Счастливые дни

В латинском языке, хранящем в словах своих мудрость имперского народа, слово bellum обозначает одновременно и войну, и совокупность всех самых лучших качеств — «милое, приятное, прекрасное, веселое, бодрое, здоровое». Слово «война» поэтому здесь звучит как «прекрасное дело». Для современного человека это более чем странно. Для нас, не видевших войны, война — это смерть, ужас, дикая боль ран и бездонная боль от потери близких. Война — это страшная сказка, которую лучше не знать. Но для древних, которые назвали войну прекрасной, она была обычным и привычным делом. Войны шли регулярно, повторяясь, почти как времена года. Войны были абсолютно жестокими — истреблялись целые города и даже целые народы; пленных сжигали живьем, а младенцев разбивали о камни. Сама смерть и без всякой войны была обыденностью — люди жили мало, большинство детей умирало еще во младенчестве, а регулярные эпидемии и голод истребляли население целых областей. И вот эти люди назвали войну — «прекрасная». Что же они знали такое, чего уже не знаем мы?

Для нашего времени война кажется настолько чуждой и странной, что даже самое небольшое касание к ней вдруг приоткрывает эту тайну. Мне, к сожалению, воевать не пришлось из-за плохого зрения, не пришлось защищать родной Луганск от новых нацистов, которых взрастила Украина, как ядовитую плесень. Но тайна войны коснулась и таких, как я. Война происходит не только на фронте — она, как невидимый эфир, окутывает все вокруг и проникает в сердца. Мир становится каким-то другим, и прошлая жизнь кажется сном, от которого нас пробудило что-то намного более важное и существенное. Когда вдруг внезапно почувствуешь, что война, вопреки всему, — это действительно bellum. Так было и у нас.

Война — плод смертельного оскорбления и страсти умереть за Правду. Двадцать лет Украина оплевывала и топтала все русское, ложью и забвением пыталась убить наши души. Это единственная в мире страна, в которой язык большинства населения не является государственным. Таких стран больше нет. Это единственная в мире страна, которая полностью уничтожила свою историю, поставив на ее место подлейшие мифы, сочиненные в ведомстве Геббельса, а ныне из бандеровских листовок со свастикой 1943 года без всяких изменений перекочевавшие в школьные учебники. Это единственная в мире страна, в которой «правильное» национальное сознание основано на одной лишь ненависти — ненависти к русским. Но русские все это терпели, проявляя христианскую суть своего национального характера. Хотя многие скурвились, перейдя на сторону нацистов и став едва ли не самыми наглыми из них. А большинство ни на что не обращало внимания, надеясь в глубине души, как и их далекие предки, что скоро «Бог переменит орду». Единицы боролись, иногда жертвуя жизнью и судьбой. Единицы, не понятые другими, молились в церквях о «преодолении разделения народов Отечества нашего» и о «соединении Великия, Малыя и Белыя Руси». И казалось, что этому не будет конца, и ничего уже не изменится при нашей жизни.

Но зло само разоблачает себя и ищет свою погибель. Вот оно снова выползло на «майдан» — на то место, где когда-то Батый ворвался в Киев, а потом еще много веков там было «козье болото», на которое ходили колдовать киевские ведьмы. Снова заработала американская технология monking — «обезьянника», когда многие тысячи еще вчера вполне нормальных людей, собравшись вместе, вдруг становятся невменяемыми, и их обезображенные злобой рты орут непрерывные проклятия. Их сознание замутнено настолько, что свое бесноватое состояние они называют «революцией гидности (достоинства)». Те, кто остались нормальными, назвали это «революцией гадности». Но по отношению к нормальным уже работает своя технология — такой поток лжи и оскорблений, который должен изобразить из них абсолютных нелюдей, подлежащих уничтожению.

Что греха таить, стерпели бы и в этот раз, если бы не одно большое НО, навсегда и бесповоротно сломавшее все планы заокеанских хозяев. Это — черно-красный бандеровский флаг, флаг гитлеровских холуев, воевавших со своим народом. Двадцатилетняя тотальная промывка мозгов уже вырастила целые поколения несчастных дикарей, не знающих ничего, кроме геббельсовской лжи и этой сатанинской красно-черной тряпки — цвета тьмы преисподней и адского пламени. И они уже нагло думали, что они пришли сюда, как в пустыню, что здесь уже никого нет, кроме них, и никто уже не помнит тысячелетнюю Русь. Они ошиблись — и ошиблись навсегда.

Горек было Новый 2014 год от Рождества Христова — кипел наш народ обидой и гневом на творящееся в Киеве беззаконие, на безвольного Януковича, боявшегося очистить «майдан» от беснующегося фашистского кодла. Двадцать лет сжималась пружина боли и дошла до предела, и осталось ей теперь только одно — выпрямиться во всю силу. Но как? Как?

А во всех людных местах Луганска гудит боль и возмущение — словно пробудившись ото сна, люди высказывают то, что наболело еще от того, первого «майдана», девять лет назад по-хамски плюнувшего в лица нам, «юго-востоку». И в обрывках разговоров — настоящие «перлы»:

— Еврохолуи! Привыкли в Европе мыть сортиры и ничего другого не умеют и не хотят. Эта Европа их держит за дешевую прислугу, а они и рады. Бандеровщина проклятая! Пусть валят в свою жлобскую «Эвропу», а нам не мешают жить по-человечески! «Революция гидности»! Не смешите! Какая там «гидность»! Какое достоинство? Они хоть знают вообще, что это такое? Евробыдло! Американские подстилки! Укрозомби!

— Революция гадности! Все гады опять повыползали — давить некому. Янукович, как лох, трясется за свои бабки, которые у него на Западе лежат, все слушает, что ему оттуда скомандуют. Мы за него голосовали, думали, защитит от этих бандер и от Америки, будем дружить с Россией, а ему на нас наплевать. На том же Западе такой «майдан» уже давно бы разогнали и пересажали. А в Америке по закону в тех, кто с полицией дерется — сразу огонь на поражение. Там бы за полчаса от «майдана» мокрое место осталось. А нам Америка командует: «Нельзя! Уберите «Беркут» с улиц!» Лицемеры проклятые! Мы же им не командуем: «Смените охрану в Белом доме!»

Интеллигенция рассуждала спокойнее и основательнее:

— Какой инфантилизм, вы подумайте! Сотни специалистов в один голос говорят, что ассоциация с ЕС убийственна для нашей экономики, она окончательно добьет промышленность и сделает из нас сырьевой придаток, эдакое европейское Зимбабве. Никаких инвестиций не будет, им нужна только наша сверхдешевая рабсила и рынок утилизации ширпотреба. Нет, ничего не хотят знать — хотим в «Эвропу» и все. Детский сад! Показали конфетку с красивым названием — и делай с нами что хочешь. И ладно бы толпа, а то люди с учеными званиями и студенты лучших университетов — по своему идиотизму ничем не выше самой темной толпы. Увы, это Украина, детка. Нормальным людям здесь уже давно делать нечего. Нужно сваливать в Россию — это великая страна с великим будущим и мудрым народом.

— Все дело в том, коллега, — добавлял другой, — что эти университеты и звания уже ничего не значат, если они достались плебеям с хуторянским мышлением. Дело в том, что когда произошел отказ от великой имперской традиции в культуре и историческом сознании — сразу наступила обвальная деградация души, мышления и нравственности. На Украине навязывается псевдокультурный стандарт галичанства — этого несчастного племени на территории Галиции, которое семь веков жило в рабстве у других народов и еще в середине XX века пребывало в средневековье. СССР вытащил их за уши из их дерьма, приобщил к цивилизации — но именно за это они его и ненавидят. Все закономерно — дикари хотят вернуться в дикость, рабы — в рабство. Еще гетман Скоропадский очень быстро понял, с кем связался. Вот что он пишет в своих воспоминаниях, страница 233, почитайте: «Узкое украинство — исключительно продукт, привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет, и это является просто преступлением, так как там, собственно, и культуры нет. Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их ясно это отражает, где на пять слов — 4 польского или немецкого происхождения… Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо».

— Плебейство — это еще слишком мягко сказано, — добавлял третий, — Нет, еще и гнусность и подлость в их самом крайнем проявлении! Обратите внимание, почему они всех нормальных людей называют «ватниками» и «колорадами»? Потому что хотят, как самые последние хамы, плюнуть людям в самую глубину души. «Ватники» и «колорады» — это Красная Армия, освободившая мир от нацизма и фашизма. Армия, одетая в ватники, разгромила Гитлера под Москвой и Сталинградом, форсировала Днепр и освободила Киев. В ватнике был Александр Матросов, когда бросился на амбразуру. А Георгиевская лента — на медали «За отвагу», а ранее — на Георгиевском кресте. Украинские нацисты нагло плюют на могилы своих же собственных предков, которые сейчас в гробах переворачиваются, узнав, кем стали их потомки. Они перешли на сторону Гитлера! И они же сами себя разоблачают! Сами признаются, что они теперь нацисты, если ненавидят все, что связано с победой в Великой Отечественной войне! Само это название им уже ненавистно и его уже убрали из учебников. Но их конец будет таким же, как у их предшественников — на мусорнике Истории!

Однако разговоры — разговорами, а ничего не менялось: «майдан» нагло стоял, Янукович трусливо бездействовал. Видимо, «Беркуту» это надоело, и он по своей инициативе пошел в наступление, занял часть «майдана». Нацисты уже подожгли дом Профсоюзов, чтобы уничтожить то, что они там оставили — трупы, оружие и наркотики. А «Беркута» очень мало перед огромной толпой фашистов, но он геройски наступает даже без приказа трусливого Януковича. И тут кульминация: наемные снайперы стреляют в «Беркут» из консерватории и гостиницы «Украина», заставив его потерять два десятка убитыми и ретироваться с «майдана». Затем с тем же успехом отстреливают больше сотни глупых майданных боевиков (пушечное мясо!), которые ринулись вверх по улице в сторону администрации президента. В Раде подкупленные депутаты Партии регионов вместе с нацистами голосуют за отмену антитеррористической операции. Те же самые люди, которые наняли снайперов, объявляют убитых ими боевиков «небесной сотней», а про убитых милиционеров никто даже не вспоминает. Исторический акт величайшей подлости и лицемерия свершился.

Янукович бежит, и весь Юго-Восток охватывает гнев и отчаяние. Но вдруг — как неожиданное чудо и нежданная радость: поднимается Крым! Наше отчаяние перекрывается радостью, в которую поначалу даже не верится — пусть, увы, не мы, но хотя бы Крым освободится от проклятого украинского ига! Изумительный народ Крыма единодушно показал, что он — единая Русь, а не «окаянная нйрусь» — Украина. Россия действует мощно, как и подобает великой стране. Все организовано четко, Запад в шоке и прострации, не зная, что делать. Крым свободен! Но как же мы?

Чувствует сердце, что что-то будет, и ожидание его не обмануло. И вот уже впервые взметнулся на флагштоке российский триколор в центре Луганска под громо­гласное «Ура!» ликующей площади. И вот уже народ каждое воскресенье занимает здание администрации, словно тренируясь для будущих свершений. Луганский счастливый март, наша Русская весна! Чувствует сердце — что-то будет! И вот оно, долгожданное — Начало. «Я, Болотов Валерий Дмитриевич, командир луганских партизан…» — говорит с экрана перед миллионами людей усталый сержант, снимая маску и расстегивая ворот, под которым десантская тельняшка. И вот уже 6 апреля партизаны ведут людей к зданию СБУ — и взметнулся над ним победный триколор! Корабль Истории, гнивший в зловонной тине Украины с 1991 года, тяжело и со скрипом, но отчаянно и упорно поднял паруса и двинулся в открытое море. Вперед, хватит терпеть и бояться, и будь что будет!

Луганск — второй, кроме Славянска, город бывшей Украины, который не стал шутить, играться в «мирный протест», но сразу поднял вооруженное восстание. Украинские нацисты уже развязали тотальный террор и насилие против тех, кто с ними не согласен. Они уже начали Войну — и у нас не осталось выбора. Отныне вся кровь — на их совести, если она у них еще осталась, на их грязных, лживых и подлых душах. И они ответят за нее!

А тем временем в центре Луганска под ярким апрельским небом начинается праздник и ликование тысяч людей, каждый день заполнявших пространство перед бывшим СБУ, а отныне — крепостью русских повстанцев. Ставятся палатки с названиями городов, дымят кухни, из динамиков гремят русские и советские песни, в двух палатках-часовнях непрерывно читаются акафисты, между песнями к микрофону выходят все желающие и говорят все, что у них выстрадалось и наболело. Перед новой крепостью — два ряда баррикад, между ними — узкие проходы, один выстелен украинским флагом, другой — американским. Входящие старательно вытирают ноги, так что оба флага из-за быстрого износа приходится часто менять. На баррикадах — самодельные огромные кресты, иконы и надписи — Святая Русь и Луганская Народная Республика. Везде российские триколоры и флаги ЛНР.

Но однажды чудной весенней ночью ударил набат в храме Гурия, Самона и Авива, что напротив крепости — тревога! Выдвинулись для штурма приезжие спецназовцы, собранные со всей Украины и спрятанные ранее в казармах по окраинам. И к крепости, готовой к бою, побежали, проснувшись, тысячи людей со всех сторон и стали стеной вокруг баррикад, вместе с вооруженными бойцами — умрем, но не отступим! И никто не приблизился…

И вот уже Луганская армия наносит контрудар — выбивает и выгоняет из воинских частей по городу всех чужаков. Вот и первый настоящий бой — за кварталом «Мирным» взята областная база погранвойск. Остался лишь аэропорт — там накапливаются украинские каратели, садятся все новые и новые их самолеты. Их предупредили: уходите по-хорошему. Они не поняли, и зря. И вот уже горит, сбитый на посадке огромный ИЛ-76 с натовскими инструкторами и какими-то еще секретными грузами.

Украинские оккупанты, вон из Луганской Республики! Сдается и бежит трусливая Украина. А там, двести километров на запад, сражается геройский Славянск, наводя страх на вдесятеро превосходящие украинские силы.

А все подлецы уже тогда бросились бежать на Украину — переждать и вернуться с карательными войсками. Не дождутся! Сбежали туда и местные «олигархи», бросив все наворованное. А перед крепостью гремят ораторы:

— Лучше погибнуть на войне, чем жить с этими майдановскими гадами и бандеровскими мразями в одном государстве!

— Лучше погибнуть на войне, чем над нами будут глумиться эти гнусные «европейские ценности» — корысть, гордыня, жлобство и разврат. Все их псевдоценности — ниже пояса. Вместо личности — тупая похотливая биомашина. Разврат преподается в школе, детей отнимают у нормальных семей и за взятки передают содомитам. Европа — это тоталитарный сатанизм, убийца человечества. Но мы устоим! У нас настоящие, русские ценности — совесть, бескорыстие, смирение, служение Богу и Родине!

И вот 11 мая — никогда еще не было таких выборов! Раньше люди нервно толпились, переживая смесь надежды с уже заготовленной злобой — «Кого ни выбери, все обманут!» Кучма и Янукович трижды обещали русский язык — государственный, и трижды обманули. А Янукович еще и дважды сдал страну фашистам. Теперь суть действа своей невероятностью почти сводит с ума — новое государство, ЛНР, Новороссия! Людей много, все радостные, шутят и веселятся. Есть ораторы на улицах, один говорит:

— А почему независимость Украины — это хорошо, а независимость Новороссии — это плохо? Если независимость — это плохо, то отменяйте тогда нахрен вашу Украину и создавайте обратно Советский Союз. Мы будем очень даже не против. А если независимость — это хорошо, то вы обязаны признать нашу Новороссию, и не надо тут лицемерия и двойных стандартов! У нас тоже законный референдум и народное волеизъявление. А если им плевать на наш референдум, то тогда не надо и вякать про какую-то «демократию»! Это фашистская диктатура, что и так всем известно. «Мировое сообщество не признает»? Ишь ты! А что такое это «мировое сообщество»? Америка и ее холуи? Плевать мы на них хотели! Мы референдум проводим для себя, а не для них! Ничего, признїют, когда им Россия немного мозги вправит, а то совсем уже охамели пиндосы, везде свой грязный нос суют, устроили нам фашист­ский переворот и радуются!

Хорошо сказано, однако.

 

* * *

 

Но вот пришла и она — Война.

Вот они, первые ночные взрывы, где-то за Металлистом. Разговор:

— А кто это стреляет? Наши?

— Нет, у наших артиллерии нет. Это «укропы».

— А что же делать?

— Потерпеть. Скоро артиллерия будет. А пока нужно маневрировать.

Вот первое, еще июньское сражение за Металлист. Несутся через город санитарные машины с ранеными, грохочет канонада, и поднимаются за Каменным Бродом столбы дыма выше облаков. Разгром «укропов», много пленных, разбит батальон «Айдар» (его потом еще неоднократно будут создавать заново после очередных разгромов), из него взята в плен садистка Савченко, которая уже пытала пленных в Харьковском СИЗО (это потом рассказал вернувшийся из плена священник, которого пытал и «Айдар»). Много убитых натовских наемников, в основном поляки, но есть и негры. Оказалось, что наши луганские пацаны и российские добровольцы крошат этих хваленых американских «рейнджеров» на раз-два. Они вообще боятся рукопашки и в контактный бой не идут. У нас в батальоне «Заря» были даже пенсионеры под 70 лет, и они тоже гоняли этих «рейнджеров». То же самое и на той стороне Донца — в лесах за Станицей Луганской — есть пленные и захвачена техника. Из мести украинская авиация долбит Станицу, уничтожила там две улицы и два десятка людей, в том числе пятилетнего Егорушку. Царствие небесное тебе, младенец-мученик казак Егорушка!

Фронт пока стабилизировался.

Вот первые две мины прилетели на наш квартал Шевченко, на рассвете нежно и музыкально просвистели, как было в кино «про войну», и взорвались где-то рядом. Днем паломничество населения к месту взрыва — снесло левый вход в школу № 14. (Замечаю для себя: мина легко пробивает плиту перекрытия, значит, на пятом этаже находиться нельзя, но у нас на третьем уже безопасно — мина падает почти вертикально и в окно не залетит).

В Интернете был ролик: кто-то заснял, как через Счастье на Металлист проходит большая укропская колонна — танки и «Гиацинты», самые большие самоходные дальнобойные орудия. Комментарии были оптимистичные:

— Мама дорогая, и это все на нас?

— Привет, завтрашние «двухсотые» и куча металлолома!

Но пока эти «Гиацинты» превратились в металлолом, они успели поглумиться над городом и убить несколько десятков мирных жителей. Особенно страшен был снаряд, упавший на перекрестке у Восточного рынка. Объявили, что он убил 8 человек, люди говорили — 26. Другой снаряд пробил полутораметровые дыры в толстых стенах областной библиотеки им. А. Горького и Музея истории Луганска; а с особой страстью укропы долбили новый высотный дом за бывшим СБУ, еще даже не заселенный, в который было много попаданий. Еще был свет, и по украинским каналам нагло брехали, что это ополченцы обстреливают сами себя и свой город. Страна, основанная на лжи, от лжи и подохнет. Слава Богу, процесс уже пошел.

И в тот день появилась она — Ненависть.

Через месяц после первого — второй штурм. Теперь уже с трех сторон — уже не только от Металлиста на Вергунку, но еще и через Александровск на Юбилейный и через Роскошное на квартал Мирный. Штурм отбили, но укропы закрепились. Конец июля — начало блокады.

Но там, на юге области — между Свердловском и Краснодоном — уже «укропы» в «Южном котле», первая стратегическая победа! Это самоуверенные натовские «стратеги» напланировали там в киевском генштабе отрезать ЛНР и ДНР от России прорывом вдоль границы. Укропы нагло вытянулись в нитку от Саур-могилы до Краснодона — им уже осталось меньше тридцати километров до Станицы, чтобы замкнуть все окружение — но армия ЛНР разрубила эту нитку, как змею поганую, прижала ее к границе и добила. Пять бригад и полк спецназа разгромлены в хлам, одних убитых до пяти тысяч. Полтысячи «укропов» бежали в Россию, а потом Украина отдала их под суд как «дезертиров» — за то, что остались живы. Подлейшая страна!

В июле Украина не заплатила зарплату и закрыла банки. В конце июля уже окончательно потух свет и отключили воду. Каждый день теперь минометные обстрелы украинскими диверсионными группами и дальние артиллерийские дуэли. Людей осталось мало, почти все сбежали — лишь несколько пенсионеров у подъезда. Раньше играли дети возле подвала, чтобы при обстреле сразу спрятаться — увезли и их.

Молодые уехали, бросая стариков на произвол судьбы. Холодильники не работают, жара, ничего хранить невозможно, запасов мало, магазины продают только консервы, на рынке цены выросли в три раза. Везде орут несчастные брошенные коты и породистые собаки. Мы с женой с утра с тележками ходим за водой на улицу Дальневосточную, где ополченцы дают воду из скважины с девяти утра до девяти вечера, но там большая очередь. Часть воды мы раздаем бабушкам, которые почти не ходят. Им жена каждый день носит еще и еду. Кормим своих двух котов и еще нескольких брошенных кем-то во дворе. Наша кошка болеет, жена над ней плачет и каждый день покупает ей что-то свежее и дорогостоящее. Деньги тают.

Август. «Укропы», обломавшись в Южном котле, решили окружить Луганск отдельно и сжимают блокаду. Взяли Лутугино, наглухо перерезали дорогу на Алчевск. Разблокировали аэропорт, навезли туда припасов, взяли Новосветловку — перерезали дорогу на Краснодон. Правда, туда осталась дорога в объезд, которая простреливается — последняя «дорога жизни» между Новосветловкой и Станицей. Наконец, взяли Хрящеватое — и последний рубеж обороны теперь прошел за Острой Могилой — там же, где он был в 1918 году, когда «красный» Луганск во главе с Ворошиловым и Пархоменко оборонялся от казаков Краснова, выстоял и погнал их обратно на Дон. Но теперь, правда, мы сами — «белые», и казаки воюют на нашей стороне.

До фронта по улице Оборонной — шесть остановок трамвайных, хотя трамвай давно не ходит. Оборонная вспомнила, почему она так называется, и снова стала «оборонной» — исполосованная танковыми траками, размеченная разбитыми домами. Вдруг заревет «Град», словно исполинская швейная машинка, с территории аккумуляторного или «сотого» завода — и вот уже летят в ответ украинские снаряды опять сюда, вдоль Оборонной.

А когда нет канонады, вдруг настанет здесь такая тишина, как в поле, и тогда слышно, как вместо рева потока машин, тихо-тихо шелестит трава на ветру и качаются разорванные трамвайные провода…

 

* * *

 

С украинскими минометными диверсионными группами ополченцы сначала боролись лучше, потому что люди, увидев подозрительную машину, сразу звонили на номера ЛНР. Тогда Киев специально отключил нам мобильную связь, чтобы им легче было нас убивать. Стало тяжко.

Но к обстрелам привыкли. В начале августа мина упала у нас возле дома, когда там шла жена. Всего метрах в двадцати пяти от нее — ее спасли кусты густой сирени, которые посекло осколками. Я только успел броситься к окну — уже сразу свистит вторая мина, я кричу: «Падай! Падай на землю!» А она бежит к дому, кричит: «Господи, помилуй!» Помиловал, и вторая мина перелетела через дом и упала в соседнем дворе, взрывной волной выбило там все окна.

Было много и других случаев. Ходить за водой всегда рискованно. Мина свистит три секунды — можно только успеть упасть на землю, и больше ничего. Но обычно лень падать, только подумаешь: «Ну, убьет, и хрен с ним, надоело!». А храбрый народ у нас на рынке, особенно в очереди за кормом для котов. Рано утром у нас на рынке стояло три очереди, в основном, из пенсионеров — за хлебом (ждут, когда привезут), за молоком (когда еще возили молоко, в августе перестали — все пригороды отрезаны) и за рыбой для котов и куриными лапами для собак.

Последняя очередь была самая бесстрашная. При свисте мин и взрывах первые две очереди бросались врассыпную, а немощные бабушки просто падали на землю, в кровь разбивая локти и колени. Но «кошачья» очередь, самая длинная, лишь слегка вздрогнув, продолжала бесстрашно стоять. И продавщицы продолжали торговать, крича почти в истерике: «Мы тут все сдохнем из-за ваших котов, будь они неладные!»

Бабушка в очереди говорит:

— Я уж сама — как-нибудь, а моему Барсику куплю рыбки…

«Мы отвечаем за тех, кого приручаем…»

 

* * *

 

Пенсионерка, бывшая учительница, говорит в очереди: «Я пишу книгу обо всем об этом». Да, такой народ победить нельзя. Хочется найти пример, как описать все это, беру бунинские «Окаянные дни». Но нет, там все «с точностью до наоборот». Там отвращение и тоска, а у нас — надежда и… радость. Нет, как это ни дико звучит, но я бы написал: «Счастливые дни»!

Да и сам Бунин, будь на нашем месте, написал бы, наверное, вот так:

«Город пустел, заполняясь грозным пространством знойного воздуха, и в перерывах между взрывами и свистом мин тихо звенело ощущение какого-то неведомого радостного будущего, сладко тревожащего сердце…»

Даст Бог, и я когда-нибудь так напишу, если жив останусь.

Однажды ранним утром, когда не было канонады, я вдруг подумал: «А как там Вася? Он же на окраине, почти на линии фронта, и вряд ли уехал. Он не уедет, он такой». Василий Бугаев — это мой друг, луганский художник, которого, как водится, сейчас знают очень мало, но через полвека он будет знаменит, вспомните мои слова. Я решил пойти к нему.

Вася живет в районе «3-й километр», на выезде в сторону Лутугино, где в то время «укропы» уже сидели в «котле». Они там были еще совсем рядом, возле Роскошного, и оттуда долбили нас артиллерией. Я пошел туда пешком насквозь через «шанхай» (так у нас называется огромный район частной застройки) — от Оборонной вниз километра три. Взял с собой кусок железной трубы — отбиваться от одичавших собак — и не зря, она пару раз пригодилась. «Шанхай» тоже был пустой — людей и здесь не видно. Улочки засыпаны яблоками, которые некому собирать — стоит винный запах спело гниющих плодов. Вася оказался на месте и очень обрадовался. Я спросил:

— Где тут фронт?

Вася смеется:

— Километр отсюда. Тут самое безопасное место — все пролетает у меня над головой. Но когда взрывается там, в центре — как ножом по сердцу.

Вася достал свой последний НЗ — «мерзавчик», то есть бутылку 0,25 водки, оставленную им на самый выдающийся случай. Я предложил:

— Давай махнем мерзаву сразу всю напополам и помолчим, пока тихо.

Махнули, заели яблоком и стали молчать. В саду между деревьями от жары дрожал воздух, птицы молчали, под ногами лежала куча осколков от мин, которые Вася собирал у себя в саду и во дворе, а из кустов вышел шикарный кот и стал осторожно приближаться к нам.

— Это мой Мурчик… — сказал Вася с нежностью, максимально возможной для человеческого существа. — Я сам сдохну, а ему последний кусок отдам.

Что тут ответишь? Я заметил:

— Как-то странно водка действует. Прямо как в юности, когда первый раз ее пробовал. В сердце такая радость разливается, как влюбленность.

— У меня тоже, — согласился друг. — Я знаю, от чего это. То, что сейчас происходит — это тоже как влюбленность, словно вся жизнь в одну точку собралась… Либо все новое, либо конец всему.

Вдруг, как пишут в таких случаях, «его лицо осветилось каким-то внутренним светом вдохновения» — но это действительно так и было. После нескольких случайных фраз Вася вдруг сказал:

— Ты же видишь, где мы! Мы же на самом последнем рубеже — вот там (он показал в сторону Лутугино) — ОНИ, глупые и обманутые, нанятые Западом, чтобы уничтожить нас, нашу Православную Русь, последнюю твердыню и надежду человечества! Оттуда на нас наступает сам Антихрист, которому служит Запад. Он скоро придет, если они победят. Но они не победят, мы победим! И хоть мы с тобой не воюем, но мы тут были, на этом крайнем рубеже, где решается судьба человечества… Это главное счастье!

— Хорошо сказано, — обрадовался я. — Только не говори это всем подряд, не надо бисер зря метать. Это эзотерическое знание. Смысл истории не всем дано понимать, зато дураков много. Скажи им правду, они будут только ржать и хамить.

Тогда я рассказал ему про bellum и добавил:

— И еще в этом слове — тот же самый древний индоевропейский корень, что и в нашем слове «белый». А белый цвет что символизирует еще с архаики? И чистоту (святость), и смерть одновременно! И это не парадокс — ведь чистота и святость достигаются через смерть человека для всего земного и низменного, через приобщение к вечности. Вот отсюда и разгадка двойного смысла — а на самом деле единого, но цельного — слова bellum… Ты же, кроме рисунка, еще и цвет преподаешь — расскажи об этом студентам.

— Расскажу.

— Слушай, — продолжал я, — я тебе давно хотел сказать, но раньше стеснялся. У тебя с прошлого года где-то в картинах появилось какое-то сумасшествие в хорошем смысле слова, словно что-то такое прорывается через тебя помимо твоей воли и непонятное еще умом, какая-то тайна и изнанка бытия, какое-то откровение… Это видно.

— Да… Я знаю.

— У меня это тоже, только в другой сфере. Наверно, это так бывает перед великими событиями, изломами истории.

— Да, как неслышимый шум вечности.

— Что, как у Блока, «какой-то гул»?

— Гул, дорогой, еще какой гул…

 

* * *

 

…И вот закончилось лето, настала осень, и точно к дате Бородинской битвы Русь провела блестящее наступление против укронацистов — «бросок к Азовскому морю» — и устроила им под Иловайском «новый Сталинград».

А под Луганском Русь добила Лутугинский «котел» и аэропорт — на юге, и вышвырнула оккупантов за Донец — на севере. Обстрелы города сразу прекратились. И как быстро вернулись люди, и как быстро возрождается Луганск! Какая живучесть в нашем народе! Еще почти нигде нет света и воды, но уже ожили улицы, все начинает работать. Еще никто даже не обещает начать платить зарплаты, но все работают и так — потому что НАДО. С 1 октября заработали университеты и школы. В аудиториях так темно и холодно, но студентов с каждым днем все больше, среди них все больше отпускных ополченцев, которых прямо с лекций по мобильному вызывают командиры. Подходит к преподавателю парень, а иногда и девчонка в камуфляже, с флагом Новороссии на рукаве, спрашивает:

— Что нужно выучить на экзамен?

Тот смущенно:

— Почитайте учебник по любой теме, которая Вас заинтересует, если будет время. А если не будет, ничего, приходите, я и так поставлю… Только живой возвращайся, постарайся…

— Постараюсь… прочитать.

Почти математическая закономерность: все паразиты и барыги, хамы и взяточники, в общем, все подлецы и мерзавцы — оказались «за Украину» и не вернулись в Луганск. Закон жизни — подобное притягивается подобным. А вернулись честные работяги, готовые страдать за Родину. Часто слышно:

— Война все дерьмо смыла.

— Стало легче дышать.

Невозможно забыть 2 ноября — это было не просто первое голосование в новой стране. Это был «звездный час» истории, затмивший даже 11 мая. Работала только половина участков, а люди, видимо, пришли абсолютно все, кто был. Нужно было видеть эти торжественные длинные колонны людей, медленно и важно двигавшихся по темным улицам, по два-три часа на внезапно ударившем морозе — до самой полночи! В этом торжественном, серьезном и молчаливом шествии уже не было того хмельного веселья Русской весны, как в мае. Переговаривались тихо. Ругали украинские СМИ, которые продолжали в бешенстве лгать и обливать нас грязью. Говорили о том, что все хорошо, что мы выстоим. Здесь была серьезность судьбы.

Простите нас, погибшие, что мы живы, а вас здесь уже нет!

Помолитесь за нас, грешных, у престола Царя Небесного!

Сурова и смиренна, но величественна и радостна ты, русская судьба!

Нет лучшей судьбы на свете, чем наша!

Счастливые дни!

 

———————————————

Виталий Юрьевич Даренский родился в 1972 году. Окончил исторический факультет Донецкого государственного университета. Кандидат философских наук. Автор более 300 научных публикаций в 9 странах мира. Стихи и проза публиковались в журналах России, Украины, Молдовы и Беларуси. Автор поэтического сборника «Тропа у обрыва». Член правления Союза писателей ЛНР. Живет в городе Луганске.