* * *

Как шуршит, шелестит, шевелится толпа!

Сердце медлит, сверяя: «Свои — не свои».

…А под кронами дней — ледяная крупа.

И опавшей листвы ледяные слои.

 

Жизнь моя, ты случилась судьбой, не игрой:

Ветер встречь — да секущие брызги крупы…

Как пружинит, как дышит лесной перегной,

Когда вновь ухожу от набитой тропы!

 

Он еще не промерз… Он листвою согрет —

Этой вот, ледяной… Но верней и сильней —

Той, что падала тут — там, за тысячи лет —

И упруго кружит меж тяжелых корней.

 

И ее не собьет ледяная крупа —

И потуги подошв моих — тяжких, литых.

Недвижима, незряча, глуха и слепа —

Та листва отогреть эти кроны летит…

 

* * *

Чем я живу, упорствуя,

Стужу горячий лоб?

Честней горбушка черствая

Ванильной спеси сдоб…

 

А как же те — «элитные»,

С рублем наперевес?

За кодовой калиткою

Ночами ходит лес…

 

За кленами, за елками —

Стоит судьба, не роль.

Что уведет проселками

Менять ваниль на соль.

 

МЕСТО ВСТРЕЧИ

Памяти друзей-поэтов

 

Здесь не заказывают столик…

Здесь, где мой день еще не стих,

Шумит листвой Ионкин Толя

В ряду осокорей донских.

 

Здесь все и вечно, и мгновенно…

Здесь крайобрывный шепчет вяз

Чуть слышно, но — проникновенно,

Как мог один Никулин Стас.

 

Здесь вновь в гортани вязнет слово,

Что и не снилось, да сбылось…

Как взгляд Геннадия Луткова —

Свет родины сквозь чернолоз.

 

Они меня уже не видят —

Сквозь плеск листвы, сквозь жизни гуд.

Они навстречу мне не выйдут,

Здесь, у обрыва подождут…

 

* * *

По осени, когда судьба ложится решкой —

А где пчелиный звон, а где шмелиный гуд? —

Отавный молочай задел меня усмешкой

От холода темно залиловевших губ.

 

Он удалью былой — по грудь мне был! — не грезил,

Он цвел, но с делом тем к чужим в глаза не лез.

И виноватым был, что был под корень срезан,

И виноватым был, что не засох тот срез.

 

Он не взмывал, не вис сиреневым салютом, —

Стелился по земле, как в непогоду дым.

И виновато я ответил почему-то,

И виноватым я остался перед ним…

 

* * *

— Запаливши десятки Одесс

(Дым майданный — ошую),

Что вы ищете, слезыньки, здесь?

— Украину большую!

 

Нами Львов окликает Донбасс…

— Как же вас пригостили?

Как же, слезыньки, встретили вас?

— В каждый дом нас впустили…

 

И погост нам распахнут, и храм…

— Что же вы загрустили?

— Снятся горько — и тянутся к нам

Те места, что взрастили…

 

* * *

Мы — братья, но друг друга судим, —

Набрав слова обид свинцом.

И очужевший Днепр не чуден —

За дымным Северским Донцом.

 

По крику смертному, по стону —

Мы долю страшную кроим!

…И беженцы выходят к Дону —

С Донца горящего, к своим…

 

* * *

Эх, люди, люди-человеки,

Родня моя с клеймом «совка»!

Сколь ни мети теперь сусеки,

Былого кончилась мука.

 

Метя и сея-высевая

Остатки над пустой сумой, —

Нет, не испечь нам каравая,

Не сесть за стол большой семьей.

 

А в закромах — темно и сорно…

Но все же дела нет верней —

Ощупкою тугие зерна

Искать в полове этих дней.

 

Им, зернам тем, не быть помолом:

Они сойдутся, по горсти,

Чтоб в поле темном, в поле голом

Упав — отчизной прорасти.

 

* * *

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь» —

Здесь, где лишь в счет кукушкин верило детство, здесь,

 

Где поднимались дети — и внуки обочь растут,

Где — сквозь терны, раздето — тянутся ко Христу

 

Отповедь, проповедь, заповедь — правдою без лакун,

Где окликают за полночь Авель и Аввакум;

 

Где — не дерюгой серою, дыбою без улик —

Клонится к слову Сергия поле, где жил кулик;

 

Где голова Емелькина, красная на миру,

Катится к почерневшему — в ужасе — топору;

 

Где все идет аллеею, — в бронзе, поверх голов, —

Благословенье Ленина — золоту куполов;

 

Где, — что я там ни вытворю, не целовав креста, —

С бабушкиной молитвою ждет меня темнота…

 

* * *

Не ткал узоров — и не вытку…

Чиню знакомое до слез

Мемориальной зябкой ниткой —

Все руки исколов, внахлест.

 

И мне не страшно и не горько,

Что я почти не вижу шва —

И непослушная иголка

Порой в укорах не права.

 

Ведь жизнь сквозящая — не пяльцы,

Где нить вжимается в канву.

И в кровь исколотые пальцы

Еще родней слепому шву…

 

* * *

Строка, от честных слез незряча,

Не мимо ль родины глядит?

И кто-то скажет: «Хватит плача!»,

На сотни строк таких сердит.

 

А мы уроним очи долу —

И нашу боль, и нашу жаль, —

Чтоб не глядеть в глаза глаголу,

Что крепко-крепко губы сжал.

 

И покиваем на стихии:

На слом времен, на власти дурь.

Держать глаза всегда сухими

Непросто в непогодь и хмурь!

 

И новый повод нам для плача:

Страна сбивается с пути —

Строка, сама от слез незряча,

Ее пытается вести…

 

* * *

То скины, то фаны брусчатку к себе примеряют…

Как старый торфяник, мой век изнутри выгорает.

 

Хоть мною не выдан — для новой эпохи не торен,

И даже не виден — сквозь сизую мгу мониторов.

 

Где лево, где право — соврет нам дорога чужая,

Сады и дубравы — и нивы, и небо — ссужая.

 

Где искры, где пламя? — а Несторов перья слезятся.

Не имущим срама с отчизной уже не связаться,

 

И меркнет их слово, что звало на подвиг, на жертву:

Обугленный провод смотали штабные снабженцы.

 

Но правда живая все шепчет мне: «Веруй и помни…»,

К себе прижимая еще не сгоревшие корни.

 

——————————————

Александр Гаврилович Нестругин родился в 1954 го­­ду в селе Скрипниково Калачеевского района Во­ронеж­ской области. Окончил юридический факультет Воронежского государственного университета. Публиковался в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Роман-журнал ХХI век», «Подъ­ём», «На любителя. Русский литературный журнал в Атланте» и других. Автор семи сборников стихов. Лауреат премии «Имперская культура» им. Э. Во­­лодина, международного литературного конкурса им. А. Пла­тонова «Умное сердце», им. С. Есенина. Живет в райцентре Петропавловка Воронежской области.