Хранитель живой воды

Не раз мне доводилось писать о Владимире Крупине, и делал я это с удовольствием: писать о прижизненном классике — честь. Да и поводы были приятные: как, к примеру, отмолчаться, когда Владимир Николаевич стал первым лауреатом Патриаршей литературной премии? Но на этот раз приступил к эссе с опаской: велико искушение, памятуя о 80-летии писателя, впасть в высокий слог, который не приемлет Крупин с его традиционной самоиронией. В литературный кругах давненько ходит байка о том, как однажды в вагоне метро он увидел молодую красавицу, которая увлеченно читала его книгу «Живая вода». Воодушевленный столь наглядной любовью молодого поколения к своему творчеству, Владимир Николаевич подсел к девушке и сказал: «Девушка, а между прочим, книгу, которую вы так увлеченно читаете, написал я!» Девушка, не отрываясь от книги, лишь слегка подняла глаза на приставучего пассажира со словами: «Иди, дядя, проспись!» Показательно, что эту историю Крупин и сам нередко рассказывает — со смехом, не обижаясь на строгую читательницу.

Целая эпоха прошла со времени моего личного «открытия» Крупина — то был его рассказ «Полонез Огинского» в журнале «Сельская молодежь». А вот познакомиться лично с автором знаменитой «Живой воды» и других замечательных произведений довелось мне много позже, в Москве, в правлении Союза писателей России. Затем были встречи на Всемирном русском народном соборе в храме Христа Спасителя. Неоднократно я был у Владимира Николаевича и Надежды Леонидовны в гостях на третьем этаже дома в Камергерском переулке. Квартира в доме находится рядом с театральной площадью. Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна Распутины всегда после окончания премьеры заходили к Крупиным, делились впечатлениями о каком-либо спектакле, пили чай или кофе. Потом мы виделись на замечательном всероссийском литературном празднике «Сияние России» в Иркутске, что многие годы проходит осененный именем Валентина Распутина. Результат моих личных встреч с писателем почетно красуется в шкафу — собрание книг Крупина с его автографами!

Мало кто знает, что вовсе не строгий и высоколобо хмурый писатель, но именно веселый и с виду простой балагур Крупин был в свое время первым, кто поднял вопрос о том, что наше телевидение стремительно скатывается к низкопробности и пошлости. Словно предвидел на десятилетия нынешнее скопление безвкусицы, которое являет собой сегодня российский голубой экран. Еще в советское время чутким на всякую низость чутьем художника-словотворца Владимир Николаевич уловил общественную опасность такого ТВ. За критику советской действительности был подвергнут, что называется, партийным «репрессиям», но не унывал: чай, не впервой русским писателям страдать за правду!

Не хочется сбиться в повествовании на прошедшее время — говорил, писал, критиковал… В случае с Крупиным прошедшее время не годится: столько жизни, радостного отношения к окружающему миру (при глубоком понимании его несовершенства) в этом человеке, что вглядывание в прошлое никак не подходит автору, который, по сути, не только писатель настоящий, но и писатель будущего.

Отвлекаясь от многочисленных литературных наград и регалий, замечу: самая главная награда — любовь читателей и глубокое уважение коллег — всегда при Крупине. Его имя не нуждается в уточнении, так как понятно, о ком идет речь: Крупин у нас один. Как одним-единственным был Распутин, который в далеком 1985 году в своем предисловии к книге Владимира Николаевича «Дорога домой» определил прозу Крупина как «нечто особое в нашей литературе, нечто выдающееся и на удивление простое». Писатели, наделенные таким глубинным даром слова русского, являют в XX и XXI веке непреходящую крепость русской литературы.

Не устает восхищать талант Владимира Крупина видеть в малом большое, в личном, сокровенном — общенародное, умение видеть в повседневном-обыденном вечное-непреходящее… Все это и сделало его одним из самых любимых писателей нескольких читательских поколений. А укрепляющийся с годами совершенно особый талант не впадать в уныние при виде несовершенного земного мироустройства, несомненно, объясняется православностью Крупина — и как художника, и как человека. Может, именно сегодня, когда Россия переживает страшное время, ей пуще безжалостной правды нужны надежда, вера и любовь, чтобы в наше смутное время не впасть в отчаяние и уныние как в самый страшный грех. Если почувствуете, что близки ко греху уныния, перечитайте произведения Крупина, вдохните полной грудью его живое слово и боритесь за жизнь, за детей, за себя, за Россию дальше!

А вот где сам Крупин берет силы, чтобы не унывать? Вот уже многие годы Владимир Николаевич совершает вместе со своими земляками Великорецкий крестный ход в честь обретения в вятском селе Великорецкое чудотворной иконы святителя Николая в 1383 году. Видимо, сам процесс христианского единения с земляками и людьми, приезжающими на этот крестный ход со всей России, помогает ему духовно.

Крупин не станет поучать вас жизни в своих произведениях. Ему это не надо, потому что он интересный лирический рассказчик, который менее всего прячется за вымышленного персонажа. Он не дистанцируется от своего лирического героя, чтобы читатель понимал автобиографичность многих произведений. Это дает ощущение максимальной подлинности, что не противоречит художественности, а питает ее. И еще творчество Владимира Николаевича последнего времени уникально тем, что публицистика и художественная проза у него органичны в своем слиянии. Отталкиваясь от реального факта, он ненавязчиво выводит читателя на широкие художественные и нравственно-эстетические обобщения, воспитывает умение мыслить шире и видеть дальше сиюминутного. На это способен редкий автор, который абсолютно доверяет читателю, ведет с ним диалог, оставляя ему право на собственное мнение. В произведениях Крупина уютно, светло, хорошо, хочется войти в эти страницы и остаться там!

Живительный поэтичный слог крупинской прозы узнаваем с первых абзацев, с первых предложений. Его «крупинки», наблюдения за повседневностью с точки зрения православного русского человека — золотые россыпи-миниатюры, подобные солоухинским «камешкам на ладони», астафьевским «затесям». Уметь в малом жанре сказать о большом — великое и нечастое умение! Православная проза Крупина классична и духовна в самом высоком смысле. И тем не менее, как у всякого выдающегося писателя, у Владимира Николаевича есть произведение, которое критики назвали бы титульным. Как «Война и мир» у Толстого, «Преступление и наказание» у Достоевского, «Царь-рыба» у Астафьева, «Прощание с Матерой» у Распутина…

Первая публикация повести «Живая вода» состоялась в журнале «Новый мир» в 1980 году. Нестареющая с годами повесть в жанре притчи, фантасмагории, где главный герой — дед Сашка, как односельчане называют сторожа лесобазы Александра Ивановича Кирпикова, — сказывает сказку внучке Маше. Сказка ложь, да в ней намек: вятские мужики, что говорится, делегируют своего представителя на небо — рассказать Богу, как поживают, ну и заодно попросить живой воды. Получив, всю выпивают, посылают снова того же мужика за добавкой, да не на небо, а в сельпо. Показательно, что как только по весне наступает пора вспахивать огороды, дед Сашка сразу обретает полное свое имя, каковое прямо сродни титулу, становясь в одночасье ни много ни мало — Александром Ивановичем. А все потому, что он единственный имеет в родном селе тяглового мерина, состоящего на учете в лесобазе. Расплата за тягловую силу идет известной российской жидкой живительной «валютой». В итоге каждая весенняя страда становится для деда Сашки очередной попойкой, пока однажды дед не решает переосмыслить свою жизнь и перво-наперво отказаться от спиртного как фактора, мешающего этому переосмыслению. Что такое жизнь деда Сашки? Обычная жизнь русского советского человека. Внешние обстоятельства ее даже почетны. Дед Сашка — фронтовик, во Вторую мировую войну дошел до Померании и, несмотря на ранения, не помер на чужбине, остался жив. Вернулся домой, воспитал и вывел в люди пятерых детей. Так что же тревожит и гложет деда Сашку? Вот она, вечная загадка русской души, вечный поиск смысла жизни…

А между тем в поселке начинают происходить события просто фантастические. Сосед вдруг находит на своем участке источник целебной воды, которая исцеляет от всех недугов, включая даже тягу к спиртному. А еще эта водица дарит вторую молодость всякому, кто ее отведает. Другой сосед, бывший горожанин, сбежавший от благ цивилизации, в том числе и от жены, и ставший на деревне первым парнем и завидным женихом, от живой воды в одночасье помолодел, однако исчез источник — и человека, лишенного корней в земле, где бил родник, не стало…

О повести «Живая вода» написано много, не знаком с ней редкий читатель, потому пересказывать содержание — занятие ненужное. Но вот задаться вопросом, что такое живая вода, нелишне. И делать это надо время от времени каждому человеку и каждому поколению читателей, потому что есть истины, которые нельзя получить в готовом виде, каждое поколение и каждый человек призваны открыть их для себя самостоятельно. Вроде бы ответ очевиден — живая вода есть образ неиссякаемой чистоты и красоты, ведь в финале автор приводит нас к лесному роднику, отражающему небо. Но эту очевидность надо открыть не умственно, а душой.

«Живая вода» — художественное и образное исследование непостижимой русской души, о которой много говорят, но очень мало произведений, не просто коснувшихся этой темы, но этой темой пронизанных и пропитанных… Уроженец древней Вятки, про которую пословица гласит, что Вятка — всем русским городам матка, Владимир Николаевич не ограничивается вниманием лишь к неповторимому вятскому-хватскому характеру, хотя и явно считает его одним из главных в русском видении мира. Через особенности вятского характера он выводит нас на такие художественные обобщения, что его произведения с одинаковым интересом читают и вятчане, и волжане, и сибиряки, и жители южных регионов России…

Не могу не сказать немного о женщине, которая обычно находится в тени всякого выдающегося человека. О жене. «Благословил его создатель, послав ему в супруге клад…» Никто не станет оспаривать, что мировая слава Достоевского или Толстого в немалой степени обусловлена самоотверженностью их жен, удивительным умом и проницательностью этих женщин, понимавших, какая миссия им выпала — стать спутницей жизни, вдохновительницей-музой и верным помощником выдающегося писателя. С Надеждой Леонидовной Владимир Николаевич живут уже 55 лет! Дочь фронтовика Леонида Кузьмича, штурмана тяжелого бомбардировщика, и фронтовички Прасковьи Александровны, что работала в штабе соединения, Надежда Леонидовна сразу после школы подала документы в педагогический институт. Отлично сдала все вступительные экзамены, и лишь один экзамен, сданный на «четыре», не позволил ей набрать проходной бал в институт, где был огромный конкурс — столь велика была престижность профессии учителя. Пришлось Надежде идти на вечерний факультет, и лишь на следующий год она перевелась на дневное отделение. Учитель по призванию, проработала она в школе двадцать лет. На протяжении трех десятилетий практически в одиночку издавала всероссийский журнал «Литература в школе» и приложение к нему «Уроки литературы». До встречи со своей Надеждой Володя Крупин, по его собственному признанию, был очень влюбчив — что не удивительно, ведь начинал он как поэт. Хочу привести строки его стихотворения «Подснежник», которое Надежда Леонидовна не только выучила, но и напечатала в рукописном журнале факультета «Молодо-зелено»:

Апрель для зимы горек:

вода пропалину вымыла.

Поляна ладошку-пригорок

из варежки снежной вынула.

Листок одеяльцем стелет,

но разве сладишь с ребенком:

проснулся, на нитке стебля

мотает своей головенкой.

Расправила хрупкие плечи

его двухнедельная участь.

Я старше его и крепче,

но мне бы его живучесть.

Впрочем, влюбчивость не мешала Володе Крупину совмещать учебу в Москов­ском пединституте с работой, из-за чего он порой на лекциях засыпал от усталости. Влюбчивость не мешала ему учиться на удивление легко и радостно. Увлекающийся влюбчивый Крупин с одной сокурсницей ходил на концерты в зал Чайковского. С другой посещал Третьяковку. С третьей подружкой бывал в Пушкинском музее… Отдадим должное разносторонности интересов будущего прозаика. Когда позже Крупин напишет о своей романтической юности повесть «Прости, прощай…» и отдаст рукопись для прочтения великому Василию Белову, тот сурово посоветует молодому талантливому коллеге: «Девчонок убавь!»

Надежда Леонидовна, полагая при знакомстве, что станет мечтой поэта, на поверку стала мечтой прозаика. А познакомились они очень романтично — на картошке, когда советских студентов по традиции послали на помощь сельчанам убирать урожай. На реке Оке, сидя у костра, Крупин впервые увидел свою Надежду. Вот тут и выяснилось, что увлекающийся Крупин — по жизни однолюб. До того однолюб, что сразу позабыл ради Нади, жившей на далекой окраине Москвы, про потенциальных невест с квартирами в центре столицы. Каждый день ездил на далекую Лосиноостровскую станцию, откуда было еще шагать и шагать на свидание с любимой. Случалось, даже в билетном зале ночевал.

Надежда оказалась сродни жене-декабристке. Когда поженились, годами терпела огорчения, бедность, идейные и духовные искания мужа. В голодные 1990-е годы он наотрез отказывался от литературных премий, в то время как другие коллеги, куда менее талантливые, не чаяли протиснуться в премиальные списки.

У Владимира Николаевича и Надежды Леонидовны есть дочь Екатерина, выпускница МГУ. Она давно живет в Америке, замужем за православным человеком. Создает очень посещаемые просветительские сайты. Сын Владимир по двум высшим образованиям социолог и психоаналитик. Подрастают внучка Анна и внук, по семейной традиции также носящий имя Владимир.

Живая вода православных устоев пусть хранит эту семью и впредь. Именно здесь та почва, на которой родится проникновенное крупинское слово.

Эдуард Константинович Анашкин родился в 1946 году в городе Хилок Читинской области. Окончил сельскохозяйственный техникум, историко-филологический факультет Ульяновского педагогического института им. И.Н. Ульянова. Автор публикаций в журналах «Наш современник», «Воин России», «Роман-журнал. XXI век», «Сибирь», «Сура», «Подъём», «Дон», «Родная Ладога». Лауреат премий им. Н. Гарина-Михайловского, В. Шукшина, Всероссийской литературной премии «Имперская культура». Живет в селе Майском Самарской области.