Тихое и золотое

ТЕРНОВЫЙ КУСТ

 

Какой закат! И даль чиста.

День истончается и тает.

Лишь силуэт того куста

Мне о земном напоминает.

 

Лишь куст терновый зацепил

Мой взгляд. И не дает отвлечься —

Что лунная родится млечность,

Предвестник всех ночных светил.

 

День истончился до конца.

Вот-вот земное притяженье

Исчезнет. Только звезд круженье

Оставив около лица.

 

И ночь уже. И звездный хруст.

Земное, истончаясь, тает.

И только куст, терновый куст

Меня все держит и терзает.

 

* * *

 

Римме Лютой

 

У лета силы надломились.

Вздохнула осень ясно, чисто.

Недавно ласточки носились,

Теперь проносит только листья.

 

Цветы, что уронили цвет,

Уже не манят к луговине.

Теперь заметней бересклет,

Теперь заметней куст рябины.

 

Как все меняется, мой друг,

На состояние покоя,

Когда становится вокруг

Все — тихое и золотое…

 

МУЗА

 

К тому ли берегу, к другому, —

Обоим верен берегам.

 

Знакомому или родному —

Я даже многое отдам.

 

Где радуясь, где причитая,

Меня проводят до двери.

 

И только ты, моя ночная,

Все до остатка забери.

 

* * *

 

Еще ни желтого листа,

Ни паутины серебристой

Прохладный ветер у виска

Не пронесет.

Но полдень чистый

Настолько, что уже вот-вот,

Вглядись, и ты увидишь это —

Птенец окрепший унесет

На крыльях звон и краски лета.

Тишайший полдень.

Хрупкий свет.

Лишь георгины жарко дышат,

И ласточкам вздыхают вслед,

И осени дыханье слышат.

 

* * *

 

Пил и плакал.

И казалось,

Что живу в кромешной тьме.

Ничего-то не осталось,

Даже память о тебе

Тихим светом, светом хрупким

Удалилась за тобой.

Только свет по переулкам

Непонятно-голубой.

 

Я хочу в него вглядеться,

Отыскать твой прошлый след.

Мне подсказывает сердце:

«Нет…

Остался только свет.

В этом свете, как в тумане,

Много кануло сердец.

А мою затянет рану

Цвета странного рубец».

 

* * *

 

Небывалый какой листопад —

Скоро рощи совсем обнажатся.

Ветер дунет — и листья летят.

Ветер стихнет — и листья кружатся.

 

Знаешь, ветер! Я тоже, как ты,

Разметал все, что было, на листья.

А теперь вот стою у черты,

За которой неясно и мглисто.

 

Но давай в этот день золотой

Всех обманем — печалиться нечем!

Это позже ты, резкий и злой,

Надо мною подуешь на свечи.

 

А пока ты шуршишь без конца

В этих листьях и носишь их мимо,

Палисадника, окон, лица…

Притворимся, что все поправимо!

 

* * *

 

Четвертый день в избе не топлено.

Свезли хозяйку на погост.

Февраль сугробы рвал озлобленно,

Избу толкая под откос.

 

А утром гости приходили.

Топор и доски бросив на пол,

В ладони, согреваясь, били.

И мальчуган какой-то плакал.

 

И пили водку злые гости.

Пилили доски полчаса.

А после забивали гвозди

В ее сиротские глаза.

 

И от предела до предела,

Неотвратимого насквозь,

Метель мела, метель ревела,

Избу толкая под откос.

 

СТАРУХА СТАРОСТЬ

 

Юность быльем поросла…

Молодость памятью стала…

Старость идет, неспроста

Смотрит на все пьедесталы.

 

Знать, выбирает в судьбе

Самое главное место,

Чтобы прошедшей себе

Было не пусто, не тесно.

 

Там — от гранита рябит,

Противу — мрамор крошится,

Голубь на бронзе сидит…

Всё никуда не годится!

 

В сельский явилась простор.

Да огляделась в округе —

Роща, погост, косогор.

Глянулось это старухе —

 

Дремлют в оградках кресты,

Пижма, шары золотые…

Крестится, в щепоть персты:

— Тута ложите, родные!

 

ГРАЧИ

 

Март. Начало.

Я видывал разного…

Но такого не видел давно:

Все грачи на картине Саврасова

С нетерпеньем глядят за окно.

 

Там синица затенькала…

Господи,

Словно сделала солнца глоток!

Вот и мне-то подумалось: до сыти

Уж зимы-то! Давай, Марток,

 

Выше выкати солнце ядреное,

Растопи ледяную стынь!

По оврагам да по уремам

Свой нагольный тулупчик скинь.

 

Ветром вербным пройдись в долине,

Чтоб вздохнула, паря, земля,

И грачи, что живут на картине,

Громко грая, сорвались в поля!

 

* * *

 

Нет, я не поздравительный поэт.

Слова мои чураются елея.

О чем нисколько, впрочем, не жалею,

Мои слова души взыскуют свет.

 

Так, впрочем, речь негромкая твоя,

Взыскуя тайны, истины и света

Надмирного, откликнется поэту,

Приоткрывая тайны бытия.

 

Затем надолго мудро замолчит.

Но впитывая вечность и минуты,

Когда-нибудь прозрачно и не люто,

Как откровенье снова зазвучит.

 

Люблю, когда слова молчат. Сиречь,

Пока душою слово не объято,

Душе дано торжественно и свято

Слагать слова в молчанье или речь.

 

——————————————

Геннадий Максимович Ёмкин родился в 1961 году в городе Арзамас-75 (ныне Саров). Окончил Лукоянов­ское педагогическое училище. Служил в армии в Турк­мении, Афганистане, на Дальнем Востоке. Автор трех сборников стихотворений. Член Союза писателей России. Живет в городе Сарове Нижегородской области.