«КАК ДОЛЖНЫ ПИСАТЬ ЖЕНЩИНЫ». Об одном стихотворении Евдокии Ростопчиной

В статье «Женские стихи» Владислав Ходасевич писал: «Как человеческий документ» женская поэзия содержательнее и ценнее, чем как собственно поэзия. У нас это направление, которое трудно назвать вполне литературным, наметилось очень давно: его первая представительница (и может быть – самая яркая) была Ростопчина». (Здесь и далее цитирование по материалам Интернета).

Евдокия Ростопчина, урождённая Сушкова, которая с детства называла себя Додо, первые стихи написала, когда ей было семь лет. Многие её родственники, в том числе и отец Пётр Васильевич Сушков (1783-1855) занимались стихотворством, писали прозу, пьесы. Додо же после смерти матери жила в семье Ивана Пашкова, своего дяди по материнской линии. Её брат Е.П. Сушков вспоминал: «В прозаически житейском семействе Пашковых, где она воспитывалась, никто не занимался литературой. Евдокия Петровна начала писать стихи скрытно от старших родных».

Первое стихотворение юной поэтессы «Талисман» было опубликовано без её ведома и анонимно Петром Вяземским. А потом были стихи, проза, мемуары. Литературное творчество стало важной частью жизни юной поэтессы и отразило самые разные поэтические темы. Наряду с любовной и пейзажной лирикой Ростопчина не раз затрагивала тему назначения поэта и поэзии, в том числе женской. Одно из её стихотворений так и называется: «Как должны писать женщины».

Произведению, как и многим другим у Ростопчиной, предпослан эпиграф на французском языке. Это цитата из Жозефа Делорма (псевдоним французского поэта и критика Шарля Огюстена де Сент-Бева (1804-1869): «О тех, кто хранит в груди нежные искры, кто скрывает следы своих шагов, кто вздыхает в тени и кого не слышно».

Высказывание, призванное обозначить и тему, и идею, и настроение стихотворения, будет потом работать в его художественном полотне.

Риторическое восклицание в первом четверостишии задаёт возвышенный эмоциональный настрой и декларирует отношение лирической героини к поэзии:

Как я люблю читать стихи чужие,

В них за развитием мечты певца следить,

То соглашаться с ним, то разбирать, судить

И отрицать его!..

Автор провозглашает свою любовь к поэтическому творчеству, но подчёркивает, что эта любовь активная, деятельная и требовательная, подразумевающая возможность разбирать, судить строки автора и даже «отрицать его!» Первая строфа заканчивается анжамбеманом – переносом части предложения во 2-ю строфу. Несовпадение границы стихотворных строк с границами предложений позволяет достигнуть особого ритмического и смыслового эффекта. «Фантазии живые» из первого катрена начинают ряд однородных членов второго четверостишия:

И думы смелые, и знойный пыл страстей –

Всё вопрошаю я с внимательным участьем,

Всё испытую я, и всей душой моей

Делю восторг певца, дружусь с его несчастьем,

Любовию его люблю и верю ей.

Трудно представить более вдумчивого, внимательного, тонкого ценителя поэзии, чем лирическая героиня Ростопчиной. Отдав должное поэтическому творчеству, заявив свою живую заинтересованность в нём, автор обращается к антитезе, начиная следующую строфу с союза но:

Но женские стихи особенной усладой

Мне привлекательны; но каждый женский стих

Волнует сердце мне, и в море дум моих

Он отражается тоскою и отрадой.

История женской поэзии в то время, когда были написаны эти строки (стихотворение датировано 22.09.1840 года) вовсе не была обширной, однако у Ростопчиной были и предшественницы, и современницы – авторы поэтических строк.

Выразив в начале стихотворения свой живой интерес к поэзии вообще, поэтесса с той же доброжелательностью, чуткостью, вниманием говорит о женской поэзии, называя её «особенной усладой», отрадой, занимающей особое место в «море дум». Женские стихи и «привлекательны» для автора, они «волнуют сердце и иногда отражаются в ней тоской».

В четвёртой строфе Ростопчина вновь использует анжамбеман, выделяя им фразу «Но каждый женский стих», что придаёт строке особое смысловое звучание, подчёркивает важность именно женского творчества.

Все последующие строфы произведения раскрывают мысли автора о том, какой должна быть женская поэзия:

Но только я люблю, чтоб лучших снов своих

Певица робкая вполне не выдавала,

Чтоб имя призрака её невольных грёз

Она, стыдливая, таила и скрывала,

Чтоб только изредка и в проблесках она

Умела намекать о чувствах слишком нежных…

Эти строки перекликаются с Сент-Бевом: «О тех, кто хранит в груди нежные искры», о тех, кто умеет передать чувства в поэтической строке, не раскрывая своей тайны». Не это ли имел в виду Ходасевич, утверждая, что «женская поэзия» — это скорее человеческий документ, что придаёт ей особую содержательность и ценность.

О назначении поэта и поэзии до Ростопчиной писали многие, в их числе Гораций, Державин, Пушкин и Лермонтов. О роли женщины в поэтическом творчестве она, пожалуй, задумалась первой. И выделив ключевые требования к женской поэзии: таинственность, скромность («…чтоб эхо страсти тёмной / Звучало трепетно под ризой мысли скромной»); сдержанность («Чтоб сердца жар и блеск подёрнут был золой…»); глубина («…чтоб глубью необъятной / Её заветная казалась нам мечта»); теплота и чувствительность («Чтоб речь неполная улыбкою понятной, / Слезою тёплою дополнена была»); порядочность («Чтобы приличие боролось с увлеченьем»); мудрость («И слово каждое чтоб мудрость стерегла»), — Евдокия Ростопчина призывала женщин-поэтов оставаться женственными в полном смысле этого слова. Таков её ответ на вопрос: «Как должны писать женщины?» Женщины должны оставаться женщинами и в жизни, и в поэзии. Эта мысль пронизывает всё стихотворение от начала до конца.

Последнее четверостишие содержит в себе итоги этих раздумий и опять прямо перекликается с эпиграфом: «…кто вздыхает в тени и кого не слышно…».

Да женская душа должна в тени светиться,

Как в урне мраморной лампады скрытой луч,

Как в сумерки луна сквозь оболочку туч,

И, согревая жизнь, незримая теплиться.

Произведение Ростопчиной содержит в себе все признаки элегии. В XIX веке элегия теряет чёткость формы и непременный оттенок грусти и печали, а взамен приобретает определённость содержания, становится жанром, дающим автору возможность эмоционально выразить философские размышления на любые темы. Чаще всего элегии пишутся от 1-го лица. Все эти признаки очевидны в стихотворении «Как должны писать женщины». Произведению также присущи мягкость, неспешность, мелодичность, столь характерные для лирики Ростопчиной и так гармонирующие с лейтмотивом её раздумий о женской поэзии, главным принципом которой она провозглашает женственность.

Особого внимания заслуживают изобразительно-выразительные средства языка в тексте стихотворения.

Ассонанс (повторение гласных звуков о, а, и, э) и аллитерация (постоянное варьирование согласных р, в, д, ш, ж, л, н, с, з) на протяжении всего стихотворения усиливают выразительность и музыкальность текста.

Яркую образность произведению придают многочисленные тропы. Эпитеты («фантазии живые», «думы смелые», «знойный пыл страстей», «туманная догадок пелена», «надежды золотой», «слезою тёплой» и др.); сравнения («Чтоб сердца жар и блеск подёрнут был золой, / Как лавою волкан»; «Как в урне мраморной лампады скрытой луч/, Как в сумерки луна сквозь оболочку туч»); метафоры («и в море дум моих / Он отражается тоскою и отрадой», «Чтобы приличие боролось с увлеченьем», «И слово каждое, чтоб мудрость стерегла», «Да, женская душа должна в тени светиться» и мн. др.); метонимии («То соглашаться с ним, то разбирать, судить / И отрицать его» — то есть стихи поэта и др.).

Ростопчина использует разнообразные выразительные средства синтаксиса. Это уже упомянутый анжамбеман, риторическое восклицание в начале произведения, анафоры («Всё вопрошаю я с внимательным участьем, /Всё испытую я») совместно с параллелизмом («Чтоб имя призрака её невольных грёз, / Чтоб повесть милую любви и сладких слёз» и др.), оксюморон («сладких слёз), многосоюзие и излюбленный приём Ростопчиной – инверсия, используемая практически в каждой строке.

Это богатство и разнообразие средств выразительности в тексте придаёт стихотворению неповторимые краски и интонации, помогает автору выразить всю глубину своих размышлений о поэзии вообще и о женской поэзии в частности.

Тема, затронутая Ростопчиной, в дальнейшем получила своё развитие в творчестве многих русских женщин – поэтов. В XX  и XXI веках женская поэзия представлена обилием имён, произведений, направлений, стилей, поисков. Однако при всём разноцветье женского творчества в нём прослеживаются мотивы поэзии Евдокии Ростопчиной. Темы любви, дружбы, природы, мечты, надежды, разочарования, философские раздумья и размышления об особенностях и назначении женской поэзии так или иначе звучат в стихах, написанных в XX и XXI веках, продолжающих лучшие традиции русской классической поэзии, немаловажное место в которой принадлежит Евдокии Петровне Ростопчиной.

Галина Голубева, педагог, Почётный работник общего образования РФ, г. Нововоронеж