатичный внешне — Трофим, в новом камуфляже, сияющих, как зеркало, берцах и заломленном набок черном берете, на городских праздниках и мероприятиях вызывал у гражданских парней черную зависть. Про девчонок и говорить нечего, многие из них подолгу не могли оторвать глаз от Трофима.

Кроме того, любил он выпить водки, а выпив — становился неуправляемым. Много раз стоял вопрос о его увольнении из органов, но всегда его спасала природная доброта и готовность прийти товарищам на помощь.

Как-то на дне рождения одного из офицеров Трофим, хлебнув белого чая, вышел из-за стола и направился в свой кабинет, дабы переодеться в «гражданку» и убыть домой. Подойдя к своему шкафу и открыв его, Трофим начал непослушными пальцами расстегивать пуговицы форменной рубашки. На обратной стороне двери висело большое зеркало. Увидев незнакомого человека у себя в шкафу, Трофим задал резонный вопрос: «Эй, земеля, ты чего в моем шкафу прячешься?». Зеркало хранило молчание. «Ты че в шкаф забрался, гад?» — крикнул Лямин и, размахнувшись, ударил незнакомца по морде. Зеркало разлетелось вдребезги. Из пудового кулака Трофима брызнула кровь. «Ах, ты еще и дерешься!» — и Трофим, обхватив шкаф двумя руками, ловко бросил его через бедро. На шум сбежался весь офицерский состав, но Лямин уже спал, нежно обняв шкаф и сладко похрапывая во сне…

А сейчас колонна, подняв облако пыли, ушла по направлению к намеченной цели. Караван исчез, а пыль еще долго клубилась в воздухе…

Отряд уезжал в Дагестан. На вокзале собрались многочисленные родственники, провожавшие ребят. К водителю Леньке Брянскому пришло все семейство, даже тети и дяди, которых Леня видел только на черно-белых фотографиях, где они были молодыми, а сам будущий милиционер лежал в люльке и пускал пузыри. «Вот ведь — никогда такого не было», — как бы извиняясь за такой наплыв близких, разводил руками Леонид.

Командиром отряда был назначен штатный зампотыл подполковник милиции Николай Миронов. Росту он был выше среднего, отличался ярко-рыжей шевелюрой и глубоко посаженными глазами. Родом Миронов был из Туркмении, всю жизнь подполковник прослужил на зоне, в системе управления по исполнению наказаний, поэтому был немногословен и хмур. Спиртного он не пил категорически, но цвет его лица выдавал в нем человека, который длительное время конкретно сидел на стакане. Зато курил он постоянно и вечно закладывал за небо насвай. К подчиненным он относился не очень-то, поэтому за глаза его называли «Птицей большого помета».

Почему-то прицепной вагон с омоновцами долго стоял на запасных путях, полдня их продержали в Мичуринске, еще больше в Волгограде. Пораскинув мозгами, Сергей понял, что никакой спешки нет из-за того, что война осталась в недалеком прошлом. Ехали они охранять административную границу между Дагестаном и мятежной Чечней. Да и интенданты из отдела грузоперевозок, как всегда, что-нибудь напутали. Жара стояла жестокая. Вагон был грязный и липкий, окна не открывались, поэтому, когда в Астрахани ребята высыпали на перрон вокзала, открыли гидранты и устроили помывку прямо на путях, пассажиры, проходившие мимо, тактично отворачивались, видно, не впервой им было наблюдать такую картину.

В Кизляре, куда пришел поезд, их уже ждал тыловик из группы оперативного управления. Ребята разгружали вещи из вагона, а их уже со всех сторон атаковали местные жители, предлагавшие омоновцам черную икру, балыки, коньяк и сушеную рыбу — за полцены, как родным.

— Командир, — тыловик обращался к Миронову, вытирая платком толстое красное лицо, — ты, это, скажи своим бойцам — пусть у них ничего не покупают, им тут втридорога всуропят. Уф-ф, ну и жарища сегодня.

За липчанами приехали три «Урала» из Кизлярской тактической группировки.

— Далеко ехать-то? — спросил Сергей у молодого кареглазого водителя.

— Нет, километров сэм — восэм. Где-то так, — почему-то весело смеясь, ответил тот.

Автомобили небольшой колонной провезли омоновцев по грязному заштатному городку и выскочили на трассу, проходившую среди бескрайних ногайских степей.

Ребята вертели в разные стороны головами, читая на дорожных указателях незнакомые, чуждые для русского произношения названия: Бабаюрт, Кочубей, Хасавюрт, Малгобек.

Машины, проехав с час по оживленной трассе, дружно свернули в поле, и вот тут-то Сергей понял, что такое на самом деле пыль ногайских степей. Разглядеть что-то в этой завесе было просто нереально. Поэтому, закрыв руками лицо, пришлось проехать еще минут двадцать.

Посреди степей стоял небольшой барак, рядом в десяти метрах искрилось озеро. К Сергею подошел капитан из Волгоградского ОМОНа, их и приехали менять липчане.

— Здорово, земляки. Ну, как вам место дислокации? — спросил он.

— А что? Бывает лучше? — Сергей смотрел на капитана.

— Бывает и похуже, земеля. Повезло вам. Рядом с водой — это здесь самое главное.

Как был прав волгоградец, Сергей понял много позже, когда слышал в эфире радиообмена, как соседние с ними отряды костерят почем зря тыловиков, которые задерживали привоз питьевой воды.

— Здесь хозяином — дед-хохол, — продолжал капитан, — у него бахчи. Этот барак он выстроил еще до войны для сезонных рабочих. А потом его «чехи» притеснять стали: то кошары подожгут, то урожай «помогут» собрать. Видишь? Село чеченское огнями светится — Сары Су. До него по степи километров пять. Так вот. Дед съездил к начальнику Кизлярского райотдела милиции и договорился: пусть у меня омоновцы живут, я за это платы брать не буду, а они мне будут защитой и опорой.

— А озеро здесь откуда? — Сергей внимательно слушал волгоградца.

— Да Терек разлился лет пятьдесят назад. Так и осталось озеро, да и еще родники снизу бьют. А, вот, чуть не забыл. Здесь раньше зверосовхоз был — нутрий разводили. Не знаю как, но одна из них выжила. Машкой ее кличут. Вы ее не убивайте, она ручная совсем, да и какая-никакая тварь Божья. Бросьте ей хлебушка, она хорошая.

Прием-сдачу произвели очень быстро. Волгоградцы сели в «Уралы» и, помахав на прощанье, уехали в степь, чтобы через пару дней возвратиться в свой город на Волге.

Липецким омоновцам были поставлены задачи по охране и обороне административной границы. Километрах в семи по степи на трассе в землю был вкопан самодельный шлагбаум. Около него вырыт котлован, в котором размещались три вагончика. Котлован был обнесен деревянными столбами с натянутой на них колючей проволокой.

На этом импровизированном блокпосту и предстояло нести службу липецким парням.

Граница была условной, только на бумаге, а попросту ее не было вовсе. На другой стороне виднелась чеченская таможня. Таможенники вели себя очень независимо. В их обязанности входил досмотр всех грузов, ввозимых в их маленькую мусульманскую республику, в которой в тот момент действовали очень строгие шариатские правила. Но с россиянами они поддерживали вполне дружеские соседские отношения и частенько по вечерам приходили погреться к костру и поболтать со своими вчерашними врагами. Причем чувство юмора у чеченцев отсутствовало напрочь. В этом Сергей убедился, подслушав однажды такой разговор.

— Вот отдежурю, — говорил, дымя папиросой, один из сыновей свободной Ичкерии, — возьму аутомат, возьму СВД и поеду у горы на охоту.

— Ты только изоленты возьми с собой побольше, — озорно щуря зеленые глаза, отвечал ему один из липчан, Ришат Валеев.

— Зачем это? — не понял подвоха таможенник.

— На лицо намотать, а то потрескается от счастья, — вторил ему Валеев.

— А-а-а, я-то думал рожки от аутомата перематывать.

Костер пыхнул от хохота, вместе со всеми смеялся и таможенник, не понявший насмешки.

А надо вам заметить, что чеченца, говорящего по-русски, можно моментально отличить от других кавказских народностей. Все фразы они говорят с придыханием, как будто выплевывая их. Такой уж у них артикуляционный аппарат.

На блокпост выставлялся взвод около десяти человек во главе с офицером. Остальной личный состав занимался укреплением постов на фермерском хозяйстве, где жил основной отряд, и охраной себя любимых.

В этой командировке Сергей очень сдружился с командиром роты майором Саней Слободиным. В отряд Александр пришел почти перед самой командировкой. Росту он был выше среднего, серые глаза, орлиный профиль, волосы цвета воронова крыла и волевой подбородок. В свое время Саня с отличием окончил суворовское училище и без экзаменов был принят в Рязанское военное командное училище воздушно-десантных войск, о котором он мечтал с детства. Училище Саня тоже окончил с красным дипломом. Потом пришлось ему послужить и поучаствовать. Мотало его по просторам нашей необъятной Родины во всех направлениях. Прошел воин-десантник и Карабах, и беспорядки в Тбилиси, и Приднестровье. А когда совсем перестали платить военным, он решил осесть в родном городе. Предлагали Сане работу и начальником службы безопасности в банке, и начальником охраны в супермаркете, где работать надо было несоизмеримо меньше, а платили несоизмеримо больше. Но Саня выбрал должность ротного в Липецком ОМОНе. Судьба.

Перед самой командировкой в роту Слободина был назначен заместителем капитан Володя Аникин, который пришел в отряд из ППС. Не раз Сергей видел, как Саня и Володя сиживали вместе на лавочке и покуривали, причем ротный учил своего товарища азам военной науки, а зам рассказывал Сане о специфике милицейской службы.

Володя Аникин окончил Минскую высшую школу милиции. Об учебе он всегда рассказывал интересные и смешные истории. Например, такую.

— Однажды, — рассказывал он, шевеля русыми усами, — шли мы по городу. Видим, объявление висит. Написано на листочке шариковой ручкой: «Продаю детскую коляску», а под ним телефоны. Один наш корешок — бабник и балагур — возьми да и оторви телефончик. Зачем? — спрашиваем. А он смеется и говорит — увидите, мол. И вот вечером в казарме он говорит, так невзначай:

— Эх, ребята, познакомился я с одной кралей, ну все при всем, горячая, как необъезженная кобылица. Даже вспоминаю ее сейчас, а у самого мороз по коже.

Наш боевой товарищ грузин, Гоги его звали, так и завелся. Познакомь, говорит, а у самого аж уши покраснели. Ну, тот ему и отвечает: «Для друг Гоги ничего не жалко, вот телефон. Но только смотри, пароль такой. Звонишь — спрашиваешь:

— У вас детская коляска продается? Замужем девка. А если говорит — да, продается, значит, муж в отъезде — фарватер свободен».

На следующий день казарму потряс вопль: «Гдэ этот гад? Я его зарэжу».

И наш Гоги, побелевший от гнева, мечется по комнате, готовый и вправду расправиться с шутником.

Мы его еле остановили, а когда парень поостыл, спрашиваем:

— Что, случилось то, рассказывай.

— Звоню по телефону, — говорит грузин, — спрашиваю: коляску продаете? А голос женский, приятный такой, говорит, — продаем, приезжайте по такому-то адресу. Ну, я купил цветы, шампанское. Приезжаю по адресу, дверь открывает дэвушка в халате, такие формы, вах, у меня даже голова закружилась. Проходите, говорит. Я цветы ей протягиваю, вам — говорю. Она: что вы, что вы, стоило ли? Я шампанское на стол, а сам раздеваться начинаю. Она мне говорит: «У вас мальчик или девочка?» Я ничего не понимаю, думал, может, тоже пароль какой? Начинаю еще быстрее раздеваться. Тут из соседней комнаты мужик с коляской выходит, здоровенный. Вах, чудом ушел, чудом. Где он? Я зарэжу его…

В обязанности Сергея в этой командировке входили ежедневные вояжи в Кизляр. Лето в тот год выдалось очень жарким даже для видавшего виды Дагестана. Столбик термометра зашкаливал за пятидесятиградусную отметку. Ребята в шутку клали одноразовые зажигалки под прямые солнечные лучи. Минута и — бах, зажигалка взрывалась, как пиропатрон. Поэтому, когда Сергей в кабине «Урала» ехал в город и обратно, он с водителем Ленькой Брянским открывал в машине все окна, а иногда и двери, чтобы хоть чуть проветрить.

В боевое охранение машины все время брали разных омоновцев, человека по три в кузов. Но из всех выделялся молодой сержант Игорь Бровкин, по прозвищу «Человек-война». Деревянный приклад своего автомата Игорь в самом начале командировки изрисовал фломастером в камуфлированные пятна, — для маскировки — авторитетно заявлял он. Носил натовский маскхалат, причем капюшон все время напяливал на голову. Но особым шиком его обличия были солнцезащитные очки. Когда в них попадали солнечные лучи, высвечивалась голограмма — череп с костями. Дагестанские мальчишки, увидев это, просто открывали рты и без зазрения совести в упор рассматривали Игоря, а он, не замечая никого вокруг, дефилировал походкой Шварценеггера.

Причем во время пути Игорек все время норовил сесть на край кузова и упирал рожок своего калаша на крышу кабины. Убрать его оттуда было невозможно. «А вдруг обстрел? — говорил он. — А я наготове». У Сергея складывалось такое впечатление, что будь война с какой-нибудь совсем уж крошечной республикой, то Игорек победил бы всех вообще один.

Несколькими годами позже Сергей провожал на липецком вокзале родственников в Москву. Поезд отходил поздно, поэтому было совсем темно. Сергей решил прикурить сигарету, как вдруг из темноты на него свалилась огромная туша. «Аллилуйя! — кричал человек, обнимая его. — Сергей, покайся да и будет тебе. Как поживаешь, дружище? Аллилуйя». Сергей пригляделся и ахнул, на него в упор смотрели веселые глаза Игоря Бровкина, который сразу после командировки уволился из милиции и ушел служить по контракту. Теперь в этом располневшем, ударившемся в религию парне трудно было узнать того худенького пацана…

А на блокпосту продолжалась жизнь. Однажды в Чечню попытались завезти фуру с крепкими спиртными напитками, а попросту с водкой. Таможенники свободной Ичкерии вовремя пресекли попытку, и на глазах у наших парней били бутылки и сливали водку в арык. Представляете реакцию нормального русского человека? Как у Юрия Никулина в фильме «Операция Ы». Пол-литра вдребезги? Да я тебя…

Один из таможенников, которого звали Магомед, признал в Ришате Валееве единоверца и проникся к нему искренней симпатией. «Ришат, тебе надо?» — крикнул он Валееву, показывая бутылку с водкой.

— Давай, коли не жалко, — Ришат пожал плечами.

— Держи! — и Магомед одну за другой кинул Ришату две бутылки, которые тот ловко поймал и спрятал под бронежилет.

Через час Валеев сменился с поста и употребил белый чай со своими боевыми товарищами. Но не таков был Мага. Вечером у костра он решил проверить, насколько у его мусульманского брата сильна вера.

— Ришат, — спросил он, — я тебе сегодня водку давал. Где она?

— Да, вначале, Мага, хотел я ее выпить, — не моргнув глазом, отвечает наш татарин, — а потом вспомнил, что нам про нее мулла в мечети говорил, и вылил ее в арык.

— Ты молодец, Ришат, — у Маги даже глаза заблестели от таких речей. — Я тебе завтра суры из Корана принесу почитать.

— Приноси, — Ришат весело сощурился, — только если еще водку или там вино повезут, ты мне отдавай — я их опять вылью…

У деда-хохла на подворье было много живности. Одних собак штук пять. Но одна из них — то ли чистый немец, то ли помесь немецкой овчарки с дворянином — всей душой привязалась к людям в военной форме. Звали его Джек. Собака была умнейшая. Особенно любил Джек кататься в кузове «Урала». Бывало, только заведется движок, он прыг в кузов, и никакими калачами его оттуда не выманишь. Сначала пробовали выкидывать его, а он прыг назад и рычит. Потом плюнули: да пусть ездит — жалко, что ли?

А вечером, только солнце утопало в степи и на землю опускалась вечерняя прохлада, по глади озера подплывало к берегу лох-несское чудовище. Нутрия Маша — собственной персоной. Волгоградец не соврал, была она совсем ручной, правда, сначала дней пять привыкала к новым людям, но потом, попривыкнув, выбиралась на берег, становилась на задние лапки, передние складывала на груди и смотрела на людей черными бусинками-глазками. Типа, чего смотрите? Давайте мне мой доппай! Причем ела нутрия только хлеб. Пробовали давать ей и тушенку, и рыбу. Бесполезно! Когда не было хлеба, Маша с удовольствием уплетала сухари. Возьмет его передними лапками, размочит в воде и жует. Под конец командировки она настолько осмелела, что загорала вместе с ребятами и позволяла желающим фотографироваться со своей персоной.

Ежедневно Сергей привозил из Кизляра по десять килограммов огурцов и помидоров, много зелени и шесть литров сметаны. Салаты выходили на славу. Ребята с блокпоста снабжали основную группу арбузами и дынями. Снабженцы, у которых омоновцы получали продукты, не обижали парней. Колбаса, консервы, яйца, сыр, масло не переводились. Короче, не жизнь, а малина.

Однажды в отряд приехали оружейники из группы оперативного управления с проверкой. Как хранится и используется боевое вооружение в липецком отряде? Нет ли каких нарушений? Командир отряда Миронов вызвал к себе Сергея и Саню Слободина.

— Я сам-то не пью, — сказал он офицерам, — а вы возьмите водочки, скажите поваренку — пусть поляну накроет. Да и посидите с проверяющими.

Неформальное общение вышло на славу. Проверяющие оказались мировыми парнями, проверять они ничего не стали и пообещали, что справка о проверке будет положительной. К липчанам вопросов нет. Да и глупо было бы после всего съеденного и выпитого. И только когда Сергей с Саней неуверенной походкой заходили в барак, подполковник Миронов, зло глядя на них, кинул: «Замахали вы уже бухать, алкаши!»

Что было ему ответить? В следующий раз, товарищ подполковник, пусть твоя печенка отряду послужит.

Как-то в гости к хозяину фермерского хозяйства приехали родственники из Кизляра. Приехали они не просто так, а порыбачить. С собою родственники привезли около пятисот метров огромных донных сетей.

— Ребята, помогите моим, — сказал омоновцам дед-хохол, — им одним не справиться, а рыбу пополам поделите.

Такой интересной рыбалки Сергей никогда не видел. Люди встали по берегам озера, взяли сети, ко дну которых были привязаны тяжелые валуны, и как бурлаки на Волге, потащили сети через все озеро. Улов был ошеломляющим. Омоновцам достались: два сома килограммов по пятнадцать, четыре толстолобика, вес которых определить не удалось, потому что дедовы весы больше двадцати килограммов не показывали. А более мелкой рыбы попалось около двух центнеров. Рыбу тут же почистили и сварили, но съесть всю ее не смогли, половину оставили на завтрашний день, но из-за невыносимого зноя наутро она испортилась. Местная живность ела от пуза весь следующий день. Маленький рыжий котенок, всеобщий любимец, два дня икал и ходил, пошатываясь, не отвечая на ласки. Обожрамшись…

Шел двадцать седьмой день командировки. Сергей, умывшись холодной водой, протер тыльной стороной ладони красные от бессонной ночи глаза. На ближайшие сутки пришла его очередь заступить ответственным по отряду. Ночь прошла спокойно. Утром надо было в первую очередь разбудить водителя и смену, заступающую на блокпост. Сегодня должен был пройти пересменок на трассе.

Сергей вошел в расположение. Ленькина кровать стояла у окна, сам Леонид, разбросав руки в разные стороны, спал, улыбаясь во сне, как ребенок. «Даже будить жалко», — подумал про себя Сергей, но делать нечего, он тихонько потряс Леню за плечо.

— Лень, вставай, дружище, пора!

— А? Что? Утро уже, что ли? — и Леня, повернув голову, посмотрел в окно, завешенное марлей от комаров. — Утро — утвердительно сказал он себе и, откинув одним движением одеяло, схватил полотенце и побежал к озеру.

Помощником на эти сутки к Сергею был назначен младший сержант Андрей Половников, который, в свою очередь, разбудил ребят из взвода, заступающего на смену.

Солнце всходило из-за степного горизонта, его блики красиво плясали на глади озера. Ребята, как дельфины, резвились и дурачились в воде, прыгая и ныряя, а, вынырнув, отфыркивались и хохотали. Сон с Сергея как рукой сняло, он, улыбаясь, смотрел на ребят, и сердце его наполнялось нежностью и симпатией к этим парням, которые за сотни километров от дома, несмотря на невзгоды и трудности, не теряют самообладания и просто выполняют свою тяжелую и неблагодарную работу.

Наскоро позавтракав, парни оделись по форме и построились. Проводить инструктаж встал командир роты Саня Слободин. Забравшись в кузов «Урала», парни ощетинились в разные стороны стволами оружия, и только Джек, раньше всех запрыгнувший в кузов, весело махая хвостом, заливался счастливым лаем.

Машина взревела и начала сдавать назад. Ленька Брянский, лихо, развернувшись на пятачке, что-то весело крикнул Сергею.

— А, что? Не слышу! — крикнул ему Сергей.

Ленька махнул рукой. «Потом», — прочитал Сергей по губам, и «Урал», обдав его запахом солярки, поехал по степи, и скоро только облако пыли, клубящееся в поле, указывало на его движение.

Командир отряда Миронов, как всегда, встав раньше всех, раскуривал на крылечке свою первую сигарету. Сергей, подойдя к нему и сев рядом, прикурил у подполковника.

— Давно наши уехали? — спросил Миронов у Сергея.

— Минут сорок назад, скоро смена должна вернуться.

В этот момент далеко в степи раздался глухой взрыв, и в небо взметнулся столб пыли.

— Что это? — Сергей смотрел на Миронова.

— Там Тарумовский райотдел милиции на блокпосту закреплен, — как бы про себя сказал командир. — Отряд в ружье, тревога! — громко прокричал он.

Отряд собрался и построился в мгновение ока. Парни стояли в строю, готовые придти на помощь своим дагестанским братьям.

В это время в степи произошло какое-то движение. Все, прищурив глаза, всматривались вдаль. К расположению отряда во все лопатки летел Джек. Подбежав к людям, он, скуля, начал тыкаться мордой в колени и руки. Миронов, нагнувшись, взял в ладони морду собаки. На лапах Джека была кровь.

— Слободин, бери с собой отделение и быстро со мной. Семенов, хватай сумку с медикаментами и тоже с нами, быстро! — прокричал он.

Отделение рассредоточилось цепью. Омоновцы шли, оглядываясь по сторонам, по гладкой, как стол, степи. И только верблюжья колючка цеплялась за камуфляжную форму. В ложбинке, уткнувшись капотом в сопку, стоял подорванный «Урал». Тишина била по ушам. Рядом с открытой водительской дверью, неловко поджав под себя ноги, на левом боку лежал Леня Брянский. Руки его были подняты вверх, как будто в последнее мгновенье он увидел опасность и пытался укрыться от нее руками. Вся дверка была залита Лениной кровью. И все. Больше никого.

Миронов сел на землю и обхватил голову руками.

— Неужели остальные в плен попали? — он поднял на Сергея постаревшее лицо. — Ведь еще восемь человек в кузове ехало!

— Товарищ подполковник, тут записка на земле камнем прижата, — к командиру уже бежал Ришат Валеев.

«Есть раненые. Отошли к Дагестанскому блокпосту», — было нацарапано на клочке бумаги.

Миронов поднес к губам рацию: «Берег», ответь «Днепру».

— «Берег» на связи, — прокаркала радиостанция.

— Передай в центр: машина подорвана, водитель убит.

На месте подрыва еще курилась воронка. От нее шли мотки проводов к близлежащей высотке. Слободин с двумя бойцами пошел по проводам. На высотке омоновцами были найдены: пустой мешок, две обертки от «Сникерсов», подрывная машинка и включенная радиостанция со сканером, как будто с издевкой: все переговоры в эфире прослушивались бандитами. Расчет был на то, что, спускаясь с косогора, водитель поддаст газу, взрыв должен был произойти под кузовом и тогда — восемь трупов. Увидел ли фугас Леня, или что-то почувствовал… Но факт остается фактом. В самый последний момент он притормозил, и массивная кабина «Урала» приняла весь удар на себя. Предательский осколок прошел через пол кабины и попал Лене в голову. Рядом с ним, на коробке перемены передач, сидел прапорщик Саня Сергеев, на пассажирском месте — лейтенант Олег Иванов.

Саню сильно контузило и посекло осколками, Олег получил осколок в задницу, у него был задет седалищный нерв, потом он длительно лечился, почти не мог долго сидеть или стоять.

А Саня Сергеев до конца командировки боялся садиться в кабину автомобиля. Остальные сотрудники были сильно контужены. Вот так ценой собственной жизни Леня Брянский спас товарищей.

Впоследствии омоновцы узнали, что подрыв машины липецкого ОМОНа совпал с выпуском в школе подрывников черного араба — Хаттаба. Это у них был выпуск­ной экзамен. На календаре стояло число — 22 июня.

На следующий день в отряд прибыл командир ОМОНа майор Атаманов. Вечером, собрав всех офицеров на оперативку, он, имея огромный опыт нахождения в служебных командировках, постановил: первое — менять смену на блокпосту по рваному графику, то есть бессистемно, второе — по одной и той же колее два раза не ездить, благо ландшафт этому способствует, и третье — впереди машины выпускать инженерную разведку.

— Все, парни, оставайтесь с Богом, — сказал командир, обняв на прощанье каждого из офицеров.

Атаманов увез с собой тело погибшего Брянского и раненого Олега Иванова. Остальные сотрудники, пострадавшие при террористическом акте, уехать отказались наотрез и остались нести службу дальше.

Командировка тем временем шла своим чередом. Как-то к Сергею подошли двое бойцов.

— Алексеич, там казак какой-то из Кизляра приехал, вино привез на продажу. Иди, попробуй. Командир на совещанье уехал. Ты вроде как за старшего.

Сергей подошел к выездному из расположения посту. Из припаркованных рядом с постом «жигулей» к Сергею шагнул высокий немолодой человек с пышными соломенными усами.

— Здравствуйте, — человек протягивал Сергею руку, — меня зовут Володин Алексей. Я служу в казачьей управе Кизляра.

— Понятно, — Сергей пожал руку Володина, — а это что? — он кивнул на две огромные канистры, прижавшиеся внутри автомобиля, на месте снятого заднего сиденья.

— Да я по этому поводу и приехал, — улыбнулся казак, — я виноделием занимаюсь. Свой виноградник имею. И отец мой этим занимался, и дед. Попробуй, командир, я недорого продаю. Тут две канистры: в одной вино холодное — из погреба, в другой теплое — оно на солнце стояло. Отведай из обеих.

Володин достал из бардачка литровую алюминиевую кружку. Налил вначале из одной канистры. Сергей поднес кружку к губам. На него, облизывая сухие губы, напряженно смотрели двое бойцов.

С первым глотком Сергей почувствовал, как живительная влага разливается по телу. Хмеля никакого не чувствовалось, как будто это был виноградный сок. Ничего вкуснее раньше Сергей не пробовал. Выпив кружку и крякнув, он вытер губы тыльной стороной ладони. Но ему уже протягивали эту же кружку, налитую из другой канистры.

— А это холодное, из погреба.

Сергей повторил процедуру. Кивнул головой и пошел в расположение.

— Можно брать, парни, вино отличное.

Две канистры были раскуплены в течение десяти минут, казак еще дважды уезжал в город и привозил новые партии. Сергей тоже купил домой шесть литров вина, которое называлось по сорту винограда «Ркацители».

Инженерную разведку проводили по трое. Впереди машины сотрудники рассредоточивались веером и медленно шли, внимательно глядя под ноги. За ними неспешно ехал «Урал». И только Игорь Бровкин — человек-война, выпрыгнув из кузова, быстро бежал по дороге, может, в кино видел нечто подобное, а, может, просто боялся и решил для себя, что так безопаснее. Он несся по полю, а ему вдогонку летели веселые возгласы: «Беги, Форест!»

На месте гибели Лени ребята поставили большой крест из сосновых слег и, уезжая домой, долго стояли, сняв береты и низко опустив головы, отдавая дань уважения своему боевому товарищу. Теплый летний ветер качал ковыль и пел печальные заунывные песни о славном воине Леониде Брянском, до конца исполнившем свой служебный долг.

Поезд, фыркнув и выпустив облако пара, остановился на перроне.

Везде царило оживление, сверкали радостью и улыбками лица. Не было здесь только многочисленных родственников Лени. Некого было им встречать…

 

Глава 5

 

Сергей открыл глаза. Песок скрипел на зубах, он перегнулся через борт машины и плюнул.

В кузове стоял хохот. Это Улугбек Алиев рассказывал байки. Улугбек по национальности был казахом. Он служил в рядах Советской армии в Липецке на военном аэродроме. Был он кинологом, то есть вожатым служебных собак. Женившись на русской девушке, остался на сверхсрочную, получил квартиру и, заведя шестерых детей, обрусел. Потом судьба привела его на работу в милицию. Про себя он говорил так: «Глаза — узкий, нос — плюский, я совсем как русский». Байки Улугбек любил рассказывать про своего армейского начальника майора Лыкова по кличке Лом.

— Представляете, парни, — заливался Улугбек соловьем, — ушел он на пенсию, приехал на своем «Москвиче» в часть по каким-то кадровым делам. Вышел из штаба, сел на пассажирское сиденье, достал газету и читает. А сам на часы поглядывает и головой качает. Мол, где же водитель? Все ходят и ржут над ним. Двадцать минут сидел, потом вспомнил, что на пенсии, пересел на водительское место и уехал.

Сергей выглянул из кузова. Караван дружно двигался по равнине. Лакха Невре — прочитал он на мелькнувшем дорожном указателе. В переводе на русский это означало Верхний Наур. Теперь можно было немножечко расслабиться. Равнинные чеченцы, которые живут на территориях Наурского и Надтеречного районов, всегда были лояльны к русским. Даже во времена правления Масхадова — они считались оппозицией и ратовали за мирные отношения с Россией.

Рядом с Петькой Кулеминым молча сидел старший прапорщик Валерка Чумаков. Сергей вспомнил Валеркины похождения и усмехнулся. Валерик был немного грубоват, но всегда бодр и весел. Всех симпатичных девчонок он называл одноклассницами. Если ему поверить, то его школьный класс состоял как минимум из тысячи человек. Он мог спросить у проходящих мимо девушек: «Девчата, а как с вами в баню сходить?» И услышав в ответ: «Никак!», обиженно кинуть вслед: «Ну и ходите грязными!»

Лето в том году выдалось очень жарким. Асфальт плавился. Весь город в выходные скапливался на реках, прудах и других водоемах. Зной клубился в воздухе, а у воды можно было насладиться прохладой. Сергей расположился на пляже под раскидистыми ветвями большого вяза. Он поднял голову и осмотрелся по сторонам. Сын в ярко-салатовой бейсболке крутился у воды с другими ребятишками.

Сергей достал баклажку с пивом и отхлебнул глоточек.

Вдруг невдалеке у выезда с пляжа раздался специфический визг тормозов, такой звук издавал только милицейский ПМГ.

Сергей повернул голову и внимательно огляделся по сторонам, может, случилось чего? Но пляж жил своей жизнью: вокруг загорали, купались, играли в карты, перекусывали, малыши с визгом и хохотом бросались в воду. Никакого постороннего шума.

На дверце милицейского УАЗика, выкрашенного в желто-синие цвета, были нарисованы: черный щит с мечом, под ними красовалась надпись — ОМОН.

Из машины вышел дежурный по отряду старлей Ванька Бокарев и начал оглядываться по сторонам.

— Вань, что случилось? — спросил Сергей, подходя к автомобилю.

— О, Серый, хорошо, что подошел, а то солнце в глаза, ничего не вижу. Да и как тут кого-нибудь разглядеть в такой толпе. Собирайся, дружище, и мухой дуй на базу. У нас тревога.

— Не знаешь, что там?

— Вроде бы шифротелеграмма из Москвы пришла, объявили шестичасовую боевую готовность. Начали по телефонам звонить, да разве кто в выходные дома будет сидеть? Вот командир и разослал дежурные машины по всем пляжам и паркам города. Здесь наших не видел?

— Как же! Там на солдатском пляже за трубой Женька Свешников и Юрка Данилов, а на островке Борька Иванов с женой и детишками. Хочешь, я на островок сгоняю, пока ты ребят на солдатском пляже искать будешь?

— Нет, Серега. На островок я водителя пошлю, а ты давай на базу, там офицеры в первую очередь нужны — собирать свой личный состав.

На базе ОМОНа собралось уже много ребят. То и дело приезжали машины, привозя кого-нибудь из парней. Все были легко одеты. Ясно: кого забрали с пляжа, кого с дачи.

Офицеры смотрели новости по телевизору. На голубом экране мелькали невеселые кадры: незаконные бандитские формирования Хаттаба и Басаева вторглись в кадарскую зону республики Дагестан и завладели селами Карамахи, Чабанмахи, Рахатта.

Сергей встретился взглядом с Саней Слободиным.

— Где-то там и мои «Войска Дяди Васи» хлопочут, — Саня нервно закурил.

Сергей вдруг увидел своего одноклассника Алика Белова.

— Привет, Алый. А ты здесь, какими судьбами?

— Какими и ты, — Алик поправил дужки очков. — Меня к вам медиком прикомандировали. Вообще-то не я должен был ехать, не моя очередь. Но меня вот быстрее всех нашли! — Алик неловко улыбнулся, как будто считая себя виноватым, что не уехал на выходные из города.

В школе Алик был тихим отличником. Все знали, что он мечтает стать врачом и усиленно готовится к поступлению в медицинский институт, где уже два года на лечебном факультете училась его старшая сестра Варвара.

Так как Алик пошел учиться с шести лет, был он на полгода младше остальных одноклассников, меньше всех ростом, близорук, но очки носить стеснялся, поэтому садился всегда за первую парту. Его рыжая шевелюра, как маячок, светилась всегда рядом с учительским столом.

Встретив Алика через несколько лет в поликлинике УВД, Сергей был сражен переменами, произошедшими с его одноклассником. От его рыжей шевелюры не осталось и следа. На Сергея сверху вниз смотрел черноволосый богатырь, про которого можно было сказать — косая сажень в плечах. Вот только мягкий взгляд и очки на переносице говорили о его интеллигентной натуре.

Алик занимал должность хирурга, причем от его коллег по работе Сергей слышал, что Белов — врач от Бога. Он мог найти общий язык с любыми пациентами, даже с пожилыми людьми и высоким начальством.

Отряд, построившись, ждал появления командира. Атаманов, нервно бросив в урну окурок, вышел к ребятам.

— Становись, — раздалась команда, — равняйсь, смирно, равнение на середину!

К командиру четким строевым шагом шел его заместитель майор Маликов, и подойдя на положенное расстояние:

— Товарищ подполковник…

Но Атаманов оборвал его доклад взмахом руки, повернувшись к строю, сказал просто:

— Вот какие дела, парни: уезжаем в командировку в Дагестан. На сборы всем три часа. Командирам подразделений сформировать резерв, вдруг кто-нибудь опоздает. В семнадцать ноль-ноль всем в форме стоять здесь же на плацу. Командиром сводного отряда назначен начальник штаба ОМОН подполковник милиции Звонарев. Все организационные вопросы к нему.

— Аркадий Иванович, — раздался голос из строя, — за три часа не успеем собраться.

— Я все понимаю, парни, надо успеть. Если чего-нибудь купить не успеете, выделим время на покупки либо в дороге, либо на месте.

Ребята разошлись готовиться к командировке.

— Сереж, — услышал у себя за спиной голос Алика Сергей.

— Чего, Алый? — Сергей обернулся.

— У тебя какого-нибудь камуфляжа нет? А то у меня форма только синяя милицейская.

— Есть. Выделю тебе, братан, шикарный «склон» итальянский. Он мне как раз великоват немного. — Сергей хлопнул Алика по плечу.

Алик, просияв, отправился паковать вещи и готовиться к командировке, которая сделает его героем в памяти поколений, но отнимет у него самую малость — жизнь.

Винты транспортного самолета громко гудели, и поэтому, чтобы что-нибудь расслышать, приходилось кричать друг другу в самое ухо. Проходивший мимо ребят Трофим Лямин весело рассмеялся: «Ну, ты, Пилюлькин, даешь! Главное, весь отряд построился, а он в строю стоит в белых кроссовках. У генерала чуть глаза на лоб не вылезли! Я думал — он в обморок упадет. Ты бы еще белые тапочки нацепил!» — и Трофим пошел дальше по салону; там, где-то из задней части самолета, слышался резкий водочный запах.

— Я думал, ничего страшного. В командировках все так ходят, — Алик поднял взгляд на Сергея.

— Да, это моя вина, Алик, не предупредил я тебя. В командировке одно дело — ходи, как тебе удобно. А вот у себя в городе: при отъезде, при возвращении, будь добр, встань в строй по форме — отглаженный, начищенный. Даже можно до синевы выбритым и слегка пьяным. Только не наоборот.

Алик рассмеялся.

— В горах в кроссовках поудобней будет, — продолжал Сергей, — хотя кому как. Берцы фиксируют ногу почти по всей голени, а там живых камней много. Так что в берцах, дружище, меньше риска ногу подвернуть или вывихнуть. Кому, как не тебе, хирургу, это должно быть понятно.

Неподалеку от Алика с Сергеем сидели ребята из Воронежского ОМОНа; когда самолет набрал высоту и гул турбин перешел в тихий свист, из воронежской части послышались аккорды гитарных струн и пение. Сергей прислушался.

Транспортный самолет,

Вскинута апарель —

Полной загрузки ждет

Выдохшийся апрель.

Сводный отряд ОМОН

Прибыл в Махачкалу.

Раненый батальон

Изрешечен в бою.

Домой летит ОМОН,

Горы запомнят нас:

Сводный отряд ОМОН —

Выполненный приказ…

Да, до дома было еще очень далеко. Но борт приземлился именно в Махачкале, как в песне.

 

Глава 6

 

Подполковник милиции Звонарев, или просто Палыч, как его называли ребята, построил прибывших и довел до сведения, что отряд делится на две равных части: половина будет нести службу в поселке Дылым Казбекского района, а вторая часть — в селе Новолакское Новолакского района Дагестана. Но это завтра, а сегодня всем отдыхать, тем же, кто не успел купить необходимое, дается время сделать покупки.

Иван Павлович Звонарев — начальник штаба отряда — был из тех, кого называли отцом-командиром. Высокого роста, сухопар, черен, как цыган, и очень отзывчив. Человеком он был прекрасным, к своим подчиненным требовательным, но в обиду их не давал никому. В милиции Палыч прослужил уже двадцать с гаком годков, но сохранил юношескую натуру и тонкое чувство юмора. В отряде его любили, а в нарды Палыча обыграть не мог никто.

Отношение местного населения к военным поразило Сергея до глубины души. Старуха-даргинка, торговавшая на рынке, наотрез отказалась брать с ребят деньги: «Возьмите так, чего надо, солдатики. Ничего мне не надо. Вы сюда приехали меня защищать», — сказала она омоновцам. На улицах гражданские люди подходили к ребятам и засовывали в карманы деньги, если кто-нибудь отказывался, то очень обижались и рвали купюры на части.

Ночевали на взлетной полосе. Расстелили спальники, укрылись фланелевыми простынями, выставив по периметру боевое охранение. Не расслабляться ни при каких условиях — девиз всех отрядов особого назначения, а особенно если в пятидесяти километрах к югу громыхает война. Спать было невозможно — за день асфальт на взлетке раскалился. Когда же на землю опустилась ночная прохлада, от него пошли испарения. Чувство было такое, что находишься в сауне. Сергей, проворочавшись полночи с боку на бок, махнул на сон рукой и, поднявшись, пошел проверять посты — было время дежурства его боевого взвода. На первом посту службу нес Вадим Вахромеев — детина двухметрового роста. Сергей, увидев его богатырскую фигуру, улыбнулся.

Проверив Вахромеева, который бдил, как положено, Сергей направился на другой пост, где стоял его хороший приятель — милиционер-водитель Валька Топорков. Валентин дремал, обняв автомат и присев на бугорок, поросший верблюжьей колючкой.

— Спим? — спросил он, подойдя и присев рядом.

— Да, доктор, испытываю проблемы со сном: правда, вечером ложусь рано, утром встаю поздно, но весь день ворочаюсь и не могу уснуть, — и Валька весело рассмеялся.

Валентин Топорков был невысок ростом, сухощав как мальчишка, коротко подстрижен. Улыбка не сходила с его лица, а серые жизнерадостные глаза постоянно таили усмешку. Сергей подружился с Валентином на почве меломании. Оба с упоением слушали «Роксетт» и песни группы «Воскресенье». Валька в любой ситуации что-нибудь напевал и был готов схохмить в любую секунду.

Как-то патрулируя на автомобиле, водителем которого был Топорков, по городу, Сергей услышал в эфире позывной одного из райотделов милиции.

— Я — «Нева», я — «Нева», кто из патрульных автомобилей находится недалеко от проспекта Мира?

— «Бархан» на связи, мы недалеко, что случилось? — ответил Сергей в рацию, думая, что совершено какое-нибудь дерзкое преступление.

— «Бархан!» — обрадованно заскрипела рация, — срочно проехайте по адресу: Мира, дом 7, там, на чердаку, кто-то топаить и хлопаить…

Валентин, находясь за рулем, покатился со смеху, ему даже пришлось притормозить и продышаться. Он взял рацию и ответил:

— А может, это полтергейст?

В эфире возникла пауза, после чего рация ответила: «Если не хотите, не ехайте, зачем же непонятными словами обзываться? Щас позвоню вашему командиру и пожалуюсь на вас. Правильно вас все гоблинами зовут».

Тем же летом Сергей со своими товарищами был направлен в командировку в один из районов, который находился на стыке трех областей. Проблема состояла в том, что в районе находилось много скотоводческих хозяйств. Гастролеры из соседних областей появлялись в коровниках и свинофермах под покровом ночи. Действовали очень дерзко и ловко. Уводили скот, причем были хорошо оснащены и исчезали, как призраки.

Начальник местного райотдела милиции на оперативных совещаниях в управлении только руками разводил: «Уж чего мы только ни придумывали, — горестно говорил он, — и засады на ночь выставляли, и на усиленный вариант несения службы переходили, устраивали беседы с местным населением, чтоб помощь оказывали. Все напрасно. Они в другом месте появляются. Как чувствуют».

— Чувствуют, говоришь, — генерал чиркнул зажигалкой, поднеся ее к сигарете. — А, может, кто из твоих их координирует?

— Нет, товарищ генерал, я в своих людях уверен. Разброс хозяйств очень большой, а сотрудников у меня не густо.

— Понятно. Если не густо — поможем, — и, обращаясь к Атаманову, генерал сказал: — Аркадий Иванович, записывай: выделить патрульный автомобиль и наряд милиции, состоящий из офицеров, в количестве пяти человек. Пусть неделю колесят по району, а гастролеров этих из-под земли достанут. — Затем, повернувшись к начальнику райотдела, продолжил: — А тебе, мил-друг, обеспечить их бензином, жильем и питанием.

— Так точно, товарищ генерал, встретим и разместим как родных. Только пусть ребята постараются, мы в долгу не останемся, — обрадовался тот.

Машина быстро несется по направлению к Кобринскому району. Валька Топорков, крутя баранку, опять что-то напевает. Сергей назначен старшим группы, он сидит рядом с водителем, на заднем сиденье дремлют еще трое офицеров.

Работали омоновцы по ночам, днем отсыпались. Колесили по всем дорогам и весям, останавливали и досматривали транспорт, особенно грузовой, проверяли охранников на фермах.

— Дык чо, робяты? — говорил пожилой скотник, прикрывая рот заскорузлой натруженной ладонью с грязными ногтями. — Нам, почитай, третий месяц зарплату не плотют. Чо ж убиваться на работе?

— Однако, отец, на выпить водки у тебя денег хватает, — говорил ему Валька.

— Простого человека всяк обидеть может, — говорил скотник и обиженно отворачивал голову. — Вам по службе положено, вы этих ворюг и ищите.

И ребята искали; за четыре дня было раскрыто около семи преступлений: в отдел доставляли браконьеров, которые ловили рыбу электроудочкой. Были такие лихие парни — от аккумулятора кидают два провода на специальное оборудование и в воду. Почище, чем глушить. Рыбы, у которой от разряда лопался пузырь, всплывало много, но потом на этом месте вся живность восстанавливала жизнедеятельность только спустя несколько месяцев.

Доставляли большегрузы, перевозящие незаконно цветной и черный металл. Привозили пьяных дебоширов и мелких жуликов. Но гастролеров поймать не могли.

На пятый день командировки после двадцати трех ноль-ноль отделение на патрульном автомобиле выехало на охрану общественного порядка в районе. Через три часа патрулирования автомобиль подъехал к одной из отдаленных ферм. Оставив машину на шоссе, парни выдвинулись в пеший патруль, чтобы незаметно проверить подступы к коровнику. Валентин остался в машине. «Слушай рацию», — сказал ему Сергей. «Да, че там может случиться, быстрей проверяйте сторожей и поехали. Нам еще сегодня полрайона проколесить».

Парни тихо подходили к ферме. Вдруг их внимание привлек грузовой автомобиль, стоящий в рощице, двигатель его тихо работал. За лобовым стеклом красным огоньком виднелась зажженная сигарета. Со стороны фермы послышалось громкое мычание.

— Так, парни, кажись, они, — Сергей нервно поправил берет на голове. — Машина никуда не денется. Олег Истрин — со мной. Мы заходим спереди. Дьяконов и Варварин, обходным маневром заходите сзади. Пока мы себя не обозначим — сидеть как мышки. В случае чего — прикроете.

Достав рацию, Сергей сказал: «Валька, не спать — готовность номер один».

Сергей с Олегом тихо двинулись к ферме. Фонари не горели, только где-то внутри виден был тусклый свет.

Омоновцы возникли, как из-под земли.

— Всем на пол, руки за голову, работает ОМОН, — страшным голосом прокричал Олег.

Три человека, выводившие двух буренок, в ужасе попадали на землю. Такого развития событий они никак не ожидали. Только мычали, как объект их преступления, потеряв дар речи.

Сопротивления никакого не оказывали и безропотно дали себя связать. На помощь подоспели Дьяконов и Варварин. Когда выводили грабителей с фермы, раздался выстрел: дробь просвистела у ребят над головой. Грузовая машина резко газанула и взяла старт по узкоколейке.

— Ушел, мерзавец! — Олег доставал ПМ из кобуры.

Но тут на пути у грузовика возник ПМГ, Валентин включил проблесковые маячки и сирену. Водитель грузовика, выскочив из машины, бросил обрез в поле и попытался сделать ноги, но Валька быстро догнал его и, опрокинув на пашню, защелкнул на его запястьях наручники. Сергей, подбежав к ним, осветил лицо бандита карманным фонариком. На него со злостью смотрел их давешний знакомый скотник.

— Ну, вот и свиделись, батя. Я сразу тебе сказал: на выпить водки у тебя деньги есть. Но я отучу тебя от этой пагубной привычки лет на семь, — тяжело дыша, сказал ему Валька Топорков…

 

Вторую ночь омоновцы провели в спортзале Махачкалинского государственного университета. На третий день 25 человек во главе с подполковником Звонаревым колонной уезжали в поселок Дылым.

Вторая половина отряда вертушкой была доставлена в село Новолакское. Старшим группы был назначен майор Слободин. Выгружая вещи из вертолета, Сергей обратил внимание, как из ущелья, находившегося неподалеку, дохнуло осенней сыростью. Со стороны села неслись другие запахи: спелых дынь, гари, кизяка и свежеиспеченного лаваша.

Село Новолакское приютилось у подножия Большого Терского хребта, протяженность населенного пункта была около километра. С другой стороны вниз уходил глубокий склон, на дне которого катила свои воды речушка Яман-Су.

Поселили ребят в спортзале средней школы. Невдалеке высился небольшой минарет местной мечети. По утрам мулла будил парней призывом к утреннему намазу.

В первый же день отряд посетил начальник Новолакского райотдела милиции майор Вахаев, он пожал руку Слободину и сказал:

— Будете нести патрулирование по селу в ночное время. День наш, плюс блокпосты на въездах в село — их два. В случае чего, в обиду вас не дадим. Бандиты далеко, а вокруг вояки в два кольца. Оружия у нас достаточно — отобьемся, если что. Боеприпасов вам завтра подкинем.

Патрулирование несли в ночное время нарядами по три человека. На КПП стояли по четверо. На охрану спортзала по периметру было выставлено три круглосуточных поста.

Обстановка была спокойной, на ночь село вымирало, и только собаки лаяли на проходивших мимо милиционеров. Есть омоновцы ходили в столовую, расположившуюся почти в самом центре села.

Как-то вечером Слободин подошел к Сергею и Алику.

— Ребята, у вас когда дни рождения?

— Зачем тебе, Сань? — повернувшись к нему, спросил Сергей.

— Да вот делаю список общий. В Хасавюрте обещали премию каждому на днюху. Так когда?

— У меня не скоро, в апреле. А Алька вообще в солнечном январе родился. Правильно, Алый?

— В солнечном январе и в солнечном Магадане, — подтвердил Алик.

— Все ясно, — Слободин повернулся на шорох, возникший в спортзале, — смотрите!

В зал залетел голубь, ребята пытались поймать его. Вокруг царило всеобщее веселье, каждый давал друг другу советы.

Проворней всех оказался Валька Топорков. Он бережно взял птицу и, выпустив на волю, долго смотрел ей вслед, приставив ладонь козырьком к глазам.

— Чуть птицу не помяли, черти, — хмуро проговорил он.

Потом многие говорили, что залетевший в дом голубь — плохая примета. Но Сергей в приметы не верил. Несколько раз, попав под молотки, он надеялся только на себя, Господа Бога и Ангела-хранителя.

Четвертого сентября выдался пасмурный денек. Ребята ходили невеселыми, обычных шуток не было слышно.

— А ведь у меня завтра именины, — Ришат Валеев хмуро выстругивал деревянный кинжал для местных ребятишек, с которыми уже успел подружиться.

— Не волнуйся, Ришат, у меня подвязки в небесной канцелярии, я за тебя похлопочу.

— Обещаю завтра солнышко, — смеясь, ответил Алик Белов.

Трофим Лямин подошел к Сергею: «Серый, может, по пять капель?»

— Неохота чего-то, — Сергей сел на корточки.

— Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь, — процитировал Трофим свой девиз и отошел в сторону, ища собутыльников в другом месте.

В ночь на КПП при въезде в село заступали Коля Столбов, Саня Васюков и Игорь Торбин.

Рано утром пятого сентября Алика Белова разбудил дневальный.

— Доктор, там мальчишка прибежал, говорит, женщине какой-то плохо. Вставай — посмотри, может, что-то серьезное.

Алик спросонок протер глаза, взял медицинскую сумку и двинулся к спящему Сергею.

Ванька Бокарев, командир взвода, поймал его за штанину: «Не буди — пусть поспит. Он сегодня всю ночь посты проверял. Я с тобой схожу, заодно проветрюсь и службу посмотрю. Под утро сон самый сладкий. Как бы не заснули мои казачки».

У дверей их поджидал юркий маленький мальчишка.

— Что там случилось? — Алик строго посмотрел на него.

— Пойдем, уважаемый, тетка совсем плохой, вай-уляй! — сказал мальчишка и прищелкнул языком.

— Ну, пойдем. Там, на месте, определимся.

Мотнув головой, Алик вышел в дверной проем. За ним следом шагнул Иван.

Они не знали, что рано утром, обойдя по козьим тропам все воинские кордоны, в село вошли полторы тысячи отборных псов полевого командира Руслана Гелаева.

Из-за гор светило солнышко, день обещал быть погожим и ясным, как и обещал Алик.

 

Глава 7

 

Как только ребята вышли за околицу, мальчишка исчез. Алик оглянулся по сторонам.

— Куда идти-то? Может, туда, в сторону мечети, вроде он туда смылся…

За каменным забором у них за спиной выросли двое парней в разгрузках и с оружием. На груди одного из них висела рация «Кенвуд». Парни были славянской внешности. Они резко сняли автоматы с плеча Алика и Ваньки. Один из них упер вороненый ствол АКСУ в спину Алика. Второй, улыбаясь, крутил в руке СВД.

— Вы че, парни? Кто такие? — Иван с недоумением смотрел на них.

— Здорово ОМОН! — один из парней, смеясь, ткнул в нарукавную нашивку Ивана. — Иди туда, к мечети!

Около мечети сидел снайпер и, взяв Алика с Иваном на мушку, скалился. Принадлежность этого не вызывала у ребят сомнения, черная борода, смуглая кожа и зеленая повязка с арабской вязью на голове говорили сами за себя.

Иван, ловким движением отсоединив рожок от СВД, оттолкнул в сторону ствол и, крикнув: «Алик, беги!» — кинулся по направлению к расположению отряда.

— Надо предупредить, только бы успеть, только бы успеть, — вертелось у него в голове.

Но Алик не успел убежать, его быстро настигли и скрутили. Тут же, почти не целясь, начали вести огонь по убегающему Бокареву.

Первая пуля попала Ивану в голову. Он, сложив руки по швам, упал. По темени потекло что-то липкое.

— Все, я убит, — пронеслось у него в голове. — Но, если я думаю, значит, я еще жив.

Иван поднялся и вновь побежал к спортзалу. Вторая пуля пробила почку, третья — печень. Бокарев, собрав всю волю в кулак, из последних сил ввалился в расположение отряда.

— Ребята, тревога… Там… — прохрипел он и упал, потеряв сознание.

В это время трое ребят, которых сменили на КПП местные милиционеры, возвращались в село по проселочной дороге. Идти предстояло еще пару километров. По дороге в село ехала старенькая «копейка». Молодой водитель хотел объехать ребят, но Николай Столбов перегородил дорогу.

— Чего хотели, уважаемые? — водитель, притормозив, высунул недовольное лицо.

— Подбрось до села, бача! — попросил его Игорь Торбин.

— Могу только двоих, у меня машина старая. У вас вон еще броники, да оружие. Тяжело ей будет, а у меня и так диски стерлись.

Парни, посовещавшись, решили: «Ладно. Спасибо, бача. Ехать или всем, или никому».

Водитель, хлопнув дверью, продолжал путь, а ребята двинулись в село через кукурузное поле. Это небольшое недоразумение спасло им жизнь.

Подходя к селу, они услышали звуки ближнего интенсивного боя. Пули свистели над головой. Поэтому, все сразу поняв и быстро окопавшись, они решили: пока находимся здесь, но при первой же возможности прорываемся к своим.

А в селе уже вовсю шел бой. План гелаевцев захватить ОМОН врасплох провалился.

Сначала спортзал был обстрелян из автоматического оружия. Затем, собравшись скопом вокруг, бандиты предприняли психологический ход. Воздух потряс многоголосый хор: «Аллаху акбар! Аллаху акбар! Аллах акбар!» Даже у самых смелых по спине побежали предательские мурашки.

Потом в ход пошли гранатометы. Три «шайтан-трубы» взвыли и выпустили заряды по зданию. Один прошил спортзал насквозь, два других завязли в кирпичной кладке в три ряда — большая редкость для Дагестана. Хоть маленькая, но удача.

Ребята, не стушевавшись, давали сдачи. Это как в драке: сначала страшно, а потом входишь в раж и уже, глядишь, привык.

Сильно высовываться не давали снайперы. Встав в круговую оборону, омоновцы отстреливались. Не обманул майор Вахаев, вовремя подкинул боеприпасы. Ох, как они пригодились парням в этот солнечный сентябрьский день!

Саня Слободин руководил обороной, он чувствовал себя как рыба в воде. Сергей, взглянув в его лицо, увидел неподдельную бесшабашную удаль. У стены на гимнастических матах лежал, наскоро перевязанный, Иван Бокарев. Кто-то из ребят вколол ему три шприц-тюбика промедола. В его глазах, подернутых поволокой, клубился туман.

— Где доктор? У нас раненый! — крутя головой, крикнул Слободин.

— Да он с Бокаревым уходил посты проверять, — ответил кто-то.

— Все понятно! Хамарев, вот так, дружище, из подствольника надо, вот так, — руководил Слободин уже другим крылом обороны.

Володя Аникин находился в центре зала. Под градом пуль он таскал цинки с патронами то в один конец, то в другой. Юрка Зайцев, как эквилибрист, примостившись под потолком, аккуратно бил из СВД. Когда он убирал винтовку в сторону, у него под глазом был виден синяк от отдачи прицела.

Пашка Хамарев, приноровившись, беспрерывно запускал в окошко ВОГи из подствольного гранатомета. Архип Мишин, замаскировавшись у амбразуры, простреливал всю улицу слева. Сделав удачный выстрел, он подмигивал своему другу Сереге Рыкову, который держал правую сторону.

С учетом трех, оставшихся в кукурузном поле, одного раненого и одного попавшего в плен, в спортзале вели бой двадцать человек.

Вначале «духи» поперли буром, но, потеряв убитыми около десятка человек, отскочили и приступили к длительной осаде. В бою обычно обороняющиеся теряют одну треть, остальные потери приходятся на долю нападающих.

Со временем пополнялся и лазарет липчан. Рядом с Бокаревым уже лежали Саня Весняков, раненный осколком в грудь, и Юрка Зубов, получивший тяжелую контузию. Юрка перестал ориентироваться в пространстве и только открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

Димка Викуленко, отстрелив голову «духу», высунувшемуся из-за стены, вытер рукой пот со лба. Голова бандита разлетелась на куски, как гнилой арбуз.

Архип, стрелявший из калаша, остановился перевести дух. По улице то и дело перемещались бородачи. Во время короткого затишья через окна пробивались солнечные лучики, высоко в небе парил жаворонок, его веселая песня даже заставляла усомниться: может, это все страшный сон?

Архип хотел что-то сказать Рыкову и почувствовал: по руке как будто ударили молотком. Он посмотрел на запястье — и вдруг из руки брызнула густая струя и забила фонтаном.

— Серега, прикрой. Я перевяжусь, — успел он крикнуть своему другу. Но тот сам корчился от боли, получив осколок в бедро.

Сергей, примостившись у угла, простреливал длинный коридор на подступах к зданию. Рядом с ним расположился Валька Топорков. Сергей видел, как он то и дело облизывает сухие губы.

Весельчак Олег Остапчук крикнул Ришату Валееву: «Татарин, ты че их, типа, всех на день рожденья пригласил? Ничо себе гости. Так и прут». И продолжал вести огонь.

Неожиданно в зале, как из воздуха, возникла пожилая женщина с тазиком переспевших слив в руках.

— Ого, мать! Ты откуда взялась? — не поверил своим глазам Андрей Гаркушин.

— Я, уэто, тут всю жизнь хожу. Угощайтесь, — и старушка, поставив тазик на пол, исчезла так же, как и появилась…

В это время связанного Алика привели к Руслану Гелаеву. Полевой командир неприветливо смотрел на Белова из-под черных бровей. Смуглый араб вытолкнул Алика на середину комнаты и бросил рядом с ним медицинскую сумку.

— Руки развяжите, — невозмутимо приказал Алик.

Гелаев, подняв брови, сделал знак своим нукерам. Подошедший сзади бандит разрезал веревки ножом. Алик размял руки и, достав из кармана очки, надел их на переносицу.

— Ты врач? — спросил боевик.

— Хирург, — ответил Белов.

— Это хорошо. Будешь лечить моих людей — останешься жив. Уведите его, — Гелаев взмахнул рукой.

Но Алик не собирался заканчивать диалог.

— Я не собираюсь здесь никого лечить.

— Как же так? — снова поднял брови Гелаев и, усмехнувшись, продолжал, — ты же давал клятву Гиппократа!

— Я давал клятву помогать людям, а не бешеным волкам!

— Это твое последнее слово?

— Последнее, — отрезал Белов.

— Уведите его. Он сам сделал свой выбор, — сказал полевой командир своим людям. И когда увели Алика, продолжал: — Это были слова смелого человека. Убейте его быстро. Среди этих «хаски» есть настоящие джигиты.

Но арабы не выполнили приказ командира. Прежде чем расстрелять Алика, они отрубили ему кисти рук, не пожелавшие их лечить, не забыв снять с него дорогой камуфляж. Ровно полгода не дожил он до своего тридцатилетия.

Омоновцы потеряли счет времени. Казалось, что прошло несколько суток, тем временем бой шел около четырех часов. Двое парней отстреливались, спрятавшись у сараев, расположенных во дворе школы. Держать связь с ними и координировать действия всей обороны по рации не представлялось возможным. У бандитов все радиостанции были со сканерами. При желании можно было поймать любую волну. Майор Слободин принял единственно правильное решение — он перемещался от наряда к наряду: где бегом, где ползком, и руководил боем. Один раз снайпер прижал его к земле и не давал поднять голову в течение сорока минут. Слободин был вынужден лежать, прижавшись лицом к пыльной каменистой земле.

— Надо вставать, — проносилось у него в голове, — как там ребята?

И поднявшись, он резко, одним рывком привалился к кирпичной стене. Когда он появился в спортзале, у ребят как будто камень с души свалился.

Тем временем в бою возникло затишье, вероятно, бандиты решили пообедать. И вновь сентябрьское солнышко начало трепать нервы ребятам. Очень хотелось проснуться. Жить было охота, хоть помирай.

— Олег Остапчук, — крикнул невдалеке голос с сильным кавказским акцентом, — выходи! И друзей своих выводи. Кладите оружие и уходите. Мы вас не тронем.

— Откуда знаешь меня? Вроде бы баранов мы вместе не пасли! — ответил ему Остапчук.

— Мы всех вас знаем. Выходите, — продолжал голос.

— Нет, зема, мы это уже проходили! Попробуйте сами сюда войти, — ответил за Олега Володя Аникин.

Через полчаса бой вспыхнул вновь. Бандиты вели интенсивный огонь со всех направлений, на минарете мечети засел снайпер, сбить его оттуда было невозможно.

Двое парней со двора школы перебрались в спортзал, их начали обходить с тыла.

— Николаич, — один из них, Егор Юрченко, обращался к Слободину, — там, в стороне райотдела, тоже бой идет, по ходу, местные одну улицу полностью контролируют. На ней боевиков не видно.

Слободин собрал офицеров в кучу: «Парни, я вот чего маракую. Прорываться нам надо к райотделу. У них здание помассивней, да и боеприпасов побольше. Вы что думаете?»

— Ты уверен, что там еще есть живые и райотдел не захвачен? — спросил Аникин.

— Уверен! Я рацию слушаю. Они уже несколько раз помощь из центра запрашивали.

— Сань, по дороге потери могут быть, — Аникин снова поднял на него взгляд.

— У меня выбора нет. Так мы всех можем потерять, — Саня вытер пот со лба.

Выходить решили мелкими группами. По два-три человека. Сначала выносили раненых. На прикрытии были задействованы Игорь Юханов и Валька Топорков. Они были на улице и смотрели в разные стороны. Когда перенесли почти всех и остался только Бокарев, Валентин заметил со стороны зеленки ствол, который был направлен на ребят, выносивших Ивана. Валя встал в полный рост, чтобы прикрыть товарищей. Пуля снайпера попала ему точно в висок. Топорков медленно опустился на колени, бережно положил автомат на землю и лег сам, повернув голову в сторону дома, где его не дождались родители, жена и маленькая дочка.

По улице, от двора до двора отряд добрался до райотдела, где их заметили и прикрывали огнем. Дагестанцы встретили липчан достойно.

— Ничего, парни, скоро помощь прибудет. По рации обещали, — подбодрил их Вахаев.

Узнав, что у Ришата день рождения, дагестанские братья откуда-то достали шампанское и шоколад и поздравляли засмущавшегося Валеева.

Ближе к вечеру к райотделу прорвались две БМП.

Ребята загрузили в бэхи раненых и на всякий случай попрощались друг с другом.

БМП, газанув, уехали в темноту.

В это время в одном из кабинетов райотдела раздался телефонный звонок. К трубке подошел Юрка Зайцев. После первых же слов он не поверил своим ушам. До отдела дозвонился, кто бы вы думали? Аркадий Иванович Атаманов — вот кто!

— Алло, Аркадий Иванович! У нас? У нас все нормально, ха-ха! Вокруг боевики, ха-ха!

Связь была плохой, но расслышать было можно. Юрка подавил нервный смешок.

— Кого? Слободина? Сейчас позову.

Но в это время связь пропала. Боевики перерезали телефонные провода.

А БМП попали в засаду. Под плотным огнем, объятые пламенем, наши бойцы все-таки вырвались из кольца окружения. Когда по броне перестали цокать пули, ребята огляделись и по вспаханному полю двинулись в сторону шоссе. Раненный Иван Бокарев, оттолкнув руки, пытающиеся его поддержать, взявшись за живот, пошел сам. Через два часа пути услышали голоса. Упав на землю и приготовившись принять свой последний бой, они поняли, что встретились с местными ополченцами, которые, тут же вызвав медицинскую помощь, отправили их в Хасавюрт.

На подступах к отделу шел бой, уже не один десяток правоверных выстроились в очередь на свидание с Аллахом. Омоновцы и дагестанские милиционеры, стиснув зубы, отбивались из последних сил. Вот тут-то бандиты вспомнили о вере.

— Братья-мусульмане, — донеслось с улицы, — мы не хотим с вами воевать. Нам нужен «русский Ваня». Выходите, сдавайте оружие, и мы вас не тронем.

— Русские здесь, чтобы защитить нас, а вы пришли как враги. Лучше мы умрем вместе с ними, — ответили дагестанцы бандитам.

Под покровом ночи Вахаев отозвал Слободина в сторонку.

— Вот что, майор, помощи, как видно, мы не дождемся. Выбираться будем сами.

— Я готов тебя выслушать, — волнуясь, ответил Саня.

— Есть один человек, чеченец-акинец, он у нас в совхозе чабаном работает, знает все горные тропки. Обещал нас вывести…

Милиционеры перелезли через каменный забор и по склону спустились к реке. С собой брали только оружие и боеприпасы. По руслу Яман-Су проводник незаметными горными тропами повел их в горы. Уходили в сторону Чечни. Как потом выяснилось, на всех остальных дорогах боевиками были выставлены засады. После двухчасового карабканья по горным кручам к рассвету отряд вышел в районе села Новокули.

Все липчане были размещены в районной больнице Хасавюрта. Там же они встретились с уже прооперированными товарищами и командиром сводного отряда подполковником Звонаревым. Только опыт и мастерство дагестанских врачей помогли выкарабкаться Ивану Бокареву. Из его тела хирурги извлекли две пули.

Местное население завалило ребят одеждой, обувью и продуктами. Фрукты в палатах не переводились. Все свое они оставили в Новолакском. Там же остались деньги — по 22 рубля суточных, или, как их называли в шутку, но правильнее, «шуточных», которые ребята получили в Липецке перед отправкой в служебную командировку.

На следующий день в Хасавюрт прибыл подполковник Атаманов.

Новолакское еще восемь дней удерживалось боевиками. После взятия села командир отряда увозил раненых и тела погибших Алика и Вали в Липецк. Благодаря личным связям и заплаченным деньгам, удалось найти цинки, чтобы положить в них ребят. Цинковые гробы сварщик запаивал прямо на взлетной полосе аэродрома.

В Дагестане до сих пор помнят про липецких парней, превративших школьный спортзал в Брестскую крепость. А в селе Новолакское теперь есть улица имени Липецкого ОМОНа.

По приезду в родной Липецк ребят встречали как героев. Все местные СМИ наперебой брали интервью и снимали сюжеты об омоновцах. Даже незнакомые люди из других городов присылали на адрес отряда восторженные письма и телеграммы. Только вот интенданты из управления были другого мнения. Где рации? Где обмундирование? Это, дескать, предметы вещевого довольствия.

— Вы же могли принести разбитые рации, коль такое дело. Мы бы их списали, — обиженно говорил Слободину молодой капитан в зеленой форме.

— Какие — разбитые? — заикаясь, спорил с ним Слободин. — Уходили из окружения только с оружием в руках.

Министр внутренних дел Дагестана прислал начальнику УВД Липецкой области представления к награждению правительственными наградами. Алику Белову и Валентину Топоркову ходатайствовал о присвоении званий Героев России посмертно. Александру Слободину и Юрию Зайцеву — званий Героев России, остальным — ордена Мужества.

Милицейские чиновники решили по-своему — живым достаточно орденов Мужества.

Валю и Алика хоронил весь город. Крепкие парни в камуфляжах едва сдерживали слезы. Сергей плохо помнил события того дня. Помнил только, как в зале областного ДК к нему на грудь кинулась и разрыдалась их с Аликом классный руководитель Елена Леонидовна, и жуткий крик на кладбище тети Веры — мамы Алика: «Ребятки, миленькие, отомстите за моего сына. Заклинаю Вас!»

Именами героев названы школы, спортивные турниры и улицы в городе.

Недавно Сергей встретил на улице своего одноклассника Сашку Мамонтова. Сашка горестно сказал: «Представляешь, Серый? Я с Аликом десять лет за одной партой сидел, а теперь вот квартиру приобрел на улице его имени. Вот ведь как».

Ордена ребятам вручали 23 февраля. Вручал торжественно в зале коллегий УВД лично глава администрации области.

Тем же вечером в кафе ребята пили чарки, опустив в них серебряные ордена с выгравированными на них двуглавыми орлами. Вдова Вали Топоркова — Татьяна принесла Звезду Героя. Ее опустили в большую чашу и пили по глотку, передавая друг другу по кругу. На следующий день отряд уезжал в очередную командировку в Северную Осетию…

 

Глава 8

 

Во Владикавказе ребят расселили в гостинице «Кавказ», расположенной в центре города, по соседству с Северо-Осетинским государственным университетом. Директор гостиницы, пожилой осетин, часто ходил по этажам и осматривал свое хозяйство. На лацкане его черного пиджака поблескивала звезда Героя Советского Союза.

Липчане жили на третьем этаже, на втором расположились Сочинский и Саратовский ОМОНы, на четвертом — СОМ МВД республики Марий Эл и Татарстана.

Службу несли на въездных блокпостах в город, а также проводили адресные проверки в Ингушетии и Чечне. Причем парни придумали республикам кодовые названия. Чечню называли Чехией, а Ингушетию — Словакией.

На Военно-Грузинской дороге пост был расположен у поселка Чми. Невдалеке находился таможенный пост Грузии. Ребята сразу же подружились с грузинскими пограничниками.

— Хотите? Можем вас пропустить Тбилиси посмотреть, — говорили липчанам погранцы. — Только оружие у себя оставьте. Тут до Тифлиса часа два езды.

Вправо от поста уходило огромное Джейрахское ущелье. Оттуда по ночам постреливали в сторону нашего КПП.

На берегах Терека парни ловили раков. Их тут было великое множество. Надо было только переворачивать голыши — под ними обязательно шевелили усами несколько раков.

Владикавказ понравился Сергею. Город был очень зеленым и живописным. В центре его, на берегу бурного Терека, высился памятник герою гражданской войны Иссе Плиеву. Джигит пришпоривал горячего скакуна, вставшего на дыбы. Осетины — гостеприимный народ, они относились к омоновцам дружелюбно, как к гостям на Кавказе.

Однажды, дежуря в ГБР (группа быстрого реагирования), Сергей вышел на территорию училища и присел на скамеечку возле футбольного стадиона. Достав сигарету, Сергей приготовился прикурить ее, но услышал сзади визг тормозов УАЗика. Из машины вышел человек в дорогом камуфляже, покрытом пылью. На его зеленых погонах были вышиты по две звезды. Сергей подскочил, как ошпаренный. Генерал-лейтенант показал рукой — садись, мол. И, вынув сигарету, присел рядом.

— Почему в кроссовках, капитан?

— Разрешают нам, товарищ генерал, — и Сергей показал ему нарукавную нашивку ОМОНа.

— Понятно, из каких краев будешь? — продолжал генерал.

— Из легендарного Липецкого ОМОНа, товарищ генерал, — отрапортовал Сергей. Военный недовольно поморщился.

— Я сам воронежский, почти земляк! И не товарищ генерал — Владимир Анатольевич меня зовут, — генерал закурил, закашлялся и бросил сигарету в траву.

— Вот что я тебе скажу, земляк, — продолжал он, — подставили вас в Новолаке.

— Как подставили? Не понял, Владимир Анатольевич, я ж сам там был.

Генерал смотрел вдаль, как будто не замечая Сергея, его серые глаза видели то, чего не видел никто: «Надо было, чтобы боевики обозначили себя на нашей территории. На чеченской земле их нельзя было трогать. Вот так», — и военный, хлопнув себя по колену, не попрощавшись, сел в машину и укатил восвояси.

Через несколько дней весь город потрясло страшное известие. Трое парней и столько же девушек отправились в поселок Пригородный на пикник. Под утро родственники забили тревогу — домой они не вернулись. Группа быстрого реагирования выдвинулась на их поиски. Милиционеры прочесывали зеленку. Минут через пятнадцать Сергей услышал встревоженные голоса. Прибыв на место, он увидел тяжелую картину: вишневая девятка стояла в кустах, двери ее были открыты. Тела ребят были сброшены в овраг. Руки у всех были связаны за спиной. Горло каждого было перерезано — от уха до уха.

Хоронил ребят весь Владикавказ. Говорили, что по окрестностям города рыскает небольшой отряд черного араба — Хаттаба. И вправду, как-то ночью в эфире Сергей услышал его личный позывной — «Ангел». Уж не на них ли наткнулись молодые осетины?

Служба шла своим чередом. Как-то отряд проводил адресную проверку в ингушском городке Карабулак. Омоновцы прочесывали частный сектор, досматривали все жилые помещения, надворные постройки, чердаки и подвалы. В одном из домов внимание Сергея привлекли два взрослых сына хозяина. Оба молодых человека были прописаны в Ачхой-Мартане. У одного была забинтована рука, второй хромал, морща от боли лоб.

— Где ударился? — спросил его Сергей.

— Стекло с братом вставляли, оно упало мне на ногу, брат руку порезал, — и парень отвел глаза в сторону.

— Понятно, ребята, — улыбнулся находившийся вместе с Сергеем прапорщик Юрка Колесов, — придется вам проехать с нами.

Несмотря на уверения всей родни, тут же облепившей омоновцев со всех сторон, сыновья хозяина были доставлены в местный райотдел милиции.

Чуть позже омоновцы выезжали на место расстрела воинской колонны. На трассе между ингушскими населенными пунктами Галашки и Алхасты боевики напали на два «Урала», принадлежащие одной из воинских частей. Место атаки было выбрано очень профессионально. С одной стороны вверх поднималась отвесная стена, с другой — вниз уходила пропасть. Машины везли солдат срочной службы, уволившихся в запас. «Дембеля» ехали без оружия. На скале был оборудован наблюдательный пункт. Колонну ждали, как минимум, два дня. Группа насчитывала около десяти человек. Обе машины были подорваны из гранатомета, забросаны гранатами и обстреляны из стрелкового оружия. Из военных не уцелел никто. Боевики испарились, и сколько потом вертушки ни прочесывали зеленку, найти их не удалось. Вечером в Назрани молоденькие солдатики заколачивали 18 цинковых гробов в коробы из неструганых досок. 18 матерей не дождались своих сыновей из армии.

В командировке Сергей сдружился с молодым капитаном из Москвы Игорем Вдовченко. Игорь служил срочку в Афганистане. В 1988-м попал на службу в только что созданный Московский ОМОН. Летал на задание в Фергану. Потом выбрал себе должность поспокойнее, а именно участкового инспектора милиции в одном из московских округов. Смешных историй он знал великое множество.

— Однажды, — рассказывал Игорь, — моего товарища вызвали на место происшествия. А надо вам заметить, что в его зону обслуживания входил Москов­ский зоопарк. Как вы поняли, он тоже работает участковым в нашем отделе. Так вот, видите ли, из клетки пропало животное. Подходит он, значит, к клетке с пропажей. На клетке надпись: «Муфлон». Он внимательно осмотрел место происшествия. Обошел клетку вокруг и облегченно вздохнул. Вверху у клетки был отогнут краешек и образовалось небольшое отверстие. Мой корешок пулей прибыл в отдел и сел сочинять отказной материал. А написал он так: в верхнем углу клетки имеется механическое повреждение, а попросту — дыра, посему в этом деле отсутствует состав преступления, так как муфлон мог улететь. Начальник без зазрения совести подписал сей документ. Но на следующий день прокурор округа, который должен был прочитать и санкционировать отказной материал, пришел в неописуемый восторг. Он долго смеялся, а потом поделился своим весельем с начальством главка. Товарищ мой, придя утром на службу, сразу почуял неладное. Все отворачивались от него, пряча улыбки, а молодая секретарша, которая только недавно устроилась на работу в отдел, показывая на него пальцем, что-то шептала на ухо пожилой уборщице. Обе прыснули и отвели от него глаза. По спине у моего друга побежали мурашки. Зайдя за угол, он внимательно осмотрел себя. Форма была наглажена, ширинка застегнута, дырок нигде не было. Тут-то его и настиг дежурный по отделу: «Где шляешься? Тебя начальник полчаса ищет. А ну давай пулей к нему! Он меня с утра долбит и мучает, как Пол Пот Кампучию!».

Товарищ мой, постучавшись, зашел в кабинет шефа. «Слушай, лейтенант, ты в школе хорошо учился?» — ласково начал начальник.

— Тройки были, товарищ полковник, — пролепетал лейтенант, но язык его уже не слушался.

— Ты что из меня посмешище делаешь?! Муфлон улетел? Да ты знаешь, что муфлон — это горный баран, а ты его в пегасы произвел! Не знает он! А прокурор знает, потому что в школе учился хорошо! — заорал полковник и кинул в него пачкой бумаг. — Немедленно переделать! Муфлон!

«Вот вы смеетесь, а товарища моего потом два года муфлоном звали», — закончил Игорь свой рассказ.

Как-то Сергей заступил дежурным по этажу, на котором жили милиционеры. По коридору, сломя голову и вытаращив глаза, несся прапорщик из татарского отряда. Подбежав к Сергею, он попытался что-то сказать, но язык его прилип к небу. Прошептав несколько фраз на татарском, он с надеждой глядел на Сергея.

— А теперь можно то же самое, только по-русски, — сказал стоявший рядом Юрка Колесов.

— Там наш с ума сошел, — сказал прапорщик, которого звали Азат, и проглотил ком. — Троих наших на прицеле держит. Не знаю, что делать! Наши все на операции! Говорит: я граф, а вы мои крестные!

— Не крестные, а крепостные, — продолжал Колесов, он один не растерялся, — пошли к твоему графу!

Подойдя к помещению, в котором жили казанские милиционеры, ребята услышали крики: «Я граф Воронцов! Вы поняли, сволочи?!» — и «граф» щелкнул затвором.

— Короче, так, — Колесов смотрел на ошарашенных офицеров, — я говорю, вы молчите.

Юрка отстегнул кобуру, снял куртку камуфляжа, открыл дверь в комнату и громко сказал:

— Пропустите! Депеша для графа Воронцова из Петербурга!

Войдя в комнату, Юрка увидел троих побелевших от ужаса лежащих милиционеров. Их боевой товарищ расхаживал рядом, тыча в них стволом автомата. На шум он повернул голову в сторону Юрки и направил оружие на него.

— Ваше сиятельство, вам указ от ея императорского величества Лисавет Петровны из Петербурга, — сказал Юрка и отвесил реверанс.

Сумасшедший опустил оружие и внимательно смотрел на Колесова.

— Кто вы, сударь? — спросил он.

— Поручик лейб-гвардии Преображенского полка ея императорского величества Варфоломеев. За сидение на Шипке пожалован матушкой Лисавет Петровной дворянством и наградным серебряным оружием. Ваше сиятельство, я загнал трех лошадей, чтобы сообщить Вам великое известие. Указом ея императорского величества вы произведены в действительные тайные советники и жалованы имением в Ранненбургском уезде Тамбовской губернии, — чесал как по писаному Юрка.

Сумасшедший, совсем обалдев и открыв рот, смотрел на Юрку. Тут последний, наконец, обратил внимание на три фигуры, которые лежали ничком и тоже, вытаращив глаза, смотрели на него. Два умалишенных в одной комнате — это перебор.

— А этих не стоит убивать, Ваше сиятельство. Выпороть — это да! Но крепостных же можно продать или выменять на борзых собак, — сказал Юрка, подходя к «графу», и, отобрав у него автомат, кинул его в дальний угол.

Когда связывали и уводили сумасшедшего, он продолжал смотреть на Колесова долгим внимательным взглядом.

— Юр, ты откуда столько ахинеи знаешь? — спросил его Сергей.

— Готовился поступать на исторический, — и Колесов вытер холодный пот со лба. — Неприятно, однако, стоять под заряженным стволом, хоть я и поручик. Вот что я тебе скажу, Серега…

За эту командировку отряд получил первые боевые выплаты. Все знали, что должны получить какие-то деньги, но до конца никто в это не верил.

 

Глава 9

 

Сергей проснулся и резко попытался подняться, так как со всех сторон была слышна автоматная стрельба. Но, увидев, что ребята вокруг улыбаются и приветственно машут руками, понял, что колонна проезжает Братское, где на блоке расположился Тамбовский ОМОН. Земляки провожали липчан самодельным салютом. Больше всех радовался и махал руками старший прапорщик Коля Лымарев. Сергей, улыбнувшись, вспомнил, как молодым зеленым юнцом пришел на работу в милицию. Во время стажировки наставником у него был именно Лымарев, тогда еще сержант милиции.

Однажды, когда патруль в составе трех милиционеров, а точнее двух милиционеров и одного стажера Сергея Семенова, вышел на работу в город, по рации поступила команда: «Всем нарядам, находящимся вблизи нового заводоуправления, срочно прибыть к пивбару «Нептун». Старшим наряда был Николай Лымарев, а посему, приняв бравый вид, он скомандовал: «За мной» и первым устремился к намеченной точке.

А в «Нептуне» разворачивались нешуточные события. Один из гостей города, хлебнув лишнего, переворачивал столы, пытаясь привлечь внимание невзрачной блондинки. Местные охранники повисли на руках двухметрового пьяного литовца и безуспешно пробовали ему помешать. Литовец не обращал на них никакого внимания, только рыча сквозь зубы что-то про «бибис снарглис», продолжал крушить интерьер.

Лымарев, повернувшись к Сергею, назидательно сказал: «Видишь? Действуют неправильно. Смотри, как с такими надо».

И Коля, небрежно подойдя к правонарушителю, велел охранникам:

— Отпустите его! Что, не видите — представитель власти прибыл. — И, взяв под козырек, представился: — Сержант милиции Лыма…

Литовец не дослушал его, огромный кулак опустился на вежливое милицей­ское лицо. Колю положили в челюстно-лицевое отделение местной больницы. Его челюсть была сломана в трех местах. Сергей пришел навестить наставника. У его кровати сидел двухметровый литовец и канючил.

— Сержант, напиши, что претензий не имеешь. Мне проблемы в чужой стране не нужны. Мне сюда еще по делам фирмы ездить.

И прибалт положил на грудь больного ключи от машины. Во дворе больницы поблескивала свежей краской новенькая «девятка» темно-зеленого цвета «валюта».

На следующий день уголовное дело о нападении на представителя власти и неподчинении сотрудникам милиции было закрыто за примирением сторон…

А тем временем в отряд пришла беда. Володя Аникин, который вышел из окружения в Новолаке без царапины, утонул в Дону. Он помогал бабушке — косил траву. По дороге домой притормозил у реки. «Оль, только ополоснусь, — сказал он жене, — а то весь мокрый!» Володя нырнул в реку и больше не вынырнул. На берегу остались жена и две дочки. Искали его восемнадцать дней. Ежедневно выделялась бригада сотрудников ОМОНа из пяти-шести человек, которые ходили на веслах по реке, прочесывали все заводи и плесы, привозили водолазов и подолгу ныряли вместе с ними. Вова всплыл в том же месте, где утонул.

У него остались три дочки, одна из них совсем маленькая, которая не помнит своего геройского отца. Но в семье Аникиных хранится орден Мужества и удостоверение, подписанное Президентом России. Ребята, его сослуживцы, никогда его не забудут…

В конце августа отряд собирался в свою очередную командировку на Северный Кавказ. На этот раз путь липчан лежал в столицу Чеченской Республики — Грозный.

Прибыв в Моздок, в котором царил свойственный для того времени бардак, отряд два дня жил в пригороде, который носил название «Сад Дружбы». Кто-то из предыдущих смен отломал большую букву «С» с придорожной стелы, поэтому поселок имел менее прозаическое название.

— У нас же все как происходит? Через задницу! — объяснял молодому пополнению пожилой майор из Томска. — Рассказать схему? Слушайте. Сначала шумиха, потом неразбериха. Дальше поиски виноватых, наказание невиновных и награждение непричастных.

Насчет этой схемы Сергей сделал очень тонкое наблюдение. Она подтверждалась полностью. Следующую ночь ребята ночевали на взлетной полосе, положив спальники на голую землю.

Утром стали прибывать вертушки из Чечни. Заморосил мелкий дождик. В центре аэродрома стояла группа военных. Седой генерал распекал троих полковников. Полковники разводили руками и оправдывались, генерал повышал голос. Майор скромно расположился за спиной старшего начальника и держал над ним раскрытый зонт. Он смотрел в сторону, как будто предмет разговора его совсем не касался. О чем они говорили, Сергею не было слышно, но то, что там очень жарко, было видно невооруженным глазом. Тем временем на взлетку прибыл очередной вертолет из Чечни. Из вертолета вывалился прапорщик и пошел по направлению к выездному КПП. Шел он, спотыкаясь, вещевой мешок тащился сзади. На его рукаве был пришит красивый шеврон. Изо рта омоновца торчал недоеденный беляш. Проходя неуверенной походкой мимо группы военных, прапорщик неосторожно наступил в лужу и обрызгал, страшно сказать, самого генерала. Три полковника набросились на парня, как стая голодных собак, но генерал остановил их взмахом руки. Подошел к омоновцу и спросил.

— Сынок, ты знаешь, куда идти?

Омоновец поднял на него мутный взгляд и кивнул — беляш мешал ему говорить.

— А дойдешь? — продолжал генерал.

Омоновец кивнул второй раз, отодвинул рукой военного в сторону и продолжал движение. Его мутило.

— Ну иди, сынок, счастливо тебе, — и генерал по-отечески похлопал парня по плечу.

Генерал, поговорив таким оригинальным образом с солдатиком, повернулся к своим непосредственным подчиненным и продолжал разговор на повышенных тонах.

На самом деле колонны в то время ходили в Чечню один раз в неделю, а липецкий отряд надо было поменять уже три дня назад. Уверовав в то, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, командир сводного отряда майор Силохин, взяв два ящика водки, пошел договариваться с вертолетчиками. Пилоты оказались парнями сговорчивыми, но уж очень добрыми. Огромный грузовой вертолет, раскрашенный в камуфлированные цвета, имел прозвище «Корова». Липчане со всем скарбом и личным составом были посажены в аппарат, в котором кроме них находились еще около трех десятков пассажиров с вещами и вооружением. Летчик вышел из кабины, осмотрел салон и сказал: «Держитесь! Сейчас попрыгаем, если взлетим, то полет продолжим». При этих словах у многих засосало под ложечкой. Особенно переживал врач, прикомандированный к ОМОНу, Саня Журавлев. Он нервно осмотрелся по сторонам, сложил руки лодочкой и молился все сорок минут полета.

Вертушка приземлилась в аэропорту Грозного «Северный» или, вернее, на то, что от него осталось.

Командир предыдущего отряда майор Уткин уже ждал сменщиков на трех «Уралах». Парни погрузились в машины и по Старопромысловскому шоссе были доставлены в пункт временной дислокации, который находился на окраине города, между поселками Первомайка и Подгорное. По дороге Сергей внимательно оглядывался по сторонам. Город напоминал Армению после землетрясения 1988 года. Он стоял в руинах, кое-где копошились люди, разбирая завалы. Недавние бои оставили воронки на дороге, огромные дыры в многоэтажных строениях и сердцах чеченцев. Многие из них смотрели на русских исподлобья, как говорится, без симпатий. Молодой боец Андрей Гаркушин, сидя в кузове, помахал рукой местной симпатичной девушке. Девушка, увидев приветливый жест, плюнула ему вслед и отвернулась.

Старопромысловское шоссе тянулось от площади «Трех дураков» до конечного перекрестка километров пятнадцать. По сторонам дороги тянулись кресты, кресты, кресты. Очень много русских парней сложили здесь свои головы.

Пункт временной дислокации представлял собой брошенную промышленную зону. Вокруг бывших цехов, мастерских и административных зданий был построен каменный забор. Во время войны около забора кругом были выкопаны фортификационные сооружения, которые, в свою очередь, со всех сторон оканчивались минными полями. У полей была схема, но предыдущая смена предупредила: карта неточная, лучше туда не соваться вовсе. Промышленная зона расположилась в ущелье, между двух сел. Перед ней на Т-образном перекрестке высился двух­этажный блокпост. Слева дорога уходила на Кень-Юрт, справа — на Горагорск. Над ней возвышалась сопка, на которой нес службу один из взводов липецкого ОМОНа. С этой горы весь ПВД был виден, как на ладони. На этой дороге стоял трехметровый синий крест. Именно здесь три месяца назад была расстреляна колонна Сергиево-Посадского ОМОНа. Ходили разные слухи: одни говорили, что колонну встретили свои, другие думали — бойцы попали в хитро спланированную кем-то засаду. Сергей, пообщавшись с ребятами из предыдущей смены, которые в свою очередь разговаривали с магаданцами и подольчанами, находившимися на этом месте в то время, — знал правду. Но что Сергея поразило до глубины души, так это то, что за расстрел колонны судили одного московского генерала. Знаете, за что? Никогда не догадаетесь. Дело в том, что генерал привез в Чечню два отряда из Подмосковья. Один из них был направлен в Аргун, другой — в Грозный. Естественно, человек не может раздвоиться. Фамилия генерала была не Коперфилд. Он не мог находиться в двух местах сразу, поэтому выбрал более опасное направление — на Аргун, и за это пошел под суд.

Отряд, шедший в колонне, вел себя безобразно. Старший колонны, не выходя из эфира, докладывал по рации весь маршрут передвижения. Машины шли на очень близком расстоянии друг от друга. Боевое охранение выставлено не было. Инженерная разведка отсутствовала. Когда колонну начали расстреливать, тентованные крыши и стены не давали людям выпрыгнуть через борт. Они гибли под градом пуль. Спаслись только те, кто сидел близко к выходу.

Так или иначе, но здесь погибли отличные парни, и липецкие омоновцы все время, пока несли службу на этом месте, ухаживали за памятником и следили за тем, чтобы у подножия креста всегда были свежие полевые цветы.

Вместе с липчанами несли службу омоновцы из подмосковного города Щелково. Командиром у них был в прошлом боевой офицер-спецназовец майор Галушкин. Майор лично круглосуточно проверял посты. Спать он не давал ни своим, ни чужим.

А по ночам постреливали. Блокпост на дороге каждую ночь подвергался точечному обстрелу. Он был хорошо замаскирован, люди несли службу в средствах бронезащиты. И каждый из них знал свое место. Поэтому обходилось без потерь.

Заместителем командира по тыловому обеспечению в липецком отряде был уже известный нам Игорь Базуев. Игорь считался чемпионом по сбору гумманитарки. Каждый отряд, уезжая в командировку, рассчитывал на свои силы. За пару недель до отъезда назначенный для этого офицер колесил по организациям и предприятиям и просил посильной помощи или, как говорили в отряде, попрошайничал. Попробуй-ка прокормить пятьдесят молодых дикорастущих организмов в обстановке, приближенной к боевой.

Игорь Базуев был высок ростом, грузен и тучен. Всегда выбритый череп, курносый нос и глаза немного навыкате придавали ему грозный вид братка. А толстая золотая цепь на шее усиливала впечатление. Игорь всегда представлялся сиротой и везде заводил одну и ту же шарманку: «Там, где трудно и нелегко, где наша работа сопряжена с риском для жизни — там всегда липецкий ОМОН».

— Исполняющий обязанности начальника тыла всего областного ОМОНа, — говорил Игорь и делал в воздухе большой круг указательным пальцем, усиливая нагрузку на неокрепшие гражданские умы, как бы показывая — вот я какая фигура. Хотя, надо заметить, что ОМОН в области был и остается по сей день единственным подразделением.

Пустым Игорек не приезжал никогда, отказать ему было невозможно. Но, если по правде, никто не отказывал ребятам, уезжающим на Северный Кавказ. Каждый руководитель помогал, чем мог. Многие из них усаживали омоновцев рядом и требовали рассказов о войне. Здесь Игорь чувствовал себя как рыба в воде. Своими небылицами он доводил людей до слез. И они, растроганные, вытирали их платками.

— Легендарный липецкий ОМОН восемь раз брал Грозный, — говорил Игорек. — А когда мы уезжали — его опять сдавали. Приходится ехать снова и брать его в девятый раз.

Когда его вызывал к себе на ковер командир и пахло паленым, он говорил ребятам:

— Опять фронтовику руки будут выворачивать, — и, открыв дверь, заходил в кабинет шефа, как на эшафот.

Любимыми его выражениями были такие: «Пойдем ноздрями пыль гонять?» или «Хватит в ботве путаться и песок педалями загребать».

Но лучше него разводить боевых товарищей не мог никто. Как-то в Грозном к липчанам приехали гости из Ивановского ОМОНа. Они стояли в десяти километрах южнее на перевале. Игорь, выставляя сок на стол, хитро прищурился: «Угощайтесь, пацаны, наш сок, липецкий. Видите? Лебедянский!» Ивановцы, откушав соку, восхищались, а Игорь уже открывал консервные банки с горбушей в собственном соку и продолжал:

— У нас в Лебедяни, это, к слову сказать, райцентр в Липецкой области, яблок столько, что собирать не успевают. А яблони стоят у самой реки. Так вот — яблоки падают в реку, а горбуша их лопает. До пяти метров вырастает. Горбуша тоже наша.

Изумленный капитан из Иваново поднес банку к глазам и улыбнулся:

— Ну и силен ты, братец, разводить. Консервы-то дальневосточные!

Все вместе с Игорем весело рассмеялись. Вечер перестал быть томным.

В палатках и других помещениях, где жили бойцы, мышей было столько, что, по словам Сани Журавлева, они ходили толпами с транспарантами: «Долой людей». Они грызли одежду и личные вещи. У Сани Ложкарева эти подлые твари погрызли все деньги. Двадцать стольников — ровно посередине. Пришлось их менять в банке Моздока. Хорошо девчата попались сердобольные — поменяли купюры.

Сергей начал привозить из каждой поездки кошек, котов и котят. Если взрослые кошки не приживались и на следующий же день исчезали, то маленькие котята оставались полноправными членами коллектива. Так Сергей подобрал на рынке в Моздоке Лейлу. Маленький трехцветный котенок слонялся под прилавком и шатался от голода. Сергей запрыгнул в кузов грузовика и, достав из рюкзака банку сгущенки, открыл ее ножом. Вылив небольшое количество молока на пол, он ткнул котенка мордочкой в пахучую лужицу. Котенок заурчал и бешено стал вылизывать еду. Сергей еще два раза подливал молока. Наевшись, его подопечный упал на бок и немедленно уснул.

— С кем это ты, Серый? — обращался к нему водитель Андрей Коробов, по кличке Титаник.

— Да вот котенка нашел. Пусть в кузове едет до Грозного. Если доедет живым, назову Джокером, — ответил Сергей Титанику.

Котенок доехал, но оказался не Джокером, а Лейлой.

Саня Журавлев был отличным парнем. Он никогда не ныл, вставал ночью по первому требованию и оказывал квалифицированную помощь. А деревянные туалеты Саня проверял два раза в день. Если там было грязно — он зверел.

На всех туалетах Саня написал такие объявления: «Уважаемые фараоны! Не оставляйте после себя пирамид».

Однажды Олег Харитонов поймал в камышах огромного дикого хомяка. Хомяк был размером с небольшую кошку. Олег посадил его на поводок и два дня приручал. Когда хомяк перестал кувыркаться и грызть веревку, а начал спокойно ходить рядом, Олег брал его на инженерную разведку. Местные жители открывали рты, когда видели такую картину. Омоновец, идя по дороге, преспокойно вел на поводке огромного хомяка, который щурился и шипел. На вопросы местных жителей, Олег отвечал:

— Три года его обучали. Кучу денег истратили. Взрывчатку ищет, нюх у него лучше, чем у собаки.

Так вот этот хомяк, в конце концов, укусил Олежку, и ему пришлось уехать домой в госпиталь, где у него обнаружили желтуху.

После этого Саня Журавлев две недели заставлял каждого сотрудника выпивать сто граммов водки ежедневно. Сержант Ванька Сапрыкин спорил с врачом:

— Николаич, я совсем не пью спиртного! В принципе не пью!

— А я приказываю выпить, как лекарство! — говорил Саня тоном, не терпящим пререканий. И дожидался, пока его приказ будет выполнен.

В обязанности Витьки Нежданова входили почти ежедневные поездки в Ханкалу. Путь начинался по Старопромысловскому шоссе, затем поворачивал на площадь «Трех дураков». Вообще-то до войны это была площадь Дружбы народов, и на ней находился памятник, где стояли, обнявшись, русский, чеченец и ингуш. Но во время войны памятник взорвали, а на этом месте во времена правления Масхадова проводились публичные казни. Затем дорога поворачивала на проспект Победы, площадь Ермолова, мост через Сунжу, проспект Ленина. Потом от площади Минутка шла напрямик до поселка Ханкала. Опознавательным знаком являлся блокпост, на котором расположился тувинский ОМОН. Все называли его япон-ОМОН. Так как парни действительно были похожи на аборигенов с островов в Японском море.

Площадь Минутка штурмовали во время первой кампании, и во время второй. Много воинов сложили здесь свои головы и с одной стороны, и с другой. Двое липецких собровцев погибли здесь в 95-м. Этот день вошел в историю как черный день российского СОБРа: более 40 человек не вернулись в этот день на базу. Когда смертельно ранили старшего офицера, лейтенант Безруков кинулся на помощь своему товарищу, но предательская пуля догнала и его.

Подполковник Сытников и лейтенант Безруков похоронены в родном городе на аллее Героев. Оба носили одно и то же имя — Сергей.

Ханкала представляла собой небольшой палаточный городок, где располагались штабы и воинских, и милицейских подразделений.

Однажды Парамонов, психолог отряда, который носил звание майора милиции, был толст и имел ярко-рыжую бороду, сняв с себя разгрузку и положив в кузов автомобиля оружие, направлялся в дежурную часть Ханкалы для решения всяческих вопросов. Невдалеке, окруженный грудой чемоданов и рюкзаков, покуривал военный. На его погонах виднелась вышитая звезда генерал-майора.

— Товарищ майор, — окликнул генерал психолога, — можно вас на минутку?

Последний, не спеша, вразвалочку подошел к генералу.

— Подчиненные мои запропастились куда-то! Не подскажешь, где воинский штаб?

— Это милицейский, товарищ генерал-майор! Воинский немного подальше, вон там, — и Парамонов показал пальцем в сторону дальнего КПП.

— Спасибо, майор! Только есть небольшое замечание: если тебя генерал кличет, то можно и пробежаться! Ты как думаешь?

— Согласен, товарищ генерал! Да только видите вон тот УАЗик? — нисколько не смутившись, продолжал Парамонов.

— Вижу, — генерал не понимал, куда клонит этот толстый веселый майор.

— В нем, товарищ генерал, мои подчиненные! А вид бегущего майора вызывает у личного состава панику!

Парамонов отошел довольно далеко от генерала и обернулся. Генерал все еще смеялся, отвернувшись в сторону.

Ивановский ОМОН. Эти парни заслуживают отдельных слов, как раз они своими руками внесли заметные изменения в ландшафт Терского хребта. А именно: много месяцев ребята носили на склон горы белые мешки с песком, пока на склоне горы не появилась огромная надпись — Голливуд, абсолютно идентичная оригиналу.

Даже вертолетчики, совершающие ежедневные полеты в этом районе, нанесли сей ориентир на летные карты. А всяк, проезжающий мимо, обязательно в этом месте спрыгивал с подножки своей машины, доставал фотоаппарат и позировал, то подходя ближе, то продвигаясь дальше, чтобы была отчетливо видна надпись на горе.

В этой командировке Сергей до конца понял, что такое омоновское братство. Как только на город опускалась темнота, всякие перемещения были очень даже чреваты неприятностями. Ехать по дорогам нельзя — комендантский час. Любой движущийся транспорт расстреливался. Хоть какими ракетами стреляй — красными, зелеными, хоть песни пой по рации — мол, свои, ребята. Коль приказано солдатикам товарищем прапорщиком — огонь, они это без зазрения совести и сделают. Для них товарищ прапорщик — последняя инстанция, выше него только боги. А куда же деваться? — спросите вы, и будете правы. Только сворачивать в ближайшие ворота, где колючая проволока. Слава Богу, если судьба привела тебя в ОМОН. Паролем служили только два слова: липецкий ОМОН. Ты будешь накормлен, напоен, уложен спать, а поутру разбужен, заправлен бензином и сопровожден до первого поворота. Так же липчане относились к другим отрядам. В то время так относились все друг к другу.

Но какая же неразбериха творилась вокруг! Радиостанции у военных и у МВД не соответствовали одни другим. Общались два ведомства на разных радиоволнах и не могли услышать друг друга.

А бандиты зачастую пользовались этим. Стоят, например, в поле, в километре друг от друга два подразделения: одно воинское, другое ОМОН. Боевик по-пластунски проползает ровно посередине, достает карамультук и делает два выстрела в одну и другую сторону, после чего быстренько испаряется. Два соседних подразделения порой воевали друг с другом по нескольку часов, запрашивали артиллерию и авиацию, ведь радиостанции их были настроены на разные радиоволны.

Моздок в то время был превращен в плацдарм. Туда в срочном порядке переводились базы продуктовые и склады вооружений, отстраивались госпитали и воинские объекты.

Ну, а ночные бабочки слетались туда со всей нашей необъятной Родины. Что тут поделаешь? Закон бизнеса — спрос порождает предложение. Чтобы снять проститутку, достаточно было обратиться к любому таксисту или прийти в сквер возле вокзала. Девушки сидели на лавочках, они ходили по городу и приставали к военным.

— Ребята, сколько времени? — следовал вопрос.

— Девять ровно!

— А секса не хотите? Всего триста рублей!

Девушки встречались всех национальностей и мастей. Много было замужних. Приезжали на неделю-другую подзаработать и уехать домой. Из Чечни по всяческим вопросам на денек приезжали военные, омоновцы, собровцы — люди они были непритязательные: грязные, бородатые, веселые и не жадные. Девушкам нравились такие.

Отмывшись и отстиравшись, парни выходили из гостиниц отдохнуть и «оттопыриться». Девушки поджидали их на скамеечках напротив.

Многие из ребят, посидев с девчатами в «кафешке», выпив чарочку и заплатив за ночь, сладко засыпали, подложив кулак под щеку и видя сны о доме. Девушки пожимали плечами, прятали денежку в лифчик и уходили потихонечку, боясь спугнуть сладкий сон геройского парня, которому завтра, может, снова идти в бой, а, может, и жить ему осталось совсем немного. Кто знает?

А в Чечню тем временем пришла золотая осень. Дни стояли погожие. По утрам солнечные зайчики весело прыгали по крышам зданий и норовили ослепить глаза часовому. Солнце уже не пекло сильно, а просто приятно грело. Хотелось подставить сначала одну щеку, потом другую под его тепло. Айва, которая росла посредине двора, созрела, и ее плоды пугали по ночам постовых, глухо бухая о землю от дуновения прохладного ветерка.

За минные поля вокруг ПВД отвечал Генка Юдин — старший инженер-сапер отряда. Роста он был высокого, черноволос, а его нос с горбинкой делал его похожим на местных жителей. Посмотришь издали — вылитый черкес. В Моздоке, в небольшой придорожной гостинице жил любимчик всего гостиничного персонала — черный кот с белой «бабочкой» на шее по кличке Тисса. Кот был забалован вниманием и дарами. Гена долго присматривался к нему и, в конце концов, кот был похищен, посажен в мешок и увезен в Грозный.

— Плохая примета, — говорил Юдину, покачивая головой, Титаник, — не брал бы ты его, Гена. Черный, как сапог.

Но Гена только рукой отмахивался.

— Тогда уж назови его Сервелат. Он, наверное, кроме сервелата, ничего и не ест, — хохотнул Юрка Колесов.

Ранним утром водитель «Урала» Димка Красильников прогревал автомобиль, готовясь к выезду на гору, где стоял взвод, прикрывавший своих сослуживцев сверху. Накануне он раздобыл где-то стальные пластины и уложил их на дно кабины, прикрыв сверху резиновым ковриком. Сергей подошел к машине и, накинув разгрузку, стал готовиться к отъезду. Сзади его кто-то тронул за плечо. Сергей обернулся. На него, улыбаясь, смотрел Гена Юдин.

— Серега, вчера ребята с горы по рации на нас выходили, говорят, коровы да овцы растяжки посрывали. Поеду, посмотрю, — и Гена кивнул головой на целлофановый пакет, в котором брякали с десяток гранат.

— Да я не против, Ген. Только и мне надо продукты ребятам отвезти.

— Тогда бросай их в кузов, я все в аккурат передам. А какие пожелания у них будут, расспрошу и тебе перескажу.

Сопка возвышалась рядом с ПВД. У ее подножья лепились друг к другу небольшие домишки. От них вверх змейкой уходила дорога. Машина была видна как на ладони. Издалека она казалась игрушечной и бежала вверх по горе, поднимая сзади облако пыли. Сергей наблюдал за ней, приставив ладонь ко лбу, защищаясь от солнца.

Сначала из-под левого колеса «Урала» взметнулся вверх столб пыли. И только через несколько секунд донесся гул взрыва. Машина немного постояла на месте, неуклюже развернулась и покатилась вниз по склону горы, хлопая открытыми дверьми и капотом, после чего тишину разорвал сухой треск автоматных очередей.

Омоновцы собрались за несколько минут. И вскоре взвод во главе с командиром отряда уже бежал к месту происшествия, рассеявшись цепью. Из близлежащей зеленки по вывалившимся из машины омоновцам прицельно били из автоматического оружия. Подъем в гору давался очень трудно грузному Сане Журавлеву, но сзади его бил по пятой точке прикладом Серега Самарин.

— Давай, давай быстрее, док! Там раненые!

— Даю, Серега, — и Саня, закусив губу, бежал дальше.

Сергей тем временем забежал в палатку соседей. «Ребята, давайте вашу буханку, нас на горе подорвали и есть раненые». И, сев в УАЗик с водителями и еще двумя подмосковными омоновцами, выдвинулся вверх на сопку. На одном участке горы подъем оказался очень крутым. Пришлось выскочить из машины и толкать ее вверх руками, упираясь ногами в коричневую глину. Над головой, весело чирикая, свистели пули. Одна из них, звонко дзынькнув, ударилась в стойку двери автомобиля. Буханка прибыла на место почти одновременно с группой, бежавшей в пешем порядке. Сергей, упав на живот, прополз несколько метров до видневшихся впереди людей. Олег Лужников, лежа на боку, перевязывал руку Гене Юдину. На уже забинтованном коленном суставе марля намокла от рябиновой крови. Юдин был без сознания. Сергей достал из кармана ИПП и отдал Олегу. Сам же начал бить короткими очередями по зеленке. Омоновцы небольшими группами преследовали боевиков.

Трое ребят, находившихся в кузове, были контужены. Водитель получил осколок в бок. Саня Журавлев, погрузив раненых в буханку, помахал Сергею рукой на прощанье.

— Быстрее в «Северный»! — крикнул Сергей водителю УАЗика. Водитель понимающе кивнул и нажал педаль газа.

Вечером Саня Журавлев достал учебник по хирургии и, проштудировав его, сказал Сергею: «Все я сделал правильно, Серега. Генка осколок получил в коленный сустав. Если попадет на операционный стол сразу же, ногу удастся сохранить. А у Димки, я думаю, дела посерьезнее. У него проникающее в печень. Насколько серьезно — не знаю…»

Но на деле оказалось все наоборот. У Димки Красильникова ранение оказалось пустяковым, а Гена Юдин был направлен вертушкой сначала в Моздок, потом во Владикавказ. На операционный стол он попал через 12 часов. Речь на тот момент стояла о сохранении жизни, на ногу внимания не обратили — отняли ее чуть выше колена…

Сергей проснулся от громкого звука. Водители во всей колонне синхронно нажали на сигнал. Караван выехал из Чеченской Республики и держал курс на Моздок, до которого осталось ехать около 20 минут. Сзади остался крайний блокпост на чеченской земле. А впереди лежали уже осетинские просторы.

 

Глава 10

 

Дома все было по-прежнему: Сергея ждали. Мама и сын Олежка, который стал подрастать и нуждался в мужском воспитании. Сергей замечал, как Олежка, спросив у него разрешения на что-либо, тут же переспрашивал у матери. Сергей хмурился. Его длительные отлучки очень пагубно влияли на семейные отношения, и ему это не нравилось.

Однажды сын подбежал к нему и спросил: «Пап, помоги мне историю выучить!».

— Ну, давай, брат, чего там нам задано? — Сергей отложил в сторону газету.

— Древний Египет, про фараонов.

— Рассказывай, сынок, а я по книжке проверять буду.

— Ну, нет, пап, так не интересно, можно я своими словами, а не как в книге?

— Валяй!

— В Древнем Египте был расцвет, они строили пирамиды, а их главные фараоны вели захватнические войны.

— А фараоны, сын, как ты думаешь, хорошими были?

— Наверное. Они же для людей территорию расширяли. Военачальники тоже в роскоши жили, а вот простые воины умирали от старых ран. «Боевые» тогда им не платили, страховку тоже.

Сергей с удивлением смотрел на сына. Откуда он слова такие знает-то? Ну, что ж, это жизнь. Сын омоновца, человек, выросший в отсутствие отца, но которому читали письма с войны, он слушал разговоры, наполненные военной тематикой, и самое главное — он гордился отцовской профессией. Может быть, это самое главное в жизни, и она прожита не зря?

Как-то учительница, отчитывая Олежку за драку с одноклассником, сказала:

— Ты злой и жестокий, наверное, потому что твой отец служит в ОМОНе, а они людей палками бьют!

— Мой папа ездит на войну, чтобы она не пришла в наш город, а медалей у него больше, чем у вас колец на пальцах, — ответил Олег.

Отряд готовился к очередной командировке. Сергей подвозил домой молодого лейтенанта Володю Деева. Володя только недавно устроился в отряд на должность командира взвода, но за его плечами уже были Рязанское училище ВДВ и пара лет службы в продуваемых всеми ветрами войсках.

— Серег, притормози, пожалуйста, на Соборной площади. Мне в храм надо!

— Помолиться решил перед дальней дорожкой? Что ж, дело хорошее!

— Да, нет — жену перекрестить надо.

— Чего она у тебя — некрещеная, что ли?

— Понимаешь? Родители коммунисты у нее были, не разрешали, А теперь она говорит: «Володь, ты в командировку на войну едешь. Не дай Бог что, а я нехристем оставаться не хочу!». Я быстро, только перекрещу свою Наташку и мигом вернусь.

— Да, о’кей. Иди я тебя подожду, потом с женой тебя до дому подкину, — и Сергей откинулся на сиденье.

Через десять минут из церкви выбежал смущенный Володя.

— Серый, там это! Говорят, у взрослых надо, чтобы хотя бы кто-нибудь один был: или крестный отец, или крестная мать. Ты, это… не поможешь? Короче, будь у моей Наташки крестным!

Сергей, конечно, не смог отказать своему боевому товарищу. С тех пор он все время называл Наталью крестной дочерью, а Володьку кумом. Но ребята, услышав это прозвище, пришли в неописуемый восторг. И с тех пор кумом звали Деева все…

 

Колонна автобусов встала под Ростовом. Командир взвода Серега Размолодин рассматривал молодого человека, вывалившегося из «Икаруса».

— Ты какого взвода, дружище? Что-то я тебя в лицо не знаю!

— Где я? — парень тер ладошками глаза, напрягая остатки ума, и оглядывался по сторонам.

— Как где? На полдороге в Чечению, — хохотнул, выходя из автобуса, Трофим Лямин. — А ты чего, первый раз едешь?

— В какую Чечению? — взревел парень. — Я вообще пришел друзей проводить. Я не в милиции работаю, а на заводе.

— А, так это ты вчера выпивал по стременной, потом забугорную, потом на посошок, а потом на себе тельняшку рвал и кричал: «Братва, я с вами на войну». Я думал, тебя домой проводили, а ты, оказывается, вон докуда добрался! Орел! — и Трофим довольно загоготал.

Между тем парень, поняв, что никакого сочувствия к нему никто не испытывает, начал рвать на себе волосы и проклинать вчерашний день.

Размолодин побежал докладывать командиру о случившемся, и вскоре незадачливый провожатый был отправлен с ближайшего блокпоста попутной машиной на родную сторонку.

Сам Размолодин ехал в свою первую командировку, поэтому в Моздоке к нему подошел Лямин.

— Серега, здесь самое опасное — это передвижения, — сказал он взводному. — Посему давай-ка глюкнем по лампадочке. Уж это я по себе знаю. Опыт прежних командировок, так сказать. Выпьешь — глядишь, а страх-то и улетучился. Наш девиз знаешь? Не знаешь?! Крепкий сон, зверский аппетит и лютая ненависть к труду!

Размолодин глюкнул с Трофимом. В Грозный он приехал с кожей синюшно-фиолетового цвета: ему личный состав рассредоточивать, а он лыка не вяжет. Командир отряда подполковник Уткин, оглядев взводного и передернув плечами, поманил к себе Лямина.

— Лямин, пока не оклемается лейтенант, бери его взвод и занимайся.

— Товарищ подполковник, у меня другие обязанности, — не согласился Трофим.

— У тебя же многолетний опыт, — хитро сощурив свои монгольские глаза, продолжал Уткин. — А у нас в отряде взаимозаменяемость должна быть. Вот убьют Размолодина в бою — ты его взводом командовать станешь. Убьют тебя — наоборот сделаем. У меня офицеров не так уж и много.

Вот такие шуточки были у подполковника Уткина, а провожая в дорогу личный состав на грузовике, он не желал счастливого пути и не крестил машину вслед. Нет. Он говорил так: «Неси вас хрен».

Уткин был очень хозяйственным, а поэтому дал Сергею задачу: купить в Моздоке трех поросят.

— Еды много остается, выбрасывать жалко! Только покупай девок, кабанят кастрировать надо, после чего они долго болеют. Бери совсем маленьких и скажи старшине, чтоб загончик приготовил, корытце туда и соломы побольше.

Сергей выполнил приказание, как и положено точно и в срок.

Поросята были, как ручные собачки: через неделю они перестали бояться людей, еще через неделю они разгуливали по всему ПВД, и только когда старшина бил по корыту черенком от лопаты, стремглав бежали обедать в свой загон, на стене которого проволокой было прикручено объявление: «Внимание! Боевые свиньи мобильного отряда МВД России! Ближе трех метров не подходить, с рук не кормить — опасно! Просмотр: для детей — 5 рублей, для взрослых — 10 рублей, для омоновцев — бесплатно!»

Подполковник Уткин, улыбнувшись, оценил шутку юмора и сказал старшине: «Ты чаще солому им меняй, пищу делай жидкую, а изредка кидай им красный кирпич — им зубы надо точить». Откуда он все знал, этот Уткин?

Однажды ночью Сергей ворочался и долго не мог уснуть. В загончике визжали поросята.

«Им тоже не спится, может, погода переменится?» — подумал Сергей и скоро заснул.

Но на утро он понял, почему ночью визжали поросята. Бойцы вокруг надрывали животы, смеялся даже Виталик Фокин по кличке «Памятник», который и улыбался то раз в год. Все поросята были разукрашены зеленкой в камуфлированные пятна, на боку у каждого значились бортовые номера: 343, 344, 345, а во лбу у всех сияла нарисованная красным фломастером пятиконечная звезда…

 

На следующий день, когда автомобиль липецкого ОМОНа возвращался из Ханкалы, он был подорван на фугасе. Видимо, подрывник попался неопытный: нажал на гашетку, когда машина не доехала десять метров до заряда. Все осколки прошли вдоль борта. Толком не задело никого, но контужены были многие.

На оперативном совещании, которое состоялось этим же вечером, подполковник Уткин ударил кулаком по столу:

— Так дальше продолжаться не может, — сказал он. — За этой дорогой проследить на сто процентов нельзя. Семенов, подготовь наши «жигули», завтра с тобой поедем искать объездные пути.

«Жигули» седьмой модели белого цвета с тонированными стеклами и ингуш­скими номерами досталась липчанам от предыдущей смены. На вопрос «Где взяли?» омоновцы отвечали просто: «Проводили зачистку, ничья оказалась, пришлось забрать».

И надо заметить, выручала она омоновцев не один раз.

На следующее утро «семерка» выехала на задание. Впереди, рядом с водителем Володей Манохиным, сидел Уткин. На заднем сидении расположился Сергей. У Володи Манохина были цыганские глаза, черная борода с проседью и смуглая кожа. Ему бы еще серьгу в ухо — вылитый конокрад! На многих блокпостах его принимали за чеченца и требовали документы. Володя выходил из машины и на чистом русском языке говорил:

— Парни, как же вы меня достали! Да свой я, русский! — и в доказательство осенял себя крестным знамением.

А сейчас машина двигалась по узким улочкам села Первомайское.

— Теперь по этой улице проедем, — поворачивая руль, сказал Володя. — В районе завода «Трансмаш» выскочим на Старопромысловское шоссе.

Небольшая улочка была совсем узенькой. С обеих сторон тянулись высокие заборы. Впереди, как бы невзначай, выехала «Волга» и преградила «семерке» путь. Манохин дал задний ход, но сзади «жигули» подпирал неизвестно откуда взявшийся «джип».

Из передней машины выскочили двое вооруженных людей и направились к «жигулям». Сергей оглянулся назад: из «джипа» нехотя вылез молодой парень, достал из-за спины коротенький спецназовский автомат на кожаном ремне и взял омоновцев на мушку.

Уткин и Манохин вышли из машины: Манохин открыл капот автомобиля и сделал вид, что проверяет уровень масла. Уткин поджидал парней, стоя у переднего правого колеса.

Сергей машинально достал из разгрузки две гранаты.

— Если Уткина валят, одну гранату в них, другую под себя, — вихрем пронеслось у него в голове.

Но, к счастью, все обошлось. Парни из чеченского батальона «Восток» оказались. Через пару минут подошедшие уже весело улыбались, разговаривая с Уткиным и спрятав оружие. Сергей оглянулся: парень, стоявший сзади, хлопнув дверью, забрался в «джип» и сдавал назад.

Манохин сел в машину и выдохнул: «Я уж думал — капец нам. Только командир не растерялся. Молодец Уткин — сразу им то да се, да мы ваши соседи…»

Подполковник сел на пассажирское сиденье и тоже выдохнул.

На следующий день к Сергею подошел прапорщик Вадим Белкин.

— Товарищ капитан, там ваш подчиненный лыка не вяжет!

— Это который?

— А зайдите на кухню, сами увидите. Я братву не сдаю! — и Белкин расхохотался сам своей же шутке.

Вообще Вадим все время блистал остроумием. Он учился заочно в школе милиции. А так как вечно находился в служебных командировках, его контрольные работы в институт носила старушка-мать. Вадим сам рассказывал ребятам, как в очередной раз преподаватель, увидев ее в холле, подошел и, пожав смущенной женщине руку, улыбаясь во весь рот, сказал: «Поздравляю Вас, вы переведены на третий курс». Сам Вадим, рассказывая, хохотал так, что тряслись стены.

Ну, а сегодня Сергей, зайдя в варочный цех, увидел такую картину: молодой сержантик Савченко, которому нынче выходило поварить по графику, мирно спал в углу на мешках с картошкой. Свои маленькие ручки Савченко положил под голову и, посапывая, улыбался во сне. От него, действительно, исходил запах спиртного. На огне, в большом котле кипела бурда неопределенного цвета, которая по логике вещей должна была называться супом. Сергей взял большое деревянное весло, которым мешали трапезу и опустил в котел. Грым-грым-грым.

— Не понял, — подумал Сергей и, не веря своим ушам, помешал снова.

— Грым-грым-грым, — ответила ему кастрюля.

Сергей зачерпнул со дна и выловил нераскрытую банку тушенки. Пошурудив, он насчитал их аж шесть штук. Столько, сколько положено добросовестному повару для приготовления супа на обед.

Сергей был страшен в гневе, поэтому сразу же деревянное весло опустилось на спину мирно спящего Савченко.

Больше он никогда не заступал в наряд по кухне. Но, замерзая ночью на посту, вспоминал теплую печку и тер спину, по которой погуляло деревянное тяжелое весло.

В этой командировке Сергей часто общался с уже немолодым чеченцем, которого звали Ислам. Кто и когда первым познакомился с Исламом, уже никто не помнил, его передавали по смене друг другу, говоря: «Этому человеку можно верить!». И все ему верили. Ислам мог работать сварщиком и плотником, мог дать омоновцам напрокат свой автомобиль, а мог привезти на заказ продуктов или недостающую запчасть для машины. Жил он неподалеку от блокпоста в своем достаточно большом доме и появлялся всегда неожиданно или по просьбе — для этого надо было остановить первую же машину на КПП и попросить, чтобы позвали Ислама. Через 15 минут Ислам заходил на ПВД.

Когда Ислам возникал без приглашения, он всегда приносил новости. Например, мог сказать: «Завтра в Ханкалу не выезжайте!» Или предупредить: «На Моздок не ходите по этой дороге!». Его слушали.

Был он черен, сухопар, ростом невелик, но чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, стержень в нем был стальной. Спиртного Ислам не пил, но курить любил. Частенько Сергей и Ислам сиживали вместе и, покуривая, разговаривали на разнообразные темы, иногда спорили. Ислам знал много, но был не особо словоохотлив.

— Знаешь, Сережа? — говорил Ислам, — я вам помогаю не потому, что хочу поиметь какую-то выгоду и не потому, что шпионю за вами. Просто я понял многое: только вместе с Россией Чечне по пути. По крайней мере, пока. В первую войну все воевали. И я воевал. Я даже был полевым командиром. А что ты думаешь? Вся наша республика несколько столетий воюет, все горы пропитаны духом противостояния. А названия? Знаешь, как на русский переводятся названия «Урус-Мартан» и «Ачхой-Мартан»? Русским — смерть и неверным — смерть! Это даже не по-чеченски, это на древнем наречии одного из тюркских языков. Поэтому, Сережа, чеченцев надо либо сильно любить, либо уничтожить всех до одного.

Любовью это чувство назвать нельзя, но Сергей внутренне испытывал очень большое уважение к чеченскому народу в целом. То ли тут имел место пресловутый «стокгольмский синдром», то ли за время многолетних командировок Сергей привык к местным жителям. Тем не менее, он считал чеченцев своими соотечественниками, а к Чечне относился с большой симпатией и теплотой.

Кстати, многие его сослуживцы, как и Сергей, не видели в чеченцах врагов. Они считали, что приехали на помощь к чеченскому народу-труженику, очищать вайнахскую землю от международного терроризма. А самоучитель чеченского языка Зулай Хамидовой пользовался в отряде большим спросом.

В те годы в республике выходили листовки вайнахского общества «Правдивое слово», в которых разъяснялось, кто есть кто в Чечне. Говорилось там и о полевых командирах, и о том, кто финансирует их деятельность. Эпиграфом к газете служила старинная горская поговорка: «Да не станет хлеб сладким»…

 

Колонна остановилась около Мобильного отряда. Омоновцы по очереди спрыгивали на землю. С соседних машин сгружали отрядный скарб и личные вещи. Все смеялись, а вокруг царило веселое возбуждение.

— А вот теперь, военный, дай-ка я тебя расцелую, — Игорь Воеводин заграбастал водителя Сашку и теребил его. — Молодец! Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я. Здорово довез.

Сашка смущенно улыбался. Он уже забыл все непонятки, которые случились в дороге и только, нахмурившись, стучал ногою по баллонам — назавтра ему предстоял обратный рейс.

 

Глава 11

 

Саперы называли Старопромысловское шоссе в одноименном районе и улицу Тухачевского в Ленинском районе города Грозный не иначе, как Первая Большая фугасная и Вторая Большая фугасная — уж больно много подрывов случалось там ежедневно.

Ребята, сменившие в этот раз смену Уткина ровно через месяц, попали под молотки. На УАЗике они возвращались из военной комендатуры. Примерно в двух километрах от блокпоста на Старопромысловском шоссе машина была подорвана на фугасе. Несколько человек получили тяжелые осколочные ранения. Здесь во всей красе проявил себя отрядный врач капитан Василий Волобуев. С пробитой гортанью, истекая кровью, он оказал первую медицинскую помощь всем нуждающимся. Спас жизнь ребятам. Сам же на следующий день впал в кому, из которой не вышел, и через полтора года умер уже в родном Липецке.

Сержант Михаил Безденежный, которому осколок попал в теменную часть, остался жив чудом. Уже в военном госпитале Ростова-на-Дону хирург, разводя руками, сказал:

— Ничего не понимаю, ранение у него смертельное. Я сделал все, что мог. Сколько он проживет — сказать не берусь.

Михаил, отлежав в госпитале, уволился на пенсию по инвалидности. Жив он до сих пор.

Капитану Игорю Крымскому осколок перебил сонные артерии. Когда встал вопрос о получении страховой суммы за причиненный ущерб здоровью, медики военно-врачебной комиссии не знали, что делать. В перечне травм и увечий это ранение числилось как смертельное. После того как Игорь начал собирать документы для подачи искового заявления в суд, вопрос был улажен. Деньги он получил.

Поражало Сергея и отношение высоких милицейских чиновников к омоновцам. Витька Нежданов, как кадровик, контролировавший вопросы написания и отправки наградных листов в министерство, негодовал. На аттестационной комиссии в УВД, когда зачитывались эпизоды, за которые молодого сержанта представляли к правительственной награде, один из полковников, начальник отдела, сказал:

— Сколько он в милиции служит? Четыре года? Молод еще! Не заслужил! У меня даже нет такой награды!

— А вы бы хоть разок съездили туда, товарищ полковник! Может, и у вас была бы! — сказал ему Нежданов.

И только вмешательство полковника Атаманова, командира отряда, погасило пожар. А то не миновать скандала. Но врага в управлении Виктор себе нажил определенно.

В тот год исполнилось десять лет со дня образования смоленского ОМОНа. Смоляне много раз стояли в Чеченской республике с липчанами. Дружба была очень крепкой — водой не разольешь. По приглашению коллег в Смоленск из Липецка была направлена делегация во главе с начальником штаба подполковником Александром Овчинниковым. Сергей был в числе приглашенных.

Вид смоленских омоновцев поразил Сергея до глубины души: у каждого смоленского парня на груди был иконостас. Ни одного офицера без ордена Мужества Сергей не увидел, у некоторых было даже по два. Сергей и Овчинников смущенно переглядывались. У Сергея, прошедшего шесть командировок, как в присказке — на груди могучей одна медаль висела кучей, у Овчинникова — две.

«Да, а наши ребята горестно шутят, — подумал Сергей, — чтобы подписали наградной на второй орден Мужества, надо как минимум погибнуть».

Праздновали с помпой и грандиознейшим банкетом в конце. На этом мероприятии Сергей познакомился с легендой смоленского ОМОНа — майором Саней Проскуряковым. Саня был сапером в отряде, потом заместителем командира. На его груди награды не помещались, хотя и висели в четыре ряда.

В середине девяностых по Смоленску поползли слухи, что в городе орудует неформальная организация «Белая стрела», которая контролируется спецслужбами и занимается тем, что очищает город от криминалитета. Причем делает это весьма оригинальным способом: попросту ведет точечный отстрел авторитетов. Когда закрутилось следствие по делу, неожиданно для всех Проскуряков был арестован, как непосредственный руководитель организации.

Восемь месяцев мужественный офицер просидел в следственной тюрьме, а когда дело рассыпалось, как карточный домик, Проскуряков был восстановлен в должности. Ему, как ни в чем ни бывало, выплатили зарплату за восемь месяцев, сделав вид, что ничего не случилось.

Саня, стиснув зубы, продолжал работать в органах, предавших его, и только братья-омоновцы не забывали коллегу все это время и, как могли, помогали ему.

Впоследствии Сергей встречался с Саней еще два раза: один раз в Грозном, а второй — смолянин приезжал в гости в Липецк к своим боевым товарищам.

Погиб Саня Проскуряков через два года в родном Смоленске: его «Ауди» была расстреляна в самом центре города. Убийц так и не нашли…

 

В эфире, который насчитывал четырнадцать каналов, по ночам происходили настоящие вакханалии. Чего только не наслушались омоновцы. Кто-то искал земляков, кто-то знакомился, кто-то поливал грязью чеченцев, кто-то русских. По рации передавали ориентировки, зачитывали сводки, рассказывали анекдоты, ругались, пели, читали суры из Корана, крутили музыку. Иногда в эфир выходил пьяный смех, проклятья или рыдания. Каких только позывных не слышал Сергей: «Снегурочка», «Форрест Гамп», «Хохол», «Вольный ветер», «Пуританин», «Клинтон», «Чингисхан», «Балерина». И все эти братья по разуму выдавали столько разнообразной чепухи, что у дежурного закипали мозги, и ему приходилось на время выключать рацию…

Два «Икаруса» катили из Моздока в сторону родного Черноземья. Почти к каждому автобусу сзади были привязаны веники или метлы, которые по старинной русской примете заметали следы на дороге. Чтобы не возвращаться сюда обратно. Но проходило несколько месяцев, и парни, как правило, возвращались назад. Такая работа. Ничего не поделаешь.

Водителем автобуса, в котором ехал Сергей, был Дед. Как его зовут — не знал никто. Все называли Дедом. Сам он охотно отзывался на это прозвище. Был он сед, худ и улыбчив. Дед постоянно увозил омоновцев в командировки и забирал их домой. Всегда искренне радовался, если отряд возвращался с Северного Кавказа без потерь.

— С удачей вас, ребята, — говорил он и вытирал тыльной стороной ладони нежданную слезинку. — До дома довезу с ветерком, а как же? Почитай сорок с гаком лет за рулем!

Ребята, усталые от долгой дороги, располагались в удобных креслах междугороднего автобуса и блаженно дремали, думая о родных пенатах.

Возвращение домой всегда проходило по одному и тому же сценарию. Это было неписаным законом. На выезде из Воронежа автобус останавливался в лесном массиве. Омоновцы выходили из «Икаруса», надевали чистые камуфляжи, чистили до блеска обувь, брились. Придирчиво осматривали друг друга. В родной город надлежало приехать в самом бравом виде. На боковое зеркало первого автобуса прикручивали российский триколор на флагштоке. А при въезде в город водители гудели, что было сил. Идущая впереди гаишная машина вещала на всю громкость. «Фа-фа, принять вправо и остановиться, пропускаем колонну», — неслось из ее репродуктора. Водители машин останавливались и приветствовали земляков клаксонами сигналов. Жители города с любопытством смотрели на проносящиеся мимо автобусы и приветливо махали руками.

Но это все завтра, а пока за окнами мелькали унылые степные пейзажи.

 

Глава 12

 

В следующую командировку командиром поехал сам полковник Аркадий Атаманов. Сергея он взял с собой заместителем командира отряда по тыловым вопросам.

Автопарком заведовал младший лейтенант Геннадий Чернов. Он вышел в офицеры из водителей. Был уже не молод. По годам должен был бы готовиться к пенсии. Милицейский век быстротечен. Но на старости лет угораздило Гену выбиться в начальство, как говорил он сам, пожимая плечами и виновато улыбаясь.

В бытность Гены водителем, находясь в служебных командировках, Сергей неоднократно вместе с будущим офицером колесил на транспорте по дорогам и весям Чечни. У Сергея по отношению к Гене возникали ассоциации с различными видами «попадалова». Как ни странно, но дважды происходили невероятные случаи именно с ними двоими, где погибнуть было легче, чем остаться в живых. Но, тем не менее, Господь хранил их.

Первый случай произошел в октябре месяце. В один из дней на блокпосту появилась молодая девушка-чеченка и потребовала командира отряда, не меньше. С заместителями девушка отказалась разговаривать наотрез. У нее, мол, срочное и неотложное дело к командиру — лично. Подполковник Сидельников, на ходу засупониваясь, проворчал: «Ладно, схожу, чего там стряслось?»

— Товарищ командир, — затараторила чеченка, — вы знаете, какой сегодня день?

— Седьмое октября, вроде с утра было, — ничего не понимая, пробурчал Сидельников.

— День учителя, товарищ командир, — продолжала девушка. — Я завуч грозненской школы № 17, вы же наши шефы, — и представитель учительской братии протянула милиционеру бумагу, сложенную вдвое.

Сидельников развернул документ, который, являлся приказом Мобильного отряда МВД России в Чеченской республике и свидетельствовал о том, что липецкий ОМОН назначается шефами средней школы № 17 г. Грозный. Все на месте: печать и витиеватая подпись командира Мобильника.

— Поздравляю, и чего хотели-то, толком говорите!

— Как чего, товарищ командир? У нас восемь учителей в штате, надо их поздравить лично от имени шефов и подарки презентовать! А как же? Праздник ведь профессиональный!

— Девушка, какие у нас подарки? Патроны, что ли, дарить?

— Зачем патроны? Тушенки, сгущеночки подкиньте, они не обидятся!

— Понятно, — крякнул Сидельников.

Но деваться некуда — завуч была права. Праздник есть праздник.

— Где хоть находится школа ваша?

— Здесь недалеко, за сопкой, — снова затараторила девушка. — Я провожу.

Командир вытащил рацию и связался с дежурной частью: «Дежурный, подними Семенова и Чернова. Пусть подготовят машину и возьмут по коробке тушенки и сгущенки. Только тушенку пусть говяжью выберут. Я — на блокпосту. Жду их через десять минут». И, обращаясь к девушке, продолжал: «Хватит столько?»

— Конечно, хватит, — обрадовалась чеченка. — За глаза!

Через десять минут Сидельников ставил задачу Сергею и Геннадию.

— Значит так! Проедете с завучем в школу и поздравите весь педагогический коллектив с Днем учителя, подарите от имени отряда подарки.

Сергей пропустил на заднее сидение автомобиля довольную девушку, затем сел сам.

Белая «Ока» с дагестанскими номерами была взята напрокат у Ислама на месяц, а так как была эта «капсула смерти» мала, то все звали ее нежно «тапочком».

«Тапочек» затарахтел и двинулся в путь.

— Вот здесь направо, а потом прямо и налево по брусчатке, — командовала учительница.

Эти места омоновцам были совсем незнакомы. Дорога вела из Грозного между сопок в сторону северо-востока. Здесь бывать Сергею не приходилось, и он машинально примечал ориентиры, чтобы найти обратный путь.

Доехали до места. Сергей поздравил с праздником жмущихся к стенке и очень стесняющихся восьмерых девушек. Гена разгрузил коробки с консервами. Подарили их учителям.

— Спасибо вам большое, — завуч каждому из омоновцев пожала руку. — Назад дорогу найдете? У нас тут не совсем спокойно, если увидите людей с оружием — не останавливайтесь. Только привстаньте на сиденьях и поклонитесь им, у нас так принято. До свиданья!

Ребята переглянулись. Люди с оружием?

Группа бородачей появилась сразу за поворотом. Они сидели кругом и переговаривались, ребята привстали на сиденьях и поклонились. Люди с оружием кивнули в ответ и лениво отвернулись. Гена нервно перекрестился. За сопкой Сергей снова увидел небольшой отряд, рассредоточенный вдоль дороги. Человек в папахе, перевязанной зеленой лентой, видимо, старший, поднял руку, останавливая машину.

Спас ребят их внешний вид: оба в камуфляжах, с бородами, перебитый орлиный нос Гены и выгоревшие черные волосы Сергея притупили бдительность боевика. А когда машина притормозила, и люди в автомобиле привстали и вежливо поклонились, полевой командир, скользнув колючим взглядом по дагестанским номерам и лицам ребят, махнул рукой: проезжай дальше. Гена потихоньку поддал газу и больше нигде не тормозил. Машина влетела на большой скорости в расположение отряда.

— Ну, Михалыч, удружил ты нам! Не чаяли, что живыми доедем! — Сергей снимал с плеча автомат.

— Доехали ведь, — невозмутимо сказал Сидельников…

Второй случай произошел через год.

На близлежащей высоте сел на брюхо в грязь БТР из военной комендатуры.

Четверо усталых парней без сил опустились на землю. Офицер, вытирая пот со лба, присел с командиром липецкого отряда подполковником Овчинниковым. Минуты через три командир вызвал к себе Сергея.

— Семенов, заходи. Садись. Надо «комендачам» помочь. У них БТР сел на сопке.

— Василич, понятно, что надо. Да только солнышко садится. Через полчаса стемнеет. Можно в живую мишень превратиться.

— Да не боись, капитан, мы прикроем, если чего, — включился в разговор офицер из комендатуры, опять вытирая пот со лба и виновато улыбаясь. — Надо помочь. Если на ночь там застрянем, совсем худо будет.

— Ладно, я с собой Чернова возьму и Титаника, — Сергей повернулся кругом.

— Вот это по-нашему! Спасибо, дружище! Век не забудем, — развеселился офицер. — А ребят не бери. У меня там взвод. Только подцепим БТР за трос к вашему КАМАЗу да и выдернем, как пушиночку.

Но на деле все оказалось не так просто. КАМАЗ тоже присел брюхом в грязь и только виновато урчал.

— Давай, ну, давай, «татарин»! — Гена Чернов пытался выехать задом, но автомобиль завяз накрепко.

Тем временем совсем стемнело. В горах это всегда происходит за считанные минуты. Вот было светло, вдруг щелк, как будто кто-то выключил солнце, и земля на полчаса погружается в кромешную тьму. Потом неожиданно появляется луна. Большая и желтая, как грейпфрут.

— Серега, машину глушить нельзя, — Гена смотрел на Сергея, — потом не заведем. Вы посидите тут с Титаником, а я вниз сгоняю. Тут минут пятнадцать ходу. Возьму пару канистр с соляркой и назад еще полчаса. До утра дотянем, а там подмогу вызовем.

— Андрей, машину не глуши — мы скоро, — Сергей выскочил из кабины. — Вместе пойдем.

Неожиданно на землю опустился молочный туман. Они давно должны были спуститься вниз, а дорога все не кончалась. Гена встревоженно поглядел на часы и оглянулся на Сергея.

— Вот и я о том же, — Сергей оглянулся по сторонам. — Мы уже минут десять как на месте должны быть. Ген, тут другой дороги нет?

— Да вроде бы одна она здесь, — Гена озадаченно почесал голову. — Может, назад пойдем?

Ребята двинулись назад. Они поднимались вверх, потом шли вниз, поворачивая то влево, то вправо. Дорога не кончалась. Куда она ведет, не было видно. Метра два-три вперед, а дальше туман. Ни конца, ни края. Осложняло задачу и то, что к ногам пластилином прилипала глина. Очистишь их, а через минуту на ногах опять огромный тяжелый ком.

— Чего мы рацию не взяли? — Гена без сил опустился на землю. — Это леший нас за нос водит, точно — он!

— А что ты по рации передал бы? Лелик, SOS? Мы не знаем, где мы есть? — Сергей опустился рядом.

Передохнув, омоновцы двинулись дальше. Под ногами появилась дорога, мощеная камнем.

— Ген, мы, наверное, уже к Гудермесу или к Аргуну подошли.

Впереди послышался гул приближающейся машины.

— Это наши на подмогу едут, — Гена весело улыбнулся. — Видать, нас ищут. Сейчас пошумлю.

— Не торопись. Давай подождем.

Машина остановилась, по звуку, метрах в пятидесяти. Из машины на брусчатку начали спрыгивать люди, слышно было, как бряцает их оружие. До ребят отчетливо донеслась арабская речь. Гена и Сергей переглянулись и, не сговариваясь, как по команде, начали карабкаться в гору. Через десять минут они выбрались на грунтовую дорогу.

— Короче, Гендос, садимся у дороги и ждем рассвета, — Сергей присел на корточки.

И тут до ребят донесся собачий лай. Гена спустился на несколько метров вниз по горе, Сергей последовал за ним. Туман остался сверху, а внизу лежало село.

— Это чего за город? — Гена смотрел на Сергея.

Сергей, закрыв глаза, в уме вспоминал карту Грозного.

— Да это же Старопромыслы! Видишь, это шоссе. Село — это Собачевка! А вон, смотри, где света нет — это наш ПВД.

В отряд ребята пришли усталые и злые. Отсутствовали они четыре часа. У них даже сил не было ответить на смешки и подколки товарищей. Они так набили ноги, что следующие два дня не могли ходить. А отрядный фельдшер натирал их нижние конечности «Фастумгелем»…

 

Через несколько дней Сергей съездил в Моздок за продуктами и ГСМ. Вернувшись в Грозный, кликнул взводного.

— Давай братву, харчи разгружать.

Бойцы нехотя разгружали коробки и мешки с продуктами.

— Опять гречка, рис да горох, — недовольно морщась, проговорил молодой сержант Михеев, который прибыл в свой первый вояж на Северный Кавказ.

— Дружище, прикинь, — хлопнул его по плечу Сергей, — «фрикасе» кончилось прямо перед нами, бананы гнилые попались — мы их брать не стали, а королевские креветки только завтра подвезут. Понял?

— Товарищ капитан, а что такое «фрикасе»? — изумился Михеев.

На следующий день Сергей принимал солнечные ванны, расположившись в старом кресле, вынесенном на улицу. Невдалеке присел лейтенант Олег Иноземцев, который состоял в должности сапера. Олег читал какую-то книгу и время от времени похохатывал.

— Ты чего, анекдоты читаешь? — спросил Сергей. — Тогда валяй вслух!

— Да нет, Серега, руководство по взрывному делу.

— Смешно? Или у тебя уже тихо, шифером шурша, крыша едет не спеша?

— Книга трофейная, то бишь с той стороны. Толково все написано, только с ихними прибамбасами.

— А именно?

— Ну, вот, например, послушай: «Взрывчатые вещества изготавливаются из подручных материалов искусственно и являются одной из семи милостей Аллаха», Или вот: «…положил фугас, подсоединил капсюль-детонатор и Аллаху Акбар».

— Что, прям так и написано?

— Ага…

 

Уже начало темнеть, когда с блокпоста передали информацию:

— На Старопромысловском шоссе, примерно в километре от наших позиций, боевики гвоздят войсковую колонну.

Место для нападения было выбрано идеально. С двух сторон к дороге примыкали заброшенные промышленные зоны с множеством полуразрушенных строений.

Времени на раздумье было очень мало. Полковник Атаманов объявил общую тревогу.

— Дело происходит здесь, — сказал он, тыча пальцем в карту. — Я с первым взводом обходным маневром захожу в тыл этой группе бандитов. Ты, Семенов, со вторым взводом, пободаешься с противоположным флангом. На исходной не торопитесь. Атаковать будем разом. Сигнал — зеленая ракета.

Сергей со взводом омоновцев, где полуприсядом, а где и по-пластунски, вышли на исходную. Сердце его бешено стучало. Омоновцы залегли цепью и ощетинились стволами автоматов в сторону боевиков. А у дороги в это время шел жесткий бой.

Увидев зеленую ракету, омоновцы начали движение вперед.

— Огонь! — скомандовал Сергей.

Милиционеры открыли кинжальную пальбу. Среди бандитов появились потери. Было видно, как они, унося раненых, ретировались.

До обочины дороги оставалось около десяти метров. Сергей заметил раненого солдатика, спрятавшегося за отскочившее колесо обгоревшего КАМАЗа.

— Титаник, прикрой меня. Я к дороге, — крикнул он и пополз к раненому.

Время остановилось. Как будто кто-то нажал на пульте дистанционника замедление кадра. В ушах звенело. Каждое движение давалось с трудом. Сергей полз, разгребая в стороны грязный снег и мокрую глину, иногда ныряя лицом в лужи талой воды.

Когда до дороги оставалось всего пара метров, Сергея прижал к земле снайпер. Он понял это, когда над его головой, как пчелы, прожужжали три пули. Стрельба не была похожа на беспорядочную. Кто-то невидимый на той стороне дороги взял Сергея на мушку и терпеливо ждал, готовясь в четвертый раз нажать на курок.

Сергей полежал немного ничком, перевернулся на бок, перекрестился и одним рывком кинулся к обочине дороги. Схватив солдата за сапог, он резко пополз в обратную сторону. Солдатик мычал и упирался второй ногой в землю, а Сергей все никак не мог понять, почему он не помогает ему, а только мешает. Поэтому он встряхнул военного и сказал несколько непечатных слов, пообещав ему, что если тот будет упираться, то он, Сергей, доделает за бандитов их работу, которую они не закончили.

Только много позже Сергей понял, что рядовой принял его за боевика. В зеленом камуфляже типа «шелест», без знаков различия, с бородой и без головного убора Сергей как две капли воды походил на горца.

— А пули он в тебя клал кучно, — сказал Сергею Титаник. — Я думал, достанет. Да, видно, то ли у него прицел сбился, то ли батарейка села, ну, а скорее всего, ангел тебя прикрывал своими святыми крылышками…

 

День отъезда Аркадий Атаманов держал в тайне, которую поведал только двум своим заместителям. Бойцам же запретил говорить о дате возвращения домой категорически.

Сергей выходил из столовой, когда его догнал Вадик Фокин, по кличке Памятник. Прозвали его так потому, что однажды, фотографируясь с боевыми товарищами, кто-то сказал:

— Давайте, парни, сфоткаемся на память!

— Куда? На памятник? — переспросил Вадик. — На памятник не буду…

Так вот, Вадик теребил Сергея за рукав куртки:

— Товарищ капитан, а товарищ капитан? Когда отъезд домой?

— Вовремя, товарищ прапорщик!

— Да почему спрашиваю: думаю вот — постирать мне трусы или еще в этих смогу поехать?

— Как хочешь, Вадик! Можешь в этих ехать — если чего, тебя переоденут. Ну, а лучше всего постирать, в целях гигиены. И делать это хотя бы раз в два дня, — сказал Сергей и пошел в другую сторону.

— В целях чего? — протянул ему вслед Памятник.

 

Глава 13

 

Валерий Иванович Николаенко ведал в медицинском отделе УВД санэпидемио­логической службой. Сергея и Валерия Ивановича связывала многолетняя дружба. Майор Николаенко был невысоким, моложавым, черноволосым и очень остроумным человеком. Причем шутил он все время с серьезным выражением лица. Бывало, его собеседник недоуменно всматривался в непроницаемый взгляд майора, пока тот, в конце концов, не выдерживал и хохотал во все горло.

Валерий Иванович дважды находился в служебных командировках в составе липецкого ОМОНа в качестве врача.

Николаенко практически не выпивал, но курил очень много. Можно сказать, сигарету изо рта не вынимал.

Сергей любил сиживать с майором в короткие минуты отдыха на скамеечке и беседовать с врачом, покуривая «Золотое руно». Валерий Иванович был интересным собеседником. Он многое знал, многое умел. Он не боялся ездить в Ханкалу или Мобильный отряд. Все он делал с напускным равнодушием, а, может быть, действительно был уравновешен и спокоен. Казалось, в этой жизни он не боится никого и ничего.

Свое дело Николаенко всегда исполнял профессионально и квалифицированно. Когда же его благодарили за это, он только пожимал плечами, как будто говоря: «Да не стоит. Это всего-навсего моя работа».

В командировке Сергей случайно встретил Валерия Ивановича в Ханкале.

Земляки обнялись, после чего Сергей начал расспрашивать улыбающегося Николаенко:

— Валерий Иванович, дорогой, ты здесь какими судьбами?

— Да, вот, Серега, прислали на полгода сюда в медицинский отдел. Какие дела в отряде? Да я три дня назад юбилей отпраздновал! На днях приедешь, полянку организую. Спрыснем это дело! Сереж, еще хотел тебя попросить: собирался я в командировку наскоро, привези мне, по возможности, упаковочку нашей липецкой минералки.

Сергей проговорил с Николаенко два часа, пока в небе не начали сгущаться сумерки. Пора было на базу. Тем для разговора было еще великое множество. Он с сожалением расстался с другом, не зная, что больше никогда не увидит этого веселого и умного человека живым.

В эту ночь Сергею приснился странный сон. Все происходило как будто наяву. Он двигался по большому светлому коридору. Откуда-то сверху ему на ладонь опустился билет. То, что это был билет, Сергей знал наперед. На бумаге, испещренной водяными знаками, на неизвестном ему языке красивым каллиграфическим почерком было что-то написано. Сергей подошел к санпропускнику. На него смотрели две медсестры в белых, цвета облака, халатах и косынках.

— Вы откуда? — спросили его.

— Что? — не понял Сергей.

— Я спрашиваю, откуда вы? Где погибли? Какой непонятливый!

— Я не погиб, у меня — вот, — и он протянул нянечкам билет.

— Здесь написано, что у вас четыре часа. Не задерживайтесь! Вы офицер?

— Да, я — капитан милиции! — он покосился на свои плечи, где находились по четыре полевых звездочки болотного цвета.

— Не задерживайтесь, капитан милиции, лифт направо.

Сергей хотел спросить, на что у него, собственно, четыре часа, но нянечки уже разговаривали с другим человеком, лицо которого показалось Сергею очень знакомым. Человек улыбнулся ему и приветливо помахал рукой. Шум впереди за­ставил его поторопиться — лифт отходил через несколько секунд.

Поднявшись вверх, а, может быть, опустившись вниз — это было непонятно, так как лифт шел плавно и медленно и шкала или кнопки на стенках отсутствовали, Сергей долго ходил по каким-то коридорам. Он все хотел встретить кого-нибудь и расспросить, где он находится и как выбраться из этого лабиринта. Но навстречу ему, как назло, никто не попадался. Выбравшись, наконец, из многочисленных светлых коридоров, Сергей попал в какую-то казарму. Молодые и не очень молодые солдаты разглаживали утюгами постиранные гимнастерки. Группа бойцов сидела на скамейках и курила самокрутки. В воздухе отчетливо пахло махоркой.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — окликнул Сергея пожилой солдат, разглаживая седой ус. — Приблудились? Своих, видать, ищете!

Он был одет в гимнастерку и галифе старинного покроя, на голове его была надета пилотка с красной звездой, а на плечах — старенькая фуфайка, из которой местами торчали клочки ваты.

— Да я даже не знаю, — ответил Сергей. — Каких своих? У меня вот, — и он показал бойцу билет.

— Ну, это нам неведомо, — сказал солдат, равнодушно скользнув взглядом по билету. — Я гляжу, одеты вы не по-нашему. Знай, своих ищете. Да только здесь вашего брата нет. Тута те, кто в Отечественную, значит, свои головы сложили. А на втором этаже — это, стало быть, над нами, — так там кто на Даманском или там, в Сомали, Вьетнаме, Египте и прочая. Твои, скорее всего, еще выше, там ваш брат «афганец». Тебе туда и дорога.

Тут Сергей начал понимать, куда он попал. Но его это нисколько не испугало.

— Отец, а где ребята, которые в Чечне погибли? — теребил он за рукав старого солдата.

— Срочники? То есть федералы, по-вашему?

— Омоновцы, короче, офицеры. Где они?

— Это, касатик, прямо по коридору, да потом еще на лифте. Иди, никуда не сворачивая, упрешься в лифт. А там написано, — и солдат отвернулся, потеряв к Сергею всякий интерес.

Сергей опять мучительно долго ходил по белым коридорам, никого не встречая, скрипя зубами и ругая почем зря старого солдата, что не объяснил, как следует, куда тут идти. И тут билет в его руках начал мерцать. Буквы, написанные на бумаге, вдруг ожили и сложились в воздухе во фразу: вам пора, ваше время истекает.

Сергей, проклиная всех и вся, побрел к выходу. Обратную дорогу он нашел почти сразу. И вот тут на выходе из здания, он неожиданно встретил Алика Белова.

— Здорово, Серый! — Алик обнял Сергея. — Как я по тебе соскучился.

— Привет, Алька! — Сергей чуть не плакал от досады. — Я вас четыре часа ищу, а сейчас видишь: время кончилось. Я должен идти. Ты мне скажи, как вы тут?

— Нормально, Серега, вы за нас не беспокойтесь! Всем привет передавай!

— Алик, жаль, что не поговорили. Скоро встретимся, тогда уж…

— Нет, Сергей, не скоро, — Алик качал головой…

Хлоп. Душа Сергея с небольшой высоты упала на кровать, и он проснулся. За плечо его тряс дежурный.

— Семенов, вставай, командир велел тебя разбудить. У нас в Ханкале ЧП.

Сергей протер глаза, быстро оделся и выскочил на улицу. Подполковник Овчинников сидел на скамейке и нервно поправлял на себе ремни. УАЗик стоял под парами, готовый к выезду.

— Василич, чего стряслось?

— На сборы тебе десять минут. Выезжаем в Ханкалу. Николаенко застрелился, — сказал Овчинников.

События этого дня крутились в памяти Сергея ускоренной пленкой. Вот они приезжают в Ханкалу, слушают сбивчивый рассказ, что вот, мол, сегодня утром в шесть ноль семь майор Николаенко застрелился. Все произошло в дальнем углу поселка, за вагончиками. Как это произошло, никто не видел и практически не слышал. Нашли его в указанное время. Пистолет ПМ, из которого он застрелился, уже отправлен на экспертизу в Толстой-Юртовский РОВД по территориальности. Кстати, впоследствии именно трассологическая экспертиза определила, что стреляли из пистолета в указанное время дважды. Вообще в этом деле было очень много белых пятен. Сергей с командиром забрали вещи Валерия Ивановича. Сергей про себя отметил, что в рюкзаке майора находится десять блоков сигарет.

— Зачем человек, который приехал лишить себя жизни, взял так много сигарет? — подумал Сергей.

Надо было забирать тело и везти в Моздок. На землю опустился туман, вертушки не летали.

— Чего делать будем, Сергей? — спросил Овчинников.

— Как чего, Васильич? Это ведь наш боевой товарищ. Вызывай с базы КАМАЗ, повезем Иваныча в Моздок.

В поле под открытым небом стояли трехэтажные нары. На них рядами в полиэтиленовых мешках на алюминиевых салазках лежали тела погибших. Два солдата-срочника, лениво поворачиваясь и зевая, прохаживались вдоль нар.

— Как? Николаенко? Его когда привезли? — спросил один из них.

— Ты, дружище, поворачивайся быстрее. А то я тебе сейчас вращательный момент придам, — вспылил Овчинников.

Солдатики тут же нашли нужный мешок и аккуратно, чтобы не вызвать гнев этого нервного подполковника, сняли салазки и поставили их на землю.

— Надо посмотреть, а то вдруг не того заберете, — виновато промолвил солдатик.

Сергей, скрепя сердце, присел и расстегнул молнию на мешке. Николаенко как будто спал, только щеки его были покрыты черной засохшей кровью. Сергей неоднократно видел людей, в голову которых попала пуля. Тыльную сторону выносило напрочь. А у майора было небольшое входное отверстие в правый висок и такое же небольшое выходное из левого. Он многозначительно посмотрел на Овчинникова, командир понимающе кивнул ему в ответ. И тут у Сергея пробежал по спине холодок. Он еще раз посмотрел в лицо Николаенко и вспомнил человека из сна, который приветливо кивнул ему и которого он не смог тогда признать. Это был Валерий Иванович Николаенко…

 

Колонна автобусов остановилась на выезде из Ростова. Омоновцы лениво и не­охотно выходили из «Икарусов» размять ноги и похлебать горячей пищи. Вдоль дороги тянулись ряды придорожных кафе.

— Серый, я уже заказал нам по борщу и по шашлыку, — Сергею махал рукой Трофим Лямин, — только ты угощаешь!

К омоновцам подошли две девушки с заспанными глазами.

— Парни, как насчет продажной любви?

— Нам это ни к чему, девчата, домой едем, к женам, — Игорь Воеводин подмигнул девушкам.

Они с досадой повернулись, отходя в сторону. Тут из автобуса вывалился пожилой водитель. Он держал в руке бублик с маком. Увидев девушек, оживился.

— Дочка, — теребил он одну из девушек, — хочешь бублик? Угощайся!

— Пошел ты, старый, со своим бубликом, — сквозь зубы прошипела она. — Я мужика хочу! Понял?

Хохотали все. Даже незадачливый водитель. Он сначала стоял, не понимая, за что она его так? А потом махнул рукой и засмеялся вместе со всеми.

 

Глава 14

 

Следующая командировка на Северный Кавказ выпала Сергею через полгода. Командиром вновь был назначен подполковник милиции Юрий Алексеевич Уткин.

Каждый новый приезд на старое место вызывал у Сергея одни и те же эмоции. После хлопот дорожных и размещения, после первой ночевки, Сергей, выходя утром из помещения на улицу, думал об одном и том же:

— Какой хрен меня ОПЯТЬ сюда принес?

Ответа он не мог найти, даже сильно покопавшись в себе.

В эту командировку впервые прибыли девушки — сотрудники милиции. Вели они себя довольно скромно. Поначалу присматривались к новому месту и новым людям.

Уткин на первом же разводе построил весь отряд и провел инструктаж:

— Обращаюсь ко всему личному составу: дело деликатное. Эти девушки приехали сюда в качестве сотрудников милиции, и ни в каком другом! Это понятно? Парни, довожу до всех — у них на плечах такие же погоны, как и у вас, жизнью они рискуют так же, как и вы, поэтому попрошу без эксцессов!

И вправду, к девчатам отношение было самое теплое. Ребята сдружились с ними и через пару недель отношения наладились самые дружеские. Женщины несли службу наряду с мужчинами. Ни нытья, ни слабости они не допускали.

Старшим у девушек была майор милиции Елена Гребешкова. Лена родилась и выросла в Грозном. Здесь она ходила в школу, окончила институт, вышла замуж, родила дочь. Семье Лены несказанно повезло: почти перед самой войной, за два года до ее начала, они поменяли квартиру в Грозном на Липецк, хотя уже тогда в республике отчетливо пахло порохом. Она немного знала чеченский язык, очень хорошо разбиралась в местных обычаях, то есть практически была незаменима, даже Уткин иногда советовался с ней.

В этой командировке Уткин назначил Сергея наставником над молодым лейтенантом Денисом Кадышевым. Хотя молодым Денис считался на работе в милиции, до этого он окончил Красноярское общевойсковое командное училище и успел покомандовать воинским подразделением.

— В училище было здорово и ничуть не трудно, — рассказывал он. — Вот как-то раз опоздал я на вечернюю поверку, лечу — ног под собой не чую. Вдруг навстречу мне генерал — начальник училища. Встал я перед ним по стойке смирно, руку к черепу приложил и стою — ни жив, ни мертв. А он так пальцем мне грозит и молчит. Я пригляделся, батюшки, а генерал-то лыка не вяжет, пьяней вина. Помолчал он, погрозил пальцем и говорит: «Вы, товарищ курсант, знаете кто? Вы — трясолоб. Отставить. А, вот — вы лоботряс. Вот кто вы». И пошел неуверенной походкой в сторону КПП.

Денис был рыжеволос, высок и крепок. Словоохотливым его можно было назвать с большой натяжкой. Но сделать этот парень мог практически все. Наверное, если его хорошенько попросить, он смог бы, например, подковать блоху или построить дом.

Однажды Денис подрядился перебрать печку в бане. Баня была сделана давно и требовала обновления. Три дня поколдовав с печкой, Дениска стал налаживать систему подачи в нее газа. Сергей вышел на улицу покурить, когда из бани донесся голос Кадышева:

— Эй, кто там подошел?

— Это я, Дениска, — ответил Сергей.

— А, это вы, товарищ капитан? Будьте добры — дайте зажигалку, я фитиль проверю!

— На, — Сергей протянул лейтенанту зажигалку с нарисованной на ней сексапильной блондинкой.

Через минуту в бане бабахнуло так, что огненный столб взметнулся на два метра вверх.

— Денис, — заорал Сергей, — ты где?

Но Денис уже выходил на свет Божий. Волосы его были опалены, лицо испачкано сажей.

— Глаза целы? — Сергей теребил его, пока не стали видны белки глаз, а затем белозубая улыбка.

— Серег, я, по-моему, себе брови опалил. Теперь придется рисовать, как капитану Маузеру в «Полицейской академии».

Шедший мимо Юрка Колесов подлил масла в огонь. Увидев Дениса, он сел на корточки и захохотал, выдавив из себя только:

— Е-мое, это же грязный Гарри, — после этого на землю попадали все…

 

Сергей опять мотался по республике. В его обязанности входило обеспечение отряда продуктами питания и бензином. Водителем на КАМАЗ был назначен прапорщик Николай Нилов. До этой командировки Сергей практически не был с ним знаком. Но, поработав с Колей, побывав с ним там, где «Макар телят не гонял», Сергей очень с ним сдружился. На дороге Нилов был асом. Водил машину быстро, в обстановке ориентировался молниеносно.

Однажды КАМАЗ чуть не улетел в пропасть, на колесе лопнул тормозной барабан. Коля удержал машину, наверное, только усилием воли. Когда перевал был позади, Николай сказал:

— Командир, надо искать тормозной барабан, без него в горах куга! Я могу, конечно, притормаживать ручником, но это до поры до времени. Да и небезопасно это.

Искать… Легко сказать. Сергей облазил все автомагазины в Моздоке. И только в одном ему было обещано привезти пресловутый барабан из Нальчика за десять тысяч.

Всю обратную дорогу Сергей был задумчив. Десять тысяч — для отряда это большие деньги. Вдруг на пути возник блокпост. Молоденький солдатик открывал им шлагбаум. Машина притормозила.

— Дружище, у вас в части автомастерские есть? — спросил Сергей срочника, высунув голову в окно.

— Есть рембат, товарищ капитан, — лицо солдата расплылось в улыбке.

— Кто там старший?

— Лейтенант Уткин, товарищ капитан.

— Из каких он краев?

— По-моему, из Рязани!

— Коля, поворачивай в часть, — Сергей, улыбаясь, смотрел на водителя, всю нужную информацию он получил. — Лейтенант Уткин. Чуешь? Это судьба!

Конечно, у лейтенанта нашелся тормозной барабан, такой, какой и был нужен. Старый был брошен на складе — для отчетности. И стоило это не десять тысяч, а бутылки водки, выпитой вместе с лейтенантом, и задушевной беседы о красоте рязанской земли…

 

Сергей потерял счет праздникам, проводимым в командировках, но про Новый Год он помнил. Это был его третий, который он встречал вдали от дома.

Вечером был накрыт праздничный стол. Чего только не было на нем. Салаты, всяческие закуски… В общем, девчата постарались на славу. Лена Гребешкова приготовила долму. Катя Никулина — селедку под шубой. Но из спиртного на столе в этот вечер было только вино. Юрий Алексеевич Уткин был насчет этого очень строг.

Праздник прошел на славу. Девчата оделись в гражданские платья. Танцевали, жгли бенгальские огни. Психолог отряда майор Парамонов играл на гитаре. Затем вышли на улицу и устроили салют. Стреляли вверх из всех видов оружия.

Весь Грозный сверкал, как днем. Такой пальбы он давно не слышал.

Вспомнилась песня:

Новый Год в Чечне,

Грозный весь в огне,

Белый снег ложится на погоны,

Наливай, братан,

За наших жен и мам,

Кто нас ждет и в нашу смерть не верит…

После салюта в столовую ввалились пермяки, которые были соседями по блокпосту. Они принесли с собой две бутылки коньяка и целый таз пельменей, которые лепили собственными руками. Пермяки встречали Новый год дважды. Первый раз по пермскому времени, а второй — по московскому. Они нарядили самого высокого парня в отряде в Снегурочку, а самого маленького — в Деда Мороза. Контраст был поразительный. Дед Мороз дышал Снегурочке в пупок. Сказочные персонажи заставили каждого сотрудника спеть песенку или рассказать стишок. И для каждого Дед Мороз нашел в своем мешке небольшой подарок.

Всех насмешил своим стихотворением Валерка Чумаков. Он выдал такой вот перл:

Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионерия,

Сегодня к нам придет в отряд

Лаврентий Палыч Берия!

— Чумаков, откуда ты такую страсть выкопал, — смеясь, спросил его Уткин.

— А черт его знает! — ответил Валерик и пожал плечами: других стихов он не знал…

 

Двумя годами ранее полковник Краснов, заместитель начальника УВД по кадровой и воспитательной работе, заглянул в ОМОН на развод, который проводился перед заступлением на службу. Увидев в первом ряду молодого розовощекого лейтенантика, коим являлся Чумаков, полковник поднял его и задал ему безобидный вопрос:

— Товарищ лейтенант, какую книгу вы недавно прочитали?

Валера долго хлопал своими голубыми глазами и, смущаясь, ответил Краснову:

— «Гек и Чук», товарищ полковник…

 

На следующий день подполковника Уткина неожиданно срочно вызвали в Моздок. Уткин на всякий случай оставил Сергея вместо себя за старшего и убыл в пункт назначения на КАМАЗе.

Приехал он на следующий же день. КАМАЗ был загружен коробками. Уткин был, как в присказке, пьян, как фортепьян. Информация была получена от водителя Коли Нилова. Оказывается, какой-то липецкий бизнесмен захотел сделать подарки ко Дню милиции всем сотрудникам, которые в настоящее время несут службу в Северо-Кавказском регионе. Каждому была предназначена сумка, в которой находились байковая шапка с козырьком, болоньевая куртка, спортивный костюм и полотенце, — и на всем стояла символика российской олимпийской сборной. Причем, бизнесмен заранее связался с подразделениями и выяснил размер каждого сотрудника, так что подарки оказались почти именными. В каждую сумочку были положены по бутылочке шампанского и по шоколадке.

Такого еще не бывало никогда. Чтобы кто-то по собственной воле сделал широкий жест… По крайней мере Сергей подобного не припоминал. Оказывается, мир не без добрых людей.

КАМАЗ липецкого ОМОНа был в своем роде шедевром. Этот автомобиль по просьбе руководства УВД монтировали на Новолипецком металлургическом комбинате. По слухам, сначала макет разрабатывали в КБ. Потом машину со всех сторон, особенно снизу, усилили стальными листами. Будка весила около полутора тонн, она была исполнена в стиле средневековой крепости, были даже открывающиеся бойницы. А изнутри рабочие отделали ее дубом.

Говорили, что бандитам поступил заказ на подрыв этого произведения искусства. Но до поры до времени никто в это не верил.

В тот день группа сотрудников собиралась в Моздок. Старшим группы был назначен старший лейтенант милиции Владимир Деев, водителем КАМАЗа, вместо приболевшего Нилова — прапорщик Павел Заруцкий. Они сели в кабину.

Сергей с другими сотрудниками расположился в кузове, так как должен был выйти на полдороги в Знаменской, после чего обязан был ждать возвращения машины из Моздока на блокпосту и прибыть с ней обратно.

В кузове было весело, ребята травили анекдоты, двое сотрудников наблюдали через амбразуры вправо и влево…

Сергей первым открыл глаза: в будке все лежали без сознания. В голове у него гудело, как будто его изо всей силы треснули по затылку деревянной доской.

— Подъем! — закричал он и не услышал своего голоса.

Ребята медленно поднимались. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как шумит ветер, качая ковыль.

Омоновцы вывалились из кузова и заняли круговую оборону. Сергей подполз к кабине машины. То, что он увидел, повергло его в шок. Кабины не было. На ее месте курилась огромная воронка. И все.

Бойцы прочесывали кукурузное поле и по кускам собирали тела своих двух товарищей.

Владимир Деев и Павел Заруцкий были похоронены в Липецке на аллее Героев.

Сергей, получив тяжелую контузию, и, как потом выяснилось, осколок в правый голеностопный сустав, лежал в госпитале «Северный».

В то время его мучили головные боли, поэтому он практически ничего не помнил. Больше всего в его память запала уже немолодая медсестра. Фамилию ее Сергей не помнил. Звали ее Галина Васильевна. Маленькая, сухонькая, все время улыбающаяся, эта женщина имела орден Мужества за то, что вытащила из горящего БТРа троих солдатиков…

Осколок в ноге будет шевелиться в его ноге каждые весну и осень. Осколку надоедало лежать на одном боку, поэтому раз в полгода он переворачивался с боку на бок, причиняя Сергею нестерпимую боль. Но, повернувшись, он укладывался и засыпал ровно на шесть месяцев…

 

Сергея вывел из оцепенения всеобщий эмоциональный подъем. Ребята, весело переговариваясь, привстали на сиденьях автобуса. Все, как один, смотрели вперед, где показался и дымил трубами заводов родной Липецк, встречи с которым парни ждали долгие три месяца.

 

Словарь

 

ОМОН — отряд милиции особого назначения.

СОБР — специальный отряд быстрого реагирования.

ППС — патрульно-постовая служба.

КПП — контрольно-пропускной пункт.

ПМ — пистолет Макарова.

СОМ — сводный отряд милиции.

ПВД — пункт временной дислокации.

ГСМ — горюче-смазочные материалы.

ИПП — индивидуальный перевязочный пакет.

УВД — управление внутренних дел.

БТР (бэтр) — бронетранспортер.

БМП (бэха) — боевая машина пехоты.

СВД — снайперская винтовка Драгунова.

РОВД, райотдел — районный отдел внутренних дел.

УАЗ — милицейский автомобиль, различают два варианта: «козлик» и «буханка».

РГД, РГН, РГО, Ф-1 — модификации ручных гранат, состоящих на вооружении в РФ.

СМИ — средства массовой информации.

АК, АКМ, АКС (калаш) — автомат Калашникова различных модификаций.

РГД (граник) — ручной гранатомет.

Шайтан-труба — гранатомет.

Черноречье, Старопромыслы — районы города Грозный.

Промедол — сильно действующий, обезболивающий медицинский препарат, входящий в медицинскую аптечку омоновца.

База — подразделение.

Броник — бронежилет.

Сфера — усиленная каска, держит прицельный выстрел из автоматического оружия.

Разгрузка — жилет омоновца с множеством карманов для ношения оружия и боеприпасов.

Спальник — спальный мешок.

Вайнахи — по кавказским преданиям, далекие предки чеченцев.

Срочник — солдат срочной службы.

Старлей — старший лейтенант.

Мобильник — мобильный отряд.

Медотдел — медицинский отдел.

Шконка — кровать.

«Белочка» — белая горячка.

Зема, земеля — земляк.

Ичкерия — самопровозглашенная Чеченская республика.

Арык — водный канал.

Суры — главы Корана.

Доппай — дополнительный паек.

«Склон», «шелест» — названия различных покроев армейского камуфляжа.

Берцы — ботинки с высоким берцем.

«Бача» (афганск.) — парень.

Подствольник — подствольный гранатомет, расположен под стволом автомата Калашникова, предназначен для уничтожения живой силы противника.

«Хаски» (чеченск.) — русский.

«Бибис снарглис» (литовск.) — хрен сопливый.

Белый чай (омоновск.) — водка, спирт.

Комендачи — служащие военной комендатуры.

Контрабас — военнослужащий, проходящий службу по контракту.

Рембат — ремонтный батальон.

КБ — конструкторское бюро.

 

——————————————

Александр Анатольевич Пономарёв родился в 1969 году в городе Липецке. Окончил филологический факультет Липецкого государственного педагогического института и Республиканский институт работников МВД России. Публиковался в журналах «Подъ­ём», «Луч», «Пролог» и других. Автор пяти книг прозы и драматургии. Член Союза писателей России. Живет в Липецке.