Сердца слепок

* * *

Словно листья по осени,

Вдаль улетают сны,

И уже не поймать, не догнать —

Только снег на ладони…

Сколько лет до рассвета,

Или сколько веков до весны?..

Заморозилось время,

До стеклянности вод в затоне.

 

Сотни миль невозврата до края

От темного дна,

Размешался поток Настоящего

С Тем, Что Было…

И никто не виной —

Это просто такая волна.

От нее не сбежать,

Потому что уже накрыло.

 

* * *

— Все там будем… —

сказал гробовщик, забивая гвозди,

Чуть наметив,

а затем одним четким ударом.

— Да и кто мы здесь? —

Так, проходящие гости!.. —

Ежился он от ветра,

дыша «Примой» и перегаром.

 

Поплакали, проводили — да разошлись по делам,

Оставляя свежий холмик и пластмассовые венки…

А в пахнущей дымом подсобке, ноль пять пополам,

Присели помянуть по-свойски местные мужики.

 

— Вот ты, Николаич — мастер! Талант не пропьешь!

Занюхав рукавом, завел гробовщик свою речь, —

Учил бы уже молодого, а то как помрешь,

И некому будет и дело твое сберечь.

 

Они закурили, да снова налили по сотке,

За тех, кто под Богом, и за прочих ушедших в небо…

Клубился дым, потели стаканы от стылой водки,

Лежала, одна на всех, краюшка ржаного хлеба.

 

… Они были там, где все мы когда-то будем,

Они говорили о смерти спокойно, со знанием дела…

— Много людей разных, но здесь никого не судим —

Сам Господь рассудил, кто какого достоин удела.

 

— Давайте по крайней — нальем и выпьем до дна.

Когда будем там — это ведомо только Богу…

И что нам с того, что правда всегда одна —

Ведь каждый из нас к ней свою проложил дорогу.

 

* * *

Тяжелый металл в мозги забивает сваи,

Чтобы вновь придать разуму жесткую форму.

Взглянешь на небо — там реют черные стаи.

Да погодка все никак не приходит в норму…

 

Мартовская метель облепляет бело и мокро,

Она — обещанный платеж за бесснежную зиму.

Где-то в душе «глокая куздра курдячит бокра»,

А свет со всей своей скоростью пролетает мимо…

 

Мечтаются и снятся теплые апрели-маи,

А ты снова одет в камуфляжную униформу.

Тяжелый металл в мозги забивает сваи,

Помогая принять прежнюю, жесткую норму.

 

* * *

… Останется город вдали — и справа,

Там дымно, машинно, асфальтно-ровно —

За линией рельсов тиха дубрава,

И времени ход замирает словно…

 

Пробьется дымок среди тонких веток,

И пламени крылья взметнутся снова!

И в этом огне — будто сердца слепок,

И к небу душа воспарить готова…

 

А помнишь — в горах, на лесной вершине,

От шума вдали да от вечной пыли,

Цвета октября под небесной синью

С огнем и закатом едины были…

 

Пусть вольные стаи «прощай» кричали,

Но был небосвод молчаливо светел.

Твой день одинок, только нет печали,

И рядом с тобою костер и ветер…

 

… Творя вдохновенно волшебной кистью,

Все яркие краски и ночи в звездах,

Бросаешь охапки осенних листьев

В пронизанный солнцем кристальный воздух.

 

—————————————-

Роман Игоревич Сергеев родился в 1980 году в Воронеже. Окончил Сочинский государственный университет туризма и курортного дела. Занимается промышленным альпинизмом. Печатался в журналах «Подъ­ём», «Губернский Стиль», региональной прессе. Участник Воронежских областных совещаний молодых литераторов. Живет в Адыгее.