Любовь, дорога и полынь

* * *

Забытые старые раны

И свежие поздние раны

Мне стали дороже удачи,

Они мне победы милей.

Лишь с ними

Я что-нибудь значу —

Сурово молчу или плачу

Среди золотого тумана

Рассветных осенних полей.

Лишь с ними

Средь тихого луга,

Когда предночная округа

Домишками дальними блещет,

За лес провожая закат,

Могу я задумчиво слушать,

Как грустно считает кукушка

Далекие лучшие годы,

Что вновь повторятся навряд.

 

* * *

Ту люблю пустоту

И в себе, и во вне,

Где она, словно луч

На вечерней волне

Вечной далью блестит,

Вечной далью поет.

Ни о чем не грустит,

Никуда не зовет…

 

* * *

Светлане

 

Окраина — и луг за огородом.

На нем тропинка — прямо до реки.

Под солнечным иль звездным небосводом —

Составов задушевные гудки.

Я в них не раз летел

к огням далеким,

В душе тревогу

до предела сжав.

Но вот пришли,

пришли иные сроки,

Где всех дорог дороже

воздух трав.

Над ними птиц

несущиеся тени.

И ветра ниоткуда — благодать.

Пред ними встать готов я на колени

И ничего о будущем не знать…

 

* * *

Банален мир от кочки до небес.

Банален и застоем, и прогрессом…

Как волка не корми — он смотрит в лес,

Как жизнь не возноси — мы смотрим в детство.

Спасибо ей за все, что приобрел:

За ту в листве садовую дорожку,

За тесный с керосинкой коридор,

Где бабушка мне жарила картошку…

 

* * *

Послевоенные года…

Еще отчетлив гул последних

Боев для сверстников отца —

Фронтовиков двадцатилетних.

Они сойдутся за дымком

«Казбека» или «Беломора».

И снова — небо,

Снова — гром

В атаку прущего мотора.

Ложится память на крыло,

Летит до дымного Берлина.

В Европе пятый год светло.

Спасенный мир

глазами сына

Глядит.

Сиренью льнет в окне.

Но долго ль это будет длиться…

И репродуктор на стене

Гремит о перелетных птицах…

 

ВЕЧЕРНЕЕ

 

О чем я думаю бессвязно,

Когда в темнеющем окне

Стволы оледенелых вязов —

Как бы от жизни в стороне.

В какие верю я посулы,

Когда, как счастья берега, —

Чуть розоватые сосульки,

Чуть розоватые снега…

 

ЛЕДОХОД

Геннадию Залетову

 

Рвались к речке ручьи напролом.

Никогда не забыть эти воды,

Где дрожали во дни ледохода

Окна в стареньком доме моем.

Вижу, домик по детству плывет,

Парусами белеют березы.

Навернулись у бабушки слезы

Оттого, что гремит ледоход.

 

* * *

Глупцов и дур обрыдлые слова,

В них честь и совесть —

Брюху на потребу.

Держись, душа —

За нами не Москва.

За нами — русский дух

Земли и неба.

Держись, душа,

Когда мещанства спесь

Со всех сторон

Берет в кольцо, ликуя.

Держись, душа.

Еще Россия есть,

Какую я люблю,

Какой дышу я.

 

РУССКАЯ САГА

 

Себя в себе не одолеть.

Их споры сотрясали крышу.

Она кричала — ненавижу,

Но за него пошла б на смерть.

И это, зная всей душой,

Он всей душой ценить старался.

Он за нее на все б пошел,

Хоть никогда в любви не клялся.

Ее не стало. Став другим,

Без той любви, без той опеки,

Он на кладбищенской скамейке

Сидит подолгу недвижим.

 

* * *

Когда мне плохо, я читаю Гоголя.

В нем, как нигде, России колорит.

В нем, как нигде, божественно-убогая —

Божественно-великая летит.

 

С кувшинным рылом, со свиньею в луже,

С украденной шинелью в жизнь ценой…

Деревнею сереющей простуженно

С ее тоскою, вздохом и слезой.

 

* * *

Жизнь порою — такая отрава.

Но постой,

вот маэстро придет.

Все, что было

мертво и коряво,

У него зазвучит, запоет.

Это все ты увидишь,

услышишь

В тихом снеге

И в буйстве ветвей.

Ты поверь

в эти глупые вирши,

Как последней надежде своей.

 

* * *

Не хотел я

Обидеть тебя,

Но обидел

Невзначай,

как спугнул стрекозу.

Не хотел я

обидеть тебя,

но увидел

эту тихую-тихую

каплю-слезу.

Мне не жалко рыдающих,

шлющих проклятья,

Я не верю истерикам

в их слепой некрасе,

Но так больно…

И нету меня виноватей,

отраженному

в горькой

безмолвной слезе…

 

* * *

Поймалась птица,

и крылом

О злую проволоку била.

Кричала жалобно,

молила,

Невиноватая ни в чем.

Ловили мы

щеглов, чижей,

А тут она —

не в том размере…

И трепыхались средь ветвей

Ее малиновые перья.

На этот крик

рванули вскачь,

Беднягу

тут же отпустили.

Но этот

птичий женский плач

Из детства —

до сих пор он в силе…

 

ОЗЕРО

Дочери Ирине

 

Озеро, окруженное

Елью, березой, сосной,

Холодно, отстраненно

Блещет осенней волной.

Дремлют забитые дачи.

В лес — предвечерний, чужой —

В лай отдаленный собачий

Вслушиваюсь душой.

Малость побуду. Уеду.

И не вернусь никогда.

В сердце заплещется следом

Озеро — небо, вода…

 

СТАРИК

 

Вздохнет старик

у грозного

у моря.

Вздохнет по-русски

Не от зла и горя.

А от того,

что в непогодь такую

старуху жаль

и рыбку золотую.

 

* * *

Ударили скрипки.

И все, что дремало,

Молчало покорно у сердца внутри,

Задетое звуком,

Взнеслось, встрепетало,

Как летнее поле на пламя зари.

Из лет улетевших, из дней незабвенных

Смычки выносили дыханье лица.

С ним — счастье,

что жизнь озаряло

в мгновеньях,

И горе, с которым идти до конца.

 

* * *

 

У забытых могил

пробивалась трава.

Александр Блок

 

Небесные Господни своды

Влекут, лучась, иль мрак клубят.

Никто не делает погоды.

Погода делает себя.

Из волн, из облаков, из ветра,

Из океанов и пустынь,

Где высшая дана нам мера —

Любовь, дорога и полынь…

 

---

Игорь Владимирович Лукьянов (1947–2020). Родился в Пхеньяне (КНДР). Окончил Борисоглебский государственный педагогический институт. Служил в армии. Работал на стройке, помощником мастера на трикотажной фабрике, журналистом борисоглебской районной газеты. Автор 13 поэтических сборников, многочисленных публикаций в журналах «Подъём», «Аврора», «Наш современник». Член Союза журналистов и Союза писателей России.