На радость и печаль царевна
- 11.03.2019
* * *
Безбрежные разливы света —
лучатся розово, как снег,
на небе, с чем душа поэта
пребудет молодой навек.
Высоким словом, как набатом,
она вселенной возвестит
о красоте таежных скатов,
где эхо вечности звенит…
Где на полянках вспышки ягод,
в чащобах сытое зверье,
где приютит от многих тягот
с еловой крышей зимовье.
Я там не просто жил, охотой
кормясь, как прадед дорогой,
но и считал любовь работой —
равно небесной и земной.
И просто радоваться мало,
что удалось мне злу в ответ
свести грядущие начала
с концами уходящих лет.
СВИДАНИЕ С РОЩЕЙ
Просветлело небо, слава Богу,
в полыханье золотых лучей…
Я тропою ухожу по логу
на свиданье с рощею моей.
Там птенцы, красиво оперившись,
рано утром встали на крыло,
и летают, небесам открывшись,
меж ветвей рискованно зело.
Там ручей, сбегая с гор отвесных,
золотыми струями звенит…
И дрозды в мелодиях чудесных
распахнули сердце у ракит.
Там березы, светлые березы
светят даже в грозовую тьму…
Вижу их — и чувствую, как слезы
подступают к сердцу моему.
Словно дома в роще побываю,
и пускай сегодня нелегко…
Я любовью душу окрыляю,
чтоб она летела высоко.
* * *
Душа в стихах не развернется,
ну словно в самом деле ей
все больше не хватает солнца
средь мрака ледяных ночей.
Нет, в стужу я не брошен летом
и вдохновенье-свет со мной,
но так выходит, что в ответе
за жизнь, я смерти стал родной.
Не знаю, что бы я и делал,
когда б ты не пришла ко мне —
одной из лун в сиянье белом
моя любовь как свет в окне.
О, как я рад тебе, кто б ведал,
и знал, как ты мне дорога!
Но мне всерьез нужна победа,
над будущим во все века…
Но это не по силам людям —
пусть даже с помощью любви!
И все ж надеяться на чудо
я должен, должен, черт возьми!
* * *
Впредь не знаю, что делать с тобой,
понимаешь, не знаю, не знаю!
Словно я, как суровый прибой,
без тепла и любви погибаю…
Ты отринь все сомненья свои! —
так и хочешь сказать мне глазами,
но молчишь, как в святом забытьи,
в час беседы души с небесами.
Знаю, верной останешься мне…
Но ведь этим я так озадачен,
ибо счет воскрешенья в огне
лишь страданием будет оплачен…
* * *
Сомкнув глаза, я словно и не жил:
не ликовал, не плакал, не грустил…
И как-то стало на душе спокойно,
что грешным делом я подумал: смерть —
не только страх, не только круговерть,
но и любви она порой достойна.
Но от природы всем навек дано
за жизнь цепляться, будто в ней руно —
то самое, что нам приносит счастье,
да только, сколь не жил я по судьбе,
ни в радости, ни в горе, ни в мольбе —
не знал его бессмертного участья…
А жить-тужить, я больше не хочу,
чтоб сон был крепче, выпью первачу
да и сомкну опять глаза блаженно…
И просыпаться или нет, решу я,
почувствовав вкус нежный поцелуя
моей на радость и печаль царевны.
НАШЕ СЧАСТЬЕ
Мы такое счастье сотворили,
но что делать с ним, не понимаем.
Словно имена свои забыли —
и себя чужими называем!
В этой жизни, нестерпимо горькой,
где высокий свет проходит мимо,
неужели нам осталось только
в одиночку жить невыносимо?
Мы себе такого не позволим!
Так друг к другу кинемся в объятья!
Это многих напрочь обездолит —
и на нас обрушатся проклятья…
Справедливо? Точно! Но другого
выхода не видно мне от века,
невозможно средь вниманья злого
оставаться добрым человеком.
И в грядущем не искать ответа,
и совместно в жизненном ненастье
доковать до золотого света
на любви построенное счастье.
* * *
Тихий свет гречишного поля,
терпко пахнущий плат ольхи.
И ни грусти, ни муки, ни боли
за случайные чьи-то грехи.
Торопливо иду по дороге, —
в звонком ветре себя узнаю…
Обнимал да ласкал женщин многих,
но признался одной: «Люблю!»
Жизнь воистину не приснилась,
но душе до сих пор тяжело,
что с угарной смурною силой
вдруг сменял на город село!
В лопухах и цветах околица,
с вдохновенным пеньем дрозда, —
и сегодня тебе лишь молится
да мечтается мне навсегда…
И в бетонно-стальном колодце,
потому все же я не сдох,
что лесного свежего солнца
слышал я упоенный вздох…
Но однажды ничто не поможет…
Отзовется злым эхом даль…
Отче правый, родимый Боже,
умирать-то и впрямь печаль…
* * *
Ни лучше, ни хуже я жить не смогу!
Душе, как всполоху горящему, верю.
Цветут незабудки на росном лугу
и есть чем питаться голодному зверю.
Я жалостлив так, что и смерть воробья
считаю навеки печальной утратой.
Но вслед за отцами идут сыновья,
идут и идут, чтобы гибнуть в солдатах.
И нету отечества, чей бы закат
так ни был душе упоительно сладок.
Вдали громыхают грома невпопад,
а мнится, что мины взрываются рядом.
О, грусть, о, тревога, о, мука, о, боль! —
от вас никогда не бежал безоглядно.
И точно без слез устою пред судьбой,
хотя она бьет через меру нещадно!
И к славе приду, но безвестным умру, —
от века нерадостна участь пророка…
Но дел моих сад отцветет на ветру,
как будто за пазухой жаркою Бога!
Иван Иванович Переверзин родился в 1953 году в Якутии. Окончил Российскую экономическую академию им. Плеханова, Высшие литературные курсы. Публиковался в журналах «Москва», «Наш современник», «Смена», «Юность», «Подъём», в «Литературной России», «Литературной газете». Автор ряда книг поэзии, среди которых «Утренняя птица», «Снежные ливни», «Северный гром» и др. Обладатель многих творческих наград, в том числе Большой литературной премии России за 2011 год, премий им. А. Твардовского, М. Луконина, Р. Рождественского и др. С 2000 года возглавляет Литературный фонд России. Председатель Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов (МСПС). Живет в Москве.
