Они для меня как живые

Как любая жуткая трагедия, война измеряется глубиной человеческого горя. Моя старенькая прабабушка Аня свой рассказ о той далекой, но неустранимой из памяти поре всегда начинала с горестной присказки: «Ох ты, горе-горюшко, горе горькое…» И, наверное, не случайно, когда теперь говорят о Великой Отечественной войне, меня поражает не столько размах истинно масштабных сражений и стратегических операций, а именно глубина человеческого горя. До краев захлестнуло оно нашу Родину. Почти 27 мил­­лионов человек отдали свои жизни за ее свободу. Поэтому и День Великой Победы у нас «праздник со слезами на глазах». Ведь с одной стороны, это торжество, освобождение, а с другой — напоминание о потерях и  страданиях, которые пережили люди в те трагические годы.

Война опалила жизнь каждой советской семьи. И это не просто метафора. Здесь очень кстати вспоминаются строки из стихотворения Евгения Аграновича: «Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой…» Оттого в светлый майский день и течет по улицам российских городов и весей — да что там, уже по всему свету! — людское половодье «Бессмертного полка». Мы держим в руках портреты своих предков-героев. И гордимся тем, что они с нами или мы с ними в едином строю. Они для нас как живые.

Я вспоминаю бабушки-Анин рассказ.

— Когда пришла война, мне было всего пять лет, — говорит она с грустинкой, будто уносясь в то давнее время. — Конечно, тогда я мало чего соображала. Помню только, что были проводы, людей собралось все село, плачут и танцуют. Братья мои, они постарше, говорили, что вначале мужики уходили на войну как на праздник, за скорой победой. А вон каким горем все обернулось. Мой папа, Яков Иванович Небольсин, твой, значит, прапрадедушка, из села нашего, Горенских Выселок, в первом отряде пошел воевать врага. Сказывал, что скоро вернется. Мы ждем-пождем его, а приходили только редкие маленькие письма треугольные. То из Белоруссии, то из Смоленска, то из-под Тулы… Мама Маша посадит нас вечером рядком и читает эти письма. Говорит: «Вам, ребята, Саша да Алеша, отец наказывает не баловать, матери во всем помогать». Мы с Андреем, маленькие еще, кричим-пристаем: «А нам что папа наказывает?» Мама гладит нас по макушкам да приговаривает: «Пишет, чтоб росли поскорее, да послушные и здоровые».

А потом садились мы писать письмо папе. Писал Саша, ему тогда 15 лет исполнилось, и был он уже пограмотнее ма­мы. Каждый хотел написать на фронт только хорошее. Мама — о том, что дома и в колхозе все ладно. Ребята сообщали, что, мол, учимся и трудимся, и тоже с фашистами воевать хотим. Мы с Андреем просили написать, что соскучились и ждем его, чтоб увидать дома в красноармейской форме…

По словам бабушки Ани, жилось им тогда совсем не так, как писали в письмах. Было трудно, голодно и скудно во всем. Мама с утра до ночи на работе. Все жилы вытянула. Старший брат Саша тоже трудился, зарабатывал трудодни. А у младших братьев с Аней был свой трудовой фронт. Весь огород в основном на них — картошка, свекла, тыква… Корову-кормилицу надо было обихаживать каждый день — накормить, напоить, подоить. Летом сено заготавливали всей семьей. Корова да огород, говорила бабушка, помогли выжить семье в лихую годину. А еще на колхозные трудодни в конце года давали продукты. Немного оставляли себе. Остальное отдавали солдатам. По окрестным селам под Воронежем скопилось много воинских частей. Готовились к наступлению на фашистов. Почти в каждом сельском доме жили на постое и воронежские беженцы. Семья Небольсиных делилась с ними последним куском. Никого не обделяла мама Маша, для нее и чужие дети были своими. Общее горе сплачивало людей. Так и выживали, побеждали сообща.

Но о трудностях на фронт не писали. Понимали, как тяжело было солдату воевать с сильным и безжалостным врагом и как нужны были при этом добрые весточки из дома. Бабушка Аня говорила, что, рассказывая о войне, Яков Иванович вспоминал именно об этом. Дескать, бывало, сидит он в окопе, холодно, голодно, не спится. И он начинал читать письмо из дома. Оно всегда лежало во внутреннем кармане ватника и согревало его сердце лучше всяких одежд. Была еще одна особенность у таких писем — они приходили именно в самые ответственные, критически важные дни, когда на фронте было очень тяжело. Как будто родные помогали ему своей любовью, думая о нем. Однажды он обмолвился, что и выжил-то благодаря этим письмам.

А фронтовая дорога у него была очень долгой, можно сказать, уникальной. Яков Иванович Небольсин прошел всю войну — с трагического 1941 года до победного 1945-го. В мотострелковых частях. Это значит — всегда на линии главного удара. От Воронежа — до Берлина. Штурмовал рейхстаг. Домой вернулся весь в наградах. Но еще больше было ранений. Жена обняла и сказала: «Главное, что живой». И он обнял ее: «Ну, как по-другому, Маша. Через Воронеж ехал — все в разрухе. Дома дел невпроворот. Ну, ничего, такой гидре голову свернули — и тут выдюжим». Родина наградила его за участие в боевых действиях многими медалями и орденами. Особенно он гордился медалью «За взятие Берлина». Награды Я.И. Небольсина хранятся в школьном музее его родного села Горенские Выселки Новоусманского района. Тяжелые военные ранения не пощадили его. Болели ноги, спина у него была вся в осколках. Этот металл он носил в теле до последних дней. И прожил мой прапрадедушка совсем короткую жизнь. Его не стало в 1960 году. Ему было всего 54 го­да. Я знаю его только по рассказам старенькой бабушки, но очень яс­но представляю, каким он был в жизни.

В бабушкиных рассказах меня очень поразил один эпизод. Летом 1942 года они играли допоздна с воронежскими ребятами-беженцами в прятки. Было много визга и веселья. Что тут поделаешь, детство в любые времена беспечно и, говоря словами поэта Рыленкова, «не умирает никогда». Вдруг кто-то показал рукой на север, в сторону Воронежа. Горизонт уже потемневшего неба почему-то становился все светлее, и вскоре зарево охватило почти четверть небосвода.

— Что это? — спросил кто-то из ребят.

— Воронеж горит, — горько произнес кто-то из подошедших к ним взрослых.

Несколько ночей стояло это зарево над городом. Видно его было за десятки километров. Можно только представить, в каком аду находились там лю­ди.

Сейчас мы знаем, что в январе 1943 года, когда Красная Армия изгнала фашистов из Воронежа, в городе, на правом берегу, не осталось ни одного мирного жителя, а накануне войны здесь проживало 350 тысяч человек. Правобережье, которое почти полностью захватили оккупанты, непрерывными боями, бомбежками и артиллерией было практически стерто с лица земли. Я была поражена этими тотальными разрушениями, когда увидела архивные снимки фронтовой фотохроники. Рассказывают, что в правительстве даже обсуждалась идея построить областной центр сызнова на другом месте. Однако воронежцы, которые сразу же стали возвращаться в освобожденный город, возразили: «Мы возродим Воронеж там, где он стоял изначально». И очень скоро восстановление славного русского города стало новым символом стойкости и героизма. Теперь трудового.

Хроникальные сообщения первых послеоккупационных дней городской жизни поражают наше воображение. 26 января 1943 года открылось первое почтовое отделение, 28 января вышел первый бюллетень газеты «Коммуна», 4 февраля начала работать пекарня, 13 февраля заговорило радио, а через месяц заработали водопровод и электростанция. Началось восстановление промышленных предприятий. Чтобы наладить элементарную жизнь в городе, первым делом надо было расчистить завалы руин. Все воронежцы, кроме детей, обязаны были отработать на этих работах не менее 100 часов, а студенты — по 300–350 часов в семестр после занятий. Важно отметить, что люди трудились на расчистках завалов и стройках в родном городе совершенно безвозмездно. С 1943 по 1945 год воронежцы  восстановили 400 тыс. кв. метров жилой площади, а в 1946 году было сдано еще почти 90 тыс. кв. метров. Всего к концу Великой Отечественной войны  в городе отстроили почти 8,5 тысячи домов. Это позволило переселить потерявших жилье горожан из землянок и блиндажей. Воронеж, который испытал на себе неимоверную тяжесть фашистской оккупации, преобразился и вновь стал одним из красивейших городов России.

Шрамы войны затягиваются на земле быстрее, чем в памяти и сердцах людей. Сегодня о военных разрушениях в Воронеже напоминает только памятник взорванной ротонды бывшей областной больницы. Так и должно быть. Ведь память нас ведет в прошлое, чтобы открыть будущее. И оно станет тем яснее, чем глубже и крепче будет человеческая память.

Моей прабабушки Анны Яковлевны Сафоновой не стало год назад, и я так жалею, что об очень многом не успела ее расспросить…

Софья Владимировна Вяльцева родилась и проживает в Воронеже. Учится в 11 классе МБОУ СОШ № 52 г. Воронежа. Призер и победитель большого количества Всероссийских олимпиад по школьным дисциплинам. Лауреат международного конкурса «Через искусство к жизни». Состоит в объединении «Юный краевед». Активный участник школьного волонтерского движения.