Поэтика музыковедческой мысли

«Горизонты музыки: прошлое в настоящем и будущем» — так называется исследование Евгения Трембовельского, недавно вышедшее солидным фолиантом в издательстве «Композитор». И есть в этом названии некая запрограммированность на особую панорамность и широту авторского взгляда на мир музыки. Действительно, в исторической перспективе просматривается то «прош­лое», представленное фрагментами исследования о Мусоргском (известная монография о его стиле выдержала в свое время не одно издание и принесла главный успех автору), то «настоящее», коего по удельному весу едва ли не больше и в этой книге, и в целом в творчестве Е. Трембовельского. И «творчество» здесь не является оговоркой. Музыковед всегда находится в поиске своего, «сотворческого», как писал Б. Асафьев, слова о музыке. Стиль его отличает особая легкость пера: при точности и глубине аналитических наблюдений, есть в нем и простота, и емкость суждений, афористичность и метафорические красоты, все то, что можно назвать поэтикой музыковедческой мысли.

И если задаться вопросом, в чем секрет методологии автора, создавшего научный труд в семьсот с лишним страниц, который читается на одном дыхании, то ответом, в первую очередь, будет авторский стиль, абсолютно узнаваемый по своей интонации и особой энергетике. Отточенный в разных жанрах, он и стал тем удачным симбиозом, который позволил достичь нужного эффекта — быстрого и легкого восприятия этой книги. Каким-то единым росчерком пера автору удалось соединить, казалось бы, несоединимые по своей жанровой принадлежности, по степени научности и публицистичности материалы.

В книге представлены избранные научные исследования автора. Помимо уже упомянутых «Четырех фрагментов» о Мусоргском, есть также раздел, посвященный симфониям Е. Брусиловского и Г. Жубановой, и шире — проблемам национального симфонизма. Сюда же отнесем два аналитических этюда об аналогии и выражении «художественное открытие», очерки об особом методе порождающего описания и о взаимодействии предустановленных и импровизационных компонентов. Здесь же представлена публицистика разных лет, выступления в периодических изданиях, интервью, воспоминания. При этом сложная мозаика из разных по очертанию рисунков складывается в картину без «швов и трещин». Книга выдерживает предложенную нагрузку именно благодаря фундаментальной научной и методологической основе, на которой произрастают главные автор­ские идеи. Одни оказываются в самом центре современных музыковедческих проблем — это вопросы фактуры, симфонизма, лада, национального стиля, фольклорного элемента в профессиональных сочинениях, другие — такие, как полиопорность, гетерофония, терминологические смыслы, модальное развитие, пополнение звукоряда, — раскрывают в авторе особую способность к созданию оригинальных трактовок; но во всех случаях это «индивидуальное формотворчество», чего сам автор всегда ищет — и находит! — нередко, может быть, именно в силу смелых аналитических подходов в самой музыке. Публицистика же, кажется, выглядит некой надстройкой над главным научным «генерал-басом». Но парадокс данного исследования заключается как раз в том, что расставить все по приоритетам и назвать одно главным, а другое второстепенным, не получается. Все прочно связано между собой. И идеи, однажды сформулированные, не принадлежат одной статье — они принадлежат автору, что называется, на все времена и распространяют свое действие на все его творчество, естественно побуждают возвращаться к ним, но уже в новых контекстах.

Свою немалую роль в создании цельности композиции книги играют также приложения, разместившиеся непривычно «в такт» с текстом, а не в конце, когда уже все сказано и ничего не остается, как только выполнить некую казенную функцию post factum. Первое приложение оказывается завязанным в параллели с личностью И. Дубовского, у которого Е. Трембовельский учился еще в Алма-Ате, в консерватории: это студенческая статья о композиторской молодежи Казахстана, написанная по рекомендации легендарного профессора. Другое приложение оказывается едва ли не самым символичным. По тексту оно смыкается с темой сельской культуры, и здесь открывается неожиданная страница биографии автора книги, не лишенная гражданского пафоса и описывающая историю обращения Е. Трембовельского к А. Солженицыну в 1998 году. В книге приводится письмо, в котором он выражает надежду на внимание со стороны А. Солженицына к книге рассказов сельского писателя Г. Баева.

Таких выходов за пределы музыкальной сферы в монографии немало. Назвать эти врезки «культурным контекстом» было бы неправильно — из подобных разрозненных фактов, имен, связанных с литературой, театром, журналистикой складывается целостная история современной культуры в таком ее преломлении, в каком ее видит автор, и, что не менее важно, без этих штрихов портрет самого автора книги был бы неполным и неточным.

Конструкция книги, изначально предполагающая принцип разновеликих блоков, оказывается прочной и благодаря идее связи времен, которая, согласно замыслу, выражена в передаче традиций, в вечном продолжении жизни искусства вчерашнего в дне сегодняшнем. Идея эта ярко передана в развернутых, предельно точных, подробных и вместе с тем образных, переполненных нахлынувшими чувствами воспоминаниях Е. Трембовельского о своих великих учителях — И. Дубовском, М. Копытмане и А. Дмитриеве. «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностью: были», — пишет автор.

Независимо от смыслового контекста, авторская речь на всех страницах книги обращена, конечно, и к читателю, который в результате всякий раз оказывается «на стороне» пишущего — в силу особой убежденности автора и убедительности его доводов. Такого рода диалогичность, выраженная обращенностью автора к реципиенту — единомышленнику или противнику, коллеге или просто читателю — становится обязательной неотъемлемой частью изложения и обуславливает сам посыл мысли — острой, всегда точно направленной, прицельной. Эта диалогичность не прерывается ни в одном из разделов, а порой обнажается и перерастает в открытую форму. Не раз музыковед возвращается в этой работе к жанру интервью, где можно дать волю собственной «субъективности» и открыто заявить о своих позициях, и музыкантских, и мировоззренческих, гражданских. Кни­га и открывается развернутым интервью. В нем, откликаясь на круг вопросов, очерченных главным редактором журнала «Проблемы музыкальной науки», профессором, доктором искусствоведения Л.Н. Шаймухаметовой, автор высказывает свои взгляды на многие, актуальные сегодня проблемы музыкознания, говорит о научных достижениях в этой области, подготовке и уровне диссертаций, роли дискуссий, терминологических процессах и, конечно, о «тайнах» Мусоргского.

Вообще рефренов в этой книге немало. Возвращение к ряду тем — о взаимодействии фольклора и композитор­ского творчества, о соотношении культурной жизни столиц и периферии, о месте художника в современном мире, о многом другом, — создает не просто лейтмотивные переклички, скрепляющие многоярусный каркас музыковедческого труда. Эти темы в разные годы словно притягивают к себе внимание Е. Трембовельского вновь и вновь, вовлекая его в самые горячие точки современных проблем, которые необходимо решать, а значит, о них и необходимо говорить. Они требуют не бесстрастного созерцания и кабинетного анализа, а ярко обозначенной жизненной и культурологической, социальной позиции — и ее демонстрирует автор этой книги.

По мере освоения книжного пространства, читатель знакомится не только с хронологией событий и творчества, яркими деталями частной жизни — он начинает понимать особенности личности автора, его характер, приоритеты, постепенно постигая его внутренний мир. Немаловажную роль в этом играет некий фантом оценки — через свое отношение к проблемам, фактам, людям автор раскрывает самого себя, собственный ценностный код. По принципу: «Скажи мне, кто твой друг — и я скажу, кто ты». В книге, при всей ее академической основательности, можно найти внутреннюю событийность, в которой резкие переходы из глубин науки на поверхность будней региона соседствуют, к примеру, с неожиданным рассказом об альпинистских восхождениях на высочайшие вершины Тянь-Шаня. И согласимся, формула скачка и непреодолимого стремления к движению — куда как необычный алгоритм для жизни профессора.

Становится ясно, что за пределами этого «остановившегося мгновенья», зафиксированного в твердом переплете, существует целый мир, в котором научная деятельность Е.Трембовельского успешно сосуществует с его педагогической работой — почти четыре десятилетия он возглавляет кафедру теории музыки в Воронежском институте искусств, а ранее заведовал аналогичной кафедрой в Алматинской консерватории имени Курмангазы. Работа в Союзе композиторов, за существование которого он бился с властями, оказывается тесно связанной с организацией фестивалей, приглашением в Воронеж видных россий­ских и зарубежных музыкантов. Выступления на пленумах, съездах и иных форумах чередуются с многочисленными публикациями статей и книг в центральных и региональных изданиях. Е. Трембовельский — профессор, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РФ, лауреат многих премий. Понятно, что все эти данные «досье» на автора в его собственном тексте отсутствуют — «в образе мэтра, «утяжеленного» званиями и наградами», его представляет в своей вступительной статье научный редактор издания, профессор Вс. Задерацкий, четко обозначивший и все основные научные и методологические координаты книги.

Не найдет читатель для себя и такой информационной подсказки, как привычное «слово от автора», где тот вполне мог бы сформулировать некую сверхзадачу своего труда. Автор предоставляет ее расшифровать читателю самостоятельно. Издание это занимает совершенно особое место среди научных монографий, сборников публицистических статей и интервью, творческих портретов. Едва ли не самой ценной его стороной является такое качество, как автобиографичность, что явно требует серьезных вмешательств в имеющуюся терминологию, связанную с разными видами жанров музыковедческих трудов. Автор и в этом смысле остается верен себе и, как видно, и здесь нацелен на новые оригинальные решения (или на «художественное открытие»?) Назвать ли книгу научной автобиографией, или автобиографическими заметками ученого и публициста, или монографией-портретом, — можно еще долго фантазировать и размышлять о причинах и следствиях получившегося жанрового синтеза.

Очевидно одно, что книга эта, представляющая собой безусловный вклад в науку и публицистику, в первую очередь, открывает саму неординарную личность ярчайшего музыковеда нашего времени, деятельность которого видится как неотъемлемая часть культурного пространства России.