Струится с неба несказанный свет
- 12.11.2025
* * *
В чуткий час, когда замолкнут птицы,
Но в саду по-прежнему тепло,
В окна бьются бабочки-ночницы,
Бьются головами о стекло.
Как ты непонятно, мирозданье!
Кто нам может точный дать ответ,
Почему мучнистые созданья
Все летят, летят на яркий свет?
Может, электрического тока
Притяженье тайное жестоко?
Или света гибельны лучи?
Может быть, им слишком одиноко
В русской опредмеченной ночи?
Может, их просторные рубахи
Не вмещают жуткой тишины?
Мучают безудержные страхи
Под магнитным оловом луны?
Однодневки жалкие не знают,
Что к холодной осени растают,
Не узнав про русские снега.
Что ж они так головы теряют?
Или просто жизнь не дорога?
Пляшут их веселые сестрицы —
Бражники, капустницы, репницы
В византийский полдень на лугу.
Всё не могут жизнью насладиться.
Ну, а я постигнуть не могу –
Почему в июне и в июле,
Бросив комариные рои,
Словно зажигательные пули
Бьются в стекла смертницы мои.
* * *
Струится с неба несказанный свет,
И ничего-то нет дороже света.
«Поэт в России – больше, чем поэт».
Я не хочу быть больше, чем поэтом.
Осенний дождик кончит моросить –
В ответ ему ни криков, ни оваций.
Мне ни к чему в стихах своих просить,
Чтоб Ленина убрали с ассигнаций.
Я сделал выбор. С лунной тишиной
Остался, с лучезарною волной,
Не в ваших закулисных кривотолках.
Не станут комиссары надо мной
Склоняться в пыльных шлемах и в бейсболках.
Уж лучше спать тяжелым русским сном
В бревенчатой избе на русской печке,
Чем быть продажным клоуном, вруном,
Бесплатно не промолвившим словечка.
Не ваш я, бодрячки и рифмачи,
Не вашей гуттаперчевой команды
Игрок, и не таскаю кирпичи
На храм и хлам казенной пропаганды.
Но я не враг вам. Никому не враг.
Живу среди барыг и доходяг
В родимой мукомольне и давильне,
И мне милее зубчатый овраг
Всей вашей меркантильной говорильни.
Не дай мне Бог стать громче камыша,
Отважней лягушонка на болоте
И говорливей камня-голыша.
Мне жить бы только, глубоко дыша,
И видеть на ромашке мураша
Да облако в закатной позолоте.
К чему ж пугать, что кану в Никуда?
Всё к лучшему, и горе – не беда,
Когда ты был правдив перед народом.
…Я – лучик солнца, талая вода.
Я стану водородом, кислородом.
* * *
Спал младенец в яслях Вифлеемских,
И не ведал значения слов,
И не видел в гостях иноземских
Исполнительных Божьих послов,
Что стояли печально и смирно
У кроватки младенческой, свет
Застилая. Там золото, смирна,
Терпкий ладан – чего только нет.
Шелк халатов, барашка курчавость,
Голосов шепелявость, картавость,
Теплый пар от крестьянских корыт.
…Неужели Он ведал хоть малость,
Что ему испытать предстоит?
* * *
На старуху бывает проруха,
Ну а эта глядит, как пророк.
«Это что за деревня?» «Чернуха.
Ничего здесь не трогай, сынок.
Далеко ль до беды неминучей?
Нет от горя спасенья, мой свет.
Превратишься в татарник колючий
И не вымолвишь слова в ответ.
Если дружишь еще с головою,
Не касайся домов и оград!
Люди стали цветами, травою.
Посмотри – это люди стоят!»
В огородах – пырей да полова,
А на улицах нет ни души.
«Как ты, бабушка, смотришь сурово!»
«Уходи подобру-поздорову
И об этом нигде не пиши.
Тканой скатертью будет дорога.
Так-то, милый. Вот Бог, вот порог.
Эта кара, вестимо, от Бога.
Ничего здесь не трогай, сынок».
Я не верю ни в лихо, ни в чудо,
Но не надо мне новой беды!
Если просишь, то трогать не буду
Ни татарника, ни лебеды.
И ведра над колодцем убогим
Я касаться не стану, уйду
Поскорее по пыльной дороге,
На Полярную глядя звезду.
До тебя ли, старуха, мне дело?
Облака постепенно, несмело
Начинали на солнце сползать,
И печально ромашка глядела,
Будто силилась что-то сказать.
* * *
Одинокий старик с аденомой
Сквозь больничное смотрит окно
На штакетник, на дворик знакомый,
Где больные стучат в домино.
Сквернословят, кидают окурки,
Увлеченные громкой игрой,
А напротив сидят в процедурке
Молодой дежурант с медсестрой.
Ей уролог про речку бормочет,
Где живут караси и язи,
А девица визжит и хохочет,
И понятно, что все на мази.
Старичок, не лишенный рассудка,
В процедурку наметил маршрут,
А за ним, как утята за уткой,
Все ушедшие годы бредут.
Процедурки он дверь открывает
Под смолкающий гул голосов.
Медсестра недовольно вздыхает:
«Ваш укол в восемнадцать часов».
И глядят на него, как на стенку,
Из космических новых времен
Медсестра сексапильная Ленка
И хирург — долговязый Димон.
А старик, озирая Димона,
Яко твой архипастырь с амвона,
Скажет им: «Попозднее зайдем».
Снимет с пальца кольцо Соломона.
«Все пройдет», — прочитает на нем.
* * *
Не ковшом, решетом подносили
В Иудее, в замшелой Руси ли
Брагу пенную к тонким губам.
А когда о пощаде просили,
Метко били в ответ по зубам.
Не ковшом, а наперстком дырявым
Подносили, глумясь и смеясь,
Под ракитой, под вязом корявым,
Виноватым ты был или правым —
Мних безнозий, Великий ли князь.
Под березой, под гибкой оливой,
Клейким кленом, цветущею сливой
Я ухмылку видал подлеца.
Как кривлялся он, хмурый и потный!
…Брагу пенную жизни вольготной
Удалось мне испить до конца.
Я — везунчик, мучений не знавший.
Я не сгинувший и не пропавший.
Хоть была моя жизнь не проста —
Всем страдальцам всегда сострадавший,
Я всегда лишь стоял у креста.
И, бескрайнюю чуя разлуку
На развилке вселенских дорог,
Счастлив тем, что на горе и муку
Не велел посылать меня Бог.
Я твержу средь сырого ненастья,
Упираясь в суглинок родной:
«Сколько все-таки выпало счастья!
Сколько счастья-то, Боже ты мой!»
Евгений Ростиславович Эрастов родился в 1963 году в городе Горьком. Окончил Горьковский медицинский институт и Литературный институт им. А.М. Горького. Доктор медицинских наук. Автор шести поэтических и четырех прозаических книг, а также многочисленных публикаций в периодике. Произведения переводились на английский, немецкий, испанский, македонский и болгарский языки. Лауреат многих литературных премий, в том числе им. А. Горького, им. М. Цветаевой, победитель ряда международных поэтических конкурсов. Член Союза писателей России. Живет в Нижнем Новгороде.
