Царев курган

 

* * *

Событий смутных нам темно значенье,

Но Судный день грядет:

Исполнится библейское реченье,

И гада гад пожрет.

 

И, не суля безоблачного рая,

К нам наконец,

Овец от злобных козлищ отделяя,

Придет Творец.

 

Господь придет пожар лечить потопом,

И — ной, не ной! — библейский ладь ковчег.

На скорбном стыке Азии с Европой

Ты призван свыше, русский человек!

 

Пусть неоглядна матушка-Расея —

Пожар, потоп, поклеп, сума, тюрьма…

Но даже на семи ветрах Рифея

Живи, не выживая из ума!

 

Живи — от Бога в вековечном шаге,

Что одолел за несколько минут!..

…Пусть вострубит пикирующий ангел,

Призвав земное на небесный суд.

 

* * *

Ныне и присно уже не приснится

(Разве во веки веков!)

Волга — усталая синяя птица,

Дочь голубых родников.

 

Ты ль не поила шальных атаманов?

Ты ль не топила княжон?

Не над тобой ли, от удали пьяной,

Царский штандарт водружен?

 

Так отчего же ты больше не вхожа

В странные песни мои?..

Азия, черная птица, итожит

Душу-добычу в крови.

 

…С чувством меня научившие, с толком

И с расстановкою петь,

Средняя Азия, Средняя Волга,

Встретимся ль, милые, впредь?

 

Да и какие вы средние, право,

Ежели не налегке

Насмерть форпостами русской державы

Встали в судьбе и строке?

 

И — рассчитались со мною сторицей…

Что ж, запевай «Бисмилля!»,

Окровавленная хищная птица —

Азия, песня моя!

 

* * *

Ты, кого я высотой окрыляла,

Далью манила, дразнила, влекла…

Ты, для кого я однажды упала

В мир, где царила полночная мгла.

 

Ты, для кого я сквозь сумрак окрестный

В вечность сбежала строптивой водой,

Не уловима тщетою телесной,

Не побеждаема смутой мирской.

 

Ты, для кого я себя созидала —

Жгла, леденила, сводила с ума.

Даже глагольною рифмою стала,

А ведь была от рожденья нема!..

 

Ты, в небеса выводящий из комы

Души несчастных собратьев моих,

Вечно и всюду исконно искомый —

Несокрушимый классический стих!

 

* * *

Царевщина, примай-ка на постой!..

Ведь я готова гостевать по-царски.

Здесь зелень проросла сквозь сухостой,

И русский клен не побежден канадским.

 

Горящая багрянцем октября,

Горчащая рябиновою гроздью,

Царевщина-царевишна моя,

Почто зарделась в царском взоре грозном?..

 

Ай ты гостям не рада? Не лукавь!..

Они ль не покуражились на славу?

И листьев позолоченная ржавь

Навек сроднилась с отсветом кровавым…

 

Здесь вьюги — дебютантки декабря

И февраля шальные фаворитки —

Имперские подарят соболя

Тебе, допрежь обобранной до нитки.

 

Здесь сквозь века обнимет речка Сок

Сокольих гор воздушную громаду.

И небосвод пронзительно высок:

Взмахни крылом и — обожжешься взглядом.

 

Здесь я пою с ветрами в унисон,

Учусь у них быть вьюгой и подругой.

…И в небо, словно сокол, вознесен

Царев Курган, парящий над округой.

 

* * *

…Морская канула в моря…

Цветаева

 

Кровавые рябины справа.

Плакучие березы слева.

Твердят: «Марина, Вы не правы!»

Тебе, Марина-королева!

 

Пеннорожденная морская —

В стихии тесной пресноводной

Обречена была такая

На смерть, чтоб снова стать свободной!

 

Ты канула… О, если б в море!

Прощай, прикамское приволье!

Но это горе — все ж не горе,

Лирическое своеволье!

 

Не горе, что не пожелала

Дурной эпохе стать служанкой.

А горе, горе, что не стала

Елабужанкой и волжанкой.

 

А горе то, что не воспела —

Как только б ты сумела! — Волгу

За всех, кто за избытком дела

Века ей верен втихомолку.

 

Неизреченные напевы

Шального волжского прибоя,

Отвергнутая королева,

Ты унесла навек с собою.

 

* * *

Собирай, зима, котомку

Ледяных напрасных слез!

Трясогузку-ледоломку

На хвосте журавль принес.

 

И, верна своей привычке,

Быть первейшей в деле том,

Эта птичка-невеличка

Разбивает лед хвостом.

 

В поднебесье не летает,

Но усердием ее

Лед, сковавший сердце, стает

И стечет в небытие.

 

Припасла для всех подарки,

Несмотря на суету —

Юной яблоньке-дикарке —

Подвенечную фату.

 

Речке-старице — свиданье

Со стремниной молодой.

Иве-брошенке — страданья

Над высокою водой.

 

Снежной бабе-несложенке

Солнечной любви оскал…

…Все, что мне, дрянной девчонке,

Ты когда-то обещал.

 

* * *

Если от горя народ обезножен —

Прялку под лавку, шашку — из ножен.

Свистнешь — и конь пред тобою — огонь!

И под копытом ковыль одолонь.

 

Не богатыршей-микулишной вроде

Кличут тебя, величают в народе —

Дочка, сестрица, супружница, мать…

Статочно ль прялку на шашку менять?

 

Слышко, по пьяни куражатся: «Ухнем!»

Богатыри по пивнухам и кухням?..

Все о Руси неустанно радеют —

То похмеляются, то фанатеют.

 

Ну проявила бы бабью смекалку,

Да поменяла бы прялку на скалку.

Скалкой сподручнее — так твою мать! —

Богатырей в честный бой подымать!

 

Ой, поменяла бы!.. Только вот жалость:

Богатырей-то почти не осталось!

Надо нам, бабоньки, вот о чем речь,

Богатырей на племХ поберечь!..

 

Али мы, бабоньки-девоньки-сестры,

Лишь на язык боевиты да востры?..

Аль богатырски у нас не крепка

И прикипела лишь к скалке рука?

 

Не осудите, родимые, строго!

Да пожелайте удачи в дорогу,

Ведь унывать нам никак не годится,

Матушка-шашка да прялка-сестрица!

 

——————————————————

Диана Елисеевна Кан родилась в городе Термезе Узбекской ССР. Окончила факультет журналистики Московского государственного университета им. М.В. Ло­­­моносова, Высшие литературные курсы. Автор семи поэтических книг. Лауреат Всероссийской литературной премии «Традиция», Всероссийской премии им. Э. Володина «Имперская культура», дважды лауреат премии журнала «Наш современник». Член Союза писателей России. Живет в городе Новокуйбышевске Самар­ской об­ласти.