СОВЕСТЛИВОСТЬ И НЕРАВНОДУШИЕ

Писателю и публицисту Петру Дмитриевичу Чалому исполнилось 70 лет.

Правление Воронежского регионального отделения Союза писателей России сердечно поздравляет юбиляра с этой знаменательной датой. 

Путь в литературу из воронежской журналистики был для нашего коллеги естественным и логичным. Работая в течение долгих лет собственным корреспондентом газеты «Коммуна», Петр Чалый в советские и перестроечные годы получил уникальную возможность быть свидетелем и живым собеседником десятков, сотен земляков из глубинки, жить вместе с ними одними мыслями и чаяньями. Каждодневная глубинная связь с современниками позволила ему накопить столько чувств, столько сердечной нежности и тревоги, что этот удивительный капитал нашел выход не только в страстной газетной публицистике, но и потребовал более глубокого, образного осмысления. Литературное творчество Петра Дмитриевича – образец искреннего служения лучшим традициям русской прозы, а его сыновнее чувство к памяти, к героям Великой Отечественной войны свято. По-крестьянски бережливое обращение со словом дало П.Д. Чалому возможность войти в число заметных современных прозаиков, для кого тема русской деревни остается главным литературным выбором.

Творчество писателя хорошо знакомо воронежцам, а еще более землякам-россошанцам. Они чтут его яркий талант и добрые человеческие качества, совестливость и неравнодушие. Петр Дмитриевич по-прежнему много времени отдает журналистике и литературе, сохраняя при этом активную жизненную позицию.

От души желаем Вам, уважаемый юбиляр, доброго здоровья, творческого вдохновения, любви близких, уважения друзей и коллег!

Правление Воронежского регионального отделения Союза писателей России:

И.А. Щёлоков, В.В. Будаков, В.И. Жихарев, В.Д. Лютый, З.К. Колесникова, Ю.М. Кургузов, Е.Г. Новичихин, С.П. Пылёв.

          СЛОВО О ДРУГЕ

В дальние, советские ещё годы была в газете «Литературная Россия» такая рубрика – «Слово о друге-поэте». Материалы, которые в этой  рубрике публиковались,  пользовались стойким читательским вниманием. Подкупало то, с каким теплом писали известные мастера о своих литературных собратьях, дороги были  подробности их совместного бытования на высокогорных лугах Парнаса. Теперь от той газеты осталось одно название, и сколько ни шарь в Интернете, рубрику такую — распахнуто-приветную, добрую — вряд ли сыщешь. А жаль. Нынешняя разобщенность писательская, перманентные литературные войны различных «лагерей» стали грустной обыденностью, но писательское дружество не извели, не порушили. Вот и сейчас, принимаясь за эти заметки, я ловлю себя на мысли, что пишу будто бы для той давно исчезнувшей с печатных полос, но такой необходимой рубрики.

Пётр Дмитриевич Чалый…

Жителям Воронежской области долгие годы это имя было хорошо знакомо в таком контексте:  «П. Чалый, собкор «Коммуны». Сотни и сотни материалов, от крохотных «информашек» до очерков и проблемных статей, увидели свет в ведущей газете Воронежского края за этой подписью. Материалы эти, всегда достоверные и неравнодушные, написанные не трафаретно, хорошим языком, запоминались, имя автора оставалось в памяти читателей, становясь со временем своего рода знаком качества, обещанием честного и веского журналистского слова. Но это отрадное явление имело и свою оборотную сторону. Ведь Петр Чалый был не только заметным журналистом, он писал и прозу – талантливую, корневую, вырастающую, казалось, из самой гущи неприукрашенной сельской жизни. Но, как это нередко бывает, многие читатели, озабоченные сиюминутно-болевым, так называемой «злобой дня», видели в нём прежде всего «человека из газеты»,  в лучшем случае снисходительно относясь к иной ипостаси автора – писательской.  Дескать, балуется – ну и ладно, какой журналист не мечтает написать роман!

Думаю, что ситуация эта не раз и не два отзывалась в жизни Петра Чалого горечью, сжимала сердце обидой. Ведь писательство, на долю которого оставались лишь «урывки» бессонных ночей, с молодых лет, с первых опытов освоения художественного слова было для него не забавой, не хобби, но смыслом жизни. И литературная судьба складывалась вроде бы отнюдь не печально: первые публикации в коллективных сборниках и журналах были замечены, вызвали добрые отклики читателей и коллег по писательскому цеху, в том числе — Федора Абрамова. В 1975 году вышла книга с «говорящим» названием «Косари»,  за ней последовали «Хранитель памяти»,  «Перед осенними зорями» (об этой повести, рассказывающей о жизни и творчестве поэта Алексея Прасолова, с теплом отзывался Вадим Кожинов) и без малого десяток других.

В  1987 году Петр Дмитриевич стал членом  Союза писателей СССР – а было это тогда делом ох каким непростым. И всё же писательская известность Петра Чалого была как бы приглушена: и другими именами, более «звучными» и модными,  и происходившими в стране событиями, всё более тревожными ( те, кто постарше, до сих пор еще вздрагивают при слове «перестройка»), и, в немалой степени, — успешной, но очень сильно  напоминающей ревнивую жену газетной работой.

А там подступили чёрной стеной  лихие девяностые – до сочинительства ли?  Многие писательские судьбы, куда более счастливые, ломались  как спички. А Пётр Чалый устоял. Более того: его писательское слово, впитав в себя  боль и надежду вновь оказавшегося у роковой, рубежной черты русского человека, обрело упрямое, несдающееся, глубокое дыхание и пронзительно-ясное историческое видение. Не декларируя гражданственность, а живя ею, слово это шло к людям:  историко-краеведческие тематические выпуски «Поле слободское» в районных  газетах Ольховатки и Россоши ( с 1992 года по сей день их вышло несколько сотен), издание ( с 2006 года)  литературного и историко-краеведческого альманаха «Слобожанская тетрадь», многочисленные публикации в литературно-художественных изданиях  — как региональных (Воронеж, Ростов, Петрозаводск и другие), так и столичных (Москва, Киев, Минск).

Стараясь сохранить исторические духовные и культурные связи братьев-славян, населяющих украинское порубежье и Слобожанщину (южные территории России, где живут потомки выходцев с Украины), П. Чалый  многие  годы принимает деятельное участие в проведении фольклорных песенных фестивалей в южных районах Воронежской области (Россошь, Кантемировка),  куда с охотой приезжают соседи из Луганской и Харьковской областей Украины.

Важное, определяющее значение имеет в творчестве  Петра Чалого тема войны.  Войны не вообще как трагического явления, некоего геополитического тектонического сдвига,  а конкретной – Великой Отечественной. Той войны, которая и сейчас, через семьдесят лет после её окончания, не стала одной лишь архивной историей, подёрнутым  дымкой времени прошлым, а всё ещё болит, всё ещё блестит на наших щеках солёной влагой, не даёт забыться памяти. Впрочем, как выяснилось в последние десятилетия, не даёт забыться, тревожит не всех. В постперестроечные годы  немало сыскалось вдруг среди нас странного рода оракулов, умеющих видеть в прошлом ( уточню – в советском прошлом) вместо трудовых свершений – лишь вышки лагерей, а вместо  побед ратных – лишь миллионы смертей, которых можно было бы избежать, если бы не бессердечность Сталина и его лучших полководцев. Разве не проще, не гуманнее, — говорят они, — было бы сдать Ленинград, а не морить в блокаде сотни тысяч его жителей? И к чему возводить в ранг героев ни в грош не ставящих собственную жизнь психопатов, всех этих Космодемьянских и Матросовых – тогда как истинным героем является генерал Власов, путем сдачи в плен сохранивший свою жизнь ради борьбы со сталинизмом за демократическое будущее России?

Книги Петра Чалого «Земляки на войне», «Донская высота»,  «На заставе богатырской», «Кому память, кому слава…» (написана в соавторстве с дочерью, историком Татьяной Малютиной) – достойный ответ всем «гуманистам», отечественным и зарубежным, которым так хочется очернить, принизить, втоптать в грязь добытую кровью наших отцов и дедов Великую Победу, а с нею и нашу благодарную память, нашу гордость, наше общее настоящее и будущее. Вошедшие в эти книги  повести, рассказы и очерки – это героическая летопись «в лицах», десятки, сотни человеческих судеб, без которых нашу Победу трудно представить. Рассказывая о принимавших участие в войне  земляках, отступлении наших войск, тяготах оккупации и кровопролитных освободительных боях на Среднем Дону, на меловых кручах и степных просторах Правобережья, П. Чалый честен в оценках и точен в деталях, никогда не позволяет себе приблизительных, бездоказательных суждений, интонация его текстов, всегда сострадательно-доверительная, лишенная малейшей фальши, трогает сердце, не оставляет читателя равнодушным. Не случайно книги его расходятся очень быстро, причем не только в нашей области. Из откликов, благодарных и щемяще-личных, до последнего слова искренних, можно, пожалуй, составить уже  отдельную книгу. Не раз  случалось, что потомки героев его произведений, прочитав книгу, не только благодарили его, что называется, «заглазно» — в письмах почтовых и виртуальных, по телефону, — но и просили разрешения приехать в Россошь, чтобы  в донской степи увидеть могилу или хотя притронуться к той земле, в которой покоятся их близкие. Никому Пётр Дмитриевич не отказал, никого не оттолкнул. Не отказывает он во встречах и землякам, зовут ли его на какие-то памятные мероприятия в самой Россоши или в родном селе Первомайском, или просят приехать для откровенного разговора читатели из соседних Ольховатки, Каменки или Верхнего Мамона. Что может быть важнее такого признания, поистине народного? Однако приятно, что и коллеги-писатели заметили и отметили многолетний  труд Петра Дмитриевича: он удостоен премии Союза писателей России «Имперская культура», считающейся одним из самых значимых творческих отличий.

Отдельного большого разговора заслуживает история возвращения на родину имени  — и творчества, и памяти доброй – талантливого поэта Евгена (Евгения Павловича) Плужника, судьба  которого тесно связана с Воронежским краем. Не могу не коснуться этой истории, хотя бы вкратце. Вот как говорит об этом сам юбиляр в повести «Дни ранней осени»: «На исходе 1980 годов по газетным делам попал в райцентровский колхоз «Кантемировец». Записал в свой фирменный блокнот с золотым тиснением на обложке названия воронежской областной газеты «Коммуна» нужные для статьи фамилии, цифры и факты. Положил, было, его в карман, как пришлось открывать его вновь. Мой собеседник, колхозный парторг Владимир Плужников вдруг сказал, что вернулся с Донбасса, где жил и трудился раньше. Там видел выпущенную в Киеве книгу стихов Евгения Плужника. Владимир Иванович добавил: «А ведь родом поэт из нашей Кантемировки, и у нас его никто не знает. Хотя там его называют классиком украинской литературы».

Казалось бы, ну что значит упоминание имени безвестного литератора (классик? – классики все известны наперечёт, достаточно заглянуть в литературную энциклопедию) в случайном разговоре? Мало ли своих забот – журналистских, житейских? На дворе пресловутая, не к ночи будь помянута, перестройка, страна бурлит, вот-вот громыхнет, задымиться-вспыхнет… Но Пётр Дмитриевич уже звонит своей доброй знакомой в Харьков, потом мчится на станцию Лиски, чтобы получить заказанную книгу. Спешит не зря: «Открыл плотный томик. В предисловии убедился, что поэт, действительно, наш земляк. А вот стихи так захватили меня, что я очнулся, когда громогласная проводница на весь вагон  объявила: « Кому Россошь! Кому – роскошь!».

Стихи захватили, не оставила равнодушным и судьба поэта, биографический пунктир которой (1898 – 1936) вычерчен прихотливо, но очень коротко: Кантемировка (детство),  Воронеж-Богучар-Бобров (учёба в гимназии), Харьков-Киев (работа, вхождение в литературу), Соловки ( умер в лагерном лазарете). И – почти уже на три десятка лет – не прекращающаяся ни на день работа-забота: исследовательско-краеведческая, архивная (Пётр Дмитриевич, преодолев все строгие ведомственные запреты-ограничения, первым смог ознакомиться с «Личным делом заключённого Плужника Е. П.»), переводческая, издательская ( составленная  П. Чалым книга Е. Плужника «Родюча земля» вышла в свет в Воронеже в 2002 году). И, конечно, же, писательская: из публикаций в периодике и давнего биографического этюда «Дни ранней осени» выросла с годами целая повесть – горькая, честная и благодарная.  Что это, если не подвижничество, сторонящийся громких слов творческий подвиг?

А скольких людей заразил Пётр Дмитриевич любовью в творчеству прежде безвестного своего земляка!  С его лёгкой руки к переводам Плужника на русский язык подключились  — с охотой, бескорыстно, что называется, по зову сердца —  россошанские поэты Михаил Тимошечкин и Виктор Беликов. И аз, грешный, не избежал этой вовсе не обременительной, а, скорее, счастливой участи. А ведь поначалу, признаюсь, взялся за эту непростую для меня работу только потому, что неловко было отказать доброму человеку. Теперь же со мной – не только переводы  лирических стихотворений (их уже несколько десятков), но и светлая грусть, тихое мужество необходимейшего для меня, неотменимого уже поэтического голоса. Для того, чтобы голос этот обрел русское литературное звучание, мне, слобожанину, с детства владеющему южнорусским нашим «хохляцким» говором,  всё же приходилось иногда заглядывать в словарь. А вот для того, чтобы слушать его самому, для души,  никаких словарей мне не нужно.  Достаю с ближней полки «плотный томик», раскрываю  — и слушаю, и говорю с родным мне человеком. И думаю, что этой радости я был бы лишен, если бы не счастливый случай: встретиться однажды, расслышать друг друга, сойтись, не пряча сердца, с человеком, который и подарил мне этот заботливо обёрнутый белой бумагой «плотный томик». Впрочем, я был бы лишен тогда не только этой радости, но и очень  многого из того, что в непростой этой жизни ободряет, поддерживает, помогает выстоять,  не соступить с однажды выбранной  жизненной стёжки.

… 27 августа сего года  Петру Дмитриевичу Чалому, известному писателю и журналисту, замечательному семьянину, надёжному, доброму, неравнодушному человеку, исполняется семьдесят лет. С днем рождения, дорогой друже! С юбилеем! Здоровья и добра, задумок и свершений.  И пусть много ещё будет у тебя таких торжественно-памятных, позволяющих оглянуться на прожитое, не подводящих черту дней.

Александр Нестругин.