Растерял Адам райские яблоки

В августе краснодарский рынок красуется всеми цветами довольства и изобилия. Павленко остановился перед Суреном. В кубанской столице Сурена многие знают. Мало у кого сыщутся столь превосходные абрикосы, персики, сливы, ну и, конечно, украшение стола — помидоры и перцы. Понадобится вам этот человек — приходите на рынок, покажут.

Поздоровавшись, Павленко сердито глянул на круглые, красные, один к одному, помидоры:

— Как они у тебя?

— Лучше не найдешь, хоть весь базар обойди. До самой весны будут лежать, не тронутся. Отправляй в Москву, на север самый дальний, дойдут в лучшем виде. Вези машинами — не помнутся.

— Та-а-к-так! — со злорадством произнес Павленко. — А пушку заряжать ими не пробовал? Ребятишкам в футбол играть вместо мячика не давал? Лежат, говоришь, по году? А поесть вот прямо сегодня в обед, как, сгодятся? Вкус-то хоть какой-нибудь есть у них, скажи, или мочалка внутри, а сверху шкура бычья?

Сурен хорошо знал и уважал Виктора Никитовича, а потому не имел сил ему врать.

— Вкус? Ты спрашиваешь про вкус? — растерянно и жалко переспросил Сурен. Помолчал. И вдруг лицо его передернуло, длинный нос еще больше обвис, а из глаз потекли нежданные слезы. — Дрянь все это, Никитич, никуда негодная! Я сам уж не помню, когда последний раз ел помидор вкусный, чтоб душа радовалась и продать было не стыдно.

Сурен схватил с прилавка самый большой ярко-красный плод и с силой швырнул на асфальт. Помидор ударился с каменно-глухим стуком и, ничуть не пострадав от такого обращения, покатился к канаве.

— Постой! — Павленко рукой остановил торговца. — Куда ж подевались твои знаменитые «августовские», величиной с детскую голову и сладкие, как первый поцелуй? А «ереванские», пряные, как песни Востока? А розовые «кубанские», тяжелые знойной и нежной плотью?

— Все пропало, Никитич, все выродилось, только память и осталась от той красоты, — тихо молвил Сурен, вытирая остатки слез.

— Да как такое могло случиться? — напирал Павленко. — Ты что же, не сберег те сорта? А огурцы? Капуста белокочанная? Баклажаны?

— Ничего не сберег, — повинился Сурен, опустив голову. Но тут же воспрянул и сам пошел в наступление. — Что привязался ты ко мне, дорогой! А где, скажи, твои сорта? У тебя же целый питомник был, всю окрестность снабжал ты рассадой. Зачем теперь шляешься по базару, что тут высматриваешь?

— Со мной та же напасть, погнался за новинками. И урожайны они, и неприхотливы, ни болезни их не берут, ни вредители. Так и есть. Одно плохо — вкуса совсем не имеют, есть противно. Подхожу к малине — ягода величиной со сливу, висит гроздями, ветки ломит. В рот возьмешь — водичка подслащенная. А зачем малина без вкуса и запаха? То же самое и с клубникой. В детстве, помню, сорвешь первую ягоду и организм твой ликует: лето! И весь мир наполняется ароматом. А что сейчас? Чай без вкуса, кофе как сажа, вина поддельные, хоть и самые дорогие. Да знаешь ли ты, что цветы нынче продаются без запаха, как бумажные? Так как же дарить их, способны ли они передать человеческое чувство!

— Все выродилось! Вот только женщины и остались еще. — Сурен внимательным взглядом проводил проплывшую мимо молодку. — Да и то — какая она без краски?! Э, слушай, а может, дело-то в нас самих? — спросил он в раздумье. — Может, это у нас на языке запах и цвет пропадает? Вон, смотри, молодые едят и пьют все подряд и не жалуются…

— А, что они понимают! — Возразил Павленко. — Ничего другого не видели. И не увидят, если мы не вернем жизни силу и вкус…

— Да как вернешь? — Пожал плечами Сурен. — Кто может вернуть молодость?

— Подвинься, — Павленко присел рядом с торговцем. — Расскажу, для чего я по рынкам хожу. Может, еще не поздно исчезающую натуру удержать, схватить за хвост, спасти, что осталось. Рассказывают же по ящику, как спасают вымирающих зверей или птиц. Остаются иногда две-три пары на весь белый свет — и ничего, берут их под охрану, размножают. Отводят территорию. И пошли плодиться! Главное — не упустить момент, вовремя спохватиться. Великая задача, одному не под силу. Ну, не может же быть, чтобы за десять-двадцать лет исчезли все напрочь прежние сорта овощей и ягод, не сохранились ни у кого для развода. Не всемирный же потоп все унес! Вот я и хожу по базару, высматриваю — вдруг обнаружу в рядках прежний сладкий помидор, не промелькнет ли в кошелке у бабуси с хутора запашистый нежинский огурец, не явится ли осенью между зелеными деревянистыми нынешними уродцами заплутавшая где-то красавица белокочанная капуста. Встречу, может быть, малину старую и землянику. Впрочем, малины-то я в лесу накопаю, не подменили же ее там. И не только по городским рынкам хожу. Я и деревни стал объезжать, ближние хутора, стариков опрашиваю, осматриваю их огороды. Знаешь, у нас под Россошью, я родом-то из воронежских, питомник был плодово-ягодный, его в конце двадцатых годов основал садовод по фамилии Ульянищев. Тогда тоже все поменялось, сады засохли, многое исчезло, казалось, безвозвратно. Михаил Михайлович вот так же бродил по селам, по торжищам, собирал, что отыскивал доброго, селекцию проводил. И такие сорта создал ягод и овощей, слив, вишен, груш и яблок, что лучше их, кажется, не было никогда, да и не надо вовек.

— Ну, а ты как? Нашел что-нибудь?

— Как Мамай по Руси прошел — ничего прежнего не находится. После гражданской, видать, было легче. Прежние огородники-садоводы, конечно, заграничных семян и саженцев достать не могли, обходились своими. Потому и сберегли. А сейчас торговля как эпидемия — накрывает все и сразу. За два-три года гибриды-интервенты занимают всю территорию до последнего хутора. И все старое, доброе отбрасывается и умирает. А гибриды семян не дают, сам ты их даже повторить не можешь. Значит, каждой весной покупай. Захотят — оставят совсем без семян, вот и голод.

— Как же быть? Мы-то что можем? — Растерянно спросил Сурен.

— Одни ничего не сделаем. Даже самая большая кочка не может сравниться с горой Арарат — так, кажется, гласит армянская пословица?

Сурен не знал такой пословицы, но согласно кивнул головой…

На этом прерывается мой рассказ, который исполняет здесь роль беллетризованного предисловия. Возможно, рассказ когда-нибудь будет дописан, но сейчас он предназначен выполнять подсобную роль — подготовить читателя к восприятию серьезной темы.

Чувства и мысли персонажей рассказа, думаю, близки и понятны многим. Все время слышишь возмущенные голоса: «Вот и пик сезона, август, а невозможно купить настоящие, вкусные«как раньше» помидоры»; «картофеля множество видов, но все эти новоявленные сорта водянистые, безвкусные, желтые, в болячках, а то и с неприятным запахом»;«не найдете, даже и не ищите, на рынках яблоки антоновку, белый налив, апорт осенний, и другие замечательные по вкусу сорта, прежде столь привычные»; «вишня обычная как провалилась, а вместо нее нечто под названием вишни, но без вишневого вкуса и аромата, есть можно, а на варенье не годна»… И так далее, и по всему списку овощей, фруктов и бахчевых. А с исчезновением старых сортов уходят не только их особый вкус, аромат, но и полезные свойства — запахи-эфиры, вкус, полезные микроэлементы. Ученые, в нашей стране и за рубежом, подтверждают: биохимический состав плодов новых сортов и гибридов много беднее, чем у старых растений. С приобретением одних, так называемых хозяйственно-ценных качеств, теряются другие важные данные. Преобладающее положение на плантациях, да и в частных хозяйствах, получили растения с более крупными плодами, но ослабленным вкусом и запахом (для сравнения — лесная земляника и садовая клубника). Плоды, предназначенные хорошо переносить транспортировку, лишились нежной сочности и своего насыщенного вкуса (помидоры старых и новых сортов). Старые сорта огурцов (негибридные, опыляемые пчелами) заметно вкуснее новых само-опыляемых сортов и гибридов. Старые виды и сорта пшеницы, если сравнивать их по биохимическому составу с новыми сортами, тоже значительно превосходят последние и по содержанию белка, и по другим составляющим.

Важно и другое: старые сорта могут расти в полудиких условиях, не нуждаются в высоко затратной современной агротехнике — подкормке искусственными удобрениями, защите от болезней и вредителей с помощью специальных химических средств, полном уничтожении сорняков. И они, в отличие от генетически модифицированных растений и некоторых гибридных сортов, способны давать полноценное потомство, сохраняться в процессе размножения. Более того, растения старых сортов «умеют» накапливать и передавать своему потомству полезные признаки, приобретенные ими в процессе жизнедеятельности и адаптации к погодным и почвенно-климатическим условиям конкретной местности и участка, где они произрастают.

В XIX веке овощи тех самых старых сортов, выращенные российскими огородниками, занимали первые места на европейских сельскохозяйственных выставках. Овощи и семена этих овощей вывозились за границу, пользовались там большим спросом. Теперь остается только вспоминать Муромские, Вязниковские, Боровские, Аксельские, Голаховские, Нежинские, Крымские огурцы, капусту Коломенскую (в Европе ее звали исполинской за большие размеры), Каширку, Сабуровку, Капорку, Вальватьевскую, Бронку, Ладожскую, Ревельскую Да кто будет вспоминать? Скоро и людей, вживую видевших старые сорта, не останется. А семена их днем с огнем не сыскать, разве что чудом сбереглись, притаились где-то в глухих деревнях или у кержаков в Сибири.

Процесс исчезновения (вернее уничтожения) старых сортов овощей и фруктов носит всемирный характер.

Клод Бургиньон, французский агроном и ученый-почвовед, говорит:

— Каталог фруктов, которые росли в странах Европы в начале прошлого столетия, составляет 13 томов. Только во Франции тогда насчитывалось 3600 разных видов. Сейчас в нашей стране торгуют всего пятью видами яблок, преимущественно завезенными из Америки. Местные сильные сорта, которые были устойчивы к болезням и паразитам, уничтожены, и их место занял «голден». А «голден» требует за год 30–36 обработок пестицидами. Семена овощей деградируют. Приходится ежегодно покупать новые семена в ярких упаковках за значительные суммы, чтобы опять получить «кота в мешке». И эти семена эффективны только в первый год выращивания. Ведутся разговоры о необходимости биологического разнообразия. Однако осмотр полок супермаркета свидетельствует об обратном: везде царят однообразие и монотонность. По всему миру предлагаются одни и те же группы товаров: тостерный хлеб и макароны из одного и того же сорта пшеницы, кетчуп из одинаковых помидоров, всюду одни и те же сорта яблок и киви — от Гренландии до Китая, от Чили до Южной Африки. Девяносто процентов человечества культивирует всего около двадцати видов растительной продукции. Овощи и зерновые культуры выращиваются с ориентировкой на урожайность, удобство для упаковки, способность к длительному хранению и транспортировке, стандартную форму, безупречный внешний вид, а также совместимость с химическими удобрениями и пестицидами. Вкус, разнообразие составляющих элементов, сопротивляемость вредителям, адаптация к местным климатическим условиям, питательная ценность в расчет не принимаются. Масштабы исчезновения и вымирания адаптированных к региональным условиям овощей и фруктов вызывают тревогу: сегодня в целом на Земле, по сравнению с 1900 годом, осталось видов на 97 процентов меньше. Сокращение видового многообразия делает нас уязвимыми для различных видов болезней, против которых уже не вырабатывается иммунитет.

Причиной оскудения видового разнообразия стала глобальная монополизация и приватизация в сфере производства семян. Право на самостоятельное производство и продажу посевного материала, право, которым земледелец обладал «со времен Адама», было отнято у него и передано аграрным концернам. Сельхозпроизводители вынуждены каждый год закупать новый посевной материал вместе с необходимыми для этих семян удобрениями и пестицидами. Ставка на глобальное индустриальное производство продовольствия приводит к потерям не только региональной самобытности, но и к невозвратимой утрате генетического материала для продовольственной независимости в будущем.

Конечно, не все в мире смирились с произволом транснациональных монополий. В той же Франции энтузиаст традиционного земледелия и биологического разнообразия Доминик Гилье еще в 1999 году основал ассоциацию Kokopelli, некоммерческую организацию для производства и распространения семян «старых» овощей и фруктов. В последующие годы независимые филиалы ассоциации появились в Италии, Великобритании, Бельгии, Германии и Бразилии. В России оформился проект «ПРАсемена». Его руководитель Евгения Шуваева рассказывает о своей деятельности:

— Начала с того, что несколько месяцев рылась в библиотеках в поисках информации о старых, исконно русских сортах овощей, в первую очередь о тех, что издревле возделывались на Руси. Читала дореволюционные книги об овощеводстве, изучала научные доклады, отчеты советских селекционных станций первой половины двадцатого века. Важно понять, что у нас было, что с этим сделали, и где теперь все это искать. Ищу следы того наследия, которое оставили нам предки, первых селекционных сортов, которые еще не так далеко ушли от старых местных сортов-прародителей, способных заменить нынешние гибриды. Самый доступный способ достать семена старых местных сортов овощей, это поискать те из них, которые до сих пор включены в Госреестр сортов, а значит, производятся семеноводческими фирмами.

Вот и мои персонажи Сурен и Павленко, как мне представляется, пустятся-таки в поездки и приключения по поиску пропавших добрых семян. Иначе чем же окончить начатый рассказ? Маршруты поиска, средства возвращения утраченных плодов в сады и огороды, надеюсь, подскажут наши ученые-агрономы, садоводы, да и просто неравнодушные люди.

Геннадий Михайлович Литвинцев родился в 1946 году в китайском городе Харбин в семье русских эмигрантов. Окончил исторический факультет Уральского государственного университета. Работал журналистом, корреспондентом союзных изданий в Прибалтике и «Российской газеты» в Воронеже. Автор многочисленных публикаций в журналах и альманахах, нескольких книг прозы и стихотворений. Победитель литературного конкурса Довлатовского фестиваля искусств, лауреат Всероссийской литературной премии им. П. Бажова. Член Союза писателей России. Живет в Воронеже.