Сад поднебесный
- 25.08.2016
* * *
Холодное, мокрое лето.
Весь день над лощиной туман.
По влажной полосочке света
Крадется смолистый дурман.
Струится к разлапистой кроне,
Что чутко колышет зенит.
И шишка, упав, полусонье
На части чуть слышно дробит.
Замшелостью тянет и прелью
От скользких, потресканных пней.
Тоска по весне и апрелю
В остылой природе острей.
И видишь с каким-то надрывом,
На зрелом своем рубеже —
Сосенка шумит над обрывом,
А корни подмыло уже…
* * *
И осень — не осень… И птица — не птица…
И плесень с обоев сползла на диван.
И только за стенкой кричит роженица
Да седенький фельдшер с заутрени пьян.
В небесном просторе, послушные гуду
Высоких машин и высоких столпов,
Ослушники тайно прощают Иуду,
Послушники внемлют, что скажет Иов…
На капли расплескана, тысячелица,
Усталая вечность мешает вздохнуть.
И только за стенкой кричит роженица…
И суть непонятна… И тягостна суть.
А души вспорхнувшие — не улетели,
Подстреленной птицей упав на жнивье.
Нет выси в высоком, телесности — в теле,
И боги устали стоять за свое.
И вечность не чудится золотолицей,
И кровь вместо пота сочится из пор…
И только за стенкой кричит роженица —
Умолкнет она, и умолкнет простор…
* * *
Николаю Рубцову
Не брести, а скакать
по холмам помертвелой Отчизны,
На мгновенье споткнуться, ругнуть поржавелую гать,
Закричать: «Ого-го-о…»,
зарыдать о растраченной жизни…
Подхватиться и снова куда-то скакать и скакать.
Только стайка ворон
да вожак ее, странно-хохлатый,
Будут видеть, как мчишься, как воздух колеблет вихры…
Да забытый ветряк,
будто воин, закованный в латы,
Тихо скрипнет крылом… И опять замолчит до поры.
Только черная рожь
да какая-то женщина в белом,
Что остались одни одиноко под небом стоять,
Могут встретить коня
вот с таким седоком неумелым —
Он кричит против ветра, но мчится опять и опять.
Завтра солнце взойдет,
из-за тучи восторженно брызнет.
И никто не припомнит, ловя озорные лучи,
Как нелепый седок
среди ночи скакал по Отчизне,
И рыдал…
И метался…
И сгинул в беззвездной ночи.
* * *
Ни души…
Игорь Северянин
Не проще тени… Не светлей звезды…
Не сумрачней обиженной дворняги,
Не тише вековечной немоты
И не живей рисунка на бумаге —
Она парит, прозрачная душа,
Уносится в трубу со струйкой дыма,
С туманами ночует в камышах,
Везде жива, везде неуловима.
Когда бредешь в раздумчивой тиши,
Наедине с ночным небесным светом,
Есть ночь и высь… А больше — ни души,
Но все душа, но все душа при этом…
* * *
За околицей женщина плачет,
От рябины чуток отойдя.
И ладони озябшие прячет
Под взъерошенной свиткой дождя.
Никого… Только влажные кроны
Наклоняются, боли вослед.
Да струится сквозь кроны зеленый,
Через муки просеянный свет.
За пригорочком тени теснятся
Под охриплый вороний бедлам,
И горячие руки боятся
Прикоснуться к озябшим рукам.
И случайный прохожий едва ли
Отличит, поспешив под навес,
Эту музыку женской печали
От печальной музыки небес.
ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
Вы, наверно, о нас?.. Мы степенной походкой пройдем
Мимо вспомненных дат, мимо праха великих сражений.
Может, шли мы неверно объявленным «верным путем»,
Но мы видели свет… И казался нам сумрачным гений…
Пусть зловещие орды все мнили пойти на восток,
Мы мгновенно разбить их наивно и яростно мнили.
Был их замысел — низок, полет наших мыслей — высок,
И врагов обращал он в ничтожное месиво гнили.
Мы домой возвращались, не очень-то зная — куда,
Где был дом — пепелище, а женщин — болезные вдовы.
Мы скрипели зубами… А силы сбирала Орда —
Дым Отечества нашего был им, как запах медовый.
И Орда одолела… Не нас — тех, кто следом пришел,
Тех, кто вытравил память из шариков гемоглобина.
Им чванливо велели и, ноги поставив на стол,
Потешались: «Плевать им, что харкает кровью рябина…»
И они растоптали — и знамя, и наших вождей,
И державных поэтов, и эти багряные грозди.
Это было о нас: «Гвозди б делать из этих людей!..»
А у них в дефиците и люди, и души, и гвозди…
Ну, так в чем нас винить? Мы свое отстрадали и так.
Нету праздников наших… Зато процветает химера.
Мы пока что молчим… Но очнется матрос Железняк,
И еще громыхнет вороненая сталь револьвера…
ВДАЛИ ОТ РОССИИ…
Вдали от России
непросто быть русским поэтом,
Непросто Россию
вдали от России беречь.
Быть крови нерусской…
И русским являться при этом,
Катая под горлом великую русскую речь.
Вдали от России
и птицы летят по-другому —
Еще одиноче безрадостно тающий клин…
Вдали от России
труднее дороженька к дому
Среди потемневших,
среди поседевших долин.
Вдали от России…
Да что там — вдали от России,
Когда ты душою порой вдалеке от себя…
Дожди моросили…
Дожди, вы у нас не спросили,
Как жить вдалеке от России, Россию любя?..
Вдали от России
круты и пологие спуски,
Глухи алтари,
сколь ни падай в смятении ниц.
Но крикни: «Россия»…
И эхо ответит по-русски,
Ведь русское эхо нерусских не знает границ…
* * *
Надежде Мирошниченко
Мне любезен рассвет… И закатное солнце любезно.
Мне любезна коняга, что мирно бредет в поводу.
Эта бездна без дна… Мне любезна бездонная бездна,
Мне любезны синица и горечь полыни во рту.
Раздаю все, что есть… Ничего, от меня не убудет —
На великой Руси и беспамятный помнит добро.
Надо мной небеса… Где-то в небе — хорошие люди,
Помолиться за них в час суровый совсем не старо.
Эге-гей… Небеса… Прогремите — а я вам любезен?
Вы послали мне с ливнем ночные свои письмена.
Мы с бродячей собакой чужой частокол перелезем,
И в саду очутимся, откуда все небо — без дна.
Я голодному псу потреплю жестковатую холку,
С благодарностью глянет заброшенный пес на меня.
И тогда осенит, что бродил я и зря, и без толку…
Бесполезно бродить мог до самого Судного Дня.
Но спасибо тебе, отворенное в полночь оконце, —
В этот сад поднебесный, что воздух Отчизны сберег.
Значит, скоро рассвет… Значит, снова дорога за солнцем —
Птицам на проводах нипочем электрический ток.
* * *
Морозец серебрит твое дыханье,
Похожее на ветра колыханье,
Похожее на перышко лебедки,
Летящее в озерную лазурь…
И ничего не знаю я, о Боже,
Что было б так на истину похоже,
Как это серебристое дыханье,
Что защитит от мрака и от бурь.
Все размывает время-невидимка,
А ты все смотришь, смотришь с фотоснимка,
И веет пятипалою сиренью
От старой фотографии резной,
Где ты одна — заря и непогода,
Где ты одна — и утро, и свобода,
Где жажда серебристого дыханья
Вовек не станет жаждою иной…
Есть острый взгляд… Но есть еще прозренье,
Когда столетьем чудится мгновенье,
Когда поймешь в счастливую минуту,
Что до сих пор не понял ничего,
Что все ушло — обиды, люди, лица…
Пусть только этот выдох серебрится,
Пускай парит над узкою тропою,
Пока еще тропу не замело…
Анатолий Юрьевич Аврутин родился в 1948 году в городе Минске. Окончил Белорусский государственный университет. Главный редактор журнала «Новая Немига литературная». В 2005–2008 годах — первый секретарь правления Союза писателей Беларуси. Лауреат международных премий им. С. Полоцкого, Э. Хемингуэя (Канада), «Литературный европеец» (Германия), многих российских и белорусских литературных премий. Автор более двадцати поэтических книг. Живет в Минске.
