Частица души

* * *

Кучевых облаков громады,

словно снежные паруса,

наплывают, чреваты градом,

и небесная бирюза

в этой кипени растворилась,

и уже темнеет кругом,

и вот-вот необорной силой

сотрясет мироздание гром!

 

Вспоминаешь это, услышав

вой с экрана и брань газет;

мир дрожит и неровно дышит,

подчиняясь идущей грозе;

это зло все темнее и ближе,

словно мрак, плывущий извне,

свет дневной задушил и выжег,

пролагая дорогу войне.

 

И уже колеблет устои

из глубин восходящий рев,

примирения чувство простое

не находит спасительных слов,

и рука поднимает камень,

и стрела летит над ордой…

А надежда над облаками

проплывает светлой звездой.

 

* * *

Ты можешь, бес, лишить меня всего —

красы морей и гор, лесного шума,

рассветной радости, вечерней думы,

полей июльских, сретенских снегов.

Ты можешь оборвать мои труды,

стереть с лица земли мои следы,

пролить мое вино в песок и глину,

ты в силах сердце мне оледенить

и жизни этой перерезать нить,

за смерть мою стаканчик опрокинув!

 

Ты можешь, бес, пытать и унижать,

заставить и отречься, и признаться,

и убедить, что трижды три — пятнадцать,

и рот заткнуть, и не давать дышать.

Но можешь ли ты время повернуть

и сделать, чтобы я прошел свой путь

бессовестно, бесчувственно, бесплодно?

Но можешь ли без ужасов и боли

добиться, чтобы собственную волю

признал бы я ничтожной и негодной?

 

Все, что я совершил, все, что я смог

любить и знать, не ведая порока,

случилось потому, что от истока

в моей душе тебе противник — Бог!

Пошли поветрие, потоп, войну,

и я сгорю, истлею, утону,

но Он возьмет души моей частицу

и скажет: просыпайся, мой Адам,

заря горит, и отворился храм,

и все слабей мерцание денницы.

 

СВЯТОГОР

 

По далекой дороге, в иных временах,

где стоят на курганах безглазые идолы,

уходить безоглядно сквозь темень и страх

до Почайны-реки, до креста Леванидова.

 

Там седая трава на сыпучем песке

и родник у подножья горы Фараоновой,

там находишь сокровище в каждом глотке —

и земле возвращаешь поклонами.

 

Там на белых костях завершается путь

у горючего камня Алатыря,

там ни в руки не взять, ни копьем шевельнуть

вес земли, что в суме у оратая.

 

Там пора завершить, попрощаться пора,

обтесать домовину сосновую

и согреться алеющим жаром костра,

освежиться водой родниковою.

 

И увидеть, как тает у сердца свеча,

и, прощаясь с лазурью заоблачной,

ощутить, что на месте ударов меча

возникают железные обручи.

 

И живого дыханья последний глоток

отпустить в широту поднебесную,

и почувствовать времени темный поток,

уносящий тебя, бестелесного.

 

* * *

Приходило во сне стародавнее горькое горе,

приходило и маялось в пепельном вдовьем уборе,

и под ливнем всю ночь опадала с деревьев листва,

и в душе было все как за окнами, слезно и сыро,

рваный ветер метался, и лужи как черные дыры

поглощали огни фонарей, пожирали слова.

 

Говорить я не мог, немота не впускала ни звука,

и в сознанье царила одна безысходная мука,

ощущение тягостной и неизбывной вины —

или даже греха, что уже искупить невозможно,

ничего не поможет, обеты и жертвы ничтожны,

все труды стали прахом и вихрями разметены.

 

И тогда я пошел по неведомым прежде дорогам,

там, где правда земная ко храму бредет из острога,

где смирения схима ложится на крылья ума.

Не искал я прощенья — и шел, осененный покоем,

словно сын согрешивший, склоняясь под отчей рукою,

словно немощный странник, чью спину согнула сума.

 

А потом я почувствовал: словно бы мне полегчало,

словно сердца тоску в колыбели земной укачало,

и прохладной волной прикоснулась ко лбу пелена.

Все ушло, все растаяло, в темную ночь удалилось,

желто-алые листья ковром покрывают могилу,

дождь уже перестал, и теперь навсегда — тишина…

 

РУССКОЕ УТРО

 

Светает над полями вешними,

и на душе легко и вольно,

как будто светлое раздолье

охватывает и несет,

и над цветущими черешнями

плывешь, возносишься, и вскоре

ты видишь золотое море

и слышишь голос древних вод.

 

Ты представляешь поле дикое,

его ковыльные курганы,

где каменные истуканы

стоят на страже вековой,

и корабли Петра Великого,

что шли к Азову тихим Доном,

и боевых машин колонны,

и бомбы беспощадный вой.

 

И надо всем — виденье Родины,

хранящее под омофором

все эти вольные просторы

бескрайних солнечных полей!

Как древле у реки Смородины,

мы ныне стали на распутье

меж смутой, серебром и сутью,

и надо выбирать скорей!

 

А впереди война столетняя

все длится, множа кровь и ужас,

вершится и в жару, и в стужу

России новой горький труд.

Мы ждем, когда настанет сретенье

у разделенного народа,

когда на бранном поле всходы

над нашей кровью прорастут.

 

Оно настанет, без сомнения,

в один поток сольются воды

согласно Богу и природе,

согласно кровному родству.

Так поднимаешься ступенями

из предрассветной тьмы все выше,

и вскоре птичье пенье слышишь,

и видишь утра синеву.

 

* * *

Когда наливаются тучи на Западе

кромешным пожаром и кровью больной,

когда, словно буря сквозь мирные заводи,

война налетает свинцовой волной,

 

когда говорит с интонацией скептика

о родине неисправимый подлец,

когда ни огня по дороге не светится,

и смерть наступает, и миру конец,

 

тогда ощущаешь — огонь ослепительный

вздымается в сердце, взлетает с душой,

и, лица закрыв, потрясенные зрители

не в силах смотреть — за устоем устой

 

мучительно рушатся, медленно падают,

разносится грохотом дьявольский смех,

смыкается над городскими громадами

огромное море, едино для всех!

 

К финальному акту мы вовремя прибыли,

последние стены готовы упасть,

но нам ли мириться с безумьем погибели,

открывшей над миром кровавую пасть?

 

Мы издревле помним, как множится мужество,

как малый росток разрывает бетон,

как ворон над полем сражения кружится

и падает оземь, стрелой поражен,

 

как Русь за холмами прощается с Игорем,

как парус Петра осеняет Неву,

как древний собор, что обрушился, выгорев,

опять поднимает златую главу,

 

как поле зовет победителя-пахаря,

как яблони в мае роняют цветы,

как светятся над топорами и плахами

Покровского храма родные кресты.

 

И слышится пение Матери-Родины

у детской кровати, где сказки и сны,

и в поле донецком — могучей мелодией,

победной симфонией Русской Весны.

 

---

Никита Юрьевич Брагин родился в 1956 году в Москве. Окончил Московский государственный университет. Доктор геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник Геологического института РАН. Автор большого количества научных работ по геологии и палеонтологии, а также шести поэтических книг. Публиковал стихи в московских и зарубежных журналах. Победитель ряда творческих литературных конкурсов в интернете. Член Союза писателей России. Живет в Москве.