* * *

Лесов синеющие дали

Дождей закрыла пелена.

Деревья сбросили медали

И золотые ордена.

 

А я назло проулкам гулким,

Не поддаваясь мятежу,

Свои достану из шкатулки

И на ладони разложу.

 

Звездой отсвечивая ало,

Сомкнувшись тесно, как в строю,

Светло и грустно горсть металла

Напомнит молодость мою.

 

* * *

Как часто в минуты бессонницы

Почудится в свете зарниц

То степью летящая конница,

То башни с рядами бойниц.

 

Порывами, зыбкими волнами

Из бездны небесной, извне —

Картины и лики безмолвные,

Вы кем посылаетесь мне?

 

Кто, тенью войдя неприметною,

Тревожа душевный покой,

Диктует мне строки заветные

И движет усталой рукой?

 

И Спас на божнице, и Троица.

Шагну к образам, помолюсь.

Что ждать, что еще мне откроется,

Чему я еще удивлюсь?

 

Созвездий движение плавное

Над светлой юдолью земной…

Еще не написано главное,

Не сказано главное мной.

 

* * *

Ходы имея потайные,

Во тьме сливаясь и кружа,

Вода, пронзив слои земные,

Чиста кристально и свежа.

 

И став рекой — большой ли, малой —

Едино все, как бог велит, —

Одним омоет лоб усталый,

Других от боли исцелит.

 

Стихи рождаются не скоро.

Дай отстояться, погоди.

Слова, очистившись от сора,

Прольются песней из груди.

 

И потечет она далече

Потоком чистым и благим.

Одним даря восторг от встречи

И грусть высокую — другим.

 

* * *

Сомнений нет, что знает каждый:

Процент счастливых — очень мал.

И нет людей, кто хоть однажды

Не лгал, не крал, не предавал.

 

Таков уж мир — солен и сладок.

В нем каждый чем-то, да прельщен.

Любовь имеем и достаток,

Успех, но хочется еще.

 

Нас искушение пытает,

Приманка жизни не нова…

И лишь полвздоха не хватает

На покаянные слова.

 

* * *

Казалось, муку не снесу.

И я крестил худые плечи,

Молил! В двенадцатом часу,

Утихла боль, и стало легче.

И крови выровнялся ток,

И я увидел над собою,

Не ненавистный потолок,

А небо ярко-голубое.

А Он пришел издалека,

Хоть я просил совсем немного…

У Бога легкая рука

И поступь легкая у Бога.

 

* * *

            У меня на родине жук гудит в смородине.

Геннадий Русаков

Чернеют рощи и поля.

Похоже, сбрендила погода.

Плюс пять, начало февраля.

Вновь нулевое время года.

То сеет дождь, то снег летит.

Не к месту все и не во благо.

Подснежник вылез, жук гудит —

Теплу поверил, бедолага.

Сбой климатических щедрот

Вновь обернется майской стужей.

А мы без вишен третий год —

И без смородины к тому же.

Начать бы с чистого листа,

Чтоб здесь, в России, а не где-то,

Все снова встало на места:

Зимой — зима, а летом — лето.

Пока, как жук тот — дуралей,

Еще живу надеждой мнимой —

Все меньше родины моей —

Вчерашней, памятной, любимой!

 

ВОРОНЕЖСКОЕ ПИВО

 

Все те же спины рыбаков,

Рассвет церковным звоном вспорот,

И снег сквозь сито облаков

Привычно падает на город.

Для сердца милые места!

В эпоху дефицита пива

Вблизи Чернавского моста

Стояли люди терпеливо.

Вздымались пены буруны,

За всем следил парнишка шалый.

В пивной, в отличье от страны,

Царил порядок, пусть и малый.

Кто при деньгах, кто без гроша,

Все с трехлитровым «снаряженьем».

Но я к «столичным» алкашам

Питал большое уваженье.

Был молод я, и был здоров,

И на поездки не ленивым.

И, привезя бидон в Бобров,

Я наслаждался терпким пивом.

И не пойму я, хоть убей,

На шумной набережной стоя:

Все есть, и нет очередей,

А пиво… Пиво не такое!

 

УГЛЯНЕЦ

 

Листвы весенней нежный глянец

Березки в трепетном строю.

Чем ты запомнишься, Углянец,

Чем в память врежешься мою?

Не травяным лечебным зельем

И не углянческой водой —

А созерцательным бездельем

И массажисткой молодой.

Хотя глаза ее и руки

Сулили мне надежный шанс —

Я устоял, любовной скуке

Предпочитая преферанс.

Приют врачующихся пьяниц —

Тебя попробуй позабудь!

И я вернусь к тебе, Углянец,

Когда-нибудь, когда-нибудь…

 

* * *

Я в споре с временем ярился.

В ход шли массаж и куркума.

Но все ж с морщинами смирился,

Сочтя, что это от ума.

 

Я пил берез живые соки

И был гантелям верный друг.

От дум, подумалось, высоких

Ослабли зрение и слух.

 

И сохраняя стройность в теле,

Я в контрах жестких был с едой.

Да что ж такое, в самом деле:

Уж и с брюшком я, и седой.

 

Бодаться с силами природы —

Пустая блажь и маета…

Все это годы — наши годы,

Что отправляют нас в лета.

 

САЛЬЕРИ

 

Гляжу, глазам своим не веря,

Ночные записи кляня.

А за спиной стоит Сальери —

Старик, похожий на меня.

 

Я всякий раз сомненьем болен,

А он: «Какие пустяки!

Я всем написанным доволен

Пустым капризам вопреки».

 

И всякий раз, усевшись рядом,

Он с расторопностью былой

Убить готов — особым ядом:

Своею лживой похвалой.

 

Да, сладок яд — конец печален

Для нежных творческих сердец.

Ложь ослепляет нас в начале

И оглупляет наконец.

 

Скажи, Сальери, правду смело,

Чтоб дух ее в строку проник.

Чтоб слово грозами гремело —

Ругай, ругай меня, старик!

 


Анатолий Павлович Смышников родился в 1954 году в городе Боброве Воронежской области. Профессиональный военный, в 1980-х годах служил в Афганистане. Литературным творчеством увлекается с молодости. Публиковался в журнале «Подъём», региональных изданиях и альманахах. Автор сборника стихотворений «Я брел дорогами вселенной» и других книг прозы и поэзии. Живет в городе Боброве Воронежской области.