«ЛИНИЯ ФРОНТА – ЛИНИЯ СЛОВА»: РОССОШЬ
- 14.05.2020
РОССОШАНСКИЕ РУБЕЖИ
Онлайн-выпуск литературно-патриотической акции «Линия фронта – линия слова: воронежская литература о Великой Отечественной войне»
В Воронежской области продолжается литературно-патриотическая акция «Линия фронта – линия слова: воронежская литература о Великой Отечественной войне», посвящённая 75-летию Великой Победы. Её проводят ГБУК ВО «Журнал «Подъём» и Воронежская региональная организация Союза писателей России при поддержке областного департамента культуры.
Писательские десанты принимали в Хохольском, Репьёвском и Верхнемамонском районах. Гости возлагали красные гвоздики на гранит к плитам, на которых высечены имена воинов, минутой молчания, склонив головы у братских могил, почтили память защитников Отечества. Писатели, поэты в селах районов провели многочисленные встречи с читателями.
В настоящее время из-за пандемии коронавируса дальнейшие поездки вынужденно пришлось прекратить. Поэтому ГБУК ВО «Журнал «Подъём», правление региональной организации Союза писателей России приняли решение продолжить свою акцию, ставшую по отзывам ее участников заметным событием Года памяти и славы в регионе, в онлайн-режиме. Сегодня мы приглашаем читателей в Россошанский район, где живут и работают шесть членов Союза писателей России.
___________________________________
ЦВЕТЫ НА ТАНКОВОЙ БРОНЕ
О местных событиях военной поры рассказывает автор книги «Россошь. Визитная карточка» («Альбом», Воронеж, 2009 г.), доктор исторических наук Татьяна МАЛЮТИНА.
— В детстве с приходом весны я всегда с нетерпением ожидала, когда папа скажет: «Завтра едем в село к бабушке. Пора сажать картошку».
Отец лунки копает за рядом ряд. Моя забота – бережно положить в каждую картошку, чтобы не повредить на клубнях ростки.
Ещё поглядываю с интересом на лопату. В рассыпчатых комьях земли вот-вот обязательно появится неожиданная находка. Рваный кусок ржавого железа – осколок снаряда или мины. Медный винтовочный, пулемётный патрон или пустые гильзы. Папа сразу определяет, откуда он попал к нам – из Германии, Италии или наш – русский. Набираем в ладонь горсть артиллерийского пороха: светло-коричневые палочки одинакового размера. В пламени спички вспыхивают ярко с отвратным запахом.
– Тут такого добра хватает, – замечает бабушка. Она рядом перекладывает клубни из ведра в ведро, отбирает лучшую семенную картошку на посадку. Забываясь, в который раз рассказывает и показывает рукой: там, где яблоня теперь широко раскинула ветви, стояли пушки с поднятыми в небо стволами. Солдаты подносили снаряды, заряжали орудия. Командир, прижав к уху телефонную трубку, кричал: «Квадрат!.. Прицел!.. Пли!» Бабушка видела и слышала стрельбу издали – со двора. Но на всю жизнь запомнила артиллерийские команды.
А когда ответный вражеский снаряд прошил потолок хаты и разворотил чулан, командир приказал: «Собирайся, мать. Забирай сына малыша и уходи в тыл. В штабе подскажут, где поселиться, если сама не найдёшь жилья. Нашу батарею обнаружили. Жарко будет – в погребе не отсидимся».
Схожих рассказов о боях на нашей земле в декабре 1942-го – в январе 1943-го я слышала немало. И когда спустя время отец предложил помочь ему в работе над книгой о судьбе нашего села в Великой Отечественной войне, я с охотой согласилась. Как преподаватель истории Отечества Воронежского государственного аграрного университета уже имела опыт работы в архивах Министерства обороны Российской Федерации. Изучение документов, «горький мёд» военных приказов, отчётов, сводок взяли меня в плен. Одно дело воссоздавать давние сражения, в общем и целом, и совершенно другое – открывать, восстанавливать, как всё было в ожесточённых боях, воскрешать имена и подвиги героев, кому ты лично обязан своим появлением на белый свет, мирным небом над селом и страной. Или – открыть наградные листы односельчан, как погибших безымянно, так и живших рядом с нами. Их больше знал отец, родившийся в послевоенном году. Была знакома и я с земляками, не ведая, что наш сосед, улыбчивый дедушка, фронтовик, из героев герой…
В повествование «Кому память, кому слава…» (Москва. 2015 г.) венками вплетены три книги Памяти и Славы со сведениями о воинах-односельчанах, о воинах-освободителях, о тружениках тыла. На 30 ноября 2019 года известны следующие жестокие цифры Великой Отечественной войны: 167 односельчан погибло, вернулись с фронта 154 человек. Сведения не окончательные, судьбы 26-ти пока не известны.
Книга – сельская военная летопись сложилась уже к переизданию в значительно расширенном виде. Найти на её страницах родную фамилию и горестно, и радостно всем, кому она попадёт в руки, кто откроет её «живую». Будь то читатели — жители родного села Первомайское (Дерезоватое). Или читатели жители Камчатки и Ленинграда — Петербурга, Москвы и Горького — Нижнего Новгорода, Молотова – Перми. Будь то жители больших и малых городов, сёл России, ныне стран ближнего зарубежья – Армении, Белоруссии, Грузии, Киргизии, Украины и других мест. На небольшом участке фронта в дни освобождения и защиты села полегло больше 700 бойцов и офицеров – уроженцев со всей страны, от Сахалина до Бреста. Среди них – уроженец Ставрополья и житель Краснодарского края командир танкового батальона Иван Федосеевич Лубянецкий. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Есть наш поимённый «Бессмертный полк».
Жаль, что время ушло безвозвратно, уже не покажешь ветерану описание его подвига. Раз уж так случилось, пусть читают дети, внуки, правнуки.
Читают и гордятся.
Если говорить об участии жителей Россошанского района, то надо отметить, что его границы в послевоенное время менялись. В его состав вошла часть населённых пунктов упразднённых Новокалитвенского и Михайловского районов. К тому же, на тяжёлых полгода наши места были оккупированы немцами и итальянцами. Часть документов районных военных комиссариатов пропала. Потому называем приблизительные цифры. Около 20 тысяч человек ушли на фронт, около 9 тысяч земляков погибли, пропали без вести. Тысячи и тысячи из них отмечены орденами и медалями. Звания Героев Советского Союза удостоены Арсеньев Иван Николаевич, Алейников Иван Григорьевич, Горбанёв Николай Кузьмич, Домнич Егор Петрович, Дьячков Фёдор Васильевич, Каленик Дмитрий Митрофанович, Мохов Сергей Петрович, Чехов Иван Митрофанович. В ряду полных кавалеров ордена Славы Кузьменко Михаил Андреевич, Пальцев Павел Николаевич, Рябошлык Алексей Семёнович, Скарга Василий Петрович, Скоробогатько Василий Сергеевич, Юрченко Пётр Стефанович.
Если говорить об оборонительных и наступательных боях воинов Красной Армии в наших местах, то в первую очередь важно отметить следующее. Теоретики военного искусства и учёные-историки называют «Сталинградом на Верхнем Дону» блистательную Острогожско-Россошанскую боевую операцию, проведённую силами частей Воронежского фронта 13-27 января 1943 года. В её подготовке и проведении принимали участие Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин и будущие советские маршалы Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Ф.И. Голиков, К.С. Москаленко, П.С. Рыбалко.
Советские войска шли на риск. Ослабив второстепенные участки фронта, незаметно для врага в условиях зимнего бездорожья собрали основные силы на трёх ударных направлениях: на севере со стороны Сторожевского плацдарма, на востоке – со Щученского и на юге – со стороны Кантемировки. Ударили одновременно. Пехоту сразу усилили танками. Прорыв поддерживала массированным огнём артиллерия, где позволяла погода – и авиация.
Вырвавшись вперёд и оказавшись без связи и поддержки, командир 106-й танковой бригады 12-го танкового корпуса 3-й танковой армии Иван Епифанович Алексеев имел лишь 16 танков и малочисленный десант. Ему надлежало двигаться в сторону Ольховатки. Но части, каким предписывалось брать вражеский аэродром под Россошью, отстали. Понимая, что танк в снегах прекрасная мишень для авиации, комбриг Алексеев принимает смелое решение – атаковать Россошь. Он знал, что в городе вражеской силы скопилось немало. Знал, что бой будет неравный. Надеялся на внезапность нападения – в глубоком тылу фашисты спокойны.
Так и вышло. Ранним утром 15 января 1943 года горстка храбрецов ворвалась в город и сковала силы врага, пожертвовав собой. Командир итальянского корпуса Габриэле Наши бежал из Россоши в панике со своим штабом. Самолёты, представлявшие грозную силу для наступавших советских войск, спешно перебазировали в тыл под Харьков.
Подоспевшие пехотные батальоны, танкисты без больших потерь 16 января освободят Россошь. Звание Героя Советского Союза будет присвоено Ивану Епифановичу Алексееву, командиру роты 173 танковой бригады старшему лейтенанту Фёдору Семёновичу Кобцу, командиру мотострелковой бригады Ивану Ивановичу Фесину.
В эти же январские дни 1943 года был разгромлен штаб 24-го немецкого танкового корпуса в селе Жилино. Силы врага были одновременно лишены управления.
Это были первые победы в далёком пути от Дона к Берлину. Танкистам армии Павла Семеновича Рыбалко она останется надолго памятной. В повести Леонида Леонова «Взятие Великошумска», написанной с «живого листа» Киевско-Житомирской операции, есть упоминание о Россоши – «если шепнуть это слово вовремя, на ухо обессилевшему товарищу, оно удваивало отвагу, воскрешало».
В ходе Острогожско-Россошанской наступательной операции советские войска продвинулись на 140 км на запад и разгромили основные силы 2-й венгерской армии, итальянский альпийский и 24-й немецкий танковые корпуса. 15 дивизий были полностью разгромлены, ещё 6 потерпели поражение.
Был освобождён железнодорожный участок Лиски — Кантемировка, что позволило улучшить снабжение советских войск на южном секторе фронта. Было взято в плен около 86 тысяч солдат и офицеров противника.
В этих зимних боях геройски погибло около 9 тысяч советских воинов.
Россошь помнит тот январь, когда в огне снег кипел…
Именами героев названы улицы города. Мемориальный бюст Ивану Епифановичу Алексееву установлен в сквере у городской поликлиники. Острогожско-Россошанской операции посвящены монументы Боевой славы у площади Ленина и на площади Танкистов. В память о подвиге танкистов – освободителей земли Россошанской на каменный постамент поднят танк. Здесь всегда венки и живые цветы…
* * *
Выше приводились строки из книги классика русской литературы Леонида Максимовича Леонова о Россоши. В июне – июле 1942 года в нашем городе находились военные корреспонденты — Алексей Александрович Сурков – поэт, автор знаменитой песни «Бьётся в тесной печурке огонь», и известный украинский кинорежиссёр, писатель Александр Петрович Довженко. В своём «Дневнике» он записал: «Люди тут красивые. …Хорошие и работящие. …Любопытно, что в Россоши украинскую речь слышишь куда чаще, чем в Киеве». В январе 1943-го о боях при освобождении города во фронтовых газетах писал известный украинский писатель, поэт и драматург Савва Евсеевич Голованивский.
Детскими глазами видели события той поры Алексей Тимофеевич Прасолов, Михаил Петрович Шевченко, Виктор Викторович Будаков, Виктор Васильевич Беликов, Василий Павлович Жиляев. Об этом они сокровенно напишут в своих книгах. С Россошью кровно были связаны известные в современной русской литературе фронтовики Михаил Фёдорович Тимошечкин и Евгений Васильевич Карпов, прозаик Леонид Фёдорович Южанинов, поэтессы Галина Иосифовна Петриева, Людмила Сергеевна Уварова.
Сейчас же в Россоши сложилась, можно сказать, плодотворно работающая литературная ячейка Воронежской организации Союза писателей России, в которую входят Светлана Алексеевна Ляшова-Долинская, Рита Александровна Одинокова, Валентина Леонидовна Фисай, Виктор Васильевич Беликов, Пётр Дмитриевич Чалый, Алексей Викторович Шаповалов. Действуют литературные объединения с творческим активом. В содружестве с районной библиотекой имени поэта Алексея Прасолова в читальном зале и на выезде проходят встречи со школьниками и студенческой молодёжью, с читателями постарше.
Тема Великой Отечественной войны была и остаётся ведущей в творчестве земляков. Историческую память о самом кровопролитном сражении с нацизмом, фашизмом важно беречь сегодня, как никогда. Что и делают – поэты и писатели, воздавая должное советским воинам – победителям.
НЕЗАБЫТЫЕ СТРОКИ
Михаил ТИМОШЕЧКИН
(1925 – 2013)
Мы гордимся. «Литературная газета» серию публикаций, посвящённых 75-летию Великой Победы, открыла стихами нашего земляка, классика в современной русской поэзии Михаила Фёдоровича Тимошечкина.
Его военная лирика родом из Украины. Где вчерашний школьник, солдат «с плавмостков на Днепре прыгал в тёмную воду». Где он «залёг в кювет, у города Кривого Рога. И мне всего семнадцать лет, и жить осталося немного». Где «Ингулец течёт, судьбы – конец, судьбы – начало». Где юный воин дневал и ночевал в окопах, «в цепи развёрнутой бежал» в атаку. «А мины с жутким треском лопались, кругом всё выло и рвалось. Между немецкими окопами, теряя кровь, лежать пришлось».
О себе он пишет: «Моя малая родина – село Васильевка бывшего Новохопёрского уезда Воронежской губернии». Ныне село «прописано» в Грибановском районе. «Я родился в доброе время – в 1925 году, 26 ноября». И далее – «звонкой и высокой стёжкой бежало детство от крестьянской избы». В школе пионер, за отличную учёбу в 1940 году был послан во всесоюзный лагерь «Артек» в Крым. Старшеклассником на летних каникулах работал письмоносцем, счетоводом в сельсовете, прицепщиком и заправщиком в тракторном отряде.
Из десятого класса в 1943 году призвали в армию. Освобождал Украину. Пехотный солдат был ранен в атаке 20 ноября северо-западнее Кривого Рога. После лечения в Харьковском госпитале служил автоматчиком в частях 2-го Украинского фронта в Румынии и Венгрии.
На гражданке учительствовал в родном селе, избирался вторым секретарём Верхнекарачанского, а затем и первым – Белогорьевского райкома комсомола. Заочная учёба, самообразование важны. Но основательно к «роднику знаний» припал в Москве, где довелось учиться в Центральной комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ на отделении журналистики.
На газетной ниве отпахал в Чите, Борисоглебске, Балашове, Урюпинске, Аркадаке, Новохопёрске. С 1960 года живёт в Россоши – работал собственным корреспондентом воронежской областной газеты «Коммуна», инструктором райкома КПСС, учителем истории – до выхода на пенсию.
На пройденных дорогах и перекрёстках «завязывались и прорастали – по зёрнышку» – стихи, очерки, статьи, рассказы, документальные повести. Они-то и складывались в книги, в числе которых поэтические сборники «Бой» (1971), «Свидетели живые» (1993), «Печаль и благодать» (2005), «3а бруствером великого былого» (2006). Все книги изданы в Воронеже. Там же в 2006 году вышла в свет документальная книга «Зимние будни. Сталин и его команда в 1942 году». Описывая чуть ли не поминутно начальные дни января сорок второго, автор приглашает читателя самому судить о тех, кто ковал на фронте и в тылу всенародную победу, кто, спустя месяцы, «покажет фашистам Сталинград»! Не только на Волге, но и на Дону. Подвигам разведчиков в боях за Днепр посвящена тоже документальная повесть «Вслед за солнцем» (1968, Москва). Михаил Тимошечкин — член Союза писателей России.
Как точно заметил собрат по перу Владимир Гордейчев, «без творчества Тимошечкина воронежская поэзия не может считаться полной». И не только воронежская. Стихи нашего земляка печатаются в столичных журналах, в антологиях «Венок славы», «Русская поэзия. ХX век», «Час России» и других. Ему присвоили звание Почётного гражданина Россоши. Недавно в Белогорье открыли мемориальную доску поэту и его товарищам комсомольской юности.
Тимошечкин переложил на русский язык стихи великого украинского поэта Евгена Плужника, уроженца Воронежской губернии. А в Киеве на страницах газеты «Литература и жизнь» «до майдана» были опубликованы знаменитые стихи Тимошечкина на украинском языке в переводе Леонида Череватенко.
***
Вам довдки якоi треба?
Я завжди видати готов:
Був комвiддiлення – Загреба,
А злiва у строю – Петров.
Пригадую, немов у снi,
Як хлопцi на ходу палили
Один «бичок» на батальон,
Поки ще дихали й ходили,
Ще нiмцi ix не перебили,
Не захопили у полон…
Я некурящий був солдат, –
3 траншеi вайлувато вилiз
I легковажно зразу вирiс
Орiентиром для гармат.
Повзводно бiгли ми й поротно
На кулемети вдень тюпцем
I падали безповоротно
Пiд нiщивним страшним вогнем.
Присяги й правди не порушу,
Лежу я поля посеред
Ще й досi – й досi ярить душу:
«Вперед! Тимошечкiн, вперед!»
Окоп моего отца
Из приказа по 155-му гвардейскому стрелковому полку:
Гвардии красноармеец Тимошечкин Фёдор Михайлович,
1899 г. рождения, русский, беспартийный, домашний адрес:
Воронежская область, Верхнекарачанский район, село Васильевка, жена Анна Спиридоновна.
Находясь в обороне деревни Стрежнево Калининской области
с 24.4.1944 г. по 24.6.1944 г., хорошо отрыл и замаскировал
от наземного и воздушного наблюдения своё боевое место.
Своё боевое оружие всегда содержит в полной боевой готовности.
В боях за социалистическую Родину имеет три ранения.
Ранее не награждался.
Приказываю: наградить медалью «За отвагу».
(Из архивного документа)
Мой отец не причислен к героям.
Трижды ранен и раз обожжён,
Шёл вперёд он, как водится, строем
И особо не лез на рожон.
Трижды ранен, без звёзд и регалий,
На войне он носил пулемёт.
Отступал, когда все отступали,
Фронт на запад — и он вперёд.
Трижды ранен, и трижды — в атаке.
То не в счёт, что в начале пути
Через курские буераки
Невредимым сумел пройти.
Дважды был отделённым, сержантом
В медсанбат приходил рядовым.
Мог, наверное, стать лейтенантом,
Если б начал войну молодым.
Так и шёл до четвёртого лета,
Между делом в уюте траншей
Три нашивки бордового цвета
Прикольнув к гимнастёрке своей.
А однажды к ячейке отцовой,
На кого-то безудержно зол,
Сам полковник со свитой суровой
Проверять оборону пришёл.
И отец, подобравшись невольно,
На пришельца угрюмо взглянул:
«Аккуратней», — сказал беспокойно
И учтиво в сторонку шагнул.
Ну, а тот был, наверно, героем, —
Этак взглядом окинул отца,
Будто видел в нём труса вне строя,
А не то что простого бойца.
Плеч своих, как отец, не ссутулил,
Лихо выпрямился как стрела,
Только голову высунул — пуля
Кожу с темени содрала.
Ещё ниже отец пригнулся,
Но и всё ж не остался нем:
«Аккуратней! — тихонько ругнулся. –
Ходят тут неизвестно зачем». –
А полковник, едва был ранен,
Злостью властною подогрет:
«Наградить! — заорал на папаню. –
Три раненья — и ордена нет!»
И звонили в штабах телефоны,
Уточняли: а сколько же дней
В первой линии обороны
Просидел он в ячейке своей?
Будто выиграл бой бескровно,
Будто всё там держалось на нём…
Уточнили — два месяца ровно.
День и ночь под прицельным огнём.
Чем не жизнь — ведь и хуже бывало!
Спи себе под дождём, на ветру
Да соси сухари до отвалу,
Коль зубов не осталось во рту.
Не подставь лишь макушку под пули,
Не забудь вдруг, что ты на войне…
Знал отец, что его караулит
Чуткий снайпер на той стороне.
Тыща суток — посты, караулы,
И отход, и атаки в лоб…
Первый раз получил похвалу он.
И медаль. За хороший окоп.
На станции Валуйки
I
Прифронтовые гульки.
Второй военный год.
На станции Валуйки
Русланова поет.
Не в праздник на полянку
Под ясный небосвод –
К обшарпанному танку
Сзывает корогод.
А кофточка приталена.
А станция в огне.
«За Родину! За Сталина!» –
На танковой броне.
Напевами веселыми
Несётся песня в даль.
А над степными сёлами –
Бомбёжная вуаль.
В краю родимом лапотном
Беда стеной встаёт.
На фронте Юго-Западном
Отчаянный отход.
Кого встречаешь, Лидия,
Поклоном до земли?
Иль, может, что увидела
В грохочущей дали?
Побитые под Харьковом
И у Донца-реки,
Шагают, кровью харкая,
Качаются полки.
Маршрутами движения
Всё дальше на восток
Познавший поражение
Плывёт людской поток.
Взвода и батальоны
Поротно и вразброд –
Спешит с Оскола к Дону
Воюющий народ.
За ближним полустанком
Кипит воздушный бой.
А Лидушка над танком
Любуется собой.
Игриво баяниста
Касается плечом –
Звенит, горит монисто
Под солнечным лучом.
О будущей победе
Рабочих и крестьян
Смелей, Мартынов Федя,
Растягивай баян.
Ещё запеть о чём бы,
Дай тон, лови момент,
Пока не глушат бомбы
Твой аккомпанемент.
II
Ах, Лидия Андреевна,
Кому ж ты бьёшь поклон?
Деревню за деревнею
Врагу сдаём в полон.
Иль песнями весёлыми
Возносишь русский сказ
Над хуторами-сёлами
В последний, может, раз?
А немцы – аккуратные:
Лишь полчаса пройдёт,
Как ямщики обратные,
Дублируют налёт.
В солдатском телеграфе
Известия летят:
Германские люфтваффе
Русланову бомбят.
А перед ней обмотки,
Кирзовые унты,
Линялые пилотки,
Чумазые бинты.
Готовые молиться
Открытые глаза,
Доверчивые лица,
Святые образа.
Моложе и постарше,
И дети и отцы, –
Привыкшие к драп-маршам
Угрюмые бойцы.
Кому-то уготованы
Изгибы злой судьбы.
И туго забинтованы
Насупленные лбы.
На их устах всесильно
Застыла немота.
И чей-то глаз умильно
Глядит из-под бинта.
На лицах пота струйки,
Запёкшаяся кровь,
На станции Валуйки –
Народная любовь.
III
У немцев жёсткий график –
Десятый час подряд
Германские люфтваффе
Над городом кружат.
Всё выверено прочно,
Не проведёшь солдат,
Они-то знают точно:
Русланову бомбят.
Колонны отступающих,
В разрывах небосвод.
Она ж неподобающе
Так радостно поёт.
Не в праздничном концерте,
В застольном кутеже –
У жизни и у смерти
На смежном рубеже.
И всё, как полагается,
Как надо на войне,
И лихо в пляс пускается
По танковой броне.
Перед взводами-ротами
На полный разворот
Меж авианалётами
Дробь каблуками бьет.
Все машет, не намашется
Узорчатым платком,
Всё пляшет, не напляшется
Да с выходом бочком.
Высокая эстрада.
Со всех сторон обзор.
Чему певунья рада,
Когда для всех позор?
Иль, зримые далёко,
Рвут душу на куски
Бредущие к востоку
Трёхгранные штыки?
Ах, Лидия Андревна,
Любимица страны,
Народная царевна
На рубеже войны,
По давнему порядку
За мёртвых и живых
Хоть выпила б с устатку
Сто граммов фронтовых…
Прифронтовые гульки.
Второй военный год.
На станции Валуйки
Русланова поёт.
Несёт какие думы ей
Воздушная гроза?
А перед ней угрюмые
Счастливые глаза.
Тут разрыдаться б вволю –
Разрывы на путях.
О, сколько надо воли,
Чтоб пересилить страх!
IV
Вновь просят командиры –
И, вспыхнув кумачом,
Платок из кашемира
Взлетает над плечом.
И подбоченясь гордо,
Лукаво выгнув бровь,
Под звонкие аккорды
Она у башни вновь.
Не к свадьбе иль гулянке
Сзывает хоровод –
На закопчённом танке
О Родине поёт.
В руке пшеничный колос,
Что вырастал в тиши,
И снова рвётся голос
Из глубины души.
Без нот, на три октавы
Плескается, звенит,
Ласкает низко травы,
Возносится в зенит.
Ты что распелась, Лидия,
Глядишь из-под руки,
Иль в мареве увидела
Резервные полки
И дальше, к горизонту,
В желтеющую рожь
Воронежскому фронту
Привет передаёшь?
Иль там, за далью долгою,
Провидишь впереди,
Как хлещут по-над Волгою
Свинцовые дожди
И как венчает битву
Победный перелом?..
И песня, как молитва,
Зовёт на бой с врагом.
В прифронтовом концерте
Светлеет небосвод,
О жизни, не о смерти
Русланова поёт.
Пред ней стеной обмотки,
Ботинки и унты,
Линялые пилотки,
Чумазые бинты,
Моложе и постарше,
И дети и отцы,
Привыкшие к драп-маршу
Суровые бойцы.
На лицах солнца струйки.
Плывёт людской поток.
Войска через Валуйки
Отходят на восток.
Воспрянувшие лица,
Железные сердца,
Готовые молиться
И драться до конца.
Тяжёлую поклажу
Несут с собой назад.
Они ещё покажут
Фашистам Сталинград.
Евгений КАРПОВ
Евгений Васильевич Карпов родился в 1919 году на хуторе Эсауловка близ станции Россошь Острогожского уезда Воронежской губернии. Участник Великой Отечественной войны. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Возглавлял Ставропольскую краевую организацию Союза писателей России. Автор двадцати книг прозы, в том числе «Сдвинутые берега», «Новое небо», «Всё было, как было». Жил в Киеве.
ИЗ КНИГИ «НОВОЕ НЕБО»
…Первые несколько дней войны были тягучими, какими-то серыми и совсем не тревожными, совсем не военными. Батальон перевели в городской Парк культуры с тенистыми аллеями, с густыми, красиво подстриженными кустарниками. Только и было необычного в жизни батальона тех дней, что все почему-то разговаривали шёпотом.
— Разрешите доложить!..
— Да заткнись ты. Говори по-человечески.
— Так точно, — шипел рядовой Иванов.
Спали, ели, бродили по парку и опять ели, опять спали.
— Кормили, — говорил Фёдор, — как на убой, хорошо. Каша с мясом, мясо с кашей. Огурчики свежие, редисочка. И где всё это только брали.
Немцы разбомбили в первый же день железнодорожную станцию с вокзалом и потом бомбили как-то вяло, будто нехотя, да и что бомбить в тихом, почти курортном Станиславе.
Наши истребители не поднимались, и все в батальоне усомнились, был ли здесь вообще подземный ангар с новыми истребителями. Зениток было немного, стреляли они своими пушчёнками неумело. Армады немецких самолётов, пролетавших на восток, на них просто не обращали никакого внимания, потом и вовсе перестали летать, а «юнкерсы» перестали бомбить — над городом, над Парком культуры повисла тревожная тишина неизвестности.
Радио молчало, телефоны не работали, газет не привозили. Что происходило вокруг, в батальоне не знали. Не говорило радио, молчали телефоны. В штаб Армии послали нарочного на легковом автомобиле — утром послали, к вечеру ему бы и вернуться, но прошло два, три дня, а он всё не возвращался…
— Россия, ты Россия, ты родная наша мать, — кто-то пел за кустом, даже вроде бы не пел, а тоскливо вздыхал, тревожил Фёдора. И летучие мыши, будто чёрные молнии, тревожили его, и сыч у пруда охал, постанывал.
Утром следующего дня Федор, сидя под кустиком сирени, ел пшённую кашу-размазню со свиной тушенкой. Со стороны гор пришло шесть «юнкерсов». Построились они в круг и приготовились к бомбёжке, тут-то и показался наш ястребок. Взвился он свечкой и прямым ходом к бомбардировщикам, вошёл к ним в строй и стал вместе с ними кружить над городом.
Маленький, толстенький, с крылышками — «и шестнадцать». Ишачок.
Фёдор, можно сказать, обалдел от удивления. Сунул котелок под куст и вышел на аллею. Весь батальон вышел, Закинув головы, замерли бойцы в удивлении и напряженном ожидании.
Где он взялся?!
Как посмел?!
И что-то будет?! Что?!
Раздалась длинная пулемётная очередь.
«Юнкерс», летевший перед нашим ястребком, вывернулся вверх брюхом и ринулся вниз, оставляя за собой хвост чёрного дыма.
Над парком раздался рев стройбатовцев, заглушивший рёв моторов. Тем временем рухнул второй «юнкерс», а остальные четверо бросились врассыпную.
Теперь Фёдор уже не помнил, как вместе со всеми бежал на лётное поле, как всё-таки пробился к лётчику, которого над своими головами несли бойцы, подержался секундочку за горячую руку летчика, словно бы услышал, как билось его сердце.
Назавтра утром снова прилетело шесть «юнкерсов», но теперь в сопровождении двух «мессеров».
Батальон оставил свои котелки с кашей и ждал: неужели и теперь поднимется наш летающий бочонок?
И он поднялся! Один против восьмерых!
«Чокнутый этот полковник Коробков, что ли?!» — встревожился Фёдор. Правда, на этот раз он свечкой направился не к самолетам, а в большое синевато-белое облако, висевшее над городом. «Ну, это ещё куда ни шло, но тогда зачем; подниматься?»
А затем!
Он вывалился из облака и стал падать на «мессера», пустив в него длинную очередь трассирующих пуль!
— Так его гада, так! Вались в тартарары! — заорал Фёдор.
Другой «мессер» кинулся на Коробкова. И хотя бой этот был смертельным, выглядел он довольно потешно. Дело в том, что скорость нашего ястребка намного меньше немецкого, а маневренность такая, что разворачивался он чуть не под прямым углом, и немцу со своей громадной скоростью приходилось, как сказал Фёдор, за семь верст киселя хлебать. И получалось, будто коршун со шмельком сражается, и ревел, завывал от досады и злости.
«Юнкерсы» тем временем поспешно отбомбились и двинулись восвояси, ушёл следом за ними и «мессер».
Батальон ликовал. Кричали ура, подбрасывали пилотки, даже котелки с кашей! А потом кинулись на аэродром.
Дядя Еля обоими кулаками грозился немцам:
— А что, попробовали! Погодите, ужо будет вам ещё и не такое, вот только размахнёмся хорошенько.
Алексей ПРАСОЛОВ
(1930 – 1972)
Алексей Тимофеевич Прасолов родился в селе Ивановка Михайловского района ЦЧО. Окончил Россошанское педагогическое училище. Работал школьным учителем, корректором в воронежской областной газете «Молодой коммунар», литературным сотрудником в районных газетах Воронежской и Белгородской областей. Член Союза писателей России. Автор поэтических сборников «Лирика», «День и ночь», «Земля и зенит», «Во имя твоё». Среди посмертных книг – «И душу я несу сквозь годы…», «Я встретил ночь твою» (роман в письмах). К 80-летию поэта был издан литературно — художественный, краеведческий альманах «Слобожанская тетрадь» (выпуск третий).
* * *
…жить розно и в разлуке умереть.
М. Лермонтов.
Ветер выел следы твои
На обожжённом песке.
Я слезы не нашёл,
Чтобы горечь крутую
Разбавить.
Ты оставил наследство мне –
Отчество,
Пряник, зажатый в руке,
Да в душе
Неизбывную едкую память.
Так мы помним лишь мёртвых,
Кто в сумрачной чьей-то судьбе
Был виновен до гроба…
И знал ты, отец мой,
Что не даст никакого прощенья
Тебе
Твоей доброй рукою
Нечаянно смятое детство.
Рано сердцем созревши,
Я рвался из собственных лет.
Жизнь вскормила меня,
Свои тайные истины выдав,
И когда окровавились пажити,
Росчерки резких ракет
Зачеркнули сыновнюю
Выношенную обиду.
Пролетели года.
Обелиск…
Траур лёг на лицо.
Словно стук телеграфный,
Я слышу,
Тюльпаны кровавые стиснув:
Может быть,
Он не мог называться достойным отцом.
Но зато
Он был любящим сыном Отчизны…
Память!
Словно с холста,
Где, портрет незабвенный,
Любя,
Стерли едкую пыль
Долгожданные руки.
Это было, отец,
Потерял я когда-то тебя,
А теперь вот нашёл…
И не будет разлуки.
* * *
Тревога военного лета
Опять подступает к глазам –
Шинельная серость рассвета,
В осколочной оспе вокзал.
Спешат санитары с разгрузкой,
По белому красным – кресты.
Носилки пугающе узки,
А простыни смертно чисты.
До жути короткое тело
С тупыми обрубками рук
Глядит из бинтов онемело
На детский глазастый испуг.
Кладут и кладут их рядами,
Сквозных от бескровья людей,
Прими этот облик страданья
Мальчишеской жизнью твоей.
Забудь про Светлова с Багрицким,
Постигнув значенье креста,
Романтику боя и риска
В себе задуши навсегда!
Душа, ты так трудно боролась.
И снова рвалась на вокзал,
Где поезда воинский голос
В далекое зарево звал.
Не пряча от гневных сполохов
Сведённого болью лица,
Во всём открывалась эпоха
Нам – детям – её – до конца.
…Те дни, как заветы, в нас живы.
И строгой не тронут души
Ни правды крикливой надрывы,
Ни пыл барабанящей лжи.
Наш современник поэт Юрий Кузнецов писал: «Прасолов «успел написать «Ещё метёт во мне метель» — вообще одно из лучших стихотворений о прошлой войне. В нём он выразил такую силу русского человеколюбия, которая и не снилась нашим «гуманным» врагам. Он создал уникальный мир неречевого слова. И создал надолго, а это, при нашей скудости и расточительности, кое-что да значит. Я склоняю голову перед его подвигом».
* * *
Ещё метёт во мне метель,
Взбивает смертную постель
И причисляет к трупу труп,
То шорохом бескровных губ
Та, давняя метель.
Свозили немцев поутру.
Лежачий строй – как на смотру,
И чтобы каждый видеть мог,
Как много пройдено земель,
Сверкают гвозди их сапог,
Упёртых в белую метель.
А ты, враждебный им, глядел
На руки талые вдоль тел.
И в тот уже беззлобный миг
Не в покаянии притих,
Но мёртвой переклички их
Нарушить не хотел.
Какую боль, какую месть
Ты нёс в себе в те дни!
Но здесь
Задумался о чём-то ты
В суровой гордости своей,
Как будто мало было ей
Одной победной правоты.
Михаил ШЕВЧЕНКО
(1929 – 2010)
Михаил Петрович Шевченко родился в слободе Сагуны Подгоренского района Воронежской области. Окончил Россошанское педагогическое училище, Литературный институт имени А.М. Горького. Автор двух десятков книг стихов и прозы. Без малого четверть века проработал, сам он говорил об этом на старинный лад — служил в Союзе писателей РСФСР, с 1974 года по 1989-й, секретарём правления. Вместе с соратниками он занимался поддержкой литературной жизни в России. Можно всяко относиться к писательским съездам и пленумам, к дням литературы в областях и республиках, творческим совещаниям молодых. Можно разно оценивать заботу государства и Союза об авторитете книжного Слова и его творцах в обществе, об издательском деле. Согласимся: книга в советскую пору была источником знаний и учебником жизни. Согласимся, что в этом была немалая заслуга тех, кто стоял у штурвала на капитанском мостике литературного корабля…
Июль 1942 – январь 1943-го. Этими датами означены чёрные дни немецко-итальянской оккупации Россоши и её округи. Под кованым сапогом фашиста люди не сломались. Врагу сопротивлялись млад и стар. Об этом говорится в книгах живого свидетеля той поры, писателя-земляка. Откроем рассказ «Метельная ночь». Четырнадцатилетнего подростка Илюшу Евсюкова фашисты «мобилизовали» на аэродром. Там, на кухне, он кочегарил у печки, увидел, по штампику узнал, что на топку привезли книги из школьной библиотеки. Вместе с одноклассницей они решили ночью тайком перенести, сколько смогут, книги к себе домой. Дело оказалось рискованным: в школе квартировали немцы. Всё же ребятам удалось через окно скрытно проникнуть в библиотеку и загрузиться книгами.
«…Женька смущенно улыбнулась. Она ещё не совсем опомнилась от пережитой опасности, но спокойствие Илюшки передавалось и ей. Уходил страх, шагать по глубокому снегу становилось легче: даже лямка тяжёлого вещмешка не так больно врезалась в плечо.
Остановились передохнуть в молодом вншняке. Присели на мешки.
— А книжки, знаешь, какие несём? Фф-у, жара! — заговорил Илюшка и снял ушанку. – Знаешь, какие?.. Капитана Немо, Гавроша и деда Щукаря избавили от огня! И деда «Десять процентов», помнишь, у Паустовского? А в твоём мешке «Маугли» Киплинга, кажись, как раз та, что вместе читали, в зелёном переплёте. Помнишь? У тебя же «Дикая собака Динго», «Сказки братьев Гримм» и «Как закалялась сталь» со штыком и веточкой на обложке…
Илюшка повернулся к ней.
— Жень, я хочу тебе сказать… Я верю тебе, но ты смотри. — Илюшка приложил палец к губам. — Завтра чуть свет взлетит в воздух бомбовый склад аэродрома. Поняла?! Только — язык за зубами!.. Я проносил на аэродром бикфордов шнур, — сказал Илюшка, надевая шапку. — Знаешь, взрывают которым…
В ту метельную ночь Илюшка погиб. Он пошёл за оставшимися в саду книжками. Их было немного. Он решил пробраться ещё раз в школу.
И пробрался. И набрал книжек. И уже возвращался домой, уже был недалеко от дома, но наткнулся на немецкий патруль и был убит очередью из автомата.
Перед утром, когда Варвара Васильевна отправилась за углём, над аэродромом взметнулось огромное, в полнеба, зарево; тяжело задрожала земля, донесся гул взрывов.
Женька стояла во дворе и, восторженно глядя на зарево, думала об Илюшке, о скорой встрече с ним…»
Герои рассказа «Метельная ночь» — из жизни. Сам Михаил Петрович Шевченко в дни фашистской оккупации тоже спасал книги из школьной библиотеки, писал листовки в стихах о том, как красноармейцы бьют врага на Дону и Волге, смертельно рискуя, расклеивал их по ночам.
Фашисты расстреляли героя рассказа «Метельная ночь».
Так было и в той суровой действительности. В записке о злодеяниях врага на оккупированной территории, написанной в январе 1943 года сразу после освобождения Россоши секретарём райкома партии Александром Фёдоровичем Друзем названы, в частности, казнённые немцами и итальянцами школьники, оставшиеся навеки четырнадцати — шестнадцатилетними.
…Спасённые от огня книги Миша Шевченко отнёс в свою школьную библиотеку. После семилетки поступил в птицетехникум. А когда понял, что специальность зоотехника не «его», перешёл в соседнее педагогическое училище. По окончании тут же сам преподавал будущим учителям музыку и пение.
В аудиториях рядом сидели вчерашние школьники и молодые солдаты — фронтовики. Но все схоже щеголяли в гимнастёрках и галифе, в сапогах – кирзачах. Спустя десятилетия на встрече выпускников Михаил Петрович так вспоминал время учёбы.
Первый выпуск послевоенный.
Что увидеть ему довелось?
Сорок пятый… Вот эти стены.
А на них — в два пальца мороз.
Прошагавшее всю Европу
Поколенье бывалых солдат
В классы шло — как будто в окопы.
В те, что помнят павших ребят.
Рядом мы, пацаны, исправно
Тянем лямку каждый урок.
И со старшими мёрзнем на равных,
И на равных делим паёк.
И преграды, какие угодно,
Мы берём на дороге своей.
Мы — фаланга самых народных,
Самых главных учителей!
Первый выпуск послевоенный, —
Вот и встретиться довелось…
Нам сегодня тепло в этих стенах,
Лишь на наших висках — мороз!
Освобождение
В. Субботину
Не забуду памятной даты,
Когда к нашему полустанку
Через фронт
Родные солдаты
Прорвались под прикрытьем танков.
Степь дрожала в раскатах залпов,
Дым окутал донские станицы.
Сибиряк
По пути на запад
В хату к нам забежал напиться.
С автоматом,
Усатый дядя,
Говорящий простуженным басом,
Угощался,
Устало глядя,
Молодым сладковатым квасом.
Я не знал,
Что от радости делать,
И потрагивал диск автомата;
К полушубку прижавшись несмело,
Улыбался сквозь слёзы
Солдату.
А солдат выпил кружку с лишком.
Помолчал и спросил:
— Как зовут-то?
— Как зовут меня?.. Мишей… Мишкой… –
Я сказал, покраснев почему-то.
— Мишка?.. Сын у меня был Мишка…
С Дона шли в одном отделенье.
Пал он в первом бою,
Мой Мишка…
И ушёл солдат —
В наступленье.
И над степью летел
Громыхающих танков
Ветер,
И вставала над Доном
Свободного утра заря.
Это было давно,
В девятьсот сорок третьем,
Восемнадцатого января.
Василий ЖИЛЯЕВ
(1932 – 2020)
Василий Павлович Жиляев родился в 1932 году в селе Гороховка Новокалитвенского (ныне Верхнемамонского) района. Окончил Воронежский педагогический институт. Сорок лет проработал учителем. Публиковался в журналах «Подъём», «Содружество», «Московский вестник», «Роман – журнал ХХ1 век», в альманахе «Слобожанская тетрадь», в коллективных сборниках. Автор книги «Донское Белогорье». Член Союза писателей России. Жил в селе Новая Калитва Россошанского района.
На Лысой горе
С неба упала голубизна
И потекла рекою…
Будто орудия
С двух сторон
В сорок втором не били,
Будто кошмары — давнишний сон.
Но ведь кошмары были.
Алексей Багринцев
Над выжженной степью — седая горища.
Пустынное плато. Ковыль и жарища.
Сухие колючки да ветер с полей.
И жажда, хоть в горло канистрами лей!
Разрыты окопы… Раскиданы «вещи»…
Здесь пахнет полынью. Здесь веет зловещим…
Истлевшие тряпки. Скелет под скелетом.
Открытое небо зимою и летом.
И — всё вперемежку: разбросы костей
Российских хозяев и пришлых «гостей».
Осколки. Воронки. Давно ли здесь смерть
Играла на «скрипках» свою круговерть?!
А ныне в посадке, средь пыльных акаций,
Оболтусы вздумали в «мяч» поиграться…
Футболят, гоняют невиданный «мяч».
Жестокие шутки… Хоть смейся, хоть плачь!
Глазницы мелькают… И череп кружится…
Веселые вопли. Азартные лица.
«Одумайтесь! Бросьте! — мы крикнули вслед. —
Не здесь ли схоронен ваш доблестный дед?!»
Внизу, под горищей, — донские просторы.
Здесь надо молиться… К чему разговоры?
Из жизни уйдем то ли враз, то ли мучась…
Не ждет ли и нас та же самая участь?
Эхо войны
И мой двоюродный братишка
Себя от мин не уберег…
Иван Пахомов
В медоносную летнюю пору,
Словно щуки, пройдя быстрину,
Мы упрямо карабкались в гору,
Чтобы снова увидеть войну…
Вновь сапёрки работают скоро.
Лязг металла. И вот оно — есть.
Не какой-нибудь ржавый осколок –
Желтобрюхих патронов не счесть.
Как же тут не порадовать душу?
Гильзы, порох с любого конца.
Поджигали в траншее «катюшу»
И — на бруствер, быстрее свинца!
Но с другими случалось похуже:
Вздыблен берег! Какая цена!!!
Будто вишни раздавлены в луже…
Был вихрастый… И нет пацана…
Остальные, глушенные разом –
С головой в перепуганный Дон.
Из безруких, безногих, безглазых
Не составишь лихой эскадрон…
«ПОЧЕМУ Я ПИШУ О ВОЙНЕ…»
Виктор БЕЛИКОВ
Виктор Васильевич Беликов родился в 1940 году в селе Новопостояловка Россошанского района. Поэт, прозаик, переводчик, краевед. Окончил филологический факультет Воронежского государственного университета. Работал учителем в школе, ответственным секретарём районной газеты. Автор более полутора десятков книг поэзии и прозы. Член Союза писателей России.
Недавно вышла в свет книга В.Беликова «Сыновний поклон», куда вошли стихи о войне, о Победе, о Памяти, о Родине, написанные за шестьдесят творческих лет автора.
* * *
Я в поколение бойцов не брошу камень,
Не оскорблю соратников отца,
Израненных фашистскими штыками,
Исхлёстанных метелями свинца.
Сквозь тернии драконовских законов
Они прошли, изранив душу в кровь.
Лик Родины сиял им, как икона,
Спасали только вера да любовь.
Таких потерь не ведали вовеки –
За каждый шаг заплачено сполна,
Но выжечь человечье в человеке
Не может ни одна война.
Юнцы безусые, седые ветераны
И девушки в шинелях и кирзе,
Молиться я на вас не перестану
И в этот век, что в злобе оборзел.
Когда иные ставят под сомненье
И подвиг тот, и чистоту святынь,
Великого, СВЯТОГО поколенья
Вовек не позабудь и не отринь.
Январь 1943 года
В боях за Новопостояловку в январе 1943 г.
погибли 236 воинов, уничтожив полторы тысячи врагов.
Я был ещё мальчонкой желторотым,
Я ничего тогда не понимал,
Когда майор измученные роты
За жизнь мою в атаку поднимал.
Я грохот боя беззаботно слушал,
Сестрёнку и мамашу тормоша,
Когда гремела под окном «катюша»
И тонко пули тенькали, визжа.
Горело в танке тело Третьякова,
Сержант Мохнаткин умирал в снегу,
А я по кухне бегал бестолково,
Пришпоривая пяткой кочергу.
Я много позже осознал и понял,
Что смерть несла та музыка огня,
Что двести тридцать, о присяге помня,
В снегах застыли, заслонив меня.
За жизнь мою чудовищная плата.
А чем же я отчизне отплачу?
Живу, как будто в чем-то виноватый,
Неглавное по-детски лепечу.
Вы скажете: не нужно обобщений –
Солдаты просто выполнили долг, —
Пусть даже так, но горьких ощущений
И ветер века выветрить не смог.
И я опять в канун великой даты
Мучительно ищу, ищу слова,
Чтоб хоть в стихе те ожили солдаты,
Явившись к нам в минуты торжества.
Победные сороковые
Здесь гибли десятки, и сотни, и тысячи.
Из крови рождался победы росток.
Снега багровели. Буранами высечен,
Сливался с сугробами алый восток.
Побитые пулями, мятые танками,
Снарядами рваные стыли тела.
И ветер январский свистел над останками
Захватчиков, коих война привела
Сюда, на просторы глуши деревенской,
Чтоб здесь уложить до весны на поля,
Чтоб баб обеспечить работой не женской,
Когда по весне пообтает земля.
Таскали погибших на мулах трофейных,
На уцелевших колхозных волах.
Вязали вожжами, ремнём портупейным,
Свозили за лес, в непроточный овраг.
А пацаны превращались в минёров —
Учились снаряды и мины взрывать.
И помнят окопы, яры, косогоры,
Как ухала смерть, оглашая просторы,
Чтоб вновь по весне и пахать, и сажать.
…Военные годы. Жестокая память
Земли обожжённой и вдовьих сердец.
И тощие нивы, что жали серпами,
И молот, что в кузне оставил отец.
Ковали, пахали подростки и деды,
А бабы косили, вязали снопы.
И цену великой и горькой Победы
Хребтом ощущали, изломом судьбы.
* * *
Мой внук поседел, а вот я не старею.
Мне суждено пребывать молодым.
Погибший у Волги иль, может, у Шпрее,
Остался в преданиях вечно живым.
Из братской могилы, иль в пепел развеянный,
Незримо витаю над отчей страной,
Где дети мои, словно зёрна, посеяны,
Где правнуки-внуки незнаемы мной.
Ценой своих жизней Победу мы вырвали.
Нас помнят не всех, не везде, не всегда.
Не сами по воле судьбу свою выбрали,
Растаяли в вечности без следа.
Но живы потомки. И горькая Родина
Свободна и борется с ложью и злом.
Не все испытанья и тернии пройдены,
И мы оживаем в стихах о былом.
Мы там воскресаем бойцами былинными.
Пускай виртуально, но всё же живём.
И веют над памятью ветры полынные,
И мы из беспамятства тихо встаём.
Народный дух
С Полком Бессмертным
весь народ бессмертен:
Отец погибший, я, и сын, и внук,
Все уцелевшие
в смертельной круговерти,
Кто ждал и верил среди бед и мук.
И в океане миллионных шествий,
Среди портретов, ленточек, знамён –
Народный дух, что вечен и божествен,
Что устремлён и в ширь, и в даль времён.
Без слов всё ясно, но они не лишни,
И песни, и салютов звездопад…
Мы вновь живём
в предгрозовом затишье
Среди врагов, как много лет назад.
Да, стойки мы.
И с нами Бог, быть может.
Но сколько лжи и клеветы на нас!
…Бессмертный Полк –
он словно Божий глас:
Он устоять и выжить нам поможет.
Светлана ЛЯШОВА-ДОЛИНСКАЯ
Светлана Алексеевна Ляшова-Долинская родилась в селе Тхорёвка Каменского района. Окончила отделение журналистики филологического факультета Воронежского государственного университета. В настоящее время заведует библиотекой в селе Старая Калитва Россошанского района. Автор нескольких поэтических книг, среди которых «Не загоститесь на земле», «Сорвётся серп луны», «И вновь побеждает любовь», «Для ласковых небес». Член Союза писателей России.
* * *
Нет в России села,
где бы плач не цеплялся за тучи,
При царях, при вождях,
на припёке Второй мировой…
Не ухабы страны,
а свою непроглядную участь
Безутешная баба
полощет водой дождевой.
Нет в России избы,
в лихолетье врастающей, где бы
Не молились так истово
и не крестили икон.
А в окне облака —
санитары кричащего неба –
Уплывают туда,
где закат размозжил горизонт.
На закат, на закат…
Огород на закат не пускает.
«Вот ужо приберусь,
накопаю картох и помру…»
И до сумерек бабка мотыжит и тяжко вздыхает,
И в тревожное небо
подолгу глядит ввечеру.
Снится старухам война
Снится старухам война,
Взоры едва лишь сомкнулись!
Снова ползёт тишина
К дому зигзагами улиц.
И, опрокинувши стёкла,
Скорбно взглянув в тишину,
Вновь с фотографий поблёклых
Сходят мужья удалые,
Сходят сыны молодые,
Снова садятся к столу.
Сильные, крепкие руки
Режут ржаной каравай.
Нет ещё снов о разлуке –
Чистый рушник подавай!
Нет ещё тех похоронок,
Нет ещё слов о войне.
Сон ещё светел, и звонок
Шорох косы по траве.
Голос родной, беспечальный,
Снова звучит у плетня…
Майскими снится ночами,
Снится старухам война.
* * *
Ежевечерни, как молитвы,
Поливы корки огородной
С подкоркой дремлющих корней.
О, как проста и несолидна,
Зато отрадна и свободна
Я здесь, где вечное видней!..
Деревня на жаровне лета
Воспета многими красиво,
Но тут попробуй поживи,
Где тыкве не бывать каретой,
Где явно тяжелеют сливы,
Где грех мотыжить без любви.
Здесь неуживчиво гламурам,
Пиарам, бонусам, курсивам,
Где первобытный воз везём.
Здесь богатырски дремлет Муром,
Здесь начинается Россия,
И знобко дышит чернозём.
Рита ОДИНОКОВА
Рита Александровна Одинокова родилась в городе Баку. Окончила геологоразведочный факультет Азейбарджанского института нефти и химии, факультет психологии Современной гуманитарной академии (Москва). Работает в отделе культуры Россошанского муниципального района. Автор книг поэзии и прозы «Ностальгия», «Виноградный бунт», «Женщина с красным зонтом». Член Союза писателей России.
«Почему я пишу о войне? В моей семье День Победы всегда отмечается с особым трепетом и волнением. Раньше, когда был жив наш дедушка-солдат, мы обязательно собирались в маленький гостеприимный домик дедушки и бабушки утром 9 мая после демонстрации за большим праздничным столом и приводили с собой друзей и знакомых.
Дед — Пётр Максимович — не любил говорить о той войне. И ордена с медалями тоже очень редко вешал на лацкан пиджака. Все его заслуги: 12 медалей, орден Славы II степени, орден Отечественной войны I степени, полученные за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с фашистами, всегда были аккуратно сложены в старинной коробочке, как самое дорогое.
Сейчас, когда дедушки уже нет, я рассказываю своим внукам о том, что знаю о семейных историях. Эти крохи той военной жизни можно записать в пару строк — воевал, был ранен при освобождении Польши, потом госпиталь и возвращение домой.
Но в каждом слове надёжно спрятаны от мирного времени — боль и голод, страх и гнев, изуродованные тела и жизни.
И открыт — только свет этих строк дедушкиных воспоминаний с бесконечной верой в Победу. Верой безоговорочной и желанной.
Они и после — в мирной жизни, наши солдаты Великой Отечественной, придерживались той железной закалки — не ныть, трудиться, воспитывать примером тех, кто рядом, и никогда не сдаваться.
Помню каждый миг из рассказов деда и всё время думаю — а как бы я поступила, будь вместо деда в том холодном, но надёжном окопе под проливным дождем или снегопадом? Как можно было там — спать, есть, жить и выживать, и при этом оставаться не злым и свято верить в лучшее?!
Какой силой духа всё это умещалось в худого, измождённого младшего сержанта Бабенюк Петра Максимовича?..
Солдат
Младшему сержанту
Великой Отечественной войны
Бабанюк Петру Максимовичу
Не спится под утро солдату на склоне дней.
Рассвет. За водою сходить бы – пустое ведро.
Туда и обратно. Обратно в разы трудней,
Годы солдата упрямо берут своё.
А дальше – неспешно заварит зелёный чай,
Вприкуску задумчиво выпьет его до дна.
– Подумать только, – скажет он невзначай, –
Квартиры дадут ветеранам. Прошла война…
Поверит словам и воспрянет душою вдруг,
(А то как-то за зиму сдал и совсем сник).
– И как же не верить? Такие, как Путин, не врут!
Пришло оно время Победы, – твердит старик.
А после «совета», где правильные чины
Решали судьбу ветерана – давать или нет,
Он тихо вздохнёт и промолвит: «Уж нет войны,
А только не меньше в стране нашей разных бед…»
Зачем затевал ты, старик, этот горький счёт?
– Хотелось для правнучки что-то оставить здесь.
Себе доказать ли, а может, кому ещё,
Что есть у России надежда, и правда, и честь…
Он никогда ничего у страны не просил
За все свои долгие девяноста два.
И покуда хватало здоровья и жилистых сил
Он отдавал ей своё безвозмездное, верное «да».
И у судьбы солдат не просил ничего
Даже когда опалён был крылом войны…
В майский рассвет горький чай остывает его
В стареньком доме в сердце великой страны.
Валентина ФИСАЙ
Валентина Леонидовна Фисай (Кузнецова) родилась на Кубани. Работала в текстильной промышленности. С детских лет увлекалась литературным творчеством. Печаталась в газетах и журналах Краснодарского края, в коллективных сборниках. Автор книг стихов «Серебряные нити», «Прикосновение». Член Союза писателей России. Живёт в Россоши.
«Мне всегда тяжело и больно вспоминать об отце. Я из поколения детей послевоенных и совсем мало знаю о войне. Он никогда не рассказывал о своей жизни на фронте. Может, потому, что война, кроме всего прочего, искалечила его судьбу, отняв самое дорогое – мечту об авиации и первую, самую – самую любовь, которую он встретил и потерял там на войне.
Отец родился и вырос в хуторе Новый сад под Краснодаром. В двух километрах от хутора располагался учебный аэродром, куда хуторские ребята бегали смотреть, как курсанты учились летать, выписывая в небе всякие рискованные фигуры высшего пилотажа, как падали из самолёта парашютисты и долго летели вниз, лишь потом вспыхивали над ними белые купола парашютов. Мальчишкой он старался учиться хорошо и уже в старших классах записался на занятия в аэроклуб, чтобы потом поступить в лётное училище и стать лётчиком, как мечтал с детства. Ученье давалось ему легко, и он уже тогда летал на самолёте с инструктором и прыгал с парашютом.
Война началась, когда моему отцу – Фисай Леониду Семёновичу не исполнилось и восемнадцати. Он только окончил школу, и сразу был призван на фронт лётчиком. Доучивались лётному делу они на фронте. Я не знаю, кем были те девушки, которые служили рядом с ребятами. Но в одну из них влюбился мой отец. Они мечтали пожениться, сыграли фронтовую свадьбу, и девушка забеременела. Вместе выбрали имя для будущего сына. Отец написал родителям, что женился и жена его приедет к ним рожать. Но она не приехала.
Самолёт его был сбит, и он попал с тяжелейшими ранениями в госпиталь. Он горько корил себя, что в бою спасовал перед опытным и дерзким противником, который шёл с ним на таран и был уверен, что молоденький пилот не выдержит, увернётся. Так и случилось в последний момент. Фриц прошил брюхо его самолёта очередью, самолёт загорелся, но дотянул до своей территории. По счастливой случайности отец мой остался жив и после множества операций и долгого лечения в разных госпиталях в тылу вернулся домой без ноги. Молодой лётчик очень переживал и беспокоился о своей невесте и будущем ребёнке. Друзья сообщили ей о его нахождении в госпитале, но она не приехала и даже письма не написала. Рожать уехала к себе на Украину. Отец перестал искать её, решив, что безногий инвалид ей не нужен. Но тоска и думы о ней не покидали, и эта боль несбывшихся надежд сломала всю его последующую жизнь.
О судьбе отца и его семьи я написала повесть «Дует ветер», это как семейная сага, где, как умела, постаралась рассказать о его родителях, о тяжелой трагической судьбе одной обычной российской семьи. Конечно, это не документальный рассказ, а художественное повествование, составленное из лоскутков бабушкиных воспоминаний.
Война, как танк, прошлась по всем человеческим судьбам, везде по — разному, но одинаково больно и страшно. И мы не должны допустить её повторения ни в каком виде».
Об отце
Он не успел героем стать
Отец мой – лётчик истребитель…
Но нужен Ангел был хранитель,
Чтоб в восемнадцать воевать!
И для страны он – победитель!
Подняв военный самолёт,
В свои мальчишеские руки
Он брал штурвал и как пилот,
Мужал и креп за взлётом взлёт,
И познавал войны науки.
Лицом к лицу с врагом в бою –
С матёрым коршуном немецким,
Сражался с мужеством недетским
И защищая честь свою…
Был сбит над озером Онежским.
Он без ноги пришёл домой,
Война никак не заживала,
И боль в душе не примеряла
Его с раздробленной судьбой,
Чтобы простить – двух жизней мало.
Война пред всеми виновата…
Отец, он долг исполнил свой.
Родив стране меня и брата,
Лежит под мраморной плитой.
Памяти погибшего солдата
В горах Кавказа после войны
осталось много безымянных могил.
На одном из полусгнивших крестов
вырезано имя – Рустам.
Ах, Рустам ты, мой Рустам,
До чего ж трава густа…
В росах русые ромашки
У замшелого креста.
Над бегущею водой
Луч, рассветный, золотой,
Потоптался за мостком,
Перегнулся за листком
И уже в ладошках трав,
В яркой зелени дубрав
Скачет по дорожкам
На лучистых ножках.
Хоть и русы и босы,
Отряхнувшись от росы,
Встали в строй ромашки
В беленьких рубашках.
Хоть давно засыпан дзот,
Память горькая живёт —
В каждой вымокшей воронке
Мать-и-мачеха растёт.
Ах, Рустам ты, мой Рустам,
До чего ж трава густа…
Алым стягом реют маки
На груди твоей, Рустам!
Такое время
Ты распустился, как цветок,
Любимый город!
На север, запад и восток –
Красив и молод!
Ты свеж, в сады свои вобрал
Садов кипенье
И молодые голоса,
И птичье пенье!
Здесь в сердце каждого живёт
О прошлом память!
Многоязычен мой народ –
Все россияне.
Мы для страны должны сберечь
Младое племя,
За них поднимем щит и меч –
Такое время!
Пётр ЧАЛЫЙ
Пётр Дмитриевич Чалый родился в 1946 году в селе Первомайское (Дерезоватое) Россошанского района. Окончил филологический факультет Воронежского государственного педагогического института. Сорок лет работал в газетах. Автор двенадцати книг прозы. Член Союза писателей России. Живёт в Россоши.
Из повести «Атакующий десант»
Воронежское село Марьевку освободили 16 января 1943 года, а на другой день молодёжь призывного возраста собрали в райцентре Ольховатка. Парней – кто в ватниках, кто в полушубках – построили и объявили им, что они становятся бойцами истребительных отрядов. Хотя военкомат повестки ещё не вручил и присягу они не принимали, но время военное, боевое, поэтому обязаны выполнять команды, как в армии. Задачи поставлены такие: несение патрульной службы, конвоирование пленных гитлеровцев и ликвидация окружённых небольших групп врага. Парни эти задачи уверенно выполняли.
23 января к дому из кирпичной кладки – штабу Марьевского истребительного отряда подъехали четыре танка Т-34. Лейтенант Петров скомандовал молодым ополченцам:
– Берите автоматы и гранаты, пойдёте в десант. Танкистам нужно помочь, они будут уничтожать отступающих фрицев на шелякинской дороге. По шестеро на машину!
…Слобода, перенесшая не одно нашествие на своём веку, так ещё не голосила в плаче. Слобода ещё не переживала такого горя. Средь волчьего разбоя Шелякино и изготовился атаковать танковый десант.
Старший лейтенант недолго оглядывал окрестности, вражьи колонны. Подумал: собирался проветрить сельских парней легкой вылазкой, да тут катанье выпадало под громкую музыку.
Танки на покатистом взлобке стояли ровным строем.
— Осколочными!
Как сговорившись, дали по три залпа. Вгорячах и Ваня Гвозденко бесприцельно пальнул из пулемёта, повёл стволом по низине.
— Не порть патроны — сгодятся! — остудил командир, влезая в танк. Попытался приободрить:
— Держись, ребятки! — говорил так на правах старшего по званию, а самому ведь тоже было чуток больше двадцати.
И понеслись!
Стремглав катились с угора ступенчатым железным тараном — огнём и траками подминая всё живое и неживое. Мимо разрушенной церковной колокольни. Через базарные ряды. Вдоль улочного прогона.
Напрямик — по вражьим колоннам, по обозам.
Ваня Гвозденко невидяще метелил-метелил из пулемёта в упор в людское скопище, пока не умолк пулемёт, патроны кончились. Цепко сдавил в руках вдруг запрыгавший автомат, непомняще жёг, прожигал путь смертным огнём.
Заставил очнуться нечеловеческий вскрик Салогуба. Лишь успел обернуться к нему, как самого отемяшило в затылок, лбом ткнулся в башенную броню и застонал — горячей болью вспороло ногу.
Только тут учуял, в голову дошло — вкруг него посвистывают, чиркают пули! В него, Ивана, дуром прут смертные пули! Не успел поддаться страху, как мёртвый дождь стал утихать, танк вырвался на опустелую улочку. Машина круто вильнула с наезженной колеи, по скотопрогону выбрались на край села. Ваня попытался подтянуть к себе поближе отяжелевшего соседа, удалось. Назад глянул: не отстает, впритык держится ещё танк, только на броне без ребят. Решил, что спрыгнули. Остальные же машины свернули в западную сторону пораньше, у деревянного мостика, низинной дорогой двинулись на Осадчее. Отметил для себя: туда же правимся, только выгонами, полем — напролом через снежные заносы.
— Фина вита, Иван! — откуда оно явилось в голове, навязалось на язык? Дикарев вкруг себя сечёт из автомата и твердит, как заведённый: — Фина вита, Иван!
Упомнишь в тот миг: итальянский офицер покрикивал так на деревенских хлопцев. Нравилось пугать. Нацелится из пистолета в упор:
— Пах-пах-пах! — И гогочет довольный. — Фина вита, Иван!
Понятно без переводчика: капут Ивану. А ведь обознался, тебе теперь пришел конец, фриц-итальян.
Свалились танки фашистам, что снег на голову. Очухаться некогда: убитые, раздавленные, затоптанные в грязном гусеничном следу. Танк Володи Дикарева шёл последним — всё-всё поспевал отмечать глазом.
Накренило на повороте.
— Держись! — Голоса тёзки — Володи Тоткало не расслышал Дикарев, почувствовал подставленное в нужную секунду плечо дружка.
Тут, у бревенчатого мостка, людская река растекалась двумя рукавами, что и вынудило танкистов разделиться.
Били пулемёты изо всех стволов, не умолкая. Дали хлопцам передышку — успели перезарядить автоматы.
Вот уж и селу конец, обрывается улочка на всполье, оставили позади крайние хатки. А вражья колонна не утесняется, сколько ж их набралось!
Передние теперь огляделись, разбегаются от машин, от повозок в стороны, по снегу врассыпную. Вздумалось танкисту гоняться за ними, что ли? Свернул на обочину — и запнулись на бегу: ухнуло под гусеницей, сыпануло хлопцам в лицо мёрзлой землей. На мину наскочили? Замедлила ход другая машина — и тут будто сам воздух полыхнул, как напитанный взрывчатым чадом. Огненным костром опалило танк. Кровавым цветом окрасило снег.
Ничего этого Володя Дикарев уже не видел. Вслед за ребятами сиганул в сугроб, сразу же выбросил на изготове автомат. Стрелять было в кого: фашисты плотным кольцом обкладывали замершие танки.
— Учуяли кровь, — успел подумать Володя и что было сил надавил на спусковой крючок своего автомата…
Алексей ШАПОВАЛОВ
Алексей Викторович Шаповалов родился в 1954 году в хуторе Каменец Россошанского района. Окончил Россошанское медицинское училище. Служил в армии. Работал на электроаппаратном заводе. Автор поэтических книг «Час звезды вечерней», «Байки про деда», «Опять снега склонились над Россией». Член Союза писателей России. Живёт в Россоши.
* * *
Пылали хаты. На дыбы земля
В который раз, в часы свинцовой пляски
Вставала. И летела в снег, звеня,
Взрывной волною сорванная каска.
И небо расколол орудий гром,
Над полем боя плыли тучи гари.
И снова, поднимаясь за селом,
В атаку шли молоденькие парни.
Ещё не зная, что их ждет в бою,
В бою за исковерканные пашни,
В бою за Русь, за Родину свою,
В бою за новый день, и за вчерашний.
Свистели пули рядом, как на грех,
Пчелиным роем над селом кружили,
И падали солдаты в белый снег, —
Они до дня Победы не дожили.
Одиннадцать парней. Им не стоять
Плечом к плечу. И в битве рукопашной
До хрипоты «ура!» им не кричать
И не растить хлеба на русских пашнях.
Рванулись к небу в память тех парней,
Там, где легла их смертная дорога,
Одиннадцать высоких тополей,
В шеренге скорбной замирая строго.
* * *
Алые тюльпаны на полях боев…
Алые тюльпаны, алые, как кровь.
То сердца погибших вырвались из тьмы,
Смотрят и не верят: тихо, нет войны.
Лишь вчера, казалось, бушевал тут бой,
Падали солдаты, степь прикрыв собой.
Грозно мчали танки, поднимая пыль,
От людского горя поседел ковыль…
Но встают над степью, памятью живой,
Не дают нам права позабыть с тобой
Тех, кто пал на травы, под дождем свинца,
Майские тюльпаны — алые сердца!
* * *
Вот она, горсть земли на ладони моей,
Перемешана с потом и кровью.
Что хранишь ты в себе? Память огненных дней.
Да. И нежную ласку сыновью.
По тебе дорогая мне с детства земля,
Сколько мчало веков, сколько войн пролетело!
Но всегда плодоносили хлебом поля
И цветами цвело после ран мое тело.
А сегодня смотри: голубой небосвод
В этот праздничный день, несказанно красивый.
Словно память о времени прошлом встает
Кумачовый рассвет над Россией!
* * *
Нет, не гремит зловещими раскатами
Над городом войны далекой гром.
Отмечена сорокалетней датою
Та тишина, в которой мы живем.
И снова в январе, как искры памяти,
На площади средь мирной тишины
Вдруг вспыхнули и запылали факелы
Сердцами тех, кто не пришел с войны.
* * *
В завершении этой встречи особо следует подчёркнуть: число литераторов Россоши, разумеется, не ограничено принадлежностью к Союзу писателей России. Знающий читатель скажет: достойно бы здесь прозвучали стихи поэтов, завершивших свой земной путь. Речь, прежде всего, о Раисе Ефремовне Дерикот и Викторе Фёдоровиче Барабышкине. Из тех, для кого наш край — «малая и милая родина», называем прозаиков минчанина Бориса Алексеевича Крепака, воронежца Егора Герасимовича Посвежинного (Георгия Ратиева), харьковчанина Бориса Дмитриевича Силаева. В Россоши на литературной ниве сейчас трудятся, радуют новыми книгами стихов Елена Васильевна Дегтярёва, Николай Викторович Лабутин. Есть у нас яркая плеяда краеведов.
Явление «провинциальной литературы» вносит значимый вклад в сбережение отечественной культуры. А святая память о войне и победителях у всех и у каждого из нас отзывается сердечной болью и гордостью, сокровенными строками, страницами и книгами…
Лучшим примером тому написанное в смутные 1990-е годы стихотворение поэта-фронтовика Михаила ТИМОШЕЧКИНА.
Победа
Она, Победа, привлекательна,
Любая власть к ней льнёт лицом.
Но для кого-то нежелательно
Признать народ её творцом.
Не потому ли дёгтем мажут
Войны священное лицо,
И прёт уже не наша стража
К нам на парадное крыльцо?!
И вот уже чужим идеям
Армейский служит патронташ,
И именуется злодеем
Главнокомандующий наш,
С кем чашу горькую испили
В тот страшный сорок первый год
И с кем в Берлине завершили
Освободительный поход.
Но у простого человека,
В ком свято кровное родство,
Победа до скончанья века
В душе справляет торжество.
Подготовил Пётр ЧАЛЫЙ.
Фото Светланы ПАРШИКОВОЙ.
