Пахнут порохом слова

Давид Самойлов

 

СОРОКОВЫЕ

 

Сороковые, роковые,

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные

И перестуки эшелонные.

 

Гудят накатанные рельсы.

Просторно. Холодно. Высоко.

И погорельцы, погорельцы

Кочуют с запада к востоку…

 

А это я на полустанке

В своей замурзанной ушанке,

Где звездочка не уставная,

А вырезанная из банки.

 

Да, это я на белом свете,

Худой, веселый и задорный.

И у меня табак в кисете,

И у меня мундштук наборный.

 

И я с девчонкой балагурю,

И больше нужного хромаю,

И пайку надвое ломаю,

И все на свете понимаю.

 

Как это было! Как совпало —

Война, беда, мечта и юность!

И это все в меня запало

И лишь потом во мне очнулось!..

 

Сороковые, роковые,

Свинцовые, пороховые…

Война гуляет по России,

А мы такие молодые!

1961

 

ТРЕВОГА

 

Долго пахнут порохом слова.

А у сосен тоже есть стволы.

Пни стоят, как чистые столы,

А на них медовая смола.

 

Бабы бьют вальками над прудом —

Спящим снится орудийный гром.

Как фугаска, ухает подвал,

Эхом откликаясь на обвал.

 

К нам война вторгается в постель

Звуками, очнувшимися вдруг,

Ломотой простреленных костей,

Немотою обожженных рук.

 

Долго будут в памяти слова

Цвета орудийного ствола.

Долго будут сосны над травой

Окисью синеть пороховой.

 

И уже ничем не излечим

Пропитавший нервы непокой.

«Кто идет?» — спросонья мы кричим

И наганы шарим под щекой.

 

Николай Старшинов

 

* * *

Ракет зеленые огни

По бледным лицам полоснули.

Пониже голову пригни

И как шальной не лезь под пули.

 

Приказ: «Вперед!»

Команда: «Встать!»

Опять товарища бужу я.

А кто-то звал родную мать,

А кто-то вспоминал — чужую.

 

Когда, нарушив забытье,

Орудия заголосили,

Никто не крикнул: «За Россию!..»

А шли и гибли

За нее.

1944

 

* * *

Зловещим заревом объятый,

Грохочет дымный небосвод.

Мои товарищи-солдаты

Идут вперед

За взводом взвод.

 

Идут, подтянуты и строги,

Идут, скупые на слова.

А по обочинам дороги

Шумит листва,

Шуршит трава.

 

И от ромашек-тонконожек

Мы оторвать не в силах глаз.

Для нас,

Для нас они, быть может,

Цветут сейчас

 

В последний раз.

И вдруг (неведомо откуда

Попав сюда, зачем и как)

В грязи дорожной — просто чудо! —

Пятак.

 

Из желтоватого металла,

Он, как сазанья чешуя,

Горит,

И только обметало

Зеленой окисью края.

 

А вот — рубли в траве примятой!

А вот еще… И вот, и вот…

Мои товарищи-солдаты

Идут вперед

За взводом взвод.

 

Все жарче вспышки полыхают.

Все тяжелее пушки бьют…

Здесь ничего не покупают

И ничего не продают.

1945

 

Алексей Сурков

 

* * *

Грузовики, рыча, неслись куда-то,

Валялись трупы беженцев в пыли.

Два пехотинца пленного солдата

С передовых в армейский штаб вели.

 

У самого шоссе, воронку вырыв,

Убила бомба четверых ребят,

И, побледнев, один из конвоиров

Занес над немцем кованый приклад.

 

Другой взглянул в глаза и понял сразу.

И на плечо легла его рука:

— Уйми себя… Не надо… По приказу

Мы в штаб живым доставим «языка».

 

Был день. Был зной. Горела ярко хата.

Вой «мессершмитов» замирал вдали.

Два пехотинца пленного солдата,

Скрипя зубами, по шоссе вели.

1941

 

* * *

Человек склонился над водой

И увидел вдруг, что он седой.

Человеку было двадцать лет.

Над лесным ручьем он дал обет:

Беспощадно, яростно казнить

Тех убийц, что рвутся на восток.

Кто его посмеет обвинить,

Если будет он в бою жесток?

1941

 

Федор Сухов

 

* * *

Провожали меня на войну,

До дороги меня провожали,

На село я прощально взглянул,

И вдруг губы мои задрожали.

 

Ничего б не случилось со мной,

Если б я невзначай разрыдался, —

Я прощался с родной стороной,

Сам с собою, быть может, прощался.

 

А какая стояла пора!

Лето в полном цвету медовело.

Собирались косить клевера,

Рожь от жаркого солнышка млела.

 

Поспевала высокая рожь,

Наливалась густая пшеница,

И овес, что так быстро подрос,

Прямо в ноги спешил поклониться.

 

Заиграла, запела гармонь,

Все сказала своими ладами,

И платок с голубою каймой

Мне уже на прощанье подарен.

 

В отдалении гром грохотнул,

Был закат весь в зловещем пожаре…

Провожали меня на войну,

До дороги большой провожали.

1954

 

Александр Твардовский

 

В ПОЛЕ, РУЧЬЯМИ ИЗРЫТОМ…

 

В поле, ручьями изрытом,

И на чужой стороне

Тем же родным, незабытым

Пахнет земля по весне.

Полой водой и нежданно —

Самой простой, полевой

Травкою той безымянной,

Что и у нас под Москвой.

И, доверяясь примете,

Можно подумать, что нет

Ни этих немцев на свете,

Ни расстояний, ни лет.

Можно сказать: неужели

Правда, что где-то вдали

Жены без нас постарели,

Дети без нас подросли?..

1945

 

Валентин Шульчев

 

ДОРОГА НА ЗАПАД

 

Над просторной рекой пробегала дорога

Мимо зарев и рваной трепещущей мглы.

И над нею маячили хмуро и строго

Переломанных сосен кривые стволы.

 

Там валялись разбитые смятые танки,

Пушки немо, как бревна, лежали вразброс.

И над талой землей громоздились останки

Обгорелых лафетов, цепей и колес.

 

И над сталью, над башен косыми углами,

Над деревьями, сбитыми в тесный привал,

Умирало тяжелое мутное пламя.

И, чадя, раскаленный металл остывал.

 

Дым качался и падал в окопы и щели,

И по выжженным рощам стелился, космат.

И в далекое небо сурово глядели

Неподвижные лица немецких солдат.

 

Так вершится итог и кончаются сроки,

И разбитое судно садится на мель.

И просторной могилой земля на востоке

Обернулась любителям новых земель.

 

Так приходит расплата за кровь и за слезы.

Шла пехота вперед, приминая снега.

И на запад советские шли бомбовозы,

И советские танки теснили врага.

 

И уже на шоссе, на лесные поляны,

Покидая овраги, болота, кусты,

Выходили из дымных лесов партизаны,

И над ними знамен загорались цветы.

1942