«Мне русское — всего больней…»

«ПОКА ЖИВЕШЬ, ЛЮБИ ЗЕМНОЕ…»

 

Стихотворения Валерии Салтановой внимательному читателю кажутся противоречивыми. Однако если взглянуть на свод ее лирики разных лет, высвечивается движение ума и сердца, ставшее для русского человека последних десятилетий едва ли не закономерностью. От самых разных искушений — интересом ко всему общечеловеческому, собственным творческим призванием, литературой, музыкой и образностью поэтической речи — молодая душа в те годы постепенно отходит и стремится как-то определить себя, найти личное место в общественном и культурном устройстве российского мира, отсеять лишнее и бережно взять в ладони необходимое и родное. Принято называть это взросление «дорогой к себе» — такая формула есть в строках Салтановой.

В сочетании с феерией вчерашних лирических суждений нынешний голос автора кажется лаконичным и строгим, однако теперь в подобных свойствах можно увидеть черты внутренне определившейся личности, тогда как раньше перед нами представали картинки яркой женской индивидуальности, в чем-то оглядывающейся на судьбу и поэтический слог М. Цветаевой.

Сопрягая внутренний мир поэта с окружающей средой — общественной, социальной, этической, видимо предметной, городской и пейзажной, вдруг видишь, что вчера автор не числил себя в роли частицы внешнего распорядка и чуть ли не бытия. Напротив, здесь было отчетливое противостояние внутреннего «Я» — необходимости переустроить себя в соответствии с обыкновениями времени. Обыкновениями часто лукавыми, порой лживыми, когда-то откровенно враждебными, но почти всегда — лишенными последней искренности. Душа сопротивлялась такой трансформации, но во многих случаях не очень-то вникала в подробности навязываемых идеологем, еще не понимая, что всякая роль, действие и позиция поверяются личностью.

В прежних стихах Валерии Салтановой не найти такого страстного и жертвенного отношения к родине, которое теперь оказывается во многих случаях опознавательным знаком ее лирики, что подтверждается всем сюжетом соответствующего стихотворения и авторским касанием драматичных лет уже прожитой ею жизни. «Мне русское — всего больней», — скажет она однажды в сюжете о тяжелом и трудном нынешнем существовании, однако сделает это легко и как бы невзначай. Та раскованность слога, что отличает ее ранние вещи, яркий словарь, ироничность строки, всегда знающая меру, не ушли с течением лет, но стали более осознанными и «ответственными», поэт ценит их как важные лирические инструменты, которыми владеет раскрепощенно и умело.

Биографические вехи очень условно присутствуют в ее исповедальной лирике, где нет осязаемости событий и поступков и обозначены только смысл и психология произошедшего. Два десятилетия тому назад этот ракурс появлялся эпизодически, но уже тогда можно было говорить о некоей дистанции, которая разделяет автора и его читателя, потаенный личный мир — и внешний окоем реальности.

«Что за беда — мужики окрест

Хмурые, как сычи!» —

Многоголосный канон невест

В сердце моем звучит.

«Как же, бедняга, он с ней живет?

Рвется с цепи уже!» —

Это разлучница сети вьет,

Сладко поет в душе.

«Ломаный грош “кобелям” цена,

Им никого не жаль!» —

Это во мне говорит жена,

Это ее печаль.

«Если я даже была права,

Пусть бы он жил такой!» —

Это терзает меня вдова

Страшной своей тоской.

Всех четверых мне знакома грусть,

Всех нахожу в себе…

Господи, не покорюсь — поклонюсь

Женской своей судьбе.

Здесь нет наглядных деталей, но сказано самое главное, из-за чего и стоило начинать речь: обобщающе-бытийное.

Поэзия Валерии Салтановой не использует распространенные образные тропы. Она строит художественное высказывание на риторике и точном соединении косвенно присутствующей действительности — и символов-знаков из духовной, литературной, музыкальной, исторической среды, с взаимным соотнесением малого и большого. Здесь почти не найти жанровых сюжетных историй, изображается все, что происходит вокруг и внутри души, — пунктирно или по касательной. Так, что небольшого штриха хватает для опознания наглядного события или поступка.

В поздней лирике Салтановой видна склонность к библейской отчетливости вещей, лиц и характеров, иной раз — к осознанной лапидарности речи. Но это всегда происходит на фоне явного авторского стремления не к «стихотворному разговору», а к поэтической «вымолвленности». В годы художественного становления в одном из ее стихотворений в условно-житейском высказывании примечательна финальная строка: «Теперь еще осилить бы простое…».

Было трудно предвидеть, что впоследствии творческий выбор автора будет склоняться именно к «простому» как к бытийной категории мироустройства и судьбы человека. Категории в понятийном отношении высшей, а в литературном исполнении — наисложнейшей.

В своде стихотворений Валерии Салтановой определенно читается мысль: отдавая должное непостижимой подкладке нашей жизни и тому пространству, в которое нас поместила судьба, стоит все-таки жалеть и любить многое мимолетное и недолговечное. Уже потому, что оно беззащитно и неповторимо: «Но пока живешь, люби земное — / Пожалей, утешь и приголубь».

 Вячеслав ЛЮТЫЙ

 

* * *

Ну вот и совершили сто ошибок,

Как будто оплатили жизнь до рая.

И прочен дом, и быт уже не зыбок,

И любим, во влюбленность не играя.

На сотню мин наткнулось наше судно:

Залатанное — стало как литое…

Ну вот и пережили все, что трудно.

Теперь еще осилить бы простое.

 

* * *

Я у тебя не спрашиваю, Родина,

Кто виноват и как же ты смогла…

Ты для меня и красная смородина,

И белый пух, и черная смола.

 

Пространство над тобой как будто мечено —

Я на земле другого не ищу.

Здесь каждое лицо увековечено,

И мне любая ноша по плечу.

 

И этих звезд, что видятся по-разному

И светят нам из самых разных лет,

Я не открою любопытству праздному

И не позволю улюлюкать вслед.

 

Зачем же ты наполовину роздана,

Кому ты отдавалась, не любя, —

Не у тебя я спрашиваю, Родина, —

А у людей. У Бога. У себя.

 

* * *

Жизнь выдает по чайной ложке…

Хоть как душою ни криви,

Не чешутся давно ладошки

К деньгам, знакомству и любви.

 

Прогноз, увы, совсем не розов.

Твердят врачи — все как один:

Наш век — рассадник для неврозов!

Зашкаливает русский сплин…

 

«Сплин, — скажут мне, — не только русский,

Всем плохо в передрягах дней!»

Но я специалист-то узкий,

Мне русское — всего больней.

 

ЯНВАРЬ В ЯРОСЛАВЛЕ

 

Ветер, будто плут заправский,

Прошмыгнет, колюч и сух.

Здравствуй, дворик ярославский,

Здравствуй, снежный русский дух!

 

От угла до гастронома

Так легко шагать одной,

Словно я взаправду дома —

Даже воздух здесь родной!

 

Облака батон раскрошат —

Сыпь на землю, не жалей!

Станет Волковская площадь

Чище, краше и светлей.

 

Купола — и звоны, звоны…

Оберегом — древний лес.

И, как снег, летит на кроны

Свет намоленных небес.

 

ОТДОХНОВЕНИЕ

 

Есть такие места — их не много, —

Заповедные духом места,

Где слышнее дыхание Бога

И слабей маета.

 

Где авто, как консервные банки,

Не грохочут в молитвенный час

И деревьев живые подранки

Не маячат вдоль трасс…

 

Нет там злобы, и спеси, и лени…

Попадешь — и забудешь, как шел,

И уткнешься в земные колени,

Как малец — в материнский подол…

 

* * *

                                     Андрею Попову

 

Междустрочье-междуречье,

Север, сивер, санный путь…

Льется слово человечье

Оловом горячим в грудь.

 

Как стрела из арбалета,

Выпущен птенец мечты.

Мы с тобою — два поэта

Стылой, гиблой Воркуты.

 

Два поэта, два завета,

Два невольника-раба…

Будет горе. Будет лето.

Жизнь. Поэзия. Судьба.

 

Слово сбито. Век украден.

Разворован Русский мир…

Сдюжим, сможем, стерпим, сладим —

Силой дара, высью лир.

 

Вешний лед, обманный, ломкий,

Смертный омут, край земли

Мы по лезвию, по кромке,

Босоногие, прошли.

 

* * *

Постепенно идя от глухих, безглагольных основ,

Приближаюсь к вибрирующей заповеданной сути.

Не слова созревают во мне — это я созреваю для слов,

Открывая себя же в себе в каждой новой минуте.

 

Только б в сердце любовь не померкла, и только бы Русь

Удержалась над бездной с подачи Господней рассрочки!..

Не стихи равнозначащи мне — это я, может быть, дотянусь

В час бессрочный до самой своей искупляющей строчки…

 

ВОСПОМИНАНИЕ О ВОРКУТЕ

 

Зима, но мы не чуем риска.

Смеясь заливисто-легко,

Идем с подружкой из «Норильска»,

Несем в бидонах молоко.

 

Наш город очень нестоличен,

Ему идет наш звонкий смех.

Мороз за тридцать нам привычен

И люб многоэтажный снег.

 

Шаг замедляем: дом все ближе,

Мороз упорней, ветер злей…

А мы мороженое лижем,

И нам становится теплей.

 

Ах, как смеемся мы беспечно

Назло и стуже, и пурге!

А жизнь сладка и бесконечна,

Как эскимо в цветной фольге.

 

* * *

Что-то случается: раз! — и кончается грусть.

Кто-то приходит и мягко берет за плечо.

Эту мелодию счастья напеть не берусь,

Просто становится вдруг горячо-горячо.

 

Просто откуда-то вмиг набегает волна,

Просто опять возвращаются все чудеса,

Просто так явственно чувствуешь: ты не одна —

Ветром попутным подуло в твои паруса.

 

Что это, Господи? Кто это правит судьбой,

Снова сплетая явленья в единую вязь?

Миг озаренья — и вот ты летишь над собой,

Смерти, разлуки, забвенья уже не боясь.

 

ПОЭТУ ИЗ ГЛУБИНКИ РОССИИ

 

Он тяжелый в общенье и в жизни отведал такого,

Отчего от людей перебрался подальше в леса…

Только образов бусинки нижет и пестует слово,

Только пьет из ручья и приветствует птиц голоса.

 

Он не ищет друзей, и ему ни к чему перекличка

В соцсетях по ранжиру, и табель о рангах смешон.

Только на руку сядет доверчиво утром синичка,

И рассвета запрыгнут лучи, щекоча, в капюшон.

 

Что поделаешь, если все резче —

до слез достоверно! —

Между каменным лесом и миром природы контраст.

Может, он чересчур нелюдим,

может, замкнут чрезмерно,

Но зато никогда не растопчет мечту, не предаст.

 

Хрустнет ветка — а он повторит, пропоет и запишет

Каждый шорох и отзвук носящихся в воздухе нот…

Потому-то легко переводит, как слышит и дышит,

Со звериного на человечий — и наоборот.

 

Не привык фестивалить —

привык к немудрящему делу,

Вот и премий не густо, и славой не обременен…

А стихи золотые, а строчек крылатые стрелы

Пусть хранятся в колчане бессмертья

до лучших времен…

 

ТУМАН

 

Такой туман, такая дымка

Спустились вдруг со всех сторон,

Как будто шапка-невидимка

С утра накрыла весь район.

 

И держит цепко всю округу

Туманной сырости конвой,

Мир спрятав будто бы во вьюгу

До видимости нулевой.

 

И ни углов, ни острых линий,

Вся жизнь до срока замерла…

Лишь взгляд Вселенной серо-синий —

Из-под Господнего крыла.

 

ЗНАКИ

 

Я люблю бесчисленные знаки

Проявлений горних, тонких сфер.

Мне головками кивают маки,

Мне поет роса на свой манер.

 

Мне нашептывает что-то ветер,

Всех ладов касается подряд —

Тоже хочет, чтоб его заметил

Мой расфокусированный взгляд.

 

И глядит кора осиротело,

Как сбегают наземь мураши…

Ты жилье лишь временное, тело,

Для бессмертной странницы-души.

 

И ромашка вовсе не ромашка,

А сестра родная дальних звезд

И для глаз веселая отмашка:

Мир, что виден нам, — лишь в вечность мост!

 

Отыщи всему вторые планы,

Тайны и намеки расшифруй

Через бестелесные туманы,

Меж воздушных и астральных струй!

 

Хоть шумит веками Ниагара,

Все же забывать нельзя ни дня:

Временное вечному не пара,

Ибо дух и тело — не родня!

 

Вещное — основа перегноя,

Явное таит иную глубь…

Но пока живешь, люби земное —

Пожалей, утешь и приголубь.

 

---

Валерия Анатольевна Салтанова родилась в Пятигорске. Окончила Литературный институт им. Горького. Поэт, публицист, переводчик, литературный критик. Автор девяти поэтических книг. В настоящее время – ответственный секретарь и завотделом литературной критики в сетевом литературном альманахе «Гражданинъ». Дипломант V Международного Славянского литературного форума «Золотой Витязь». Член Союза писателей России, Союза журналистов России. Живет в Ростове-на-Дону.