Тонкий холст

ВЕРЕ

Спит одиночество при свете,

А по ночам беспечных судит.

На этой маленькой планете,

Повсюду люди, люди, люди…

А с ними, как с опасной бритвой,

Нужна, как минимум, сноровка.

А помнишь, по твоей молитве

Воскресла божия коровка?

Родная, чудо — это норма,

Когда Отечество и небо

Одно и то же. Бойся Формы,

Важна Идея больше хлеба,

Для тех, кто долго жил без кожи

И, наконец, нашел ту Книгу,

В которой путь начертан. Боже,

Я дорожу в ней каждым мигом,

И снова чувствую, что ожил.

 

Ты помнишь, ты, конечно, помнишь,

Той связки порванной крючок,

Как ты тогда пришла на помощь,

Три пальчика собрав в пучок.

И боль знамена опустила,

Пропал отек, сдавивший вену,

Как только ты перекрестила

Мое распухшее колено.

 

***

Из меня ведь когда-нибудь вышибут дурь,

И запястье стянут тугим ремнем.

Очевидцы цунами и страшных бурь

Начинают на Вы говорить с огнем.

 

Без контекста язычества, где огонь

Есть омега и альфа, где ряд причин

Скроют линию жизни, закрыв ладонь,

Забывая, что это лишь след морщин.

 

Я из тех, кто не будет на брачном пиру.

Я мешал себе. Строил не храм, а склеп,

Как дыхание мешает срастись ребру.

Как бордюры мешают тому, кто слеп.

 

Одиночество — компас, веди, веди.

Сквозь большие пески, где шипит змея.

Их там семь миллиардов, а я один.

Это, знаешь ли, алгебра бытия.

 

АНАПА

 

Я хочу жить в Анапе, где в августе море цветет,

И ценить «не сезон» за отсутствие тел на пляже.

С продавцами паленых вин обсуждать продажи

И с ужасом думать, что где-то сейчас метет.

 

Там еще будет греческий Храм, одинок и пуст,

Потому что забыли все мы про день субботний.

Проще в баре, с утра, пару тысяч разбив по сотни,

Приумножить холодным пивом орехов хруст.

 

Будет время ползти по песку, вместе с ним и жизнь

Станет, как бы за рамки того, что она конечна,

Как конечно общение пульса с мышцей сердечной,

И терпение того, кто для мести купил ножи.

 

В центре города будет бар, где за 300 рэ

Старый бармен нальет мне сомнительный виски с колой.

Обгоревшие плечи под белой футболкой поло,

Будут ныть, как мизинец, впервые познав баре.

 

Ничего не проходит — вот истина этих мест.

Забывается? — Да. Но ведь память имеет право

В подсознание лить из забытых грехов отраву,

Беспричинной в кавычках тоски образуя перст.

 

Седина все уверенней будет дружить с висками,

Однотонную молодость вымазав белой краской.

Станут пресными пляжи, и воздух покажется вязким.

Буду несколько раз в году улетать в Тоскану.

 

Потому что не дело это, мечтать о море,

Если видел сто раз, как с волною причал сражался.

Потому что привык. Потому что уже зажрался.

Так случается с каждым, и это совсем не горе.

 

АЛЛЕ

А БегбЕдер сказал, что три года живет любовь.

Он не знает о нас, как не знает про день сова.

Территория чувств разрушает закон любой.

Девять лет миновало, а наша любовь жива.

 

Этот воздух быстрее водки сбивает с ног.

Я на тонких холстах научился писать грозу.

Это тоже поэзия — строить из красок слог.

Девять зим пролетело, а мы ни в одном глазу.

 

Суетливый декабрь, всего лишь один из тех,

Кто спешит к рождеству в сновидениях увидеть знак.

Растоплю ледяных скульптур первородный грех.

Девять весен растаяли, я и не понял как.

 

ДЕТСТВО

В детстве все было ясно. Варенье — пир.

Садик — тюрьма. Убивать насекомых — грех.

Там где кончается коврик — кончается мир.

Мама — вселенная. Папа — сильнее всех.

 

МАМЕ

Расстояние от дома до школы —

тропа сквозь лес.

Вечер вязнет в сосновых смолах,

загнав занозы.

Тяжело ведь смириться с тем,

что твой сын балбес,

И собраться, чтоб грозный отец

не увидел слезы.

 

Кипяток на куриный кубик

и твердый хлеб.

Две солдатские койки,

казенные стол и стулья.

Вычитай из уныния в кубе

«Общажный» хлев,

И получишь помойку

В квадрате людского улья.

 

Пыль скользит по перилам,

А ежик спешит в туман.

Скоро травы поток увидят

В речном канале.

Помнишь, ты говорила,

Что я напишу роман?

Написал. Он в апреле выйдет

В большом журнале.

 

В каждой прозе, родная,

Важнее всего конец.

Он способен исправить сюжет,

Умывая руки.

Есть усталость иная,

Где веки залил свинец.

Я счастливый отец,

У тебя золотые внуки.

 

————————————————-

Артур Георгиевич Ктеянц родился в 1983 году в городе Баку. Окончил Воронежский экономико-правовой институт, Россошан­ское медицинское училище. Работает артистом в Россошанском драматическом театре. Публиковал стихотворения и прозу в журнале «Подъём». Живет в Россоши.