АНТИГОНА

 

Чем живет маленькая Антигона?

Напиши о ней стихи.

Из письма Владислава Свительского,

1965

 

Не надо, девочка Исмена,

не плачь — я ровно в срок ушла.

Я не была ни злой, ни смелой —

я просто маленькой была.

Я называлась Антигоной,

смеялась, бегала, спала.

И не заносчивой, не скромной, —

а просто маленькой была.

Не надо, девочка Исмена,

просить, бояться, слезы лить.

То не заслуга, не измена —

родного брата схоронить.

Креон был стар и вечно занят:

жена, народ, долги, дела…

Он ни при чем — пусть не терзается:

я на него совсем не зла.

 

Не надо, девочка Исмена…

Я, маленькая, поняла

большую ложь, большую скверну,

большую жизнь —

и потому моя мала.

 

1965

 

ВОСПОМИНАНИЕ О БЕЛОГОРЬЕ

 

                      Андрею Логуткову

 

Может, большего не надо,

чтоб увидеть не во сне

даль, открытую для взгляда,

неоглядную вполне?

Может статься, выйдет случай:

будет лучше, чем тогда,

где из белой била кручи

то ли память, то ль вода;

где зияла тьма, как дуло,

и в пещерах меловых

нас всех разом протянуло

сквозняком времен иных;

где, спускаясь узким лазом,

как веревкою одной

каждый с каждым был повязан

то ль надеждой, то ль виной.

 

…Как бы ни было: поныне

ветер с тех доносит гор

горечь выжженной полыни

нам в спасенье — не в укор.

Будто тем задонским мелом

мы за все свои вины —

перед небом без пределов,

перед памятью несмелой,

перед добрым светом белым —

были впрок обелены.

 

1986

 

ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ СТРАНЫ

 

Речи толкали, рядом сидели,

песенки пели, взгляды ловили…

Ира — в Сиэтле, Феликс — в Сиднее,

Нелка — и кто там еще! — в Тель-Авиве.

 

С запада ветер или с востока,

дождик ли с юга, с севера стужа…

Милые други, как мне одиноко!

Боги, о Боги, как мне недужно!

 

Глупое сердце, полно, уймися:

двери закрыли, гитары забрали

Миша с Андреем… Но Лондон, Тбилиси —

уж не такие дальние дали!

 

Экая новость — стороны света,

хляби земные… Только живите

и отзывайтесь!

                          Да нетути, нету

Гордина Вити, Беляева Вити.

 

Что ж остается? Верь и надейся —

тут еще много родного народа:

нет никого на Полях Елисейских,

всех не забрали Летейские воды.

 

2000

 

* * *

 

                                        Андрею Изакару

 

При лампе, при лучине, при свече ли,

в сиянье люстр, в мерцании лампад —

месяцеслов листали книгочеи

и сто, и полтораста лет назад.

Он был в чести и пребывал в опале:

в спецхране заперт, сослан на чердак,

мышами еден, поносим… Едва ли

не целый век — забвения черта.

Ничто не вечно и ничто не ново,

но вновь глаголют ветхие листы.

Как Пушкин, помнится, писал Плетневу:

в них прелесть вымысла и простоты.

Не тарабарщина, не литорея, —

хоть век иной и мы не те уже…

 

И вспоминаю об отце Андрее,

читая про Апостола Андрея,

что Первым зван и распят на крыже.

 

2004

 

* * *

 

                    Памяти Александра Валагина

 

Сжималась плоть в осаде роковой:

ползли недели, месяц волочился,

в календаре переменялись числа,

и приближался день сороковой.

 

Подкрадывался плач исподтишка,

мольба молчала, музыка не пела.

Лишь детский лепет робкого стишка

бередил душу редко и несмело.

 

Все сказано и будет впредь, как есть,

все кончится мучительно и грубо…

Но почему-то просто произнесть:

«Ты был, ты жил», — не научались губы.

 

Не оттого ль, где дольний мир живой

и горний свет сошлись на грани зыбкой,

сияла мне приветная улыбка

и накликал нам встречу голос твой?

 

2006

 

ПИСЬМО АРКАДИЮ СЛУЦКОМУ

 

…А в бездне той, куда сокрылись годы,

куда ушли любимые гурьбой,

где сгинули и страны, и народы,

не диво ли: остались мы с тобой,

покуда живы…

                       Пусть к другим пострел

сбежал с колчаном нежных, пылких стрел —

мы у стрелка иного на прицеле.

Но, слава Богу — здесь пока и целы.

 

Бесценный мой, мой самый первый друг!

Все свет тусклей, теснее жизни круг,

печаль слышнее, глуше наши речи,

и новый век не ищет с нами встречи.

 

А сколько звезд над нами отмерцало!

А сколько верст меж нами пролегло…

Но юности бесстрашное зерцало

не искажает — честное стекло.

 

P.S.

Мой друг седой, скворец мой чернокрылый!

Я не напрасно извела чернила.

Пусть подождет последний твой скворечник:

нам торопиться некуда — мы вечны.

 

Скажу: люблю — и не солгу.

Твоя по-прежнему — Г.У.

 

2011

 


Галина Митрофановна Умывакина родилась в Москве. В 1969 году окончила филологический факультет ВГУ. Член Союза писателей СССР. Автор 6 поэтических книг, нескольких коллективных сборников. Публиковалась в журналах «Знамя», «Наш современник». Председатель Воронежского отделения Союза россий­ских писателей.

В журнале «Подъём» впервые опубликовалась в 1971 году.