Из военного дневника Петра К.

ЖЕНЮСЬ

**. **. 2024

Ночью подъехала бэха, поступила команда прыгать на броню. Не знаю, сколько из нас успели на нее взобраться. Тьма кромешная, двигаемся на звук. БМП тронулась с места, пошел газ, полетели искры, и я понял, что оказался у выхлопной решетки. Ну, война есть война! Теперь главное — держаться, чтобы не выпасть. Ехать семь км. Мелочи все. Все, кроме человеческой жизни.

От решетки жжет пальцы, ноет плоть (на днях во время обстрела зажигательными минами осколок вошел в бедро — рану залил зеленкой), в голове закрутился калейдоскоп смертей. Друг за другом мелькали перед глазами боевые товарищи, которых я потерял здесь. Вспоминал, как горячо молился, если кто-то из них долго не возвращался с задания или когда кто-нибудь погибал на моих глазах. Я молился и вытаскивая с поля боя их тела.

Сначала вспомнились братки, погибшие самыми первыми. И так по порядку в памяти воскресали все остальные: их позывные, их лица и их страшные смерти. Смерть на войне всегда безобразна. Но привыкаешь. Последними помянул Ф. и Л. — все случилось буквально вчера. Полтора часа по нам работали градами. Загорелся дом, забитый БК, следом за ним полыхнул второй… В такие моменты кажется — «горит и кружится планета». Ф. отсекло половину головы, а Л. лежал полностью обгоревший, с зажатой под кузовом перевернувшегося багги ногой. Принялись вытаскивать его тело, а оно расползается на части… Страшная картина. Что тут можно сделать? Жить дальше и молиться, молиться, чтобы жить. Все молятся. И старые, и молодые. Последних жалко больше всех. После первого боя, если остаются живы, меняются до неузнаваемости. Взгляд другой, ребячество пропадает. Война всех меняет. Всех.

Тут мое сердце застучало чаще — вспомнил, как по освобождению пункта А. нас выводили. Везли на «Урале», я сидел в кабине, мой взвод — в кузове. Когда проезжали мимо домика с покосившимися крышей и забором, с изрешеченной осколками от снарядов и мин калиткой, на улицу из него выбежали детки: мальчишка лет семи и девчушка года на два-три младше него. Мальчик шибко торопился, видимо, боясь не успеть повидаться с нами. Он на бегу накидывал кофту, потом так же на ходу одной рукой застегивал пуговицы, а другой — на радостях махал нам. И девочка, такая славная малышка с белокурыми распущенными волосами, с легким румянцем на щеках, в яркой курточке, тоже все эти короткие мгновения улыбалась и старательно махала нам обеими ручками. Отдав воинское приветствие, я пытался задушить подступающие к глазам слезы и одновременно впервые за последний месяц почувствовал непроизвольную улыбку на своем грязном и уставшем лице.

Забрезжил рассвет. Такой же ясный, как детские глаза. Мыслями я вернулся на бэху и снова почувствовал, как жжет пальцы рук. В придачу начало мокнуть осколочное ранение. Загноилось, не иначе. Теперь, если вернусь с задания, командир отправит к медикам. А мне стыдно по таким пустякам их беспокоить, врачи и так своих голов от работы не поднимают. Скорее бы доехать, скорее бы…

Милые мои, родные, как вы там, дома? Думаю о вас всегда. Вот и сейчас. И вы меня не забывайте. Будьте живы-здоровы! Невыносимо скучаю. Дорогая Светка, любимая, приеду — женюсь!

ЗАПУСК КОСМИЧЕСКОЙ РАКЕТЫ

**. **. 2024.

Был в госпитале с осколочным ранением. Не хотел идти, командир отправил. Два дня там пробыл и вернулся на позицию. Пора снова в бой! Возвращаясь, старался держаться лесополосы, во всяком случае, раньше она называлась так. Теперь на этой территории вместо густого леса пеньки и обгоревшие стволы деревьев. А земля — вся в воронках от мин и снарядов. «Надо же — как Луна. Будто Луна с кратерами, и я по ней иду…» — подумалось мне. Вот по такому лунному полю примерно за пару часов добрался до генеральской точки. Там попил чайку и дальше отправился с караваном доставки. В колонне я шел четвертым. Едва пересекли железнодорожную насыпь — по нам начали активно работать минометы. Разрыв за разрывом, разрыв за разрывом! Вот гаденыши! То мелкими перебежками, то ползком наш караван уходил от обстрелов, потом, к счастью, оказались в уцелевшей зеленой зоне с деревьями и высокими кустарниками — там укрылись, оторвались и уверенно двинулись дальше.

В общем, вернулся я из госпиталя со свежеразодранными в кровь локтями и коленями, но радостный, что живой. Подоспел прямо к празднику: у нашего К. был день рождения. Поздравили, спели песню Чебурашки «Пусть бегут неуклюже…» Двойная радость за один день. Однако радости тут же забылись, а вот осколочные еще очень даже помнились, да и колени с локтями после недавней «прогулки» из госпиталя давали о себе знать. Не то чтобы я шибко разобиделся, но под это дело твердо решил починить трофейный американский миномет 120-мм (израильской разработки). Дай-ка, думаю, реанимирую этого красавца да запендюрю прямо из него по вражеской позиции. Дескать, получайте, хлопцы, из вашего же оружия…

Миномет горел, надо было его полностью разбирать. Из-за высокой температуры в процессе горения шестерни и валы повело, ствол проржавел, сажа въелась в металл. Опасался, что все это может спровоцировать разрыв ствола во время выстрела. Примечательно, что, например, у нашего 120-го в казеннике есть переключатель на «свободное» положение бойка (со спусковым шнуром работать более безопасно) и на «жесткое». Трофейное орудие, насколько я понял, стреляет сразу же после опускания мины в канал ствола.

Копался-копался, починил. Но перед испытанием заморского агрегата крепко задумался, стоит ли так рисковать. Все-таки закидывать мину было опасно, так как в случае срабатывания вышибного, она могла взорваться, не вылетев. Посоветовался с бойцами, и мы приняли коллективное решение — сделать «бурятскую удавку». Именинник К. натянул веревку на наш «огурчик», уложил его в ствол — оставалось дернуть. Все залегли на землю. И вот рывок! А выстрела нет. Тишина. Каждый молился про себя: «Лишь бы не оборот». По правилам, в таких ситуациях нужно ждать минимум 15 мин. Но у нас столько времени нет. Я пошел смотреть, что там. Оказалось, мина накренилась, не вошла, как положено, в ствол. Значит, есть еще один шанс, что этот миномет заработает против нашего неприятеля.

«Дергай!» — крикнул я имениннику. К. повторно дерганул веревку, и тут… жахнуло! Да так хорошо. Как же мы были счастливы! Будто своими руками самую первую космическую ракету удачно запустили. А главное, что с этим трофейным минометом можно будет работать на второй линии, а не на передке, как это чаще всего приходилось делать на родных «Васильках». Соответственно, больше наших жизней сохраним. Во всяком случае, мы на это надеемся. Очень надеемся. А то сегодняшний день еще не закончен, а уже двое 300-х и один 200-й — пусть земля будет ему пухом!

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

**. **. 2024.

Трофейный М120 оказался слишком расшатан, бросили его. Да и мой миномет эти черти вычислили и уничтожили. Ну, а что? Война есть война — часто повторяю это здесь. Получил новое орудие, работаю.

Вчера я был именинником. Вышестоящий одарил меня наручными механическими часами — «Командирскими». Приятно и памятно. Уцелели бы. Буду хранить как зеницу ока. Вообще, вчерашний день рождения был особенным, особенно тяжелым. На гражданке личные праздники, конечно, проходят иначе, а тут… Вспомнил детство, родителей, всех родных. Вспомнил, как жили. Хорошо жили! Мама… сколько она детей воспитала… Нас пятеро кровных: четыре сына, дочка. Еще четверых моих двоюродных сестер вырастила. Они сиротками рано остались, и мои родители взяли их под опеку. Также вместе с нами тогда жила моя тетя, всего-то на 2 года старше меня. Вот такая ватага ребятни. Отец фермером трудился. Голодными точно не сидели. Богачами, конечно, не были, даже близко, но росли в любви и очень уж дружными. Повзрослели, разъехались. Мама теперь одна живет, так и осталась в деревне Ширинского района Хакасии. Отец умер, когда я служил в Иркутске, мотался тогда по сибирским гарнизонам.

Я всегда мечтал о погонах. Солдатом-срочником был отправлен на Камчатку. Интересно это получилось. Тогда многие парни, если не сказать все, хотели служить в ВДВ. А я стою перед комиссией в одних трусишках, худющенький невозможно, и прошусь в ВМФ. Мне в ответ: «Ну как же, тебе ведь сам Бог велел в ВДВ, родился-то ты 2 августа». Ну, я робко улыбнулся на эту шутку, но все-таки уверенно подтвердил свое желание. И был рад по итогу попасть срочником на подводную лодку. Замечательное было время. Никогда не забуду… Тихоокеанский флот, Камчатка…

После, уже по контракту, пошел в пехоту. А когда окончил курсы младших лейтенантов, стал артиллеристом. Помотался по гарнизонам Сибири какое-то время — да и решил осесть в Красноярске. Так на несколько лет распрощался со службой, думал, навсегда. Но теперь я здесь, на войне.

Мама, мамочка… Как же она переживает за нас. Мы ведь все четверо ее сыновей воюем. Не могли остаться в стороне — так уж нас отец воспитал. Отец… Спасибо моим родителям! Папе — вечная память, маме — крепкого здоровья все это пережить. Один из братьев сейчас в госпитале. Видел, как его несли на носилках. Тоже переживаю и за него, и за остальных. Да и солдаты давно уж стали для меня родными, «сынками» их иной раз называю. Вернуться бы всем…

Что-то «птички» уж больно разлетались над нами. Не дремлют, черти! Давим их сильно, но они держатся, огрызаются. Ну а что? Война есть война! Война… Оставляю письмена свои. Вернусь — допишу.

Ольга Лабазникова родилась и живет в городе Красноярске. Окончила факультет филологии и журналистики Красноярского государственного университета, Красноярский институт железнодорожного транспорта. Сотрудничала с газетой «Красноярский железнодорожник», другими региональными СМИ. Стихи и рассказы публиковались в журналах и альманахах «Новый Енисейский литератор», «Енисейка», «Параллели». Автор двух поэтических книг. В журнале «Подъём» публикуется впервые.