Живая вода

* * *

 

Была весна! Мы в новый мир сбегали,

Легко поддавшись чувству молодому.

Мы жадно жили, зная жизнь едва ли,

Вдали от дома.

 

И вот теперь былое только снится,

И притянуло к берегу родному.

Журавль в небе, а в руках синица —

Уже мы дома.

 

Наутро в двери радость постучится,

Сейчас и это чувство нам знакомо.

Ведь ничего плохого не случится,

Когда мы дома.

 

Придет пора иному миру сдаться,

Уйти, куда мы Господом ведомы.

Друзья, придите с нами повидаться,

Пока мы дома.

 

* * *

 

Что яркого на родине моей?

Ни северных сияний, ни камней —

Блистающих под солнцем самоцветов,

Лишь череда закатов и рассветов,

Да слабое мерцание огней,

Да ласка зеленеющих полей.

 

Бледны туманы, хмур внезапный дождь,

И даже если день с утра погож,

То нет в природе нашей алых пятен.

И цвет осенний тоже деликатен.

Скромна картина красками, ну что ж,

Но серою ее не назовешь!

 

Цветет неброско что-нибудь окрест,

Сменяясь, как приметы здешних мест.

Ведь буйство красок скоро утомляет,

А наш пейзаж — он сердце умиляет.

Пожалуй, это — лучшее, что есть,

Он, как и хлеб, не может надоесть!

 

* * *

 

В метро ребенок плакал, и никто —

Ни юные папаша и мамаша,

Ни добрые соседи по вагону —

Ребенка успокоить не могли.

 

Я взгляд его заплаканный поймала

И лучезарно, ярко улыбнулась, —

Ведь у меня в душе сияло солнце, —

И мальчик озадаченно затих.

 

И в тишине папаша и мамаша,

И все, кто были рядом, обернулись,

И, малыша оставив без вниманья,

Смотрели с удивленьем на меня.

 

И, не дождавшись нужной остановки,

Смущенная, я вышла из вагона…

Я фокус тот проделывала часто,

Теперь, увы, мне это не дано.

 

Мои уменья в юности остались,

Мои дары по жизни растеряла.

Что делать, если человек заплачет,

Чужой и посторонний человек?

 

Присяду рядом и заплачу тоже,

Я верю, вместе плакать будет легче.

Потом вздохнем и молча разойдемся,

Чтоб больше не встречаться никогда.

 

ВЕРНОСТЬ

 

Бабке Наталке не снятся счастливые сны,

Бабка Наталка доныне ждет мужа с войны.

Смейтесь, кому эту женщину вовсе не жалко —

Светлую, добрую, верную бабку Наталку.

 

Вслух не стенает и слез горемычных не льет.

Годы проходят, полвека и долее — ждет!

Время — работе, заботе, печалям и мукам,

Дому, соседям, но только не детям и внукам.

 

Вроде на людях, а ночью — одна и одна!

Просит поставить кровать у седого окна:

— Старая стала, не слышу, а может случиться —

Муж мой законный, хозяин, в окно постучится.

 

Вот он, усталый, измученный, к дому придет,

Стукнет, а я не услышу, и скажет:

                                                                  — Не ждет!

Бабка Наталка, зачем ты так чутко ночуешь,

Если вернется, ведь ты его сердцем почуешь!

 

Бабка Наталка, ты жди и надейся, и верь:

Ветер ворвется в твою незакрытую дверь,

Явится муж твой — души одинокой опора,

Встретишь, обнимешь, прижмешься —

                                                                        теперь уже скоро…

 

* * *

 

Дорога в поземке — река с поперечным течением,

Сугробы обочин покруче любых берегов!

Вечерней порою все смыслом полно и значением,

Легко затеряться, исчезнуть средь этих снегов.

 

Ни звука, ни следа, и так далеко до чего-нибудь!

Но близко до неба. До ночи. До крайних пределов души.

И видно, как свет незакатный спускается по небу

Туда, где спасенные души пронзительно так хороши.

 

Там отблеск прощальный и мне обещает прощение.

Но все-таки, все-таки,

                                        все-таки надо идти.

Хотя бы затем, что кому-то мое возвращение

Нужней и желанней, чем мне — окончанье пути.

 

МАРТ

 

Он только птицам — радость и раздолье,

А мне опять — потери без конца.

Опять гримаса горести и боли

Сведет черты усталого лица.

 

Глотай, снегирь, размокшую рябину,

Доклюй, синица, сала старый шмат.

Я мартовского солнца не отрину,

Я знаю, что никто не виноват.

 

И пусть весна пригорки обнаружит

В проталинах, и пусть кипит азарт.

Она еще вспугнет, она еще завьюжит,

Она покажет, что такое март!

 

Конечно, в сердце радость постучится,

Мы от ее предчувствия замрем…

Но мечутся встревоженные птицы

Над снегом заметенным пустырем…

 

* * *

 

Мысленно перелистываю

Планы на лето.

Строки неистовые? —

Только не это!

Творчество, вдохновение —

Все уже, хватит!

Больше за эти мгновения

Сердце не платит.

Слово перемещается

Сонной мухой.

Мысли еще совещаются,

Чувство — глухо.

Сухо в глазах, наплаканных

Прежде срока.

А о денечках лакомых

Пусть потрещит сорока.

 

* * *

 

Обласкала с лихвою столица,

А покоя по-прежнему нет.

Здесь «друзей» незнакомые лица

Предлагает в сетях интернет.

 

Но, друзья, вы меня не корите,

Что однажды уеду туда,

Где еще говорят на санскрите,

Где в колодцах — живая вода.

 

Там земля оделяет любовью

И народ на радушье богат,

Там такие пласты родословья

Под кладбищенским дерном лежат!

 

Помня горечь и счастье былого,

Светит вечности юной звезда.

Это родина — сладкое слово —

Навсегда!

 

---

Нина Николаевна Струч­кова родилась в деревне Погореловка Тамбовской области. Окончила Литературный институт им. А.М. Горь­кого. Работала в издательстве «Молодая гвардия», журнале «Очаг», в настоящее время — редактор журнала «Сельская новь». Автор трех поэтиче­ских книг, многочисленных публикаций в коллективных сборниках, альманахах, антологиях поэзии. Член Союза писателей России. Живет в Москве.