«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАР

ГОЛОСА ПАМЯТИ

Онлайн-выпуск литературно-патриотической акции «Линия фронта – линия слова: воронежская литература о Великой Отечественной войне» представляет г. Богучар

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРВ Воронежской области продолжается литературно-патриотическая акция «Линия фронта – линия слова: воронежская литература о Великой Отечественной войне», посвящённая 75-летию Великой Победы. Её проводят ГБУК ВО «Журнал «Подъём» и Воронежская региональная организация Союза писателей России  при поддержке областного департамента культуры.

Писательские десанты принимали в Хохольском, Репьёвском и Верхнемамонском районах. Гости возлагали красные гвоздики на гранит мемориалов павшим воинам, минутой молчания, склонив головы у братских могил, почтили память защитников Отечества. Писатели, поэты в райцентрах и селах районов провели многочисленные встречи с читателями.

В настоящее время из-за пандемии коронавируса решено продолжить акцию, ставшую по отзывам ее участников заметным событием Года памяти и славы в регионе, в онлайн-режиме. Прошлый выпуск был посвящен Россошанскому району, где живут и работают шесть членов Союза писателей России.

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРСегодня мы приглашаем читателей в город Богучар. Именно отсюда, с южных рубежей региона, начиналась знаменитая операция «Малый Сатурн», положившая начало разгрому гитлеровских сателлитов – фашистских итальянских, румынских, венгерских воинских формирований. С Верхнего Мамона и Богучара началось также изгнание захватчиков с оккупированной части Воронежской области в декабре 1942 года. В Богучарском районе трепетно относятся к своей истории. Здесь плодотворно ведется краеведческая работа, особенно усилиями педагога, краеведа Е.П. Романова. Большой вклад в увековечивание славы павших в боях за Отечество вносит Богучарский поисковый отряд «Память», которым руководит Николай Новиков. Усилиями ветерана журналистики, публициста, писателя И.М. Абросимского в Богучаре создана первичная организация союза писателей «Воинское содружество» в составе Е.П. Романова, И.И. Черненького, В.М. Забудько.

Предлагаем читателям познакомиться с творчеством богучарских литераторов и краеведов.

                                               ***

 

 

 

Евгений РОМАНОВ

 

Евгений Павлович Романов родился в 1955 году в селе Радченское Богучарского района. Почти 40 лет отдал народному образованию, работая учителем и директором в ряде школ г. Богучара и района. Автор и соавтор многих книг и более 200 статей по истории Богучарского района, педагогике и образовании.

 

НАШЕСТВИЕ

 

(Глава из книги, посвященной 100-летию ВЛКСМ)

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРВ   ходе наступления летом 1942 года немцам (операция «Блау») удалось захватить Богучарский и Радченский районы. При оккупации населенных пунктов жители, как правило, выселялись или расстреливались. Вот как вспоминает об этих событиях С.В. Минакова: «Гул нарастал, женщины попадали в овраг, закрывая собой детские тела, над головами прошла какая-то грохочущая волна, я заплакала, увидела, как мамины губы что-то шепчут. Послышались взрывы. Мне, в ясный солнечный день, все увиделось необычной грозой. Это немецкая авиация совершила налет на провинциальный непромышленный городок, население которого составляли женщины, дети и старики. Страшная картина открылась после бомбардировки: разрушенное здание яслей, двор, усеянный телами нянечек и детей, клочками пеленок. Я и сейчас с содроганием и недоуменной тоской вспоминаю эту варварскую бомбежку, почерневшие лица матерей, воздевающих к небу руки и проклинающих фашистов… В тот вечер с толпой испуганных, уставших женщин мы шли с мамой по горе, пытаясь уйти от гитлеровцев. Оглядываясь, видели Богучар: горящее здание педучилища, в котором когда-то учился М. Шолохов, необычно пустую площадь Павших стрелков… По улицам уже пошли колонны чужих солдат. На улице 1-го Мая, где расположились итальянские части, валялись желтые лимонные корки. Итальянские солдаты, жестами объясняясь с подростками, играли в футбол. По рассказам Вани, брата моей подружки, итальянцы побаивались немцев и играли с местными мальчишками только в отсутствие немцев…»

В городе и населенных пунктах района был введен так называемый «новый порядок». Управление оккупированных районов осуществлялось через комендатуры. Они подчинялись штабам действующих на территории частей вермахта и поддерживали связь с гестапо. Комендантом Радченского района был сначала итальянский майор Ангис, а затем немец Кислинг. В Богучаре комендатура разместилась в здании городского Совета, где укрепили вывеску с надписью на немецком и русском языках – «Местная комендатура», такие же вывески были над банком, фотографией и в других местах. Над каждым колодцем прибили регистрационные таблички на немецком языке: можно или нельзя немцам пить из них воду. Во многих дворах и садах были вырыты ямы – гаражи для машин и танков.

На телеграфных столбах размещались объявления: «Разрешается выходить из домов с 5 часов утра до 5 часов вечера. За нарушение приказа строгая ответственность». «Предлагается хозяевам и квартиронанимателям скалывать лед и чистить снег с тротуаров. За неисполнение строгая кара». «Красноармейцы, не явившиеся в германские части, будут беспощадно расстреляны или повешены. Житель, дающий красноармейцу убежище, питание или оказывающий другую помощь, будет наказан самым строгим образом – расстрелом или повешением».

Фашисты за короткий срок восстановили богучарскую  тюрьму, куда помещались схваченные на богучарской земле коммунисты и комсомольцы. В основном содержание в тюрьме было недолгим, приговор был одним – расстрел. Примеров зверства оккупантов можно привести множество. За то, что девушка Елена Столповская из села Белая Горка подобрала в поле раненого красноармейца, ее арестовали вместе с раненым, пытали и расстреляли в селе Дубрава, где они и похоронены на кладбище. Какой вред принесли германскому государству и той же Италии две девочки-подростки, которые пошли в село Белая Горка накопать картофеля на огороде своей усадьбы? Когда проходили мимо артиллерийских батарей в степи, они были схвачены итальянскими солдатами, которые надругались над ними. Позже их обнаружили мертвыми. До сих пор в поле на том месте можно заметить маленький холмик с деревянным крестом.

В село Сухой Донец также пришел на огород за картофелем и одеждой не призванный в армию из-за глухоты дед Мишка. Итальянский солдат окликнул его, но так как тот слышать не мог и продолжал идти, итальянец снял с плеча винтовку, выстрелил и убил его.

В городе проходили облавы. Жен и детей красных командиров и коммунистов немцы, как правило, расстреливали. В Кантемировке был создан концлагерь. Размещался он на территории колхоза «Красный партизан», в нем содержалось до 70 000 человек. В акте, составленном 12 ноября 1943 года, о злодеяниях фашистов в селе Лысогорка Залиманского сельсовета изложены факты ареста жителей села с последующим помещением в концлагерь. Истощенных голодом военнопленных заставляли работать по 15-16 часов в сутки, при этом жестоко избивали, а на пропитание давали стакан зерна в сутки. После освобождения на территории лагеря в девяти ямах было обнаружено 2127 трупов. Уничтожением пленных руководил полковник СД Пилиц Франц.

Аналогичный лагерь находился в Первомайском совхозе Радченского района, где содержалось до полутора тысяч человек. Территория лагеря оградили высокой колючей проволокой. Охранялся он немецкими солдатами и полицаями. По рассказам местных жителей, пленных жестоко избивали за малейшую провинность, а то и просто ради забавы. Привезенную пленным машину продуктов, собранных местными жителями, немцы отдали собакам. Лишь иногда колхозникам все же удавалось передавать узникам кое-что из продуктов питания. Кроме того, фашисты добивали, а то и закапывали еще живыми тех, кто просто уже не мог ходить от истощения. Лишенных одежды и обуви, оборванных и голодных, пленных гоняли на тяжелые земляные работы, на строительство узкоколейной железной дороги от станции Шелестовка до Богучара. Они вручную насыпали землю, носили рейки, тяжелые деревянные колоды на расстояние трех и более километров; обессиленных, их били прикладами и палками, кидали в карцер. Смертность среди заключенных увеличивалась и с наступлением осени достигала 50 человек в день. 136 жителей района были подвергнуты пыткам. 4860 человек, в том числе 1065 несовершеннолетних, были угнаны за пределы района.

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРВ городе часто проходили облавы. Из воспоминаний Минаковой С.В.: «…мой отчим, капитан Красной Армии, интендант Даниил Никандрович, отец Лиды, был в это время на фронте. Но как об этом узнали картели? Мы не успели выйти из дому: на пороге появились люди в черной форме, с жесткими лицами и лающим говором. Мы с сестрой заплакали. Их главный спросил: «Wo ist жена командира Козлова? Du?» Тетя Женя прошептала маме, сильно сжав мою руку: «Аня, я тебя не оставлю!» И мы пошли за солдатами в один из двух автобусов, уже заполненных женщинами с детьми, – некоторые из них были нашими знакомыми. Дети вели себя беспокойно. Было очень холодно, матери согревали детей своими объятиями. По репликам мама поняла, что нас везут на расстрел». В этот день более 20 человек вывезли в район с. Титаревка и там расстреляли. «…Маму ранило в бок слева, а прижатую к груди Лидочку не задело чудом. Спас нас лесник Цмиль. Он отвез нас утром на телеге в свою пустовавшую сторожку неподалеку от сел Никольское, Поповка, Каплино. Там, в домишке из двух комнаток и кухни, мы обнаружили остатки картошки, отогрелись, отошли от испуга. Через день к нам прибились еще две женщины с четырьмя детьми, которых мама встретила в лесу. Они спаслись под телами расстрелянных…»

Всего в Радченском районе фашисты замучили и расстреляли 55 человек. За неподчинение приказу или даже опоздание с его выполнением жители района подвергались жестоким наказаниям, вплоть до расстрела. Так, в с. Красногоровке были публично расстреляны: Ситников Григорий Васильевич, Прядкин Иосиф Васильевич, Литвинов Кузьма и Кравцов Николай. В с. Монастырщина фашисты расстреляли 12 стариков и старух. 89-летняя Гречишникова Пелагея была заколота штыком в своем доме.  Были зверски замучены, а потом сожжены Савельев Шура – пять лет, Шмелев Ваня – десять лет, Горбунов Ваня – четыре года. Витя Удовченко был до смерти избит немцами, грабившими квартиру, за то, что он назвал их гадами.

За связь с партизанами расстрелян староста х. Лещенково Писаревского района – Даниленко. В с. Бугаевка и в х. Желобок того же района по подозрению в связи с партизанами расстреляно  16 человек. В с. Каразеево Радченского района оккупанты облили бензином и сожгли жену красноармейца Шмелеву Татьяну Петровну, 22-х лет, вместе с ее 10-месячным ребенком. Шмелева высказала недовольство приходом оккупантов. В с. Терешково за высказывание в пользу Советской власти зверски замучены колхозники: Нарожный Яков Харитонович, 53-х лет; Нарожная Ирина Григорьевна, 50 лет; Нарожный Иван Яковлевич, 15 лет… У всех выколоты глаза, поломаны руки, распороты животы. В с. Пасека этого же района оккупанты зарезали кинжалом и еще живую закопали в землю 70-летнюю колхозницу Пуленкову Дарью Герасимовну, а 94-летнюю колхозницу Тихонову Арину Яковлевну закололи штыками.

За пять месяцев фашистской оккупации в районе было разрушено построек на 18 миллионов 445 тысяч рублей, в том числе более 50% школьных зданий – 16 школ из 34 в Богучарском районе и 9 из 43 в Радченском районе. Остальные школы лишились оборудования. В самом Богучаре разрушены здания: БСШ (бывшая женская гимназия и здание бывшего Александровского училища), педучилище (бывшая мужская гимназия), медшкола, зернотехникум. Училища так и не были восстановлены, а ученики и учителя единственной средней городской школы потом долго ютились в уцелевшем здании Ремесленного училища. Во время оккупации немцы целенаправленно под угрозой репрессий изымали учебники и наглядные пособия.

В с. Радченском публично сожгли книги из библиотеки. Делалась попытка восстановить работу школ, но удалось открыть только несколько школ в Радченском районе, оккупированном итальянцами, где режим был мягче. Но и там более 5-8 учащихся на занятия не собиралось. Захватчики репрессировали даже детей.

Однако несмотря ни на что на оккупированной территории свою  работу проводили партийные и государственные организации. Еще в октябре 1941 года в связи с приближением линии фронта к границам Воронежской области Воронежский обком партии развернул практическую деятельность по организации партизанских отрядов. В ноябре 1942 года руководство партизанским движением было передано созданному Представительству Центрального штаба партизанского движения на Воронежском фронте, реорганизованному в декабре 1942 года в Штаб партизанского движения на Воронежском фронте. Были подготовлены для перехода в тыл врага несколько партизанских отрядов и групп. Удалось при этом переправить такие группы на территорию Богучарского, Евдаковского, Писаревского, Подгоренского и Радченского районов. С 21 августа по 12 сентября 1942 года действовал в тылу врага отряд А.Г. Дубровского. Вместе с комиссаром С.П. Белецким он проводил работу среди населения, собирал сведения о состоянии промышленных предприятий, о режиме, об установленных фашистами огневых точках, о численности противника. Аналогичный отряд действовал и в Радченском районе под командованием Гениевского М.И. и комиссара Цыбина Я.С. В партизанских отрядах были и комсомольцы-подпольщики. Среди них Ким Чеченев, Никифор Кривобородов, Михаил Курдюков, а также группа под руководством Шабельского С.И.

В Богучаре 7 ноября 1942 года комсомольцы братья Ермоленко, написав от руки 12 листовок, расклеили их по городу. В листовке сообщалось: «Дорогие товарищи! Поздравляем вас с днем Октябрьской Социалистической революции. Вся страна отмечает этот день своими достижениями. Давайте и мы помогать освобождению района. А чем? Прячьте хлеб, масло и остальные продукты питания. Прячьте теплые вещи. Немцы говорят, что эти вещи для военнопленных. Не верьте немцам. Режьте телефонные провода, поджигайте немецкие склады и дома с немцами. Товарищи! Во избежание жертв среди мирного населения ройте себе бомбоубежища. Оказывайте всяческую поддержку партизанам и красным разведчикам…» Этой же ночью, как вспоминал Анатолий Матвиенко: «Партизаны-подпольщики на торцовой стене 2-го этажа актового зала педагогического училища им. Крупской красной краской сделали надпись: «Смерть немецким оккупантам!» Впоследствии подпольщики были расстреляны.

Был и еще один партизанский отряд – «Народный мститель». Он был сформирован из комсомольцев Богучарского и Радченского районов в начале 1942 года. Командир отряда – Н.К. Романов. В составе отряда были девушки из г. Богучара: Клавдия Веремеева, Таисия Попова, Евгения Автономова, Дарья Калашникова. После обучения на партизанских курсах в г. Калаче Воронежской области девушки были заброшены в тыл врага, где вели разведывательную и диверсионную деятельность.

Богучарцы активно участвовали в сопротивлении захватчикам. Так, заведующий РОНО Радченского района Урывский Н.Е. стал бойцом партизанского отряда, учительница Твердохлебовской семилетней школы Пугачева А.Ф. – агентом партизанского отряда «Волга», учительница Кулдакова вела активную агитационную работу в колхозе им. Шевченко. Жители района всячески помогали раненым, попавшим в окружение. Дьяченко З.Т. из колхоза «Новая жизнь» помогла пленным красноармейцам пробраться через линию фронта, оказала помощь трем раненым красноармейцам и скрыла их от немецких оккупантов.

15 декабря 1942 года итальянцы расстреляли богучарских подпольщиков: учителя, коммуниста Шабельского С.И. и секретаря подпольной организации, председателя райсовета ОСОАВИАХИМа и первого секретаря райкома комсомола Резникову Нину с дочкой. Буквально два дня не дожили до освобождения члены партизанского отряда Ким Чеченев, Никифор Кривобородов, Михаил Курдюков. После зверских пыток в Миллеровском гестапо ребята были расстреляны. Согласно документам, найденным после войны в архиве Воронежской области, на расстреле ребята пели «Интернационал».

Богучарцы мужественно сражались на полях Великой Отечественной войны. Многие из них приписывали себе года, чтобы попасть на фронт. Восемь уроженцев Богучарщины: Аплётов Иван  Потапович (1921-1979), Бондарев Дмитрий Иванович (1921-1968), Брагонин Терентий Иванович (1909-1944), Виноградов Яков Савельевич (1915-1944), Ковалев Андрей Матвеевич (1916-2002), Котов Яков Михайлович (1921-1990), Масловский Иван Федорович (1915-1944), Рубцов Никанор Трофимович (1901-1943) – в годы Великой Отечественной войны за ратные подвиги на полях сражений были удостоены звания Героя Советского Союза.

Легендарный подвиг Александра Матросова повторил в 1944 году комсомолец из села Лофицкого Алексей Клепач, закрыв своим телом амбразуру пулемета у поселка Рыбачий Кольского района Мурманской области. «…Покажу фашистскому зверю, как ходить на русскую землю. Теперь его буду гнать до тех пор, пока не найду его логова и там добью и приду домой героем», – так писал в письме домой комсомолец Василий Дурицкий. А на груди у него, рядом с тремя медалями «За отвагу», сверкал орден Славы III степени. Аналогичные награды имел и комсомолец из с. Дьяченково Кожемякин Иван Илларионович. Смелостью, отвагой, беспредельной верой в победу были проникнуты эти строки. 25 апреля 1945 года, освобождая город Брно в Чехословакии, погиб комсомолец  из с. Полтавка Петр Колодяжный. Их имена не забыты.

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРКогда территория района была освобождена, встали задачи восстановления разрушенного хозяйства. Легла она в основном на плечи молодых, потому что их отцы и матери были на фронтах. Практически сразу, 21 января 1943 года, состоялось общее собрание комсомольцев города, на котором присутствовали 82 человека. Повестка дня – текущий момент и задачи комсомола. Комсомольцы собрали для госпиталя сотни одеял, подушек, простыней. Наиболее активно трудилась молодежь колхоза «Красная звезда». Весной юноши и девушки совхоза «Богучарский», колхоза «8-е Марта» показали высокие показатели на севе. Передовики Киясова, Демченко, Бондарева намного перевыполняли нормы. Непосредственно в поле работали 4500 комсомольцев и молодых колхозников, в том числе 12 комсомольско-молодежных бригад. Трудились комсомольцы и в тылу.

Во время оккупации Евдокии Лимаревой удалось спрятать в разрушенном сарае трактор, основные запчасти с него она зарыла в тайник. Когда же оккупантов прогнали, трактор снова вышел в поле. А как он был тогда нужен! Комсомолка Ефросинья Усенко стала трактористкой, Наталья Сушкина из комсомольской ячейки с. Полтавка на своем тракторе выполняла нормы на 160 процентов.

После кровопролитных боев в богучарской земле осталось немало бомб, мин и снарядов. Все это приводило к многочисленным смертям детей и взрослых, а также препятствовало весенне-полевой кампании. Требовалось срочное проведение работ по разминированию. Руководство военного округа при нехватке взрослых специалистов решило привлечь к этой работе 15-16-летних юношей. Одну из таких групп возглавил бывший 1-й секретарь райкома комсомола  Якушев Григорий Гаврилович. Под его руководством группа подростков после прохождения  краткосрочных курсов по разминированию в г. Россоши приступила к опасной работе. Среди них были пионеры и комсомольцы: Близнюков Юрий Михайлович, Бухтояров Иван Сергеевич, Бондарев Митрофан Филиппович, Волошин Иван Иванович, Гениевский Василий Васильевич, Данилов Андрей Алексеевич, Зайцев Жора, Звозников Михаил, Корнеев Иван Иосифович, Кутепов Лев Николаевич, Мануйлов Григорий Ефимович, Олейников Николай Петрович, Павленко Иван Васильевич, Полтавский Василий, Седов Евгений, Татаренков Иван Иванович.

Лев Кутепов вспоминал: «На кратковременных курсах минеров при Богучарском совете ОСОАВИАХИМа за период с февраля 1943 по 1947 год было обучено 248 подростков, объединенных в 7 отрядов по разминированию. Мы пятнадцати-шестнадцатилетними подростками прошли курсы минеров в г. Россошь весной 1943 года. Работали ребята под руководством минера-инструктора Георгия Гавриловича Якушева. Каждый разминировал более 1000 мин, снарядов и других взрывоопасных предметов». В ходе разминирования погибли Женя Седов, Жора Зайцев и Миша Звозников.

Воронежский журналист, писатель Эдуард Ефремов подвиг юных минеров положил в основу пьесы  «По минному полю», по которой в 1984 году Воронежский ТЮЗ постановил одноименный спектакль (режиссеры М. Логвинов и В. Кузнецов). Премьера спектакля состоялась в Воронеже, а затем в Москве 9 мая того же года и на районной сцене г. Богучара.

Рассказ о богучарских минерах прозвучал на Всесоюзном радио. Богучарский поэт Николай Ефимович Николюкин написал стихотворение  «Хлеба на минах не растут», посвященное Ивану Татаренкову, бывшему подростку-минеру, обезвредившему сотни мин на полях Богучарского и соседних районов Воронежской области.

 

Здесь птичьих песен переливы,

Стоят березки у межи.

Тебе же слышатся разрывы,

Друг окровавленный лежит.

Ему бы жить под небом синим:

Еще был мал и не окреп,

Но шел на смерть, снимая мины,

Чтоб можно было сеять хлеб.

А сколько вас, каленых жаром,

Мальчишек, раненых войной,

Здесь, на полях под Богучаром,

Вело со смертью тяжкий бой?

Ты помнишь, содрогнулась нива

И смерти близкой черный взмах?

Ты выжил, только грохот взрыва

И до сих пор в твоих ушах!

А спросят вас, что не напрасно ль

Тогда мальчишки шли туда?

Звучит ответ, предельно ясный:

«На минах не растут хлеба!»

 

После освобождения района школьники-комсомольцы включились в сбор средств для Фонда обороны. Они зарабатывали деньги, трудясь наравне со взрослыми на полях и фермах. Вот несколько сообщений, взятых из районной газеты «Коллективист» за 1944 год. Только комсомольцы Богучарской МТС собрали 980 ценных деталей к тракторам, комбайнам, автомашинам.

В одном строю со старшими были и пионеры. Они участвовали в сельскохозяйственных работах, подготовке школ к занятиям, сборе лекарственных трав. Для детского сада в г. Богучаре ребята собрали много тарелок, вилок и ложек, продукты и деньги.

Учащиеся Подколодновской школы сдали 2650 рублей, учащиеся Богучарской средней школы – 4700 рублей на тяжелый танк «Богучарец». Комсомольцы Купянской средней школы (секретарь Т. Протопопова) собрали 331 рубль на постройку эскадрильи «Воронежский комсомолец».

В целом в Богучарском районе пионеры и комсомольцы заработали 13350 рублей на постройку танковой колонны и 6150 рублей – на боевой самолет «Богучарец». Учащиеся Подколодновской средней школы под руководством секретаря комсомольской организации Кульневой собрали 5 центнеров древесной золы и изготовили 600 щитов для снегозадержания.

Пионеры школы И. Прокопенко, И. Гончаров, А. Гарбузов и другие взяли шефство над молодняком телят и активно помогали работникам фермы. В колхозе имени Профсоюзов с. Полтавка Василий Кузнецов выполнял дневные нормы весновспашки на коровах на      150-190 процентов. Во время уборки урожая группа школьников Грушовской школы в составе пятнадцати человек собрала в колхозе «III Интернационал» 5 центнеров колосьев. А ученица Аня Павленко одна собрала 1 центнер колосьев. Бригада Загребайловской средней школы в составе 30 человек под руководством Н.А. Каминской в период летних каникул прополола посевы на пришкольном участке в 3 гектара. Кроме этого, оказала помощь колхозу имени 40-й Богучарской дивизии, прополов 85 гектаров проса. В уборку бригада заскирдовала солому с 10 гектаров. Лучше всех работало там комсомольское звено Дроговозовой в составе Поли Кривошаевой, Лены Писаренко, Паши Шевцовой, Паши Козловой. Учащиеся Богучарской средней школы вышли на борьбу с    сорняками. За 3 дня в колхозе «Трудодень» ими было очищено от бурьяна 35 гектаров пшеницы. В прополке принимали участие 43 ученика под руководством учительницы Стародубцевой М.А. Шестидневное задание выполнили за 3 дня ученицы Певнева, Шепелева, Бовкунова и другие.

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРВойна принесла горе в каждую семью. Очень много детей в районе остались сиротами. Для них был организован детский дом. Многие школьники оказали помощь в этом. Учащиеся Лебединской начальной школы организовали сбор денег для детского дома. Собрали 530 рублей, тарелки, чашки, ложки, вилки. Пионер 3 класса Анатолий Ткачев внес 130 рублей.

Великая Отечественная война была тяжелым испытанием для молодых ребят, но они старались преодолевать трудности, тянулись к мирной жизни. Сразу после освобождения города Богучара вторым секретарем РК ВЛКСМ была утверждена Анна Светличная. Участница Великой Отечественной войны из с. Залимана была одной из самых активных богучарских комсомольцев. Вскоре она перешла на работу инструктором Воронежского обкома ВЛКСМ, затем была направлена на работу в Такжикистан, где долгое время работала заместителем редактора газеты «Комсомолец Таджикистана» и корреспондентом журнала «Коммунист Таджикистана».

В послевоенные годы особой активностью отличался комсомол Радченского района, 1-м секретарем которого с 1944 по 1947 год была Ольга Филипповна Клименко. Комсомолец 40-х годов XX века, житель села Криница Иван Тихонович Масликов вспоминал: «Вернувшись с войны и приступив к мирному труду по восстановлению разрушенного войною народного хозяйства, я стал на комсомольский учет в Радченском РК ВЛКСМ, где первым секретарем работала Ольга Лукьянова, а одним из инструкторов – Павел Ильич Романов. Трудиться стал сначала рядовым колхозником, а затем – бригадиром полеводческой бригады колхоза «Путь крестьянина», где вскоре был избран секретарем первичной комсомольской организации. Однажды – это было уже в начале 1948 года – Павел Романов во время встречи на семинаре в райкоме ВЛКСМ мне сказал: «Знаешь, товарищ Масликов, давай будем работать вместе. Переходи на работу в РК ВЛКСМ инструктором». Я сказал, что надо подумать, да и справлюсь ли я с этой работой? Павел Ильич настаивал, обещал мне помогать. Но всему этому не пришлось свершиться. На запрос второго секретаря Радченского РК ВКП (б) Половянова в моей характеристике о социальном происхождении колхозная партийная организация колхоза «Путь крестьянина», секретарем которой был Иван Поликарпович Гресов, написала: «…выходец из крестьян, отец которого относится к рыковско-бухаринской группе врагов народа за продолжительное время невступления в колхоз». Так и отпала наша затея, но по-прежнему я оставался руководить полеводческой бригадой и первичной комсомольской организацией колхоза. Наша комсомольская организация состояла в большинстве своем из девушек и насчитывала в своих рядах более двадцати человек. Самыми активными комсомольцами были звеньевая полеводческого звена Маша Литвинова, член ее звена Тоня Жигунова, колхозницы сестры Полина и Нина Погореловы, бухгалтер сельпо Полина Гетьманова, колхозники Иван Жуковский, Павел Литвинов, Александр Вервекин, заведующий избой-читальней Семен Гетьманов и многие другие. Трудное это было послевоенное время: все в колхозе делалось в большинстве своем вручную, поскольку и было всего из тягловой силы – волы. Но мирная пора бурлила мощной жизнью не только в общественном труде колхоза, но и в досуге». Молодые ребята несмотря ни на какие невзгоды и лишения вложили огромный труд в восстановление разрушенного немецко-фашистскими захватчиками народного хозяйства.

 

ПО УЛИЦАМ ШЛИ КОЛОННЫ ЧУЖИХ СОЛДАТ…

 

В начале июля 1942 года, когда шли бои за Богучар, 8-я рота 1-й стрелковой дивизии прикрывала отход отступающих советских войск. Но в декабре всё того же сорок второго войска возвратились назад. Немногие знают, что об этих событиях писали тогда корреспондент газеты «Красная звезда», известный советский поэт и писатель Алексей Александрович Сурков и советский журналист, военный корреспондент газеты «Правда» Петр Александрович Лидов.

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРВ своей статье «Возвращение», опубликованной в «Красной звезде» 27 декабря 1942 года, Алексей Сурков[1] вспоминал: «Был июль. Наши части отступали от Северского Донца и Оскола за Дон. На исходе этих горьких дней мы оказались в тихом придонском городе Богучар. Город насторожился, но еще не чувствовал, как близко надвинулась беда. По неосвещенным улицам еще разгуливали парочки, из городского сада доносились переборы гармоники. А вдоль ограды сада, по неостывшей от дневного зноя пыльной дороге, двигались к донской переправе бесконечные вереницы машин с потушенными фарами…»

Корреспонденту запомнился один капитан, который шёл с отступающими войсками: «Опаленное июльским зноем лицо капитана было серое от едкой дорожной пыли. В глазах, ввалившихся от бессонницы, долгих переходов, горел чёрный огонь стыда и обиды. Капитан шел, сгорбившись, молчаливый, подавленный и нелюдимый».

 

Войска отступили. Уже через несколько дней немцы вошли в город.

В Богучаре комендатура разместилась в здании городского совета, где повесили вывеску с надписью на немецком и русском языках «Местная комендатура». Над каждым колодцем прибили регистрационные таблички на немецком языке: можно или нельзя фашистам пить из них воду. Во многих дворах и садах вырыли ямы – гаражи для машин и танков. На телеграфных столбах размещались объявления: «Разрешается выходить из домов с 5 часов утра до 5 часов вечера. За нарушение приказа строгая ответственность»… «Красноармейцы, не явившиеся в германские части, будут беспощадно расстреляны или повешены. Житель, дающий красноармейцу убежище, питание или оказывающий другую помощь, будет наказан самым строгим образом – расстрелом или повешением». За неподчинение приказу или даже опоздание с его выполнением богучарцы подвергались жестоким наказаниям, вплоть до расстрела…

Потянулись жуткие дни оккупации. И вот долгожданный штурм Красной Армии. Совинформбюро 19 декабря 1942 года сообщало: «…нашими войсками было занято более 200 населенных пунктов, в том числе города Новая Калитва, Кантемировка, Богучар … В ходе наступления наши войска разгромили девять немецких дивизий и одну пехотную бригаду противника. Прорыв осуществлен силами Юго-Западного фронта, которым командовал Ватутин Н.В. и Воронежского фронта, которым командовал генерал-лейтенант Голиков Ф.И».

В ходе операции «Малый Сатурн» были разгромлены 8–я итальянская армия, остатки 3-й румынской армии и две гитлеровские пехотные дивизии. Наши войска продвинулись на 100 –150 километров. Вместе с наступающими войсками шли и военные корреспонденты. Алексей Сурков, автор знаменитых стихов песни «В землянке», представлял «Красную звезду», и Петр Лидов  –  «Правду», автор очерка «Таня» о Зое Космодемьянской…

 

…Алексей Сурков вновь в Богучаре. Военкор встречается с жителями. Пишет, что в беседе после освобождения они рассказывали: «Черноглазая пятилетняя Тамара то и дело вмешивается в разговор:

– Немец злой. Он маму искал и нас искал. Мне тетя говорит: «Расскажи стихи про Ворошилова». А я не рассказывала – ведь немец услышит, убьет меня и бабушку.

Помолчала, потом, что-то припомнив, проговорила:

– А меня немец по голове молотком бил.

Бабушка поясняет:

–  Тамара играла на улице возле немецкого гаража, подняла с земли какую-то гайку. Немец шофер увидел, рассвирепел и ударил ребенка по голове тяжелой рукояткой молотка…»

Что и говорить, очень красноречивый фрагмент…

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРО встречах с поэтом Алексеем Сурковым, об их совместном фронтовом житье-бытье в своем дневнике рассказывает и Лидов:

15 декабря 1942 г. Были у полковника – командира стрелковой дивизии. Скоро наступление. Алексей Сурков сказал, что нам следует побывать в районе главного удара. Нам удалось выехать в грузовике. Поздно вечером мы высадились в совершенно пустой, темной и холодной деревне Бычок. С трудом нашли избу с целыми стеклами. Сурков добыл дров, разломав забор, а я топил. Вскоре в комнате стало жарко. Мы улеглись.

16 декабря. Проснулись на рассвете. Наблюдали артподготовку. Прошли с Сурковым около 12 километров пешком. Началась бомбежка. В этот же день побывали в редакции армейской газеты «За нашу победу».

17 декабря. Мой день рождения. Начал писать корреспонденцию «Новое наступление на Дону». Вечером выехал в Калач. Остановка в Никольском. В нашу машину грузили раненых при бомбежке.

18 декабря. Приехал в Калач, дописал корреспонденцию и поздно вечером передал в Москву для «Правды».

25 декабря. Солнечный день. Мороз до 30 градусов. Вместе с Алексеем Сурковым уехал в Богучар. Корреспонденцию о боях за Миллерово на девяти страницах передал с трудом  из-за загрузки телеграфа. Москва приняла ее только в полночь…

Так день за днем вел Петр Лидов дневник войны. Тут же он делал записи для своих будущих корреспонденций, брал факты из фронтовой жизни по горячим следам событий.

Очень много снимков выполнил военный фотокорреспондент газеты «Правда» Александр Васильевич Устинов.

Вместе с ним прошел через город Богучар и полковник Довженко Александр Петрович, впоследствии известный кинорежиссер.

 

Богучар ожил и начал восстанавливаться. «Комиссар партизанского отряда Алексей Дубровский уже приступил к исполнению своих прямых обязанностей председателя районного Совета депутатов трудящихся, – писал Алексей Сурков. – К нему приходят за поручениями, ему докладывают о пойманных предателях, о найденных складах, о всяких делах. От него ждут совета и помощи».

Невероятно, но здесь же, в Богучаре, Алексею Суркову снова довелось встретиться с тем самым капитаном, который в июле 1942 года шел с отступающими войсками: «Теперь он выглядел по-иному.

–  Здравствуй, капитан! Торопитесь?

Он повернул голову на мой голос и смотрел на меня несколько секунд молча. Потом, очевидно, вспомнил то же, что и я, закричал вслед убегающему грузовику:

– Тороплюсь! Июльская заноза в сердце сидит».

Так закончилась эта история. Фронт двигался на юг и на запад.

 

ПОЭЗИЯ

 

Александр ВОРОНЦОВ

 

Воронцов Александр Свиридович родился в 1939 г. в селе Радченское Богучарского района Воронежской области. Живёт в  г. Тольятти. Ветеран  ВАЗа, на котором работал 29 лет, из них 25 лет инженером-конструктором. Автор нескольких книг поэзии и прозы  Награждён «Гоголевской медалью» ЮНЕСКО. Член Союза писателей России.

 

САНИТАРКИ

 

С виду цвет судьбы у них неяркий,

Очень схож с полынью и свинцом,

Не с того ль, что с поля санитарки

Выносили раненых бойцов?

На губах горчит пыльца полыни,

Слез и пота на глазах рассол,

Вся врагом пристреляна равнина,

Гладкая, открытая, как стол.

Только б дотащить до той воронки,

Раны в ней бойцу перевязать,

Только б уберечь от похоронки

Чью-то ожидающую мать!

А потом – опять свинцу навстречу:

Не один там раненый солдат,

Чтоб, взвалив на узенькие плечи,

Их тащить в воронку-медсанбат.

Скольких же они от смерти близкой

Сберегли: сто тысяч? миллион?

Если б в поле скромным обелиском

Вырос мак, где воин был спасён, –

Полстраны бы высветилось ярко

Буйно-красным пламенем цветов,

Оттого что с поля санитарки

Выносили раненых бойцов!

 

НАШИ

 

Война опять у Дона сутками

Ворчала, кашляя надрывно,

С морозным ветром звуки жуткие

Текли на хутор непрерывно.

А между хатами иззябшими

Порхали вести снегирями,

Что скоро-скоро встреча с нашими,

А там – «капут» фашистской дряни,

Что круто все житье изменится,

Что полицай с утра в омете…

И вот с бугра от черной мельницы

Заговорили пулеметы.

На дне промерзшего окопчика,

Укутав сына в одеяло,

Сидела мать с трехлетним хлопчиком

И тихо: «Наши!» – повторяла…

С тех пор дорог немало пройдено

И поднято добротных пашен,

Но для меня понятье РОДИНА

Навек осталось в слове НАШИ.

 

Н Е Ж Н О С Т Ь

 

Казалось, души были выжжены,

Как хаты Брянщины, – дотла,

Казалось, что сердца булыжные,

Но осень мирная пришла.

Ах, эта осень 45-го!

Иной весны милей она,

Хоть снилась все еще треклятая

Нещадно цепкая война.

И все хотелось бить осколочным,

ничком укладывая в грязь

Шеренги серо-бурой сволочи,

Что на НП всю ночь рвалась.

Но бесконечный бой неистовый

Стал реже память бередить,

Когда с недавнею радисткою

Комбат стал сны свои делить:

Ни зажигалки, ни фугасные

В них не сумели победить

Такую сказочно-прекрасную

Способность верить и любить.

Какое счастье, что в мятежности

Тех лет, что шли, броней звеня,

Уберегли вы искры нежности,

Иначе не было б меня!

 

***

Не беда, что я поплачу

Где-то в поле на меже:

Если плачу, это значит —

Что-то есть еще в душе.

Это значит, что осталось

Чувство к родине своей,

Это значит, что усталость

От разлуки все сильней.

Это значит, что солома

Мне сейчас нужнее роз.

Это значит, здесь я — дома!

Потому не стыдно слез.

 

ПРОЗА

 

Михаил БОГУЧАРОВ

 

Михаил Алексеевич ГРИБАНОВ (псевдоним Михаил Богучаров) родился  в 1929 году в хуторе Попасный Богучарского района. Окончил Воронежский педагогический институт.  Работал в учителем школе, на комсомольской и партийной работе в Воронеже и Москве. В 1983 — 1990 гг.  – первый заместитель министра культуры РСФСР, СССР. Автор нескольких книг  прозы.

 

ВАРЬКИН ДНЕВНИК

 

(Отрывок из повести «Отцовские рассказы про войну»)

 

Варька Цикунова старательно вела дневник отряда «Богучарец». Вот что она писала в нем.

 

21 июля 1942 года.

 

Санька велел писать дневник. Хоть я и разозлилась на Саньку за то, что он чуть не утопил меня в кадушке, все равно буду писать только правду. Сегодня весь день из-за Дона стреляли пушки. Макаронники, так мы дразним итальянских солдат, прятались, как зайцы, а дед Егор ходил по двору как ни в чем не бывало. Мы все время сидели в саду в окопе. К нам пришел дед Егор и дал вареной картошки. Санька не стал есть и сказал деду, чтобы он лез в окоп. Дед покряхтел, но прилез. Санька говорит: «Судить тебя, дедушка, будем». — «За что?» — спросил дед. «За то, — отвечает Санька, — что ты молишься за фашистов». Дед, конечно, испугался, стал просить пощады. Но мы таких не жалеем. Приговорили деда к гибели, а потом немного скостили. Дали ему испытательный срок три недели. Попробуем воспитать деда. Лишь бы слушался.

Больше писать не могу. Темно.

К сему — Варька.

24 июля 1942 года.

 

Собрали на улице всех залиманцев. Приехал комендант макаронник Агнис. Черный, злой, как сыч. Он сказал, что старостой будет Шиндура. Оказывается, Шиндура знает немецкий язык. Вот зараза!

Акулина рассказывала, что Шиндура приехал на Залиман пять лет назад, а откуда — никто не знает. Значит, был шпионом.

Всех залиманцев заставили расчищать дорогу. Мы были не в счет. Лопаты дали старшим, с 16 лет. Санька сказал, что Шиндуру надо кокнуть. Не пойму, почему Юрка, сын Шиндуры не отговорил отца. Ой, мамочки, как все запуталось! Дед Егор ходит смирный, все смотрит на нас да вздыхает.  Испугался, должно быть, не на шутку. Ну ничего, пусть подумает.

Староста Шиндура переписал скотину у людей, заставил сдавать каждый день 4 литра молока для немецких солдат.

Видела, как макаронники варили суп из молока, стручков фасоли и лягушек. Что за люди? Дикари?

Глядеть противно, не то что есть…

Бродили у леса. Санька нашел красивую красненькую итальянскую гранату, лимонкой называется. Спрятали в яме в саду. «Теперь нас голой рукой не возьмешь», — говорил Санька и приказал искать винтовки и патроны.

Немцы в церковь навезли снарядов и мин. Вот бы сообразить!

К сему — Варька.

 

25 июля 1942 года.

 

К обеду закончили расчистку дороги. Пошел дождь. В Санькином сарае старшие играли в карты на деньги. Какой жадный Валька Кущ! Ух, противный! За копейку задушит. Все спрашивал у меня, где наша Ленка. Я сама не знаю, где она. А Кущу показала дулю. Он хотел за мной погнаться, да куда там ему догнать. Тип горбоносый…

После дождя увидела на столбе объявление и сняла, чтоб переписать в дневник. Переписываю:

 

«О б ъ я в л е н и е.

Граждане города Богучара, Песковатки, Лысогорки, Залимана, Купянки, Поповки, Лофицкого, Дьяченково, Острова Заречки и других сел! Все имущество, которое было забрано у жителей и государства, должно быть снесено обратно в течение 2 дней.

Снести должны: пшеницу, рожь, крупу, пшено, муку, соль, мануфактуру туда, где брали.

За невыполнение этого приказа —расстрел.

Комендант города.

  1. 7. 1942 г.».

 

Как это сдавать? А жить чем?

Надо скорей сказать Саньке и Пете. Бегу.

К сему — Варька

 

28 июля 1942 года.

 

Что было! Что было! Опишу по порядку.

Вернулась Ленка. Худая, аж черная. Мама очень рада, что Ленка нашлась. Я с Ленкой даже не поссорилась. Всё-таки давно не виделись, а она мне сестра. Ленка только сказала, что была с Сеней Чеченевым. Ничего, пусть скрывает… Все равно пронюхаю. Я не из тех, кто ничего не знает.

Вчера, 27 июля, исполнилось 100 лет со дня смерти великого русского поэта М. Ю. Лермонтова. Об этом я узнала в Санькином сарае от Сени Чеченева. Там была наша Ленка, тётя Дарья, дед Егор, я, Санька и Петька. Сеня читал стихи Лермонтова про купца Калашникова, «Белеет парус одинокий…» Когда Сеня начал декламировать «Бородино», пришёл с маленькой винтовкой, итальянским мушкетом, Валька Кущ. Сеня замолчал, а потом прочитал наизусть все до конца.Дед Егор и тетя Дарья ушли, а Кущ стал хвастаться, что он уже полицай. Ленка страшно разозлилась, а Сеня не пожал ему руку. Кущ — предатель. Я так и знала, что он паразит. Говорил, что провел облаву в лесу, искал красноармейцев. Еще хвастался Кущ, что будет начальником над полицаями. Ну, погоди, гнида горбоносая…

Наш отряд решил — Кущу смерть. Не знаю только, кто будет его расстреливать. Санька не сказал.

Залиманцы ночью закапывали зерно и муку. По чуть-чуть отнесли в город и мы, лишь бы записали, что сдавали…

Дед Егор опять ходил к Акулине молиться. Ну, ну, дедуля, поглядим, что ты будешь делать дальше. Срок-то истекает…

К сему — Варька.

 

1 августа 1942 года.

 

Ленку и Сеню вызывали в комендатуру. Я и Санька бегали за ними по улице Прокопенко. На этой улице жил писатель Шолохов, когда учился в Богучарской гимназии. Дома разбиты, валяются столбы, провода, много битого стекла. Прямо не пройти. На посту у входа в комендатуру стояли с винтовкой Валька Кущ и еще какой-то полицай. У Ленки и Сени Кущ проверил документы, потом пропустил. Мы сидели в горсаду и ждали, когда отпустят Ленку. Сначала вышла она, потом Сеня. Они что-то говорили Кущу, а он делал вид, что не может разговаривать. Мы догнали их. Я спросила у Ленки, что ей там сказали. Оказывается, Кущ наябедничал немцам, что она и Сеня хотели убежать за Дон, что Сеня хотел попасть в летное училище. Теперь за ними будут следить.

Когда мы подходили к дому, загудели самолеты. Немецкие. Они летели за Дон бомбить. Но им помешали два наших истребителя. Трех наши сбили, а остальные побросали бомбы где попало. Немцы из-за плетня стреляли из ручного пулемета по нашим самолетам. Но у них ничего не вышло. Хоть и было страшно, но мы обрадовались.

К сему — Варька

 

3 августа 1942 года.

 

Опять немецкие самолеты летели к фронту.

К Ленке приходил Кущ, предлагал вечером погулять. Ленка будто согласилась. Я чуть не ударила ее. Меня выгнали. Побежала к Сене и все рассказала. Он засмеялся и говорит: «Варька, ты дока! Но Лене не мешай». Что делать — совсем не знаю. Пусть решает Санька, он командир.

А Саньку и Петю чуть не убил рыжий фашист, что стоит у них на квартире. Заставил их нести к Дону ручной пулемет. Санька хотел убежать, а фашист вынул пистолет. Тетка Дарья испугалась, стала просить немца пожалеть ребят. А фашист положил Саньке и Пете на плечи пулемет и приказал идти. Санькина мать плакала. Ждали, ждали мы их, насилу дождались. Отпустил их фашист с полпути. Я хотела их ругать, а потом поняла, что это глупо. Санька сказал: «Нет худа без добра». Велел записать, что в байраке, где был колхозный ток, стоят наполовину зарытые в землю пушки с длинными стволами, дальнобойные. Я рассказала об этом Ленке.

Вчера незаметно сорвали с домов три немецких плаката, а на других нарисовали красноармейские звездочки. За это от коменданта здорово досталось старосте Шиндуре. Так ему и надо! Звездочки рисовал и Юрка Шиндура. Юрка жаловался, что отец порол его за это ремнем.

Не забыть: немецкий госпиталь в нашей школе. В горсаду зенитки, замаскированные. Кухня во дворе нашей колхозной бригады. Немцы ходят к Дону на передовую через день. Их сменяют другие, так что в селе их остается половина. Интересно, что узнают Санька и Петька?

К сему — Варька.

 

8 августа 1942 года.

 

Все время хочется есть. Ходили в Яровой лес за медом. Там осталась колхозная пасека. Ее немцы разорили. Пчелы злые, больно кусаются. Санька надел на голову мешок и достал из улья две рамки с медом. Пока донес — всего накусали. Чуть не плакал. Попробовала «медку» и я. Когда убегала от улья, упала. Спасибо Саньке и Пете, помогли встать. А то пропала бы…

Приезжали за медом немцы. Ох и дали им жару пчелы! Фрицы разозлились и начали бросать в улья гранаты, стрелять из автоматов. Мы еле ноги унесли. Но мед не бросили. Мамка здорово ругала, a Ленка, дурочка, хохотала да приговаривала: «Наелась, наелась меду?!» Мне было не до смеху. Вся опухла. И сейчас плохо вижу строчки.

К сему — Варька.

 

10 августа 1942 года.

 

По заданию Саньки сидела под кроватью у бабки Акулины. Собрались бабы. Пришел дед Егор. Здорово молились. Я чуть не заснула, а потом слышу — дед говорит: «Не носите итальянские кресты, выбросите их иконы. У нас своя вера, православная. Да не дюже, бабы, отчаивайтесь. Вот в листовке пишут, что скоро немцев выгонят. Надо помогать своим. Жечь хлеб в скирдах, чтоб им, проклятым не досталось…» Тут я как выскочу из-под кровати да как закричу: «Правильно, дед! Мы тоже так думаем». Дед Егор дёрнул себя за бороду и давай, и давай молиться…А бабка Акулина схватила меня за ухо и поволокла из хаты.

Пришла к Саньке, рассказала. Он похвалил меня и сказал: туда не ходи. Суд над дедом отменяю. Только гляди— об этом молчок!»

Зачем Санька все время меня предупреждает? Неужели я дура и не понимаю, что к чему? Нет, Санечка, хороший мой, ты ещё пожалеешь… Я такое сделаю, что ты ахнешь…

Уже б сделала, если б не хотела есть.

К сему — Варька.

 

12 августа 1942 года.

 

Бегали в поле, где под охраной полицаев залиманцы косили рожь. Приехал какой-то немец и говорит: «Рус, вы теперь будете хлеб себе, а не Шталину». А сам отнял у тетки Ольги Галиевой черный хлеб и кусок сала. «Давай млеко!» —  кричал он ей.

Санька подозвал меня к скирде и сказал, чтоб я предупредила его, если кто будет сюда идти. Что он там делал, я не видела. Наверно, что-то придумал. Он такой. Даже мне не сказал.

На Залиман приехало много итальянских солдат. Куда подались немцы — неизвестно. Немцы были в сапогах, а итальянцы в кованых ботинках. Немцы больше ездили на машинах, а итальянцы — на лошадях. Видела даже повозку: конь, осёл и ишак. Во смехота!

Дa, забыла написать: не успели немцы уехать, как поздно вечером наши красноармейцы переплыли через Дон и напали на итальянцев. Гнали их до самого Залимана. Был большой шорох! Наши ушли обратно. Утром один макаронник сказал деду Егору: «Если ваши начнут наступление, то мы первые будем в Риме». Не знаю, правду говорит или врет.

Дед Егор сделал вид, что ничего не понял. Ох, дедуля, ну ты и хитер!

Вчера нашли винтовку и патроны. Спрятали.

Бегали по дворам и кое-кому дали советские листовки, что сбросил наш самолет-«кукурузник». Этот «кукурузник» ночью разбомбил то место, где стояли немецкие пушки, какие видели Санька и Петя. Странно, откуда об этом узнал «кукурузник»? А «кукурузник» умный. Ночью летает бесшумно. Выключит мотор и кружит, кружит, а потом бросает гранаты.

Дед Егор веселый.

 

13 августа 1942 года.

 

Кущ разыскивал Сеню. Сеня где-то прячется, на работу не ходит. Кущ и староста Шиндура приходили к его матери тёте Нюре. Сказали, что если Сеня не поедет косить рожь, его арестуют и вывезут в Германию. Был Кущ и у нас. Спрашивал у Ленки про Сеню, но она ответила, что ничего о нем не знает. Кущ, конечно, не поверил. Уходил злой. «Смотри, Ленка, будешь с ним хороводиться — пришибу и тебя», — пригрозил Кущ.

Когда Кущ ушел, Ленка чуть не заплакала, а потом сказала: «Варь, если увидишь Сеню, предупреди…»

Странная Ленка. Как будто бы я без нее не догадалась. За кого она меня принимает? А еще родная сестра. Я, правда, ей тоже лупанула:

— Ты чего не выгонишь в шею Куща, этого паразита? А она давай смеяться:

— А чем он тебе не нравится? А? Я за него замуж собираюсь…

Ну я ее и обозвала дурочкой. И сказала, что если она будет дружить с Кущем, то мы ее будем судить. Тут Ленка и прицепилась, как репей:

— Кто это вы? Ты, что ли?

Я разозлилась:

— Мы — это партизанский отряд «Богучарец». Поняла? Как мы решим, так и будет. Да, да… Ты еще пожалеешь!..

Ленка испугалась, а потом и говорит:

— Варя, я тебя очень прошу — никому не говори таких глупостей. Беда будет.

Я ушла. Пишу об этом, а сама думаю: вдруг Санька узнает, что я не сдержалась и брякнула про отряд? Ленке я верю. А от себя я такого не ожидала. Ну, да ладно, буду умней. Я это умею.

К сему — Варька.

 

14 августа 1942 года.

 

Уж и не знаю, писать об этом или нет?

Санька и Петька куда-то делись, а я терпеть больше не могу. Не имею права. Вдруг со мной что-то случится, а командир отряда не будет знать, что я видела.

Сижу в саду, пишу в кустах дневник. Слышу — кто-то идёт. Я спрятала тетрадку, притихла. Смотрю, а это Ленка. Идёт с верёвкой, оглядывается. Ушла она в лес, а я за ней. Стала Ленка собирать дрова, а я спряталась в кустах. И не зря. Из пещеры, что рядом в овраге, вышел Сеня Чеченев. Удивилась я и думаю: «Вот где ты прячешься, дружок!» Сеня подошел к Лене, поздоровался и сказал:

— Ещё троих провожу к Дону. Вернусь завтра.

Ленка говорила очень тихо, я ничего не поняла. Слышала только слово «Кущ». Наверно, она рассказала, что Кущ ищет Сеню. Потом из кустов вышли какие-то люди в красноармейской одежде и быстро спустились в овраг. За ними пошел и Сеня. Я прикусила язык, боялась вздохнуть. Пора б Ленке и домой, а она не уходит. Вдруг из-за кустов появился какой-то незнакомый человек. Здоровенная борода, с палкой, за спиной сумка. Смотрю, а это дядя Федя Сухожилин. Он же без руки! Я чуть не выскочила из кустов. О чем они шептались, я тоже не слыхала. Дядя Федя быстро ушел, а Ленка посидела на вязанке дров, встала и идет прямо на меня. Что было делать? Увидела она меня в кустах и вскрикнула. Я вылезла и заплакала:

— Не бей, Ленка! Я нечаянно пришла за тобой.

Бросила Ленка дрова, закрыла лицо:

—  Как же ты могла так, Варвара?!

Никогда она меня так не называла. А я стою и плачу.

— Не реви, — говорит она. — Садись.

Сели на дрова. Спрашивает:

— Что ты видела?

— Всё видела? — отвечаю ей. — Только ты не бойся. Ты ж меня знаешь.  Никому не скажу, хоть режь.

Ленка обняла меня и сказала:

— С этого часа ты, Варвара, взрослая. Ты понимаешь, что будет, если?..

— Я такое знаю, что тебе и не снилось, — отвечаю ей. — Хочешь — расскажу.

Но Ленка не захотела. Может, она и права. Пришли домой. Ленка все время молчала, а потом легла спать. Я, конечно, сюда, писать. Вот написала, а сама боюсь… Надо поговорить с командиром. Где его носит, этого Саньку? Нет, нельзя об этом больше писать…

К сему — Варвара.

 

15 августа 1942 года.

 

Запись командира отряда

 

Я, командир отряда «Богучарец» Александр Шатров, прочитав Варькин дневник, приказываю:

  1. Дневник больше не вести.
  2. Закопать его в землю до прихода наших. Это я сделаю сам.
  3. Варьку еще раз искупать в кадушке с холодной водой за то, что разболтала об отряде. Если это не поможет — будем ее судить по всем законам военного времени.

Александр Шатров.

 

…Когда советские войска освободили Богучар и Залиман, ребята передали Варькин дневник в пионерскую организацию школы.

 

 

Иван АБРОСИМСКИЙ

 

Иван Михайлович Абросимский уроженец Петропавловского района Воронежской области. Почти полвека проработал в печати. Из них 38 лет редактировал Богучарскую районную газету «Сельская новь». Член Союза журналистов России. Отличник печати. Лауреат ряда журналистских наград и литературной премии имени Василия Белокрылова. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Автор более двадцати книг поэзии и прозы. Руководитель Богучарской первичной организации союза писателей «Воинское содружество».

 

ВЗРЫВ

 

Рассказ

 

Хутор, куда поспешно отступили наши солдаты, разбросал свои хатёнки по широко распахнутому степному логу. По одну сторону от него – редкая россыпь невысоких дубков, лещины и боярышника, по другую – выжженный солнцем пустырь. Кучеров Тимофей много видел таких хуторов на своём веку, и все они казались ему похожими друг на друга.

Сам Тимофей тоже был деревенским. Перед войной пас в колхозе рабочих волов, поэтому его называли воловником. Внешне он был спокойным. Хотя душа его терзалась, мучилась, как всякая живая душа.

Знал Тимофей за собой слабость: оказавшись в новой обстановке, где нужно принимать какое-то быстрое решение, он терялся. Привык думать не спеша. И ничего не делал наскоро. Даже обтёсывая кол, бывало, понянчит его в руках, повертит и так и этак, а потом уже начинает тюкать топориком. Плетни он плёл «в ёлочку». Красиво получалось. И Тимофей был рад, если кто-нибудь просил:

– Покажи, как надо лозу сгибать.

… В хуторе, куда они пришли, Кучеров не увидел ни одного плетня «в ёлочку».

Хозяйка, в хатёнке которой разместились он и ещё трое солдат, приветливо подала чистое полотенце, кружку с водой и сказала:

– Умывайтесь. Вот тут, над лоханью.

Тимофей слил каждому, все умылись, а ему воды не хватило. Он молча взял ведра и вышел из хаты.

– Колодец-то найдёшь? – спросила хозяйка.

– Найду, – ответил он из сеней.

Посредине двора Кучеров остановился, одно ведро поставил на землю, другое стал вертеть в руках. Оно было сплюснуто, дужка изогнута так, что вот-вот могла выскочить из проушин. Тимофей осмотрелся и направился к сараю, из-под крыши которого торчал зубок бороны. Он был покрыт ржавчиной, словно капельками крови. Тимофей приладил его к проушине и дёрнул, вернув её в нужное положение, затем, не торопясь, выгнул боковину ведра.

Воды он принёс полнёхонькие ведра, точно она ни разу не плеснулась по дороге. Хозяйка это заметила и хотела похвалить солдата, но, улыбнувшись, сказала:

– Мой муженёк, бывало, за это время успевал два раза к колодцу сходить…

Тимофей усмехнулся, промолчал. Отозвался его товарищ:

– Муженёк, говоришь?

– Ага. Тоже воюет где-то. Может, слыхали? Ткачёв Иван Пантелеевич.

– Не приходилось…

– На хуторе мы одни Ткачёвы. Меня так и зовут – Ткачиха. Значит, не слыхали?

– Нет, хозяюшка. Война всех перемешала. Где Ткачёв, где Сидоров? Миллионы ведь с мест посрывались…

– И то правда, – вздохнула хозяйка.

В хату вошёл командир. Все встали. Хозяйка подала стул, но он садиться не стал. Отдал Кучерову приказ охранять склад боеприпасов, пока не подойдёт транспорт, и вышел.

–  Я тут блинков хотела испечь, – сожалеюще сказала хозяйка, глядя, как один из постояльцев собирается в дорогу.

На пост Кучеров прибыл к вечеру. А ночью пошёл дождь, и у Тимофея, как всегда в непогоду, заныла сломанная когда-то нога. Он и сидел, и ходил, и растирал её ладонями – ничего не помогало. Боль утихла только к утру.

На рассвете унялся и дождик. Небо стало чистым, ясным, улыбчивым. Переобувшись, Тимофей пошёл вдоль склада. В утренней тишине не верилось, что по полям и долам ползёт война, и показалось Тимофею, что он обходит не склад боеприпасов, а скотный двор, и что за плечами у него не винтовка, а пастушья палка.

Вдруг где-то далеко ухнуло – раз, другой… Затем – ближе. Послышались глухие пулемётные очереди. Тимофей посмотрел в сторону хутора: не едут ли за боеприпасами. Но никого не было видно. Взрывы участились.

Взошло солнце. На шоссейке, тянувшейся в километре от склада, Тимофей увидел машины-полуторки. Наши! Машины тянули за собой пушки. Следом за ними показались подводы, колёсные тракторы. Из степи вывернулось ревущее стадо коров.

Кучерову стало не по себе. Ротный, старшина, солдаты – где они сейчас? Снялись с места, а о нём забыли? Этого не должно быть!

Машины, повозки, стадо двигались в тыл. Появились колонны солдат. Брели устало, понуро… Тимофей провожал глазами одну колонну за другой. Порой ему казалось, что вот прошла последняя, а следом – немцы. Его брала оторопь. Появлялись новые колонны, и у Тимофея отлегало от сердца.

Но что же ему-то делать?  Может, выйти на дорогу и влиться в этот поток отступающих? А склад кто будет охранять? Пост же! А если действительно о нём забыли? Тогда что – стоять до немцев, до пули в лоб или до плена?

Смерть Тимофей видел не раз – сбоку. Но в свою – не верил. Не верил – и всё! Не может быть, чтобы его не стало на свете! Как же будет жить без него Марийка с детками-кнопушками?

Ему опять показалось, что колонна проходит последняя, что наших за нею уже больше не будет. Тимофей посмотрел ещё раз в сторону хутора и – пошёл от склада. Шёл, спотыкался и оглядывался. Остановился, постоял. И – повернул назад. Будь что будет!

А звуки боя все ближе. Где-то уже недалеко рвалось и ухало, строчило и свистело.

С дороги то и дело доносилось:

– Под-тянись!.. Под-тяни-и-и-сь!..

И Тимофея неудержимо потянуло к своим. Он подошёл к шоссейке, поинтересовался у текущей мимо колонны, ни к кому отдельно не обращаясь:

– Куда путь держите, земляки?

Ему не ответили.

– Какая часть, браточки? – спросил Тимофей.

Несколько лиц повернулось в его сторону, какой-то щуплый солдатик в замызганной шинели и надвинутой на уши пилотке, шедший с краю, крикнул что-то, махнув рукой по ходу движения колонны, но Тимофей ничего не разобрал. Он повернулся к складу и долго смотрел на него, размышляя о чём-то. Потом, высмотрев идущего сбоку колонны лейтенанта с перевязанной рукой, подбежал к нему:

– Товарищ лейтенант! Там – снаряды… Боеприпасы!..

Лейтенант окинул его невидящим взглядом, с неохотой разлепил спёкшиеся губы.

– А ты кто?..

–  Часовой я. Склад меня охранять поставили…

– Ну вот и охраняй, раз поставили!

Тимофей несколько минут стоял как в забытьи, ничего не замечая вокруг. Очнулся, когда его окликнули:

– Чего стоишь, красноармеец?

Трое бойцов, отставших от колонны, с тяжёлыми сумками за плечами, выслушав его, поспешили к складу. Торопливо заложили взрывчатку и отбежали в лощинку:

– Ложись!

Прошла минута, другая…

– Что ж оно?.. – приподнялся Матвей. – Не так, должно, сробили, хлопцы. Не по-хозяйски…

Он вдруг поднялся и побежал к складу.

– Наза-ад!.. Куда ты?! – закричали ему вслед.

В этот миг рвануло.

Когда в ушах взрывников отзвенело, один из них сказал с горечью:

– Хозяин!.. – И завернул крутым трёхэтажным матом.

Такого взрыва в хуторе никто и никогда не слышал. Ткачиха присела на лавку и перекрестилась. Ей показалось, что взорвалось рядом, за стеной её хатёнки. Грудь сдавила тоска, и почему-то в памяти всплыл солдат, починивший ей вчера ведро. Она долго и неотрывно смотрела в окно – туда, откуда несло густым чёрным дымом, окутывающим хутор.

 

 

ПРАСКОВЬЯ

 

Рассказ

 

Вьюжило целые сутки. Казалось, этой застилающей глаза мути не будет ни конца, ни края. Наконец, снег прекратился. Небо приподнялось, дали посветлели. Начал, было, стихать и ветер. Но сменив направление, подул еще сильней. Он ревел в печных трубах, стучал ставнями, проникал во все щели человеческого жилья.

Ёжась от холода, Прасковья опустила ноги в валенки свёкра, накинула на плечи старенький материн пиджак и начала хлопотать у печки, закладывая в неё мелко нарубленный хворост и сухие кизяки.

Она не слышала, как свёкор захрапел, резко вскинул голову и отвернулся к стене. Когда она подошла к нему, чтобы поправить одеяло, он уже не дышал. Не видел этого и Мишутка, дедов внук, играясь в другой комнате.

Семь месяцев, начиная с лета, пролежал старик в постели парализованный. Без речи и движений. Лишь глазами благодарил он невестку за всё, что она делала для него каждый день. И звал смерть. Особенно торопил её длинными ночами. И вот она пришла, оставив на его лице не печаль, а благостное умиротворение.

В первые минуты Прасковья растерялась. Потом вспомнила предсмертный наказ матери: «Одна остаёшься. Никогда не тушуйся. Держи себя в руках крепко», и смелей подошла к покойнику. Прикрыла веки, сложила на груди руки, укрыла простынёй. Перекрестилась на образа и стала одеваться.

– Ты куда? – удивленно спросил сынишка.

– Я скоро вернусь. Побудь один. Хорошо?

– Ладно, мамочка, – согласился Мишка.

Он вернулся к своим игрушкам – пустым аптечным пузырькам, швейным катушкам, пуговицам, итальянским обувным подковам. Шла война, и  других игрушек у него  не было.

Вечерело. Ветер не утихал. Колыхались на окнах занавески. Мишка надел пальтишко, натянул на голову шапку и пошел к дедушке. Решив, что он спит, вернулся назад.

У Мишки глаза голубые. Длинные, словно у девчонки, ресницы, прямой носик. На голове два непослушных вихра. Мама говорит, что он похож и на папу, и на дедушку. Но больше всего – на папу.

Дедушку он знает всю свою жизнь. А вот папу не помнит. Он ушёл на войну и, по словам мамы, где-то лежит в могилке. Однажды она спросила: «Тебе папу жалко?»,  он не знал, что ей ответить. И она печально опустила глаза.

Интересно, куда и зачем она ушла?

Под  окнами залаяла собачонка. Глухо где-то откликнулась другая. В чулане, через стенку, устраиваясь на насесте, сонно завозились куры. В углу передней, где сложены хворост и кизяки, заскребла мышь. Озябшая кошка даже не шевельнула ушами.

 

***

 

До бригадного двора – рукой подать. Но по глубокому снегу Прасковья еле до него добралась. В сторожке  горел слабый огонёк. Её окликнули:

– Кто-й тут шатается? Кому дома не сидится – не лежится?

В подошедшем старике она узнала деда Егора, сторожа. Он подслеповато глядел ей в лицо.

– Ты, что ль, Паша? За соломкой пришла? Бери, сколь надо. Только по дороге следа не оставляй.

– Горе у меня, Егор Васильевич. Свёкор помер.

Дед Егор снял с лысой головы треух и перекрестился.

– Царствие небесное Гаврюхе. Годки мы с ним были…

Надел треух и, словно перевернув страницу, сказал:

– Знамо, зачем пришла. Сани, лошади нужны. Организуем без вопросов. Могилку скотники выкопают. Святое дело.

–  Спасибо, Егор Васильевич. Вы мне, как отец родной.

–  Ладно, чего уж там…

Помолчав, спросил:

–  С гробом-то как?

–  Пока никак. Утром к председателю пойду…

Старик быстро-быстро заморгал глазами.

–  Побудь, я счас…

И метнулся в сторожку. Поднялся по лестнице на потолок. Слез и сказал:

– Нам с тобой повезло. Гроб есть! Готовый. Я, было, забыл о нём. Дмитрич, наш плотник, ещё по осени сделал и припрятал на всякий случай. Слава богу – вспомнил!

Прасковья поклонилась ему в пояс.

– Ну что ты, дочка, – смутился старик. – Я же… Мы же с ним ровесники… Дело-то святое…

Он достал кисет и, повернувшись спиной к ветру, начал крутить самокрутку. Руки дрожали, самокрутка не получалась. С досадой сплюнул  и вернул кисет на место.

– Куда теперь? – спросил он Прасковью.

– Пойду к тётке Елене. Приглашу на ночь.

– Возьми вот мою помощницу, – протянул он ей суковатую палку. – Вдруг собаки нападут… Я тем часом к двум-трём старухам загляну. Чтобы Гаврюху обмыли. Да поплакали над ним. Храни тебя бог, дочка.

Выйдя со двора, Прасковья остановилась, размышляя, какой дорогой ей лучше пойти – дальней, с небольшим спуском на краю села, или ближней – через овраг, мимо оставленных немцами окопов и блиндажей? Решила – через овраг. Так быстрее.

Кругом – ни души. Перед спуском в овраг сердце Прасковьи тревожно забилось. Но она решительно шагнула и тут же по пояс нырнула в толщу снега. Попыталась вернуться назад, но не смогла – ноги вязли в снегу, как в вате.

Господи, что же делать? Она сняла с плеч шаль и расстелила её на снегу, словно скатерть на столе. Попробовала двигаться на ней по-пластунски. Но ничего не получалось. Скатерть проваливалась, и она тыкалась в снег носом.

Вдруг её осенило! Она стала катать снежки, превращая их, как в детстве, в шары. По ним и выкарабкалась наверх. К тётке уже не пошла. Дома, пряча слёзы, спросила у сына:

– Тебе было страшно одному?

– Что ты,  мама! Я же с дедушкой!..

На дворе стояла послевоенная ночь. Светлая  надеждами и выпавшим снегом.

 

ПОЭЗИЯ

Василий ГОНЧАРОВ

 

Василий Акимович Гончаров родился в 1940 году в селе Осетровка Верхнемамонского района Воронежской области. Работал журналистом в Богучарской районной газете «Сельская новь», «Дагестанской правде», «Луганской правде», «Коммуне» (Воронеж). В 1964 году в Дагестанском издательстве вышел сборник стихов «Первая волна», в 2015-м  – «У мирозданья на краю» (посмертно).

 

ПЕРЕД БОЕМ

 

Весело они уселись вместе

За скрипучим кухонным столом.

Вспомнились им жёны и невесты,

И лимонный месяц над прудом.

На коленях старый вещмешок.

Угощая сахаром меня,

Пили свой солдатский кипяток,

Снятый прямо с крепкого огня.

А когда ночную тишину

Первые снаряды разорвали,

Каждый в ночь уверенно шагнул,

Ощутив в ладонях холод стали.

Где-то миномёт, стреляя, злился,

Кашлянул «Катюшами» восток…

На скрипучем столике дымился

Недопитый кем-то кипяток.

 

ГОЛОСА ПАМЯТИ

 

В садах, цветах и свежих пашнях,

В колосьях наклонённой ржи

Я вижу их, в бою упавших,

Отдавших жизнь свою за жизнь.

 

Я вижу их, широкоплечих,

Ремнём подтянутых парней,

Лежать оставшихся навечно

На Богучарщине моей.

 

У Осетровского плацдарма,

У белых дерезовских круч…

Простые парни, наши парни –

Рассвета нынешнего луч.

 

Не оттого ли здесь, в Придонье,

Как много-много лет назад,

Седые женщины в ладони

Вдруг прячут влажные глаза.

 

И не о них ли эти списки –

Родных имён безмолвный ряд –

На серых плитах обелисков

Вы, люди, слышите, кричат.

 

Кричат, кричат в рассветной сини,

Горят, как вечных звёзд огни…

Не забывай о них, Россия,

Твоё дыхание – они.

 

 

* * *

 

Полина ИЛЬЧЕНКО

 

Полина Ильченко родилась в 1964 году в селе Радченское Богучарского района. Педагог по образованию. Работала воспитателем в детском саду, сельским библиотекарем, потом нашла свое место в торговле. Живёт в селе Лофицкое.

 

Посылка из детдома

 

Холодная военная зима,

На фронте тяжелее дней не знали,

Под Новый год посылочка пришла,

Её в блиндаж солдатам передали.

 

Обратный адрес был почти затёрт,

Она, наверно, долго добиралась.

Вот только то, что прочитать смогли:

«Хотим, чтоб папе нашему досталось».

 

В ней был набор обычный, без затей.

Немного сухарей, кисет с махоркой,

Красиво вышитый рушник

И сухофрукты маленькою горкой.

 

На самом дне – малюсенький листок,

Он детским почерком написан был корявым,

Но самым долгожданным и родным,

Таким простым и трогательным самым.

 

И вдруг повеяло утраченным теплом

Давно оставленного дома.

Посылочка бесценною была –

Её прислали дети из детдома.

 

СТРАНИЦЫ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

 

Эдуард СОЛОРЕВ

 

Эдуард Алексеевич Солорев родился в Орловской области, но имеет давние богучарские корни.  Финансист по профессии. Увлекается краеведением, поисковой работой. Член Богучарского поискового отряда «Память».

 

О ЧЕМ НЕ ПРОЧИТАЕШЬ В СВОДКАХ

 

Ветеран передал свои фронтовые рисунки в школьный музей

 

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРБесценные для истории документы хранятся в школьном музее села Полтавка Богучарского района – воспоминания рядового Льва Жданова. В декабре 1942 года 19-летним мальчишкой он участвовал в операции «Малый Сатурн». В составе 38-й гвардейской стрелковой дивизии Юго-Западного фронта освобождал тогда Радченский район Воронежской области (ныне территорию Богучарщины). Ценность воспоминаний не только в подробном описании солдатского быта, и в том огромном количестве деталей, которые не найдешь в официальных документах той поры. Главное то, что Лев Жданов оставил нам свои фронтовые рисунки. Не будучи профессиональным художником, он рисовал карандашом, когда удавалось найти свободное время. Как вспоминал Лев Иванович: «…Обычно я дарил рисунки бойцам. Они с радостью позировали, потом писали домой письма и с ними отправляли портретную зарисовку».

Начало декабря 1942 года. Первые подразделения 38-й гвардейской дивизии начали прибывать на Дон. 115-й стрелковый полк, в котором служил Лев Жданов, занял свои позиции на левом берегу 10 декабря. Командный пункт полка находился в селе Новый Лиман Петропавловского района. Полку предстояло с тяжелыми боями пройти путь от Дона до города Миллерово. Лев Жданов тогда этого еще не знал и вместе с другими бойцами своего 2-го взвода 5-й роты 2-го батальона «обживал» доставшиеся им оборонительные сооружения.

«…Траншеи были очень глубокими и во многих местах перекрыты. Чтобы просматривать местность, приходилось подниматься на довольно высокую приступочку. И тогда перед нами открывалось широкое пространство долины реки, но самого Дона из траншей мы не видели. Через редкие стволы деревьев темнел дальний берег, занятый противником».

Дежурить приходилось по четыре часа. Казалось, что промерзаешь насквозь. Чтобы хоть как-то согреться, одевали подшлемник – широкий шерстяной носок с отверстием для лица. Притоптывали, раскачивались, чтобы ударить плечом в стенку траншеи – от этого, казалось, ноги и тело немного согревались. Мы часто курили – скручивали крупные «козьи ножки». Они тоже как будто давали тепло.

Особенно трудно приходилось бойцам из Средней Азии, не привыкшим к таким холодам. Они сидели, засунув руки в рукава, забивались в «норы» окопа и что-то отрешенно бормотали. Вид у всех нас далеко не уставный. Но что делать? На рисунке я показал трех бойцов моего взвода. Сидящий, съежившийся от холода боец с котелком за поясом. В руках бойца, закуривающего цигарку, кремень, «кресало» и фитиль – очень важные принадлежности солдата в полевой жизни. Третий боец наблюдает из ячейки. Вот так мы и выглядели тогда — немного неказисто. Но об этом не могу не сказать, чтобы кинематографисты, художники и писатели не надевали на нас подогнанные по росту и комплекции шинели, не затягивали их очень аккуратно кожаными поясами, да еще с латунными пряжками и со звездой, чтобы не вешали на пояс кожаные подсумки. То есть надо показать, чтобы нас вернее изображали в искусстве.

…В первые же дни я пытался сделать зарисовку нашего блиндажа с двумя отводами траншей. Для маскировки на блиндаж наброшена куча хвороста. В этой куче, в переплетении ветвей, внимательный глаз различит черную железную трубу, из которой валит сизый дымок. Около входа стоит часовой. Боец хотел, чтобы я его так нарисовал. Я сказал, что портрет на таком расстоянии не получится. Боец кивнул, но всё равно, пока я рисовал, он старательно позировал – стоял, опираясь на винтовку, и не шевелился».

Командир дивизии генерал-майор А.А. Онуфриев поставил своим полкам задачу: 110-й на правом фланге наступает на село Красногоровка, 113-й в центре – на хутор Оголев, 115-й на левом фланге – на высоту 206,3 (в нескольких километрах к северо-западу от села Абросимово). Противник – итальянская пехотная дивизия «Пасубио» — занимал оборону по высотам в 200 -300 метров от берега Дона. Лев Иванович на всю жизнь запомнил события тех декабрьских дней: «…В ночь на 15 декабря нашу 5-ю роту повзводно повели по лесной тропе к берегу. В тишине слышались только стук шагов, побрякивание котелков и оружия. Было приказано: «Не курить! Не разговаривать!» Мы вышли к Дону. Слева на фоне снега виднелись фигуры каких-то командиров. И сейчас же слышится голос одного из них: «Идти по одному! Соблюдать дистанцию!»

На рисунке показан кадр – наша рота по дорожке из хвороста переходит Дон. Мы благополучно переправились и вышли на исходный рубеж. Вражеский берег был спокойным и, казалось, не подозревал о переправе и сосредоточении наших войск. Весь наш 2-й батальон, как и весь 115-й полк, вот так перешел Дон и затаился под кручей».

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРЧитая воспоминания Льва Ивановича, я с удивлением узнал, что совершенно незаметно для противника удалось переправить на правый берег Дона целый полк. Вероятно, одной из причин явилось то, что все внимание итальянского командования занимал плацдарм на правом берегу Дона, захваченный нашими войсками еще 11 декабря 1942 года в районе хутора Оголев. Здесь бойцы 113-го гвардейского стрелкового полка несколько дней отбивали яростные атаки итальянцев. Вернуть плацдарм противнику так и не удалось.

Главный удар 38-я гвардейская стрелковая дивизия нанесла 16 декабря 1942 года в полосе наступления 115-го полка. Более неудобного места для наступления трудно представить. Почти отвесные обрывы правого берега казались противнику неприступными. Поэтому атака 115-го полка на доминирующую высоту 206.3, превращенную противником в опорный пункт обороны, была для итальянцев неожиданной. К исходу первого дня наступления подразделения 115-го полка под командованием гвардии майора Василия Дробышевского овладели первой линией обороны противника и закрепились на занятых позициях. Вот так в общих чертах развивались события 16 декабря 1942 года в полосе наступления 115-го полка.

Положение рядового пехотинца таково, что он ничего не знает об обстановке, кроме того, что видит непосредственно перед собой. Попытаемся посмотреть на события того дня глазами красноармейца Льва Жданова. Целые сутки, 15 декабря, он, как и все бойцы полка, пролежал – просидел в наспех отрытых одиночных окопчиках на берегу Дона под отвесной кручей. Бойцы выполнили приказ: «Не обнаруживать себя!»

«…Наступило 16 декабря. Потеплело. Утро было туманное, небо закрывали низкие стелющиеся тучи. Когда отгрохотала артподготовка, стрелковые роты двинулись вперёд. И тут произошло то, что совсем не предусмотрели – при подъёме на кручу роты перепутались и командиры подразделений потеряли своих бойцов. Когда я выскочил на край кручи,  на открытом поле нас уже встретили пулеметным огнем ожившие огневые точки. То там, то здесь взвизгивало в воздухе, падали и скатывались вниз те, в кого попадало… Вскоре все роты уже вытянулись по полю в цепь и двинулись вперед. Я оказался среди незнакомых бойцов. Справа от меня появился энергичный боец с ручным пулеметом, дальше и впереди идет кто-то уверенным и быстрым шагом. Это бывалые воины. А вот сзади них видны темные фигуры понуро и обреченно бредущих людей. Это новички, они растеряны и будто не понимают, что происходит. Вот сзади них и бегает с пистолетом в руке какой-то командир. «Чья пуля слаще?!» — говорил он в блиндаже. Помню наставления помкомвзвода: «Не отставать! Не скучиваться! Соблюдай дистанцию – чем больше, тем лучше! Иди пригнувшись, левым плечом вперед. Лопатку – за пояс, прикрывает сердце! Меняй направление! Делай перебежки! Не чесаться! Гляди в оба!» Вдруг я увидел пулеметчиков – они за скобу станины тянут свой пулемет, в руках у них коробки с лентами. Колеса пулемета не крутятся, тормозят. Вижу с каким напряжением, с какой злостью, бормоча ругательства, двое бойцов тащат пулемет по снегу. Эх! Его бы на полозья! А перед пулеметчиками мелькнул упавший боец. Убит? Или ранен? Разглядывать нет времени. Откуда-то сзади поднимается слабое «-а-а-а-а!» Это что? Сейчас бросок на траншеи? Ни черта не понимаю! Не вижу впереди ничего! Но слева от меня уверенно шагавший боец взял винтовку на руки и побежал… Этим он подсказывает, что надо делать! «Ура-а-а-а! – все побежали… Кто-то падает, не встает. А-а-а-а-а! – несется уже рядом и захлестывает нас. У окопов уже все завертелось. Из земли вырастали какие-то темные фигуры с поднятыми руками и большими раскрытыми ртами… Что-то ударило меня по каске, и я упал. Вскочил, падал, прыгал, снова падал, стрелял куда-то, тыркал штыком…

Вечером того дня, успокоившись, я попытался припомнить, что же происходило? Но так и не смог! Только впечатление мелькания чего-то, как в быстрой карусели. И еще осталось общее впечатление, что итальянцы не оказали нам серьезного сопротивления – они быстро, в панике бежали».

Больше чем описание Ждановым всех деталей и подробностей боя, меня поразила сцена встречи красноармейцев с раненым итальянцем на занесенном снегом подсолнечном поле:

«…В подсолнухах справа от дороги я увидел темное пятно.

— Братва! Я сейчас! – бросил я и с винтовкой в руках кинулся в заросли. Там лежал раненый итальянец, молодой парень, мой ровесник. Он испугался, увидев меня, затыкал пальцем в грудь и бессильно забормотал: — Итальяно! Итальяно! В стороне валялась его шапка.

— Кто там? – выкрикнул бронебойщик.

— Раненый!

— Шлепни!

Мне стало жалко парня, не могу же я убить просто так, уже беспомощного, раненого врага! Я поднял шапку, нахлобучил на голову раненого и сказал ему, слегка подталкивая в плечо: — Медицина! Медицина! И показал, что надо ползти к дороге. В глазах итальянца появилась теплота, будто признательность. Но он же враг! Что я должен делать? Я не убил его – пусть живет, может, подберут наши на дороге, в плену вылечат.

В глаза бросилась небольшая черная книжечка, лежавшая рядом на снегу. Забрал ее…  Молитвенник итальянского солдата. Когда беру его в руки, всегда вспоминаю первый день наступления – 16 декабря 1942 года, поля подсолнечника, раненого итальянца и двух моих спутников, бойцов из 115-го полка, погибших там, у дороги».

В книге о боевом пути 38-й гвардейской стрелковой дивизии «С верой в Победу» (автор Н.В. Куприянов) сказано, что 16 декабря из-за сильного пулеметного и минометного огня противника 2-му батальону 115-го полка удалось продвинуться только на 1 километр. В течение дня бойцы отбили несколько контратак итальянцев, в отдельных местах завязывались рукопашные схватки. На поле боя горели 13 танков противника, лежало более сотни трупов вражеских солдат и офицеров. Наши потери тоже были велики.

Но война – это не только цепь героических событий. Лев Жданов описал бой, в котором сам принял участие и который, я в этом уверен, не отражен ни в одном боевом документе 38-й дивизии:

«- Смотрите, смотрите! Вот они! – я изумленно воскликнул. – Это же итальянцы! Перед нами рваной полосой торопливо двигалась колонна людей. Мы трое, поднявшись на холм, откровенно говоря, даже опешили, растерялись. Сами представляете, что значит вот так сразу встретить колонну врага. Мы даже не упали, не залегли. Ясно, что это «драпают» итальянцы, что это они и бросили своего раненого. Но это уже хвост колонны. Отставшие бегут, размахивают руками, что-то кричат. Вдруг справа вынырнула автомашина, вся облепленная людьми. Отставшие пытаются прицепиться к ней. Я на рисунке показал этот момент.

— Ставь винтовки накрест! – коротко бросил бронебойщик. Раздался выстрел! Машина не остановилась, но с неё упало несколько человек. Эх! Промазал! Но тут же раздался второй выстрел, вздрогнули в руках винтовки, нас снова обдало порохом. Машина дернулась и резко остановилась, с ней посыпались фигурки людей. Не раздумывая, будто подхваченные неведомой силой, мы с криком «Ура-а-а! Бей!» помчались вниз по склону к дороге. На ходу стреляли в темную растрепанную массу людей, поднимающихся на склон.

Все прокрутилось очень быстро. Прошли какие-то две-три минуты, и мы оказались у брошенной машины. Я залег у колеса и сделал несколько выстрелов, думая, что меня поддержат и мои спутники. Бой  есть бой! Еще рано торжествовать! Но они решили иначе – забрались в фургон и занялись разборкой трофеев. Из фургона полетели тряпки, шинели, коробки, раскрытые чемоданы. Чувствую, что сейчас вот могут ударить по машине с холма. Ведь прошьёт и ребят!

— А ну, братва! Кончай барахолить! Ложись у машины! — резким тоном приказа выкрикнул я.

В окошке показался круглолицый пехотинец:

— Хто ты есть-то, а? Командёр? А? Пошёл к …!

Ну что мне делать? Бойцы совсем забыли про войну! И то, чего я опасался, случилось! С вершины холма ударил пулемет, стекла со звоном и треском разлетелись вдребезги, вздрогнула обшивка фургона. Внутри вскрикнули, и все замерло. Я укрылся за задним колесом, а пулеметчик продолжает садить по фургону. Я приподнялся, опасливо заглянул в раскрытые двери – вот они… Наши бронебойщик и пехотинец. Они мертвы.. Э-э-эх! Прошило ребят! Глупая смерть…

И вдруг:  «тра-та-та-та…» — громко, весело с раскатистым эхом заговорил пулемет, где-то тут, рядом.

Ура-а-а! Наши подошли! В углу овражка залегли наши пулеметчики и лупят очередями из своего «Максима» по верху холма, туда, откуда бил вражеский пулемет. Молодцы! Здорово заткнули ему глотку! Но кроме двух бойцов у пулемета, больше никого нет. Наша пехота не появляется ни на холмах, ни из оврага. Как же так?

«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: БОГУЧАРНо противник не удрал: протяжным воем очертив крутую навесную траекторию, в лощине разорвалась мина. И еще несколько мин со звонким треском грохнули возле машины. Буду лежать, не двигаться, изображу, что я мертвый. Помкомвзвода учил: «Держи ушки на макушке! Тихой мины не бойся – она твоя! От нее не спрячешься! Бойся той, которая шумит, поет, она рванет рядом и накроет осколками! Рот не разевать, не чесаться!»

А наши все стреляют по холму! Надо бы им укрыться, ведь накроет! Кричу им: «Отбой! В укрытие!» Второй номер услышал меня, но лишь махнул рукой. И эти не слушаются меня… Боюсь, очень боюсь за ребят. Как их заставить? Почему они не меняют позицию?

Короткий звук, скрежеща, ввинчиваясь, вонзился у пулемета – У-о-о-х! Ужас! Я отвернул голову… Накрыло, накрыло ребят! Нельзя же так! Учили же их маневру на поле боя! Эх! Жалко ребят! Ну и я хорош! Не мог собраться, сообразить! Видел же все, чувствовал беду, и … и не смог ничего сделать!

Тогда я не мог предотвратить их смерти. Не хочу оправдываться, но то ли малодушие сковало мой мозг, то ли голова моя слишком плохо соображала – не нашел я способа, как помочь, спасти ребят. И теперь гибель бойцов на моих глазах стала вечным укором, болью сердца и совести на всю жизнь. Наверное, и пишу эти строки, и рисую войну, рассказываю о ней, чтобы попытаться смягчить вину, хоть немного облегчить боль души.

…Наша пехота так и не подошла на этот рубеж. Быстро, ужом, прополз к краю овражка, где и просидел до темноты, просматривая лощину и холмы. Но никто не подошел: ни наши, ни противник. Пришлось идти искать своих. Нашел я пехотинцев примерно в километре сзади, в балке у блиндажей. Наши бойцы сидели у костров, помешивая в котелках ужин из трофейных продуктов.

Утром 17 декабря наступление продолжилось, но к полудню я выбыл из цепи наступающих. После лечения в Борисоглебске попал уже в другую часть и на другой участок фронта».

 

В 1984 году Лев Иванович Жданов передал свои рисунки и воспоминания в музей Полтавской школы, как он сам написал, для того «чтобы, пока мы живы – последние свидетели и участники войны – чтобы подсказать, подправить, чтобы засвидетельствовать определенные факты и подробности, в чем правда, истина, и что очень часто не учитывается в показе прошедшей войны».

Рисунки Льва ЖДАНОВА

 

ПОЭЗИЯ

Владимир НЕФЁДОВ

 

    Владимир НефЁдов уроженец села  Монастырщина  Богучарского района.  Окончил  филфак ВГПУ. Отличник народного просвещения. Сценарист, режиссёр, музыкант.  Публиковался в коллективных сборниках, в антологии «Современная воронежская поэзия», журналах «Подъём», «Евразийский форум». Лауреат Всесоюзного конкурса чтецов, ряда Всероссийских фестивалей народного творчества.

 

У АВТОГРАФОВ ОТЦОВ

 

Сколько мог, бороздил по России,

Упиваясь её красотой.

Оставлял там свои отпускные,

А Придонье тянуло  домой.

 

Зарубежье снискало признанье,

Да чужбина не станет родной.

Для меня это всё – чужестранье,

Потому меня тянет домой.

 

Но свидетель безумья и страха –

Очевидец войны – я готов

Безотлучно стоять у Рейхстага,

У автографов наших отцов.

 

 

Геннадий СОБКО

 

Геннадий Собко родился в Богучаре в 1944 году. По образованию геолог, по призванию – творческий человек. Увлекался краеведением, литературным творчеством. Публиковался в районной газете «Сельская новь», коллективных сборниках, в альманахе «Огни России», журнале «Подъём». Одна из его книг — «На свете есть только один Богучар» — получила несколько переизданий.   

 

ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДЫ

 

Сверстникам, рожденным в годы

Великой Отечественной войны

 

Я тебе шлю привет, боевое моё поколенье,

Мы родились в войну и дожили до этих минут,

Залпы грозных «катюш» возвестили о нашем рожденье,

С Днем Великой Победы нас поздравил победный салют.

Мы пришли в этот мир и услышали гром канонады,

Мы росли средь руин, лихолетью глядели в лицо,

Нам совсем не в диковину были разрывы снарядов –

Поколенье военное, дети советских бойцов.

С молоком матерей мы впитали надежду и веру

В дело истинно правое нашей великой страны,

Беспримерное мужество стало нам главным примером –

Поколенью Победы и самой жестокой войны.

Нам отцы завещали свою беззаветную славу,

И не каждый из них до победных салютов дожил,

В беспощадных боях отстояли родную державу,

Пол-России украсив обелисками братских могил.

Мы по жизни несем все отцовские эти заветы,

Свято память храня, мы навечно им будем верны –

Поколенье ровесников самой Великой Победы,

Поколенье ровесников самой жестокой войны.

Всем нам за шестьдесят, мы прошли этой жизни науки,

Мы в труде, как в бою, шли вперед и вперед сквозь года,

Мы растили детей, и уже подросли наши внуки,

Всем нам за шестьдесят, а Победа всегда молода!

Подвиг наших отцов никогда не постигнет забвенье,

Мы еще хоть куда, мы и делом и духом сильны,

Я тобою горжусь, боевое мое поколенье –

Дети славной Победы и самой жестокой войны!

 

 

Николай СОРОКОДУМОВ

 

Николай Сорокодумов — поэт, художник, музыкант. Уроженец села Дьяченково Богучарского района. Педагог по образованию Учительству посвятил 31 год. Автор книги «В мае плачут вербы». Его картины хранятся в частных коллекциях, а также в организациях и учреждениях Воронежа, Богучара и ряда соседних районов.

                                                          

 

ВДОВА

 

Живёт у нас в селе вдова,

Восьмой десяток разменяла,

Но память прошлого жива,

Как будто видит всё сначала.

 

Тот день, как началась война,

Как сердце встретило тревогу,

Сказал ей муж: «Готовь, жена,

Меня и сыновей в дорогу».

 

В тоске декабрьские поля,

Тоска заснеженная улиц.

Ушли и муж, и сыновья,

Ушли на фронт и не вернулись.

 

Слетает лист с осенних рощ,

То льют дожди, то зимы вьюжат.

А мать целует день и ночь

Портреты сыновей и мужа.

 

На чёрных рамах пыль сотрёт,

Свечу поставит, сядет к свету

И с ними молча поведёт

Свою семейную беседу.

 

У хаты вишня расцвела,

Ликует май – Победы дата.

Старушка в центр села пришла

К скульптуре воина-солдата.

 

Звучат людские голоса,

Шелка знамён склонились низко,

А у вдовы блестят глаза

От слёз, как мрамор обелиска.

 

Подготовил Иван АБРОСИМСКИЙ.

Фото Николая ДЯДИНА.

Архивные фото предоставлены

Николаем ДЯДИНЫМ и Евгением РОМАНОВЫМ.

[1] Алексей Александрович Сурков (1 (13) октября 1899, д. Середнево, Рыбинский уезд, Ярославская губерния, Российская империя — 14 июня 1983 года, Москва, СССР) — русский советский поэт и литературный критик, общественный деятель, педагог. Журналист, военный корреспондент. Герой Социалистического Труда (1969). Лауреат двух Сталинских премий (1946, 1951). Батальонный комиссар (1941).