Граница по сердцу

Известный воронежский писатель Петр Дмитриевич Чалый в канун своего 75-летия выпустил новую книгу «Граница по сердцу» о тектонических социально-политических сдвигах в пространстве русского мира на примере близкого нам Слобожанского края. Поздравляя юбиляра, редакция журнала «Подъём», правление Воронежской организации Союза писателей России желают ему здоровья и новых творческих успехов. Предлагаем читателям отрывок из новой книги писателя.

Славянские ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? Вот вопрос.

А.С. Пушкин.

Наворожила захожалая цыганка ей, крестьянке российского хутора Хрещатый, бабусе Марье, что станет она в свои восемьдесят годов нарушительницей государственной границы. Бабушка только посмеялась.

— Что мелешь-то, гадалка? Умом тронулась?..

А ведь цыганка будто в чистую криницу глядела. Напророчила! Сбылось-таки.

Призналась Марья землячке по украинскому селу Лимарево ещё моложавой Варе Колещатой:

— Мама с батей снятся. Побыть бы на их могилках. Прямо душа просит.

Варя вышла сюда, в Хрещатый, замуж уже при Горбачеве. Её близкая родня жива. Она даже недослушала бабушку Марью, не скрыла удивления:

— Господи, чего вы маетесь? Завтра с утра пойдём. Родительская суббота. Я сама собиралась перед Троицей у своих погостить.

— Люди говорят про стену из колючей проволоки на границе. И погранцы так захватят, домой не попадёшь.

— Меньше слушайте. Погранцы тоже люди. Бутылку самогонки в корзинку прикутайте. — Успокоила: — Не первый раз сестёр и братьев навещаю. Все тропки знаю.

Раз так – Марья Тихоновна согласилась.

Бабушка Марья жила одиноко. А июньская ночь коротка. С вечера на душе неспокойно. Спала не спала, а чуть развиднелось – вышла с тяпкой на огород. За прополкой не заметила, как день высветлился. Голову подняла и порадовалась: светлым-бела стоит её хатка. Похвалила себя за то, что собралась с силами и поновила около (наружные стены домика), освежила его меловой побелкой.

В дорогу собралась, Варенька тут как тут. Напомнила:

— Корзинку прихвати. Половницы нарвём. Уродилась нынче.

Половницей на хуторе называют полевую землянику.

В пути за разговорами не заметили, что граница уже рядом.

На крутогоре меж кустами шиповника нашли богатую земляничную поляну. Трава сплошь усыпана красной ягодой. Ногой ступить некуда.

Присели отдохнуть. От запаха разнотравья голова закружилась. Спелую сладкую землянику хоть горстью черпай. А Варя всё на часы поглядывает. Вдруг скомандовала:

— Наше время. Пограничный наряд прошёл.

Спустились в овражек. Травы в пояс. Когда-то тут скотину пасли, травостоя такого не было. Всю зелень выбивали. Овечья отара пройдёт – сплошь ископытенная земля.

Круча вывела к отвершку, к бывшей полевой меже, перепоясанной теперь колючей проволокой в двухметровый рост, если не выше.

— По дождевой промоине проползём, — объяснила Варя. – Она травой сверху заросла. Как по трубе переберёмся.

А дальше? Дальше поднялись в полный рост. В округе ни души. Пошли знакомой до боли сердечной дорожкой — затравенелой, еле угадываемой – к своему родному селу.

Лимаревское кладбище на опушке дубравы, подступившей к окраинной улочке.

— Оставайтесь теперь туточка, а я на часок забегу к сестричке. За вами зайду, — сказала Варя.

Бабушка Марья меж каменными памятниками и деревянными крестами шла, как по селу. На фотографиях узнавала односельчан, читала хорошо знаемые фамилии, имена. Шла вглубь лесочка к своим. И – обрадовалась. Родные могилки ухожены к Троице. Будто свечечки свежей краской светятся жестяные пирамидки. Даже украшены клеченьем – живыми ветками клёна, листья не успели привянуть. «Слава тебе, Господи, есть ещё добрые памятливые люди», — подумала про себя.

Встала на колени. Молилась с поклонами. Видела не могилки, а лица мамы, бати.

Присела, а затем и прилегла на траву, к земле ближе.

Вдруг – заговорила вслух. Ей казалось, что они, родненькие, её слышат, как слушают песни невидимых в листве птиц. Марья говорила о своём житье-бытье. Мужа схоронила, но жалиться грех. Дети не бросают, хоть переехали жить в районный городок. Внучата радуют. «Самый младший Ванюшка – отряха отряхой. Папка с мамкой его ругают, а я говорю: паренёк растёт – умнеет на глазах». Добавила о себе: «А я пока сама за собой управляюсь».

Спохватилась: «Я сладку ягоду вам принесла. Как девочкой, помните, ходила с подружками в степь за половницей». Бережно сыпала её в могильную траву.

Рассказывала обо всём сбивчиво, так беседовала с мамой-тятей.

В земной мир её вернул громкий голос Варюши: «Погостили? Пора и на дома собираться. Самый наш приграничный час».

Знакомой промоиной нырнули сквозь колючую стену.

В ложбинке пыталась припомнить, где она ползала под такой же изгородью. Чуть не хлопнула себя ладонью по лбу. Как же можно то забыть?! В оккупацию фашисты – немцы и итальянцы – собирали их, сельских девчат, на работу в Германию. Загнали в лагерь, остолблённый и окутанный точь-в-точь такой же колючей проволокой. Тёмной ночью Марусе с подружками удалось сделать подкоп, скатиться в ближний овраг и бежать, бежать…

А сейчас попутчицы на том же крутогоре в тенёчке от куста шиповника, не торопясь, рвали горячую от солнечного тепла ягоду. «Ох, уродилась нынче, — приговаривала Варя. – Ешь – не хочу». — «Лишь бы не к войне. Примета такая есть», — рассудила Марья. «Война и без того гремит на нашем Донбассе, — напомнили горько Варя. – Дом моей сестры в Луганске разбомбили. Хоть все живы остались, Господь уберёг».

И когда с полными корзинками неспешно и почему-то молча возвращались на хутор, Марья ясно услышала звучный колокольный перезвон. Варюшке сказать об этом не посмела. Вдруг да на смех подымет. Церкви окрест ведь ни одной…

Петр ЧАЛЫЙ, член Союза писателей России (г. Россошь, Воронежская область)